Аннотация: "Закон триады" продолжает серию романов о независимом и решительном инспекторе Чэне.
 Вместе с детективом американской полиции Кэтрин Рон он расследует исчезновение Вэнь Липин, муж которой находится в США. Связанный с китайской мафией, он является важной фигурой в деле о незаконной иммиграции, которым занимается американское правосудие. Сумеет ли Чэнь и его американская коллега опередить бандитов триады, которые охотятся за Вэнь?


---------------------------------------------




 Цю Сяолун


 Закон триады

  Qiu   Xiaolong   
  A Loyal Character Dancer 
 Пер. с англ. И. И. Мансурова
  Приношу благодарность за помощь моим друзьям Марвину Рено, Дэвиду Уолту, Бренде Сил и Ричарду Ньюмену. А также благодарю редактора Лауру Храска, чья кропотливая работа помогла моим героям жить на страницах этой книги. 



  Посвящается Джулии 





 1


 В то апрельское утро Чэнь Цао, старший инспектор управления полиции Шанхая, незаметно для себя снова оказался на затянутой туманом улице, ведущей к парку Хуанпу.
 Несмотря на относительно малую площадь – около шести гектаров, – парк благодаря своему удачному местоположению был одним из самых посещаемых мест в Шанхае. Напротив главных ворот высилась гостиница «Мир», а через задние ворота можно было попасть прямо на мост Вайбайду, название которого сохранилось со времен колониальной эпохи и буквально означало «Пешеходный мост для белых иностранцев». Особенно парк славился своей длинной, с плавными изгибами дорожкой для прогулок, вымощенной разноцветными плитами. Дорожка вела все выше; с вершины холма взгляду посетителя открывался вид на сверкающие под солнцем воды сливающихся здесь рек Хуанпу и Сучжоу. Добравшись до самого верха дорожки, можно было различить снующие в разных направлениях многочисленные суда на фоне темнеющего вдали Восточно-Китайского моря.
 Чэнь сунул в турникет зеленый пластиковый жетон, и смотрительница с красной повязкой на рукаве, седая женщина по фамилии Чжу, поспешно подавив зевок, приветливо ему кивнула. Он был хорошо знаком работающим здесь людям.
 Сегодня Чэнь оказался в парке самой ранней пташкой. Он направился к центральной лужайке, окруженной высокими тополями и раскидистыми ивами. В некотором отдалении от лужайки, за свежеокрашенными в зеленый цвет скамейками, виднелся изящный белый павильон с просторной верандой, построенный в европейском стиле. На листве в лучах восходящего солнца мириадами сверкающих глаз поблескивали капельки росы.
 Прелесть парка усиливалась для Чэня связанными с ним ассоциациями. Он знал историю этого парка еще со школы. Официальные учебники того времени сообщали, что на рубеже XIX и XX столетий парк могли посещать только белые иностранцы. Вывески на воротах, которые охраняли индийцы-сикхи в красных тюрбанах, гласили: «Вход китайцам и собакам запрещен». После 1949 года коммунистическое правительство сочло подобные вывески выразительным примером пренебрежительного отношения западных властей к коренному населению страны и частенько цитировало этот оскорбительный запрет в целях патриотического воспитания. Было ли так на самом деле? Сейчас уже трудно установить, поскольку грань между вымыслом и правдой постоянно смещалась теми, кто приходил к власти.
 С наслаждением вдыхая свежий запах речной воды, Чэнь поднялся по ступенькам к прогулочной дорожке. Сверкая крыльями в предрассветном освещении, над волнами носились вилохвостые качурки, словно возникшие из полузабытого сна. Уже стала заметной линия, разделяющая воды Хуанпу и Сучжоу.
 Но парк притягивал к себе Чэня не только своей красотой и историей.
 В начале семидесятых, закончив школу и не имея возможности ни учиться дальше, ни найти работу, он стал приходить сюда по утрам, чтобы позаниматься гимнастикой тайцзи. Спустя два-три месяца, в одно туманное утро, утомившись от занятий, он присел на скамейку и увидел рядом с собой потрепанный учебник английского языка. Откуда взялся учебник, он так и не смог установить. Иногда для защиты от сырости люди стелили на скамейки старые газеты или журналы, но только не учебники. Несколько недель Чэнь таскался в парк с этим учебником в надежде, что найдется его хозяин, но хозяин так и не объявился. И однажды, обескураженный бесплодной попыткой повторить особенно сложную позу, Чэнь присел на лавочку и наугад открыл учебник. С тех пор вместо комплексов упражнений тайцзи он стал изучать в парке английский.
 Мать была встревожена такой сменой интересов. В то время читать что-либо помимо цитатника председателя Мао считалось предосудительным. Но отец, представитель неоконфуцианской школы, заметил, что, согласно древней теории у-син  [1] , занятия в парке благоприятны для сына: из пяти необходимых для человека первоэлементов Чэню немного недостает воды, поэтому ему полезно находиться в любом месте, расположенном поблизости от реки. Много лет спустя Чэнь захотел получше ознакомиться с теорией у-син, но тогда о ней ничего не писали.
 Те утренние занятия в парке поддерживали его на протяжении всего периода культурной революции. И в 1977 году он поступил в Пекинский университет иностранных языков, набрав по английскому высший балл на вновь открывшихся вступительных экзаменах. А через четыре года, благодаря очередному стечению обстоятельств, его распределили на работу в управление полиции Шанхая.
 Оглядываясь назад, Чэнь нередко думал, что вся его жизнь пронизана причудливой причинно-следственной связью поменявшихся местами инь и ян. Достаточно вспомнить учебник, забытый кем-то на скамейке в парке, или его юность, так неудачно пришедшуюся на годы культурной революции. Одно событие или какой-то случайный поступок вели к другим, так что невозможно было предвидеть, чем все это закончится. Причины и следствия сплетались в куда более сложную и запутанную сеть, чем события в детективах западных писателей, которые он переводил в свободное время.
 Прохладный апрельский ветерок донес издали мелодичный перезвон больших часов на здании шанхайской таможни. Половина седьмого. Во время культурной революции они играли другую мелодию – «Алеет Восток». Подобно водному потоку, время не стоит на месте, а уносится прочь.
 В начале девяностых, благодаря проводимым Дэн Сяопином экономическим реформам, облик Шанхая сильно изменился. В начале прошлого века в роскошных особняках, выстроившихся в линию на другой стороне улицы Чжуншаньлу, располагались самые преуспевающие западные компании. После 1950 года там располагались учреждения коммунистической партии. Теперь в особняках снова размещались представительства западных фирм. Городские власти стремились придать набережной Вайтань статус китайской Уолл-стрит. Преобразился и парк Хуанпу, хотя некоторые изменения Чэню не нравились. Как, например, бетонный, выстроенный в постмодернистском стиле Речной павильон, рядом с которым он сейчас остановился, – его громада угрюмо вырисовывалась на фоне серого предрассветного утра и как будто с подозрением за ним наблюдала. Впрочем, ведь и сам Чэнь, когда-то бывший бедным студентом, стал известным старшим инспектором шанхайской полиции.
 Тем не менее он по-прежнему любил этот парк и, несмотря на чрезвычайную загруженность работой, находил возможность посещать его раза два в неделю, тем более что парк находился всего в четверти часа ходьбы от управления.
 Невдалеке пожилой мужчина занимался гимнастикой тайцзи, быстро чередуя одно упражнение за другим: «схватить птицу за хвост», «аист расправляет крылья», «погладить гриву дикой лошади» – слева и справа… Интересно, подумал старший инспектор Чэнь, кем бы он стал, если бы в свое время более прилежно и упорно занимался гимнастикой. Возможно, сейчас он был бы таким же, как этот невозмутимый энтузиаст тайцзи, облаченный в шелковый белый костюм с широкими рукавами, с пуговицами, обтянутыми красным шелком. Чэнь был с ним знаком. Любитель тайцзи служил бухгалтером в государственной компании, которая находилась на грани банкротства. Тем не менее в данный момент мастер двигался в полной гармонии с вселенской энергией ци.
 Чэнь присел на свою любимую зеленую скамейку, стоявшую под высоким тополем. На ее спинке во время культурной революции вырезали популярный лозунг: «Да здравствует диктатура пролетариата!» Как ни пытались его закрасить, иероглифы все равно легко было прочесть.
 Чэнь достал из портфеля сборник цы и открыл его на стихах Ню Сицзи.



    Редеет туман на весенних горах, 
    Лишь несколько звездочек сверкает в бледном небе.  
    Уходящая луна освещает ее лицо.  
    В слезах от разлуки блестит утренняя заря…  
    Нет, слишком грустно для такого утра. 



 Он пропустил несколько строчек и прочитал последнюю строфу:



    Не в силах забыть зелень одежд твоих,  
    Я едва смею ступать по траве. 



 Вот и еще одно совпадение, думал он, барабаня пальцами по спинке скамьи. Не так давно, сидя в кафе на набережной, он прочел эту строфу одному другу – вернее, подруге… Сейчас она ступает по зеленой траве очень далеко отсюда. Однако старший инспектор Чэнь пришел сюда вовсе не для того, чтобы предаваться тоске по прошлому.
 Успешное окончание громкого политического дела, касающегося Баошеня, заместителя мэра Пекина, привело к неожиданному повороту в работе и в личной жизни Чэня. Он еще не оправился от эмоционального и физического переутомления. В недавнем письме своей подруге Лин он писал: «Как говорится в пословице, в нашем мире в восьми случаях из десяти все идет не так. Люди – не более чем случайный продукт удачи или невезения, несмотря на их намерения и труды». Лин не ответила на письмо, что его нисколько не удивило. Из-за последнего дела отношения между ними стали напряженными.
 Позади Чэня возникла фигура человека в сером маоистском френче, который обратился к нему серьезным приглушенным голосом:
 – Товарищ старший инспектор Чэнь!
 Он узнал Чжан Хунвэя, старшего офицера охраны парка. В семидесятых Чжан носил на френче значок с портретом Мао, энергичным пружинистым шагом патрулировал дорожки парка, бросая подозрительные взгляды на учебник английского в руках Чэня. Теперь ему было уже за пятьдесят, он облысел, лицо его избороздили морщины, походка стала шаркающей, но он по-прежнему носил тот же серый френч, с которого изчез лик Мао.
 – Прошу вас, товарищ старший инспектор Чэнь, пойдемте со мной.
 Он последовал за Чжаном в отдаленный уголок парка, полускрытый вечнозеленым кустарником, подстриженным на уровне парапета набережной. Там, метрах в трех от задних ворот, на земле лежал изувеченный труп мужчины с множественными ранами, из которых ручейками струилась кровь, образуя на земле причудливый узор. От берега реки к месту, где лежал труп, тянулась цепочка из капель крови.
 И в страшном сне старшему инспектору Чэню не могло привидеться, чтобы ему пришлось заниматься убийством, совершенным в парке Хуанпу.
 – Я наткнулся на него, когда делал утренний обход, товарищ старший инспектор Чэнь. Мы знаем, что вы часто приходите сюда по утрам, – извиняющимся тоном говорил Чжан, – вот я и…
 – Во сколько вы сегодня делали утренний обход?
 – Около шести. Сразу после открытия.
 – А когда обходили парк вчера вечером?
 – В половине двенадцатого. Прежде чем закрыть парк, мы несколько раз все проверили. И здесь никого не было.
 – Значит, вы уверены…
 Их разговор прервал взрыв смеха, раздавшийся неподалеку. На парапете сидела молодая женщина и позировала молодому человеку, который навел на нее объектив фотокамеры. Веселое лицо ее под японским зонтиком раскраснелось. Вот она довольно рискованно откинулась назад, и в тот же миг послышался щелчок, затем сверкнула вспышка. Видимо, молодожены приехали сюда на медовый месяц. Романтический день, начавшийся с фотографирования в парке Хуанпу.
 – Очистите парк от посетителей и закройте его, – озабоченно нахмурившись, приказал Чэнь и торопливо набросал на книжной закладке номер. – Позвоните по этому номеру из вашей конторы. Попросите следователя Юй Гуанмина прийти сюда как можно скорее.
 Чжан поспешно удалился, а Чэнь стал осматривать тело. Убитый был мужчиной лет сорока с небольшим, среднего сложения и роста, одетый в дорогую шелковую белую пижаму. Лицо его было в крови от глубоких порезов, а левая сторона черепа размозжена сильнейшим ударом. Трудно было представить, как он выглядел, будучи живым, но и без медэксперта Чэнь видел, что ему нанесли более дюжины ударов тяжелым и острым орудием, что исключало нож. На плечах раны были очень глубокими, до самых костей. Учитывая такое множество ран, на землю вытекло сравнительно мало крови.
 В пижамной куртке был только один карман. Чэнь проверил его. Ничего. И никаких ярлычков на одежде. Он осторожно ощупал нижнюю челюсть и шею трупа в местах, не запачканных кровью. Окоченение уже началось, но остальное тело было относительно мягким. Кожа ног приобрела синюшный оттенок. Под нажимом его пальца багроватые пятна побелели. Следовательно, смерть наступила четыре или пять часов назад.
 Он оттянул веко мертвеца – налитый кровью глаз уставился в покрытое тучами небо. Роговая оболочка еще не утратила прозрачности, что подтверждало предположение о том, что смерть наступила недавно.
 Как этот труп мог оказаться в парке Хуанпу?!
 Старший инспектор Чэнь не сомневался в добросовестности службы охраны парка. Офицеры службы охраны вместе с добровольными дружинниками из пенсионеров совершали вечерние обходы очень прилежно и старательно, осматривали всю территорию, несколько раз объявляли по громкоговорителю о закрытии парка и просили посетителей срочно его покинуть, с помощью фонариков выискивали влюбленных, прячущихся в тени деревьев, и только после тщательного обхода закрывали парк на ночь. Однажды они специально представили управлению полиции доклад о принимаемых ими мерах по охране парка, в котором просили повысить зарплату охранников, работающих в ночную смену. При огромном дефиците жилья в Шанхае парк привлекал влюбленных возможностью уединения. В отдаленных уголках парка молодые забывали о времени, а также и о том, что парк – место публичное. Служба охраны работала здесь очень добросовестно. Чжан неукоснительно следил за тем, чтобы на ночь в парке не оставалось ни единого человека, и Чэнь ему доверял.
 Вместе с тем в парк можно было проникнуть и после закрытия: перелезть через ограду не представляло большого труда. Преступник мог совершить убийство, после чего благополучно скрыться. Но мимо парка всю ночь проезжали машины и проходили люди. Так что подобный случай непременно был бы замечен и доведен до сведения полиции. Однако состояние кустарника опровергало такую возможность – никаких признаков борьбы. Две-три сломанные ветки – вот и все, что удалось обнаружить старшему инспектору Чэню. А то, что погибший был в пижаме, тоже заставляло предположить, что убийство произошло в каком-то помещении, откуда уже мертвое тело было доставлено сюда, в парк. Вполне возможно, что труп сбросили сюда с реки. Парапет набережной был невысоким. Во время ночного прилива брошенное с лодки тело могло упасть на парапет и скатиться с него в кусты, что также объясняло цепочку черных пятен на берегу.
 Но Чэнь никак не мог понять одного: преступник должен был понимать, что прятать здесь тело просто глупо, оно будет немедленно обнаружено. Парк Хуанпу находится в самом центре Шанхая, каждый день его посещают тысячи людей. Так с какой стати тащить сюда труп?
 Тут он увидел сквозь дымку тумана знакомую фигуру следователя Юя с болтающимся на плече фотоаппаратом. Высокий, крепкий и мускулистый, с суровым лицом и глубоко посаженными глазами, Юй был верным и испытанным помощником Чэня, хотя и старше его на пару лет. Кроме того, Юй единственный из его коллег никогда не сплетничал за спиной старшего инспектора по поводу его стремительного продвижения по службе. Своим повышением Чэнь был обязан новой кадровой политике, провозглашенной Дэн Сяопином, в соответствии с которой в органы правопорядка стали привлекать людей с высшим образованием. Они с Юем стали друзьями с тех пор, как распутали дело об убийстве Всекитайской отличницы труда.
 – Здесь? – сразу спросил Юй, не поздоровавшись с начальником.
 – Да, здесь.
 Юй начал делать снимки с разных ракурсов. Опустившись на колени, он нагнулся и внимательно осмотрел раны. Потом достал из кармана брюк линейку и измерил порезы на передней стороне туловища, после чего перевернул его и обследовал раны на спине. Затем Юй взглянул на стоявшего рядом Чэня:
 – Вы нашли при нем какие-нибудь документы?
 – Нет.
 – Боюсь, это дело рук триады, – заявил Юй.
 – Почему вы так думаете?
 – А вы взгляните на раны. Все нанесены топором. И их не меньше восемнадцати. Можно было обойтись и меньшим количеством – например, одного удара по черепу было бы вполне достаточно, чтобы убить человека. Так что количество ран может иметь особое значение. Типичный для гангстеров способ расправы. – Юй выпрямился во весь свой рост и убрал линейку в карман. – В среднем длина порезов – сантиметров шесть-семь, что говорит о твердой руке и большой силе нападавшего. Здесь поработал отнюдь не дилетант.
 – Вывод верный, – кивнул Чэнь. – Как думаете, где его убили?
 – Где угодно, только не здесь. Парень еще в пижаме. Должно быть, убийца притащил сюда труп специально – хотел кого-то предупредить. Вот еще одно доказательство в пользу того, что убийство совершено триадой. Они хотят этим что-то сказать.
 – Кому?
 – Может, кому-нибудь из парка, – предположил Юй. – Или еще кому-то, кто очень скоро об этом узнает. Если хочешь, чтобы об убийстве моментально узнал весь город, лучшего места и не найти.
 – Значит, вы считаете, что тело положили здесь специально для того, чтобы его скорее нашли?
 – Да, именно так я и думаю.
 – Тогда с чего же мы начнем?
 Вместо ответа, Юй спросил:
 – Шеф, а мы должны брать на себя это дело? Я не говорю, что управление должно от него отказываться, но, насколько я помню, наша особая бригада занимается только политическими делами.
 Чэнь понимал отсутствие у своего помощника должностного рвения. Обычно их бригада занималась только теми преступлениями, которые управление объявляло «особыми» по установленным или предполагаемым политическим мотивам. Другими словами, делу присваивался статус «особого», когда управлению приходилось сосредоточить все силы и внимание, чтобы защитить интересы внутренней политики.
 – Ну, вообще-то в управлении, по слухам, собираются создать новую группу – она будет заниматься расследованием деятельности «Голубой триады». Но такое дело вполне можно классифицировать как «особое». К тому же мы не можем с уверенностью утверждать, что к этому убийству приложила руку триада.
 – Но если она имеет к нему отношение, то дельце весьма щекотливое. Тут легко и обжечься.
 – Верно, – согласился Чэнь, понимая, на что намекает Юй. Не каждый полицейский горит желанием заняться делом, связанным с этой бандой.
 – У меня сегодня утром все время дергалось левое веко. Не очень хорошее предзнаменование, шеф.
 – Пустяки, следователь Юй. – Старший инспектор Чэнь не верил в предрассудки, в отличие от некоторых его коллег, – те непременно советовались с Ицзин, Книгой перемен, прежде чем взяться за дело. Но если суеверия действительно имеют значение, он просто обязан принять дело. Ведь именно в этом парке ему впервые улыбнулась удача.
 – В школе нам рассказывали, что Чан Кайши пришел к власти благодаря поддержке шанхайских гангстеров. В его правительстве семь министров были членами «Голубой триады». – Юй помолчал, затем продолжал: – После 1949 года их деятельность пресекли, но, как вы знаете, в восьмидесятых они принялись за старое.
 – Да, да, это мне известно. – Чэнь удивился нетипичному для его немногословного помощника красноречию. Обычно Юй не цитировал учебники и уж тем более не вдавался в исторические экскурсы.
 – Гангстеры могут быть гораздо более влиятельными, чем мы думаем. Триада орудует в Гонконге, в Тайване, в Канаде, в Штатах и во всем мире. Не говоря уже об ее связях с некоторыми высшими руководителями здесь, у нас.
 – Я читал отчеты о ситуации, – заметил Чэнь. – Но в конце концов, а для чего тогда существуем мы?
 – Один мой приятель из провинции Аньхой получил задание выбить долги для государственной компании. Так он говорит, что целиком рассчитывал на те же незаконные средства, какими действует триада. В наше время люди не очень-то доверяют полиции.
 – Но когда такое произошло в самом центре Шанхая, в парке Хуанпу, мы не можем сидеть сложа руки, – заявил Чэнь. – Сегодня я оказался здесь совершенно случайно. Видно, судьба у меня такая. Так что сперва я переговорю с секретарем парткома Ли. По крайней мере, составим рапорт и разошлем по отделениям полиции фотографии жертвы. Необходимо установить его личность.
 Когда похоронная команда увезла тело, старший инспектор с помощником остановились у парапета. Опустевший парк выглядел непривычно. Чэнь достал пачку сигарет «Кент» и раскурил одну для себя, другую для помощника.
 – «Ты понимаешь, что это невозможно сделать, но все равно должен что-то делать», – процитировал он. – Изречение Конфуция, которое любил повторять мой покойный отец.
 Юй сменил ворчливый тон на примирительный:
 – Как бы вы ни решили, я с вами.
 Чэнь понимал ход рассуждений помощника, но свои обсуждать с ним не хотел. Сентиментальное отношение к парку Хуанпу он считал своим личным делом, так что на решение заняться расследованием этого возмутительно наглого убийства его подтолкнули соображения политического рода. Если, как они предполагают, в деле действительно замешана организованная преступная группировка, подобное убийство способно сильно повредить репутации города. На почтовых открытках, в кино, в учебниках, как и в его собственных стихотворениях, парк Хуанпу представал символом Шанхая. Будучи старшим инспектором городского управления полиции, Чэнь считал себя ответственным за сохранение доброго имени города.
 С некоторым опозданием он ответил своему помощнику:
 – Спасибо, следователь Юй. Я знал, что могу на вас положиться.
 Покидая парк, они увидели перед центральными воротами толпу людей. Все читали объявление: сегодня парк закрыт на ремонт.
 Когда нельзя сказать правду, подойдет любое объяснение.
 Вдалеке над слегка тронутыми позолотой волнами скользила белокрылая чайка, четко вырисовываясь на горизонте, как будто неся солнце на своих крыльях.




 2


 – Вы проделали долгий путь, товарищ старший инспектор Чэнь. – Секретарь партийной организации управления полиции Шанхая Ли Гохуа улыбнулся и откинулся на спинку вращающегося кожаного кресла, стоявшего у окна его просторного кабинета.
 Старший инспектор Чэнь сидел по другую сторону письменного стола красного дерева, попивая дорогой зеленый чай «Лунцзин» – угощение, редко кому предлагавшееся в кабинете могущественного секретаря парткома.
 Чэнь многим был обязан Ли, своему наставнику в вопросах политики управления. Ли дал Чэню рекомендацию в партию, помог ему сориентироваться в сложной системе взаимоотношений в управлении и предложил его кандидатуру на должность старшего инспектора. Ли начал службу в полиции в начале пятидесятых и постепенно достиг высшего положения. Он искусно лавировал в лабиринтах политических течений, всегда делая ставку на победителей во внутрипартийной борьбе. Видя особое отношение Ли к Чэню, сотрудники управления сочли, что секретарь парткома решил сделать старшего инспектора своим преемником. Данное соображение подкреплялось и слухами о близости Чэня с Лин, дочерью члена политбюро. Справедливости ради стоит отметить, что Ли узнал об их отношениях уже после повышения Чэня по службе.
 – Благодарю вас, товарищ секретарь. Как сказал Конфуций, «ради той, кто его ценит, мужчина готов умереть; ради того, кто ее ценит, женщина становится красавицей».
 С политической точки зрения цитировать Конфуция все еще считалось не совсем корректным, но Чэнь надеялся, что Ли не рассердится на него.
 – Партия всегда была о вас высокого мнения, – официальным тоном сказал Ли. Несмотря на теплую погоду, его маоистский френч был застегнут на все пуговицы. – Так вот, старший инспектор Чэнь, мы хотим поручить вам одно дело.
 – Я вижу, вам о нем уже известно. – Чэня не удивило, что секретарю уже успели доложить о трупе, обнаруженном в парке Хуанпу.
 – Взгляните. – Ли достал из кожаной папки фото. – Это инспектор Кэтрин Рон, представитель Службы федеральных маршалов в департаменте юстиции Соединенных Штатов.
 На снимке была изображена молодая женщина лет двадцати с небольшим, красивая, с живым и выразительным взглядом больших голубых глаз.
 – Какая молодая! – Ничего не понимая, Чэнь все же внимательно рассматривал портрет.
 – Инспектор Рон изучала в колледже китайский язык. В маршальской службе она считается кем-то вроде специалиста по Китаю. А вы у нас – признанный авторитет по части охраны правопорядка и безопасности.
 – Простите! Товарищ Ли, вы о какой работе говорите?
 С улицы донесся отдаленный вой сирены машины скорой помощи.
 – Инспектор Рон приезжает сюда, чтобы доставить в Соединенные Штаты Вэнь Липин, и вам поручается оказать ей помощь в выполнении ее задания. – Ли откашлялся, а затем продолжил: – Дело крайне важное, старший инспектор Чэнь. Но мы знаем, что можем на вас положиться.
 Чэнь наконец понял, что Ли говорит о совершенно другом деле.
 – А кто такая Вэнь Липин? Я понятия не имею об этом деле, товарищ Ли.
 – Вэнь Липин – жена Фэн Дэсяна.
 – А он кто такой?
 – Один крестьянин из провинции Фуцзянь, в настоящее время он является главным свидетелем по делу о незаконной перевозке иммигрантов в Соединенные Штаты, которое заведено в Вашингтоне.
 – Как же он оказался таким важным свидетелем?
 Ли долил в чашку Чэня горячей воды.
 – Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Цзя Синьчжи?
 – Цзя Синьчжи… Да, да, конечно, он известный промышленный магнат, член тайваньской триады.
 – Цзя тесно связан с бандитскими группировками, действующими по всему миру. Он у них считается крупной фигурой. Как раз в связи со своей незаконной деятельностью он и был арестован в Нью-Йорке. Но, чтобы он предстал перед судом и понес заслуженное наказание, американским властям позарез необходим свидетель, который мог бы дать показания о его отношении к теплоходу «Золотая надежда», незаконно ввозившему в страну иммигрантов.
 – А, вспоминаю… Я читал об этой неудавшейся операции пару месяцев назад. Корабль, на борту которого было больше трехсот китайцев, сел на мель недалеко от берегов США. Когда береговая охрана прибыла на место катастрофы, на судне находилась только одна беременная женщина. Она была слишком слаба и не сумела перебраться в рыбацкую лодку, которая должна была перевезти иммигрантов на берег. Позднее в море было обнаружено несколько трупов тех несчастных, которым не удалось спрыгнуть прямо в лодку.
 – Да, речь идет именно о том судне, – кивнул Ли. – Следовательно, история вам известна. Так вот, «Золотая надежда» принадлежит этому самому Цзя.
 – Пора уже что-то делать с нелегальной эмиграцией, – сказал Чэнь, поставив на стол чашку. Чайные листочки в ней уже побледнели. – За последние несколько лет ситуация резко ухудшилась, особенно в прибрежных районах. Просто недопустимо, чтобы Китай представал перед всем миром с такой неприглядной стороны.
 – Фэн Дэсян был одним из пассажиров «Золотой надежды». Ему посчастливилось оказаться в лодке. И он попал в Нью-Йорк, где ему пришлось работать как лошадь, чтобы рассчитаться за переправку в Америку.
 – Да, я слышал, что эти люди работают там буквально на износ. Многие из них даже не представляют, какая жизнь ждет их в Америке. Мы обязаны отрубить головы трехглавому змею!
 – Цзя скользкий, как угорь. Американцы охотятся за ним уже много лет. И наконец-то у них появилась надежда прижать его за гибель людей с теплохода, – сказал Ли. – Фэн оказался замешанным в какой-то разборке между бандитами и был арестован. Поняв, что за его преступные делишки ему грозит суд с последующей депортацией, он согласился выступить свидетелем против Цзя.
 – Неужели Фэн оказался единственным пассажиром «Золотой надежды», которого нашла американская полиция?
 – Да нет, они поймали еще нескольких иммигрантов.
 – Так почему им приходится рассчитывать только на Фэна?
 – Тут вот какое дело. Если нелегальный иммигрант попадается в руки полиции, он обращается с просьбой предоставить ему политическое убежище, ссылаясь на то, что в Китае нарушаются его права человека, вроде закона об одном ребенке на семью и угрозы принудительного аборта. Политическое убежище предоставляется довольно просто, беглецам даже не нужно для этого обращаться к американскому правительству. У Фэна оснований для такой просьбы не было, так как его единственный сын умер несколько лет назад. Поэтому он предпочел сотрудничать с полицией.
 – Ишь какой хитрец! – усмехнулся Чэнь. – Но ведь Цзя занимается не только нелегальной иммиграцией, он не просто змеиная голова, он еще и голова дракона, главарь международной триады. Как только все узнают, что Фэн выступил в качестве свидетеля, ему несдобровать.
 – Поскольку дело Цзя без показаний Фэна развалится, американцам пришлось применить к нему программу защиты свидетелей, чем и занимается маршальская служба. Кроме того, они вынуждены были пообещать, что доставят к нему в Америку его беременную жену Вэнь Липин. Именно в этом они и попросили нас помочь.
 – Обе страны только выиграют, если благодаря судебному процессу прекратится поток нелегальных иммигрантов. – Чэнь порылся в кармане в поисках сигарет. – А то просто противно читать западные газеты, которые преподносят дело так, как будто наше правительство потворствует такой иммиграции.
 – Надо сказать, что нашему правительству очень непросто было решиться удовлетворить просьбу американцев.
 – Почему?
 – Ну, кое-кому из старших товарищей не нравится стремление американцев навязывать всем свои взгляды. – Ли протянул собеседнику серебряный портсигар с «Пандой» – сигаретами, доступными только высокопоставленным партийцам. – Кроме того, отправка в Америку Вэнь может отрицательно сказаться на наших усилиях сократить поток эмигрантов. Удерживание на родине членов их семей было одним из наших самых результативных способов борьбы с контрабандным вывозом людей из Китая. На получение за границей легального положения у них уходили долгие годы, а потом, получив его, они обращались к американскому правительству с просьбой разрешить их семьям выехать к ним, но мы чинили им всяческие препятствия, на преодоление которых у них уходило еще несколько лет.
 – Выходит, прежде чем человек решится эмигрировать, он должен как следует подумать, поскольку ему предстоит довольно долгая разлука с близкими.
 – Вот именно. Но если Фэн так быстро воссоединится с женой, нас могут неправильно понять. И все-таки после продолжительных дискуссий на высшем уровне между нашими странами было достигнуто соглашение о сотрудничестве.
 – Такое соглашение в общих интересах обеих стран. – Чэнь осторожно подбирал слова. – Если бы мы не стали помогать американцам, они подумали бы, что мы действительно одобряем незаконную переправку людей.
 – Именно так сегодня утром я и заявил министру во время селекторного совещания.
 – Но раз соглашение уже достигнуто, Вэнь, конечно, должна приехать к мужу. – Чэнь снова взял фото. – А зачем маршальская служба отправила своего представителя в такую даль?
 – Наши службы уже приступили к оформлению всех документов и необходимых подтверждений, которые требует американская иммиграционная служба, на что, естественно, понадобилось какое-то время. Фэн же заявил: если до суда Вэнь с ним не будет, он не станет давать никаких показаний. И американцы не на шутку всполошились. Предположительно, инспектор Рон приезжает помочь Вэнь получить визу, на самом же деле ее цель – подтолкнуть нас.
 – Когда состоится суд?
 – Двадцать четвертого апреля. А сегодня уже восьмое.
 – Значит, нужно поторопиться. Насколько я знаю, в особых случаях паспорт и все необходимые документы можно оформить всего за сутки. Почему же данное задание поручено именно мне?
 – Дело в том, что жена Фэна неожиданно пропала. В Пекине узнали о ее исчезновении только вчера вечером, а инспектор Рон уже находится в самолете, который прибывает в Шанхай.
 – Но как Вэнь могла пропасть?
 – Этого мы не знаем. Как бы там ни было, ее исчезновение ставит нас в очень сложное положение. Американцы могут подумать, что мы саботируем соглашение о сотрудничестве.
 Старший инспектор Чэнь задумался. При нормальных обстоятельствах рядовому китайскому гражданину приходилось месяцами ждать оформления паспорта и визы, но, если центральное правительство давало «зеленый свет», местные органы действовали очень быстро. Как могла Вэнь исчезнуть, ведь она так долго ждала оформления документов? Непонятно. Может, вся история с задержкой оформления и ее исчезновением устроена с целью что-то скрыть? Когда дело касается национальных интересов, можно предполагать все, что угодно. Впрочем, такой ход событий казался маловероятным. Пекин мог с самого начала решительно отказаться сотрудничать со Штатами. Изменить своему слову на данной стадии означало потерю престижа.
 Удержав свои размышления при себе, Чэнь спросил:
 – Так что же делать, товарищ Ли?
 – Мы обязаны найти Вэнь. Местная полиция уже занимается ее розыском. На вас возлагается руководство всей операцией.
 – Я должен буду сопровождать инспектора Рон в Фуцзянь?
 – Нет, розыск Вэнь будут вести совместно шанхайская и фуцзяньская полиция. А вы пока будете отвечать за пребывание инспектора Рон в Шанхае.
 – Но как же я могу руководить там поисками Вэнь, когда сам буду находиться здесь, с этой американкой?
 – Инспектор Рон наша особо почетная гостья – поскольку она является участницей первой американо-китайской акции, направленной на пресечение нелегальной иммиграции, – пояснил Ли. – Что ей делать в провинции Фуцзянь? Там может быть очень опасно. А мы обязаны обеспечить ее безопасность. И именно для обеспечения ее безопасности, а также для того, чтобы она осталась довольна своим пребыванием в Китае, вы будете в Шанхае повсюду ее сопровождать. Вы будете информировать ее о ходе событий и попутно развлекать.
 – Так вот чем обязан заниматься старший инспектор китайской полиции! – Чэнь уныло уставился на фотографии, развешанные на стене кабинета, – длинная вереница красочных снимков, на которых Ли здоровается за руку с руководителями партии и правительства, произносит речи на партийных конференциях, делает доклады и представляет важных посетителей руководству управления. Ли был секретарем парткома управления, но в его кабинете не было ни единой фотографии, где он занимался бы работой полицейского.
 – Разумеется, и задание ваше очень важное и ответственное! Китайское правительство решительно настроено положить конец нелегальной эмиграции. По этому поводу у американцев не должно остаться ни малейших сомнений. Мы должны убедительно доказать инспектору Рон, что прилагаем к поиску Вэнь все усилия. Пусть она спрашивает о чем угодно, и мы сообщим ей все, что можно. Для столь деликатной миссии требуется очень опытный офицер, каковым мы вас и считаем. Нечего и говорить, что между внутренними делами и внешними существует определенная грань.
 – И какая же это грань? – Чэнь раздавил окурок в хрустальной пепельнице в виде лебедя.
 – Например, инспектор Рон может скептически относиться к принятой у нас процедуре выдачи паспорта. Разумеется, здесь не обходится без кое-каких бюрократических проволочек, но такое происходит и во всем мире. Нет смысла делать из этого целую историю. Мы должны заботиться о том, чтобы не запятнать репутацию китайского правительства. А уж вы сообразите, что сказать, старший инспектор Чэнь.
 Но Чэнь вовсе не знал, что сказать. Нелегко ему будет убедить американского партнера в том, в чем он и сам сомневается. Ему придется действовать крайне осторожно, словно ступая по тонкому льду. Опять политика! Старшему инспектору Чэню она по горло надоела. Он отставил свою чашку.
 – Боюсь, что не смогу заняться этим делом, товарищ секретарь парткома. Собственно, я пришел обсудить с вами совершенно другое дело. Сегодня утром в парке Хуанпу был обнаружен труп. Раны на теле заставляют предполагать, что убийство совершено триадой.
 – Триада убивает людей уже в парке Хуанпу?!
 – Да, мы со следователем Юем пришли к одинаковому заключению, но пока у нас нет возможности установить, которая из банд ответственна за это преступление. Так что сейчас я намерен взяться за расследование всерьез. Подобное преступление может нанести большой урон репутации нового Шанхая…
 – Вы правы, – прервал его Ли. – Вполне допускаю, что убийство в парке Хуанпу относится к компетенции вашей следственной бригады, но в данный момент дело Вэнь является гораздо более важным и срочным. Убийством в парке Хуанпу можно будет заняться после отъезда инспектора Рон. Это не надолго задержит расследование.
 – Я не считаю себя подходящей кандидатурой, чтобы отвечать за дело Вэнь. Скорее подошел бы сотрудник министерства общественной безопасности или МИДа…
 – Позвольте мне кое-что сказать вам, старший инспектор Чэнь. Решение о вашей кандидатуре принято пекинским руководством. Министр Хуан лично рекомендовал именно вас во время селекторного совещания.
 – Но почему, товарищ секретарь?
 – Инспектор Рон говорит по-китайски. Поэтому министр Хуан настаивал, чтобы ее китайский партнер был не только политически надежным, но и знал английский. Вы – наш молодой, перспективный кадр; вы владеете английским и к тому же имеете опыт в сопровождении западных гостей.
 – Раз она говорит на китайском, я не понимаю, зачем ее партнеру в Шанхае нужно уметь говорить по-английски. А что касается моего опыта, я сопровождал иностранные делегации только в качестве представителя Союза китайских писателей. Там было совершенно иное дело – мы говорили о литературе. А для работы с инспектором Рон скорее подошел бы разведчик.
 – Ее знание китайского очень ограниченно. Наши люди встречались с ней в Вашингтоне. Она хорошо справлялась с обязанностями сопровождающего, но во время официальных переговоров приходилось привлекать профессионального переводчика. Мы думаем, что большую часть времени вам придется говорить с ней именно на английском.
 – Мне очень лестно, что министр Хуан вспомнил обо мне, – медленно сказал Чэнь, пытаясь найти подходящий предлог для отказа. – Но я считаю себя слишком молодым и недостаточно опытным для такого задания.
 – Вы считаете, скорее оно подошло бы такому старику, как я? – вздохнул Ли, у которого в утреннем свете заметнее обозначились мешки под глазами. – Не допускайте, чтобы жизнь прошла впустую. Сорок лет назад я тоже увлекался поэзией. Помните, что написал генерал Юй Фэй? «Не трать свою юность попусту, пока не поседеешь и не станешь без толку об этом сожалеть».
 Чэнь был застигнут врасплох. До сих пор Ли никогда не говорил с ним о поэзии и тем более не цитировал стихи по памяти.
 – Кроме того, на совещании обсуждался еще один критерий кандидата на это дело, – продолжал Ли. – Он должен представить нашу полицию в самом выгодном свете.
 – При чем же здесь я?
 – Разве инспектор Рон не хороша собой? – Ли взял фото. – А в вашем лице она увидит замечательного представителя китайской полиции. Поэт-модернист и переводчик, отлично разбирающийся в западной литературе.
 Разговор становился настоящим абсурдом. Чего от него ждали? Чтобы он был актером, гидом, моделью, оратором – словом, всем, кем угодно, только не сыщиком!
 – Именно по этим причинам я и не могу взяться за такую работу, товарищ секретарь парткома. Люди и так уже судачат о моем повышенном интересе к западной культуре, называют меня буржуазным декадентом и все в таком роде. А теперь еще вместо настоящего дела мне поручают сопровождать американку – обедать с ней, водить ее по магазинам, показывать достопримечательности города. Что обо мне подумают?
 – Ну, работы у вас будет предостаточно.
 – Какой работы, товарищ секретарь?
 – Дело в том, что Вэнь Липин родом из Шанхая. Она закончила здесь школу в начале семидесятых, и ее, как представительницу «грамотной молодежи», отправили в провинцию. Вполне возможно, она вернулась в Шанхай. Так что вам придется попытаться найти ее в городе.
 Слова секретаря парткома звучали неубедительно. Для того чтобы поговорить со знакомыми Вэнь, вовсе не обязательно быть старшим инспектором, если только на него не возлагалась обязанность пустить американке пыль в глаза.
 Ли встал и, положив руки Чэню на плечи, внушительно взглянул ему в глаза.
 – Вы не имеете права отказываться от задания, товарищ Чэнь Цао. Это в интересах партии.
 – В интересах партии! – Чэнь тоже поднялся на ноги. Внизу, на улице Фучжоулу, гудели вереницы автомобилей, застрявших в пробке. Возражать дальше было бессмысленно. – Последнее слово всегда остается за вами, товарищ Ли.
 – Да нет, за министром Хуаном. Все эти годы партия всегда вам доверяла. Что вы там только что процитировали из Конфуция?
 – Да, но… – Он не знал, что и сказать.
 – Мы понимаем, что вы принимаете дело Вэнь в самый критический момент. Министерство предоставит вам финансовые средства, можете расходовать их без каких-либо ограничений. Водите инспектора Рон в лучшие рестораны, в театры, на экскурсии – по вашему выбору. Не скупитесь на расходы – пусть американцы не думают, что мы бедны, как деревенские рыбаки. В вашей работе очень важен и аспект международных отношений.
 Да, о таком задании можно только мечтать! Первоклассные гостиницы, любые развлечения, роскошные банкеты. Китай не должен терять лицо перед западными гостями – Чэнь твердо помнил данную заповедь правительства в вопросах международных отношений. Однако есть в подобных заданиях и другая сторона – тайное наблюдение со стороны министерства общественной безопасности, чьи сотрудники будут незримо повсюду ходить за ним.
 – Сделаю все, что в моих силах, товарищ Ли. Но у меня есть к вам две просьбы.
 – Слушаю вас.
 – Я хотел бы, чтобы моим напарником по делу был следователь Юй Гуанмин.
 – Следователь Юй очень опытный офицер, но ведь он не знает английского. Если вам нужна помощь, я могу порекомендовать вам другого человека.
 – Я отправлю Юя в Фуцзянь. Не знаю, каких успехов успела добиться местная полиция. Нам необходимо установить причины исчезновения Вэнь, – сказал Чэнь, тщетно пытаясь увидеть какие-либо изменения в бесстрастном лице Ли. – Следователь Юй мог бы держать меня в курсе всех шагов тамошнего расследования.
 – А как к его приезду отнесется фуцзяньская полиция?
 – Ho разве я не руковожу операцией?
 – Да, конечно, вам поручено руководство всей операцией и уже выписаны соответствующие документы, подтверждающие ваши полномочия.
 – В таком случае я велю ему сегодня же днем вылететь в Фуцзянь.
 – Ну что ж, если вы настаиваете, – согласился Ли. – Но вам и здесь наверняка понадобится помощник. Вы же будете полностью заняты инспектором Рон.
 – Да, в самом деле. У меня есть еще кое-какие дела. И потом, убийство в парке…
 – Вы собираетесь одновременно расследовать убийство в парке Хуанпу? Думаю, у вас не хватит на него времени, старший инспектор Чэнь.
 – Кое-что необходимо сделать сразу же, а не откладывать на потом.
 – В таком случае как вы смотрите на сержанта Цянь Цзюня? Мы могли бы назначить его вашим временным помощником.
 Чэню не нравился Цянь, юный выпускник полицейской академии, уже проявивший слишком большую искушенность в политических интригах. Но было бы неприлично снова отказаться от предложения Ли.
 – Что ж, Цзянь вполне меня устроит. Большую часть времени я буду занят с инспектором Рон, так что, когда позвонит следователь Юй, Цзянь может принять его информацию и передать мне.
 – Он поможет вам и в работе с документами, – с улыбкой кивнул Ли. – Да, чуть не упустил – еще вам выплатят деньги для приобретения одежды. Так что не забудьте зайти к бухгалтеру управления.
 – Разве деньги на одежду выдаются не только тем, кто едет за границу?
 – Общаясь с людьми, прибывшими к нам из-за границы, наши граждане тоже должны одеваться как можно лучше. Помните, вы должны представлять достойный имидж нашей полиции. И еще – можете снять номер в гостинице «Мир», где зарезервирован и номер для инспектора Рон. Так вам будет удобнее общаться с ней.
 – Видите ли… – замялся Чэнь.
 Перспектива пожить в такой знаменитой гостинице, безусловно, была заманчивой. Оказаться в номере, откуда открывается прекрасный вид на парк Хуанпу, было бы роскошью не только для него. Как-то раз, когда он занимал номер в гостинице «Река Цзин», он приглашал семейство следователя Юя помыться в ванне с горячей водой. Большинство шанхайских квартир не имеют ванны, не говоря уже о горячей воде. Однако, решил Чэнь, будет не очень благоразумно поселиться в той же гостинице, что и американка.
 – Не стоит, товарищ секретарь Ли, до гостиницы всего десять минут ходьбы. Лучше сэкономим деньги управления.
 – Да, мы должны всегда следовать проверенной временем традиции партии: скромно живи и много работай.
 Покидая кабинет Ли, Чэнь мучительно пытался вспомнить о том, что сравнительно недавно произошло с ним в другой гостинице.
 «Как может память удержать, / Что мимо промелькнуло и исчезло?»
 Он нажал кнопку вызова лифта. Когда лифт пришел, оказалось, что кабина набита битком.




 3


 Рейс задерживался.
 С самого начала все идет кувырком, думал Чэнь, сидя в зале прилета шанхайского аэропорта Хунцяо. Он следил за информацией о прилетах и вылетах по монитору, который, казалось, тоже наблюдал за ним с какой-то досадой.
 В Шанхае стояла ясная прохладная погода, но, судя по информации, токийский аэропорт Нарита затянуло туманом. Поскольку рейс компании «Юнайтед эрлайнз» проходил с промежуточной посадкой в Токио, пассажирам, среди которых была и Кэтрин Рон, пришлось сидеть и ждать улучшения погоды.
 Вид закрытых ворот для выхода прибывших авиапассажиров действовал на него угнетающе.
 Порученное задание не радовало Чэня, хотя, наверное, на этот раз любой сотрудник управления полиции Шанхая согласился бы, что он – самый подходящий для него человек. Облаченный в новый костюм с тщательно завязанным галстуком, которых он вообще не переносил, сжимая ручку кожаного портфеля, Чэнь томился ожиданием, мысленно повторяя заготовленное для инспектора Рон приветствие.
 Но далеко не все окружающие скучали подобно ему. Большинство ожидающих своих рейсов пассажиров производили впечатление людей беззаботных и всем довольных. Стоявший неподалеку молодой человек возбужденно жонглировал своим клетчатым мобильником, перекидывая его из руки в руку. Из большой группы, очевидно целого семейства, выскакивал то один, то другой человек и бежал к монитору посмотреть, не появилась ли новая информация. Пожилой человек пытался научить свою знакомую – ровесницу произносить английские слова, но наконец отказался, с добродушным смехом покачивая головой.
 Сидя в тихом уголке и размышляя о том, где сейчас может находиться Вэнь, старший инспектор Чэнь стал склоняться к предположению, что ее похитили члены местной триады. Разумеется, нельзя было исключать и несчастный случай, но в любом случае начинать поиск следовало с Фуцзяни. А ему поручено обеспечивать безопасность инспектора Рон здесь, в Шанхае, всячески развлекать и ублажать ее. С безопасностью все понятно, но как добиться ее удовлетворения? Если в Фуцзяни не удастся найти Вэнь, как он сможет убедить американку, что китайская полиция прилагает все силы, чтобы исполнить свою часть обязательств по совместному соглашению?
 Версия же о том, что Вэнь сама решила где-то скрыться, казалась Чэню маловероятной. Предыдущая информация подтверждала, что Вэнь несколько месяцев хлопотала о выдаче ей заграничного паспорта и с этой целью два раза приезжала в Фучжоу. Так чего ради ей исчезать теперь, когда дело уже на мази? Кроме того, если бы с ней произошел несчастный случай, то ее давно бы уже обнаружили.
 Нельзя было исключать и еще один вариант: фуцзяньские власти решили отказаться от выполнения своих обязательств. Когда речь идет о национальных интересах, можно ожидать всего, что угодно. В таком случае ему отводится жалкая роль мраморной фишки в игре го, цель которой отвлечь внимание противника.
 Но строить догадки просто бессмысленно. В своей речи об экономических реформах в Китае товарищ Дэн Сяопин использовал выразительную метафору о том, что переходить реку следует осторожно, поочередно перескакивая с камня на камень. Когда невозможно предвидеть, какие проблемы могут встретиться на пути, даже самый тщательно продуманный план не поможет их избегнуть. Так что на данном этапе Чэню оставалось только выжидать.
 Открыв портфель, он хотел достать фото инспектора Рон, чтобы освежить в памяти ее лицо, но вместо нее достал фотографию китаянки – Вэнь Липин.
 Худое, измученное лицо, тусклые неухоженные волосы, глубокие морщины вокруг потухших глаз, чьи уголки, казалось, пригибает невидимое бремя. Такой была эта женщина на недавно сделанной фотографии, приложенной к заявлению о выдаче паспорта. Совершенно не похожей на более раннее фото, где она снята школьницей: там Вэнь, полная радостных ожиданий счастливого будущего, выглядела юной, прелестной, вся светилась восторгом и энергией, на вскинутой в хунвейбинском приветствии руке алела красная повязка. Наверняка в школе Вэнь считалась королевой красоты, хотя в те годы такой конкурс не проводился.
 Особенно сильное впечатление на Чэня произвел снимок Вэнь, сделанный на шанхайском вокзале: она танцевала, держа в руке вырезанное из бумаги красное сердце, на котором был нарисован иероглиф «верность». Высокая грациозная шея, красивые стройные ноги, по щекам разметались пряди густых черных волос, на рукаве зеленой рубашки опять пламенеет красная повязка. Она находилась в центре группы выпускников школы, ее миндалевидные глаза щурились от яркого солнца, на заднем плане – толпы людей под морем красных знамен били в барабаны и гонги. Подпись под снимком гласила: «Выпускница Вэнь Липин, закончившая в 1970 г. школу «Большой скачок». Эта фотография появилась в газете «Вэньхуэй дейли» в начале семидесятых, когда выпускники городских школ, которых называли «грамотной молодежью», отправлялись в деревню в ответ на призыв председателя Мао: «Грамотной молодежи необходимо получить новое образование у бедняков и крестьян».
 Вэнь попала на перевоспитание в деревню Чанлэ, находящуюся в провинции Фуцзянь. Вскоре – не прошло и года – она вышла замуж за Фэн Дэсяна, человека на пятнадцать лет старше ее, председателя ревкома народной коммуны Чанлэ. Этот брак знакомые Вэнь объясняли по-разному. Некоторые называли ее слишком ревностной сторонницей идей Мао, другие утверждали, что причиной замужества стала ее беременность. На следующий год у нее родился ребенок. Вряд ли кто признал бы «грамотную девушку» из Шанхая в женщине с привязанным к спине новорожденным младенцем, босой, в пропитанной потом черной домотканой одежде, работающей на рисовом поле. В последующие годы она приезжала в Шанхай только раз – по случаю похорон отца. После культурной революции Фэн лишился своего руководящего поста. Чтобы прокормить семью, помимо тяжкого труда на рисовом поле и в огороде, Вэнь пришлось работать на фабрике деревенской коммуны. Затем при трагических обстоятельствах погиб их единственный ребенок. А несколько месяцев назад Фэн покинул родину на борту «Золотой надежды».
 Ничего удивительного, с грустью думал Чэнь, что она такая разная на фото для паспорта и на снимке после окончания школы.
 «Опадают цветы, утекает вода, и проходит весна. / Все изменчиво в мире».
 Двадцать лет пролетели как одно мгновение; Вэнь закончила школу всего на два-три года раньше Чэня. И старший инспектор подумал, что, несмотря на последнее нелепое задание, пожалуй, ему самому нет причин жаловаться на жизнь.
 Он взглянул на часы, убедился, что до прибытия рейса еще есть время, и направился в телефонную будку, откуда позвонил Цянь Цзюню в управление.
 – Следователь Юй звонил?
 – Нет, еще не звонил.
 – Рейс задерживается. Я должен дождаться американку, а потом отвезти ее в гостиницу. Думаю, сегодня я уже не попаду в управление. Если Юй позвонит, передайте, чтобы он перезвонил мне домой. И посмотрите, можно ли ускорить получение акта о вскрытии тела, найденного в парке.
 – Постараюсь, старший инспектор Чэнь, – сказал Цянь. – Значит, убийство в парке расследуете вы?
 – Да, труп, обнаруженный в парке Хуанпу, – дело политическое.
 – Понятно, старший инспектор Чэнь.
 Затем он позвонил Пэйцинь, жене следователя Юя.
 – Пэйцинь, это Чэнь Цао. Я в аэропорту. Извините, что пришлось так срочно отправить Юя в командировку.
 – Вам не за что извиняться, старший инспектор Чэнь, это же ваша работа.
 – Он звонил домой?
 – Нет, пока нет. Думаю, он сперва позвонит вам.
 – Он наверняка уже прибыл на место, живой и невредимый. Так что не волнуйтесь за него. Возможно, он позвонит мне сегодня вечером.
 – Спасибо.
 – Ну, будьте здоровы, Пэйцинь. Передавайте привет Циньциню и Старому Охотнику.
 – Обязательно передам. И вам желаю здоровья.
 Он жалел, что рядом нет Юя, его всегдашнего напарника. Сейчас бы они обсуждали с ним разные версии, хотя Юй не очень хотел браться за дело Вэнь – еще меньше, чем за расследование убийства в парке. Несмотря на полную несхожесть характеров и вкусов, они подружились. Чэнь несколько раз ходил к Юю в гости, и ему там очень нравилось, хотя следователь с женой и сынишкой ютился в одной комнате. Юй был гостеприимным хозяином, отлично играл в го, а Пэйцинь изумительно готовила и любила поговорить о китайской литературе.
 Вернувшись в свое кресло, Чэнь решил почитать о нелегальной эмиграции из провинции Фуцзянь. Доклад был на английском, так как в Китае его запретили публиковать. Он успел прочитать лишь несколько строк, когда к соседнему креслу подошла молодая женщина с детской коляской. Это была очень миловидная женщина лет двадцати пяти, с тонкими чертами лица и с легкой тенью под большими глазами.
 – Английский? – сказала она, взглянув на бумаги у него в руках.
 – Да.
 Видимо, она решила сесть рядом, потому что заметила его материалы на английском.
 На ней была длинная кофта поверх белого платья из легкой материи, полы которого взлетали вокруг ее длинных ног в сандалиях, когда она толкала перед собой коляску со спящим белокурым ребенком.
 – Он еще не видел своего папу-американца, – сказала она по-китайски. – Посмотрите на его волосы! Такие же, как у отца, – совсем золотистые.
 – Чудный малыш.
 – Блондин! – сказала она на английском. Последнее время ходило много рассказов о смешанных браках. Спящий ребенок был очаровательным, но старшего инспектора покоробил подчеркнутый восторг матери по поводу цвета волос сынишки. Как будто она считала, что любое явление, связанное с Западом, достойно того, чтобы им гордиться.
 Чэнь встал, чтобы сделать еще один телефонный звонок. К счастью, он нашел будку, которая принимала за междугородные звонки монеты. «Время – деньги». Данный лозунг в девяностых стал особенно популярным. В аэропорту он звучал особенно верно и актуально. Чэнь набрал номер товарища Хун Ляньсина, комиссара управления полиции Фуцзяни.
 – Комиссар Хун, говорит Чэнь Цао. Товарищ секретарь парткома Ли только что передал мне дело Вэнь, но мне ничего не известно о ходе расследования. Я всецело полагаюсь на вас – вы, конечно, в курсе всей ситуации.
 – Оставьте, старший инспектор Чэнь. Нам известно, что решение о вашем назначении было принято наверху. Так что постараемся всеми силами помочь вам.
 – Для начала обрисуйте мне всю картину, комиссар Хун.
 – В нашем районе незаконная эмиграция давно уже превратилась в настоящую проблему. А с середины восьмидесятых она еще больше обострилась. Благодаря политике «открытых дверей» люди получили доступ к западной пропаганде и стали мечтать о том, чтобы самим уехать в Америку и разбогатеть. На Тайване возникли целые преступные организации, которые занимаются контрабандной переправкой людей за океан. У них в распоряжении огромные современные суда, так что путешествие за океан стало доступным для желающих, а главное, очень доходным делом для гангстеров.
 – Да, люди вроде Цзя Синьчжи стали крупными воротилами.
 – Ну и к тому же им помогают местные гангстерские организации типа «Летающих топоров». Особенно по части выбивания долгов за перевозку с пассажиров.
 – И сколько стоит такая перевозка?
 – Тридцать тысяч американских долларов за человека.
 – Ого! Да только на проценты от такой суммы можно жить припеваючи! Почему же люди идут на такой риск?
 – Потому что уверены, что могут заработать такие деньги всего за один-два года. Да, честно говоря, и риск не очень большой – из-за последних изменений в нашем законодательстве. Если их поймают, то теперь уже не упрячут в тюрьму или в трудовой лагерь, а просто отошлют назад, домой. И потом на них не станут оказывать политическое давление. Так что последствия их не страшат.
 – Да, в семидесятых им дали бы за это большой срок, – сказал Чэнь, вспомнив о том, что один из его учителей был упрятан в тюрьму только за то, что слушал по радио «Голос Америки».
 – А еще один из благоприятных для беженцев факторов – вы не поверите! – это политика самих американцев. Вы думаете, что если там поймают незаконно прибывшего человека, то немедленно депортируют обратно в Китай, да? Как бы не так! Им разрешают оставаться сколько угодно и предлагают подать заявление о предоставлении политического убежища. Так что у нас огромные сложности. И если на сей раз американцам удастся привлечь Цзя к ответственности, это нанесет тяжелый удар по контрабанде людьми.
 – Я вижу, комиссар Хун, вы в курсе всей ситуации. Мы со следователем Юем очень рассчитываем на вашу помощь. Не знаю только, добрался ли он уже до Фуцзяни.
 – Думаю, уже добрался, но пока что мне не звонил.
 – Я нахожусь в аэропорту, встречаю американку. У меня монеты кончаются, придется заканчивать разговор. Позвоню вам еще раз сегодня вечером, комиссар Хун.
 – Звоните в любое время, старший инспектор Чэнь.
 Разговор прошел гораздо более спокойно, чем он ожидал. Обычно местная полиция без энтузиазма сотрудничает с приезжими сыщиками.
 Положив трубку, он снова взглянул на монитор. Время прибытия снова изменилось – самолет должен был приземлиться через двадцать минут.




 4


 Следователь Юй Гуанмин отправился в Фуцзянь вместо самолета поездом. По времени получалось почти одно и то же, зато поездом было дешевле. В управлении имелись определенные правила относительно расходов на транспорт. Командированному разрешалось присвоить себе половину разницы между стоимостью билетов на самолет и на поезд, что составляло довольно приличную сумму, если взять билет не в спальный вагон, а в сидячий, плацкартный. Получалось чуть больше ста пятидесяти юаней, на которые он рассчитывал приобрести для своей жены, Пэйцинь, электронный калькулятор. Она работала в ресторане бухгалтером, но дома до сих пор пользовалась обычными счетами, допоздна щелкая деревянными косточками.
 Усевшись на деревянную скамью вагона, следователь Юй погрузился в изучение дела Вэнь. В папке было всего несколько документов, но, прочитав те, которые относились к началу семидесятых, Юй испытал эффект дежавю. В начале семидесятых они с Пэйцинь тоже входили в число представителей «грамотной молодежи».
 Юй отвлекся от чтения, закурил и стал задумчиво следить за поднимающимися к потолку кольцами дыма. Настоящее всегда изменяет прошлое, но и прошлое изменяет настоящее.
 Они с Пэйцинь учились в одном классе и, окончив шкоду в семидесятом – им было по шестнадцать лет, – вынуждены были уехать из Шанхая на перевоспитание в военную сельхозкоммуну. Они попали в настоящую глушь; их коммуна была расположена в отдаленной южной провинции Юньнань, на границе с Бирмой. Накануне отправки родители обоих молодых людей о чем-то долго совещались. На следующее утро Пэйцинь пришла к Юю, забралась в грузовик и села с ним рядом, ни разу не осмелившись поднять на него глаза за всю дорогу до железнодорожного вокзала Шанхая. Юй догадался, что у них было нечто вроде помолвки. Их родители хотели, чтобы вдали от дома они заботились друг о друге. Так молодые люди и делали, и не просто заботились – между ними зародились и более серьезные отношения, хотя в Юньнани они не поженились. Не потому, что не любили друг друга. Просто до тех пор, пока они оставались неженатыми, у них сохранялся шанс вернуться в Шанхай. Согласно принятому правительством закону, после свадьбы в деревне выпускники школы должны были остаться там на постоянное жительство.
 К концу семидесятых культурная революция заглохла, хотя и не была официально заклеймена, и они возвратились в родной город. Пэйцинь с помощью управления по делам «грамотной молодежи» удалось устроиться в ресторан «Сихай». А отец Юя, Старый Охотник, досрочно ушел на пенсию, чтобы сыну досталось его место в управлении полиции Шанхая. Они поженились. Через год после рождения сына Циньциня их жизнь потекла обычным порядком – совершенно не так, как они мечтали в далекой Юньнани. Пэйцинь, работавшая бухгалтером в ресторане, целыми днями корпела над своими бумагами в тесной комнатушке, отгороженной от жаркой кухни деревянной перегородкой, и могла позволить себе единственное развлечение – перечитывание любимого романа «Сон в Красном тереме»  [2] во время получасового обеденного перерыва. Занявший должность простого следователя Юй постепенно пришел к заключению, что, видимо, так на ней и состарится. Тем не менее он считал, что ему не на что жаловаться – Пэйцинь оказалась замечательной женой, а подрастающий Циньцинь обещал стать умным и почтительным сыном.
 Он недоумевал, почему Вэнь не вернулась в Шанхай, как это сделали многие ее сверстники. Городские юноши и девушки, которые обзавелись в деревне семьей, зачастую разводились только для того, чтобы иметь возможность вернуться домой. Стремление выжить в те годы полнейшего абсурда побуждало людей совершать еще более нелепые поступки. Людям современного общества это трудно понять, даже старшему инспектору Чэню – хотя тот и моложе Юя на несколько лет, но ему не довелось жить в деревне.
 «Внимание, наступило время ужина. Желающие приглашаются пройти в шестое купе, – раздался из громкоговорителя хрипловатый женский голос. – В продаже имеются жареные пирожки с рисом и свининой, пельмени с зеленью и лапша с грибами. Кроме того, предлагаются вино и пиво».
 Юй достал из сумки пакетик с быстроразваривающейся лапшой, налил в эмалированную кружку воды из вагонного титана и всыпал туда лапшу. Вода оказалась недостаточно горячей, и ему пришлось подождать, пока лапша не будет готова. Кроме того, Пэйцинь приготовила ему в дорогу копченую голову карпа, завязав ее в полиэтиленовый пакет. Так что Юй довольно плотно поужинал, но и после еды настроение у него не улучшилось. Полученное задание он расценивал как насмешку. Это было равносильно тому, как если бы человек вздумал приготовить какое-то блюдо в чужой, незнакомой для него кухне. Как мог следователь из Шанхая без посторонней помощи найти в Фуцзяни Вэнь, если с делом не справилась фуцзяньская полиция? То, что им велели искать Вэнь, выглядело совершенно бессмысленным, если только это не было устроено специально для американцев. Он выковырял вилкой неподвижно уставившийся на него глаз копченой рыбы.
 К трем часам утра Юй задремал, выпрямившись, как бамбуковый шест, и то и дело ударяясь головой о спинку деревянного сиденья.
 Когда падавшие в окно лучи солнца разбудили его, проход в вагоне был уже забит людьми, занявшими очередь в туалет. По радио объявили, что поезд вот-вот прибудет в Фуцзянь.
 После ночи, проведенной в сидячем положении, у Юя затекла шея и плечи, ноги словно онемели. Он сокрушенно покачал головой своему отражению в окне вагона. Пожилой мужчина, с небритым и утомленным от поездки в душном вагоне лицом. Да, это вам не тот полный энергии выпускник школы, сидевший рядом с Пэйцинь в поезде, который мчал их в Юньнань.
 Второй результат путешествия в жестком вагоне оказался не менее досадным – ему пришлось побегать по вокзалу в поисках встречающего с листом картона, на котором было обозначено его имя. Должно быть, сержант Чжао Юли из фуцзяньской полиции и не сомневался, что его коллега из Шанхая прибудет в мягком вагоне. На круглом и розовом лице Чжао сверкали бусинки черных глаз, смазанные гелем волосы блестели, на плотной стройной фигуре красовался дорогой белый костюм с красным шелковым галстуком, туфли были начищены до блеска. При виде Юя он улыбнулся, и его глаза превратились в узкие щелочки.
 – Добро пожаловать, товарищ Юй. Меня назначили работать с вами по данному делу.
 – Благодарю вас, товарищ сержант.
 – А я искал вас вон там, – сказал Чжао.
 – Да, оказалось, что все билеты в спальный вагон уже проданы, – пробормотал Юй, стесняясь своего вида. В старом кителе и в мятых от сидения в поезде брюках он выглядел скорее как охранник, а не партнер вылощенного Чжао. – Есть новости, товарищ Чжао?
 – Нет. Мы повсюду ищем Вэнь, но пока безуспешно. Мы придаем этому делу очень большое значение. Я очень рад, что вы потрудились приехать из самого Шанхая, чтобы оказать нам помощь.
 Юй уловил в голосе сержанта ехидные нотки.
 – Да бросьте, сержант. Не стоит так говорить. Я ровным счетом ничего о деле не знаю. Собственно, даже и не знаю, зачем я приехал. Таков был приказ министерства.
 Юй действительно вовсе не надеялся на успех. Либо его командировка была только политической ширмой, либо Вэнь похитили фуцзяньские сообщники Цзя. А тогда искать Вэнь будет все равно что ловить рыбу в лесу, если только местная полиция всерьез не решила взяться за гангстеров.
 – Ну, как говорится, «монах из дальнего храма может читать писание гораздо громче», – сказал Чжао, приглаживая ладонью блестящие волосы.
 – К тому же я совершенно не понимаю фуцзяньского диалекта, – сказал Юй. – Так что вам придется сопровождать меня в деревню Чанлэ.
 – К чему такая спешка, товарищ Юй? Давайте сначала я отвезу вас в гостиницу – она называется «Изобилие». Вы провели в поезде целую ночь. Отдохнете, а потом мы с вами позавтракаем, после чего съездим к нам в управление. Там мы все как следует обсудим, а после обеда в честь вашего приезда…
 – Н-ну… – Юй был поражен вальяжным настроением местного напарника. – Видите ли, я хорошо выспался в поезде. К тому же старший инспектор Чэнь ждет от меня сообщений.
 Чжао уселся за руль легковушки, и они направились в деревню Чанлэ. Ловко ведя машину по ухабистой дороге, Чжао ухитрился коротко рассказать Юю о банде, известной под названием «Летающие топоры».
 Банда возникла в провинции Фуцзянь в последние годы правления династии Цин. Они занимались многим, в том числе контрабандой соли, импортом-экспортом наркотиков, выбиванием долгов у неплательщиков, охраной, игорным бизнесом и проституцией. Триада довольно долго действовала безнаказанно, несмотря на различные меры, предпринимавшиеся правительством. Впрочем, деятельность банды ограничивалась провинцией Фуцзянь. После 1949 года банда была разогнана, а несколько ее вожаков казнены за связи с националистами. Однако в последние несколько лет банда вновь заявила о себе. Контрабандной переправкой людей занимаются тайваньские воротилы вроде Цзя Синьчжи, но не без существенного участия в ней фуцзяньской триады. Незаконный иммигрант подписывает обещание выплатить свой долг за перевозку по частям. Сперва роль «Летающих топоров» сводилась к тому, чтобы обеспечить своевременное поступление платежей перевозчику. Затем они стали участвовать и в других стадиях операции, в частности, агитировать и вербовать людей для отъезда за океан.
 – Вы можете подробнее рассказать об исчезновении Вэнь? – спросил Юй.
 И Чжао стал вводить его в курс всего, что на данный момент удалось установить фуцзяньской полиции.
 Утром 6 апреля Чжао поехал к Вэнь, чтобы уладить все формальности с паспортом. Фуцзяньскую полицию уведомили о том, что за Вэнь прибывает представитель американской стороны, поэтому они хотели поскорее выдать ей паспорт. Чжао не застал Вэнь ни дома, ни на фабрике деревенской коммуны. Днем Чжао еще раз съездил в деревню, но результат оказался тем же. На следующее утро он отправился в Чанлэ, захватив с собой еще одного сотрудника полиции. Дверь в ее дом была заперта. По словам соседей, раньше Вэнь никогда не уходила из дому на целый день. Ей нужно было работать на фабрике, возиться в огороде и кормить кур и поросят. Полицейские заглянули в свинарник, где голодные поросята едва держались на ногах. Тогда они решили войти в дом, но предварительно удостоверились в отсутствии следов взлома. Внутри никого не было, признаки борьбы также отсутствовали. Они стали опрашивать жителей деревни. В результате выяснилось, что в последний раз Вэнь видели 5 апреля в десять сорок пять утра, когда она ходила к колодцу за водой. Днем 7 апреля полицейские уже были уверены, что с Вэнь что-то случилось.
 Местная полиция проверила все деревни и гостиницы в радиусе ста пятидесяти километров, опросила людей на автовокзалах и остановках. Выяснили, что в ту ночь мимо деревни проходил только один автобус. Но до сих пор все их усилия не дали никаких результатов.
 – Это выше нашего понимания, – заключил Чжао. – Ее изчезновение – настоящая загадка.
 – А не могли ее похитить «Летающие топоры»?
 – Вряд ли. В ту ночь в деревне никто ничего необычного не заметил. Если бы ее похитили, она кричала бы, пыталась бы вырваться, так что шум обязательно услышали бы. Да вы и сами через минуту все увидите.
 Однако им понадобилось проехать еще четверть часа, прежде чем они завидели деревню. Бросалось в глаза резкое различие между домами. Некоторые были новыми, современными и солидными, похожими на особняки в лучших районах Шанхая, тогда как другие поражали своей ветхостью, настоящие хижины.
 – Как будто два разных мира, – заметил Юй.
 – Так оно и есть, – сказал Чжао. – Между хозяйствами жителей деревни, у которых родственники уехали за границу, и тех, у кого таких нет, громадная разница. Все эти новые роскошные дома построены на деньги, присланные из-за океана.
 – Любопытно. В Шанхае такие современные виллы стоили бы миллионы.
 – Вот я приведу вам кое-какие цифры, следователь Юй. Ежегодный доход здешнего крестьянина составляет около трех тысяч юаней, и это еще смотря по погоде. А в Нью-Йорке такую сумму можно заработать за неделю – при этом нормально жить, есть в ресторане и платить за все наличными. Накопленных там за год денег достаточно, чтобы построить здесь двухэтажный дом с мебелью и всякой утварью, включая разную технику. Могут ли с ними соперничать семьи, у которых нет родственника за границей? Нет, конечно. Им остается по-прежнему ютиться в этих обветшалых развалюхах, в тени тех, кто оказался наверху.
 – Да, за деньги невозможно сделать все, – сказал Юй, повторяя фразу из современного фильма, – но без денег не сделаешь ничего.
 – Единственный выход для бедняков как-то поправить свои дела – тоже уехать за границу. Иначе на них будут смотреть как на бестолковых, ленивых или недотеп. Настоящий порочный круг! Вот потому-то все больше местных жителей стремятся уехать за океан.
 – И Фэн тоже уехал именно поэтому?
 – Во всяком случае, у него это была одна из причин. Они подошли к дому Вэнь. Старый, возведенный, видно, еще в начале века, но не маленький, с передним и задним дворами и с хлевом, по сравнению с недавно отстроенными особняками он казался еще более жалким и захудалым. На двери висел медный замок. Чжао открыл его лезвием перочинного ножа. В переднем дворе Юй заметил в углу две корзины с пустыми бутылками из-под вина.
 – Фэн много пил, – пояснил Чжао. – Вэнь собирала бутылки, а потом сдавала.
 Они осмотрели стены двора, верх которых был покрыт густым слоем пыли, но следов проникновения с улицы не обнаружили.
 – Ничего подозрительного не нашли среди оставленных в доме вещей? – спросил Юй, когда они вошли в дом.
 – А здесь и нечего было оставлять.
 Во всяком случае, мебели, считай, действительно всего ничего, заметил про себя Юй, доставая блокнот. Гостиная выглядела безнадежно голой. Лишь шаткий стол с двумя деревянными лавками. Однако под столом стояла корзина с жестяными банками и пластиковыми пакетами с каким-то содержимым. На одном пакете была надпись: «Осторожно. Огнеопасно». Что бы там ни находилось, обычно люди не держат дома такие вещи.
 – Что в банках?
 – Вещество, которым Вэнь пользовалась для своей работы, – пояснил Чжао.
 – Какой же работой она занималась дома?
 – На фабрике она выполняла очень простую работу, имела дело с различными химическими абразивами. Окунала в них пальцы и терла точные детали до тех пор, пока они не становились абсолютно гладкими. Так сказать, представляла собой живой шлифовальный станок. Здешние крестьянки зарабатывают в зависимости от количества сделанной продукции, то есть им платят поштучно. Вот Вэнь и приносила домой абразивы и детали, чтобы по вечерам заработать еще несколько юаней.
 Они прошли в спальню. Старая кровать была огромной, с вырезанным на деревянном изголовье узором. Кроме нее, в комнате стоял комод, по-видимому работы того же столяра. В ящиках валялись какое-то тряпье, старая одежда и другие ненужные вещи. Один ящик заполнен детской одеждой и ботиночками, видно принадлежавшими ее погибшему сыну. В другом Юй обнаружил фотоальбом, где было несколько старых фотографий Вэнь.
 На одной Вэнь была снята на шанхайском вокзале, она высунулась из окна вагона и махала рукой людям на платформе, которые, судя по всему, пели и выкрикивали революционные лозунги. Эта сцена была знакома Юю: Пэйцинь вот так же махала на прощание из окна своей семье на платформе того же самого вокзала. Он спрятал в свой блокнот несколько фотографий.
 – А у Вэнь есть недавние снимки?
 – Только один – для паспорта.
 – Даже свадебной фотографии нет?
 – Нет.
 Странно, подумал Юй. В Юньнани, хотя они с Пэйцинь не регистрировали брак, боясь, что им потом не разрешат вернуться в Шанхай, она все-таки настояла на том, чтобы их сфотографировали в традиционной позе жениха и невесты. И сейчас, много лет спустя, Пэйцинь так и называет ту фотографию «свадебной».
 В нижнем ящике комода они нашли несколько детских книжек, словарь, обрывок старой газеты, датированной несколькими месяцами назад, томик «Сна в Красном тереме», изданный до культурной революции, и антологию лучших стихотворений за 1988 год…
 – Сборник стихов 1988 года, – обернувшись к Чжао, сказал Юй. – Странно его здесь видеть.
 – Да, мне тоже так показалось. – Чжао взял сборник в руки. – Но видите, между страницами вложены образцы вышивки? Деревенские жители для этого и пользуются книгами.
 – Да, и моя мама тоже так делала. Так они не помнутся. – Юй полистал томик. Никакой надписи. В оглавлении имя Вэнь тоже не значилось.
 – Вы хотите послать его вашему старшему инспектору, любителю поэзии?
 – Нет, не думаю, что сейчас у него найдется время для стихов. – Тем не менее Юй сделал пометку в блокноте. – Да, вы упомянули, что она работала на фабрике деревенской коммуны. Но ведь система коммун уничтожена несколько лет назад.
 – Верно. Просто люди привыкли ее так называть.
 – Мы можем сходить туда сегодня?
 – Управляющий уехал в Гуанчжоу. Я договорюсь, чтобы он встретился с вами, как только вернется.
 Закончив осмотр дома, они направились в контору деревенского комитета. Старосту деревни они не застали. Старушка лет восьмидесяти узнала Чжао и угостила их чаем. Юй позвонил в управление полиции Шанхая, но старшего инспектора Чэня тоже не застал на месте.
 Приближалось время обеда. Чжао уже не возвращался к своему плану приема коллеги из крупного города. Они зашли в заурядную лапшевную – железная печурка, топившаяся углем, и несколько глиняных горшков перед покосившимся домиком. Ожидая, пока им приготовят лапшу с рыбными фрикадельками, Юй повернулся посмотреть на рисовое поле.
 В основном в поле гнули спину пожилые и молодые женщины с повязанной белыми полотенцами головой и в высоко подвернутых рабочих шароварах.
 – Вот вам еще один признак утечки людей за границу, – сказал Чжао, как будто угадал мысли Юя. – Эта деревня – типичное явление для нашего района. Почти у двух третей семей мужья уехали за границу. А если муж остается дома, то на семью как будто ложится позорное пятно. Так что в деревне практически нет молодых и зрелых мужчин, а вместо них работать в поле приходится их женам.
 – И сколько же времени им приходится жить без мужа?
 – Да лет семь-восемь, пока он не получит за границей вид на жительство.
 После обеда Чжао предложил походить по домам, расспросить о Вэнь соседей. Спустя три часа Юй понял, что вряд ли они узнают что-нибудь новое и важное. Как только разговор касался незаконной перевозки людей за океан или деятельности банды, они натыкались на упорное молчание. А к самой Вэнь односельчане относились с необъяснимой неприязнью. По их словам, все эти годы Вэнь держалась очень замкнуто. Они по-прежнему называли ее «женщиной из города» или «грамотной», хотя она работала больше, чем большинство местных. Обычно утром Вэнь приходила на фабрику, вечером работала в огороде, а потом еще шлифовала те детали, которые забирала на дом. Все время в спешке, с опущенной головой, Вэнь не имела ни времени, ни, очевидно, желания разговаривать с людьми. Как объяснила Лу, ее ближайшая соседка, должно быть, Вэнь стыдилась Фэна, этого злобного олицетворения культурной революции. Поскольку она не общалась с односельчанами, никто и не заметил в ней ничего необычного 5 апреля, когда ее видели в последний раз.
 – У меня тоже сложилось такое впечатление, – сказал Чжао. – Похоже, для здешних крестьян она так и осталась чужой.
 Очевидно, Вэнь замкнулась в себе сразу после замужества, подумал Юй, но двадцать лет – слишком большой отрезок времени. Четвертой они расспрашивали женщину по имени Дун, жившую напротив Вэнь.
 – Ее единственный сын уехал с Фэном на том же пароходе, на «Золотой надежде», но с тех пор от него нет вестей, – сказал Чжао перед тем, как постучать в дверь.
 Им открыла низенькая, седая женщина с морщинистым лицом. Она стояла в дверях, не приглашая их войти.
 – Товарищ Дун, мы занимаемся расследованием исчезновения Вэнь, – сказал Юй. – У вас есть какие-нибудь сведения о ней, особенно касательно ночи с пятого на шестое апреля?
 – Сведения об этой женщине? Вот что я вам скажу. Он – бешеный волк, а она – бесстыжая шлюха. Сейчас у них обоих неприятности, верно? Ну и поделом им! – Дун непримиримо поджала тонкие губы и захлопнула перед ними дверь.
 Юй недоуменно обернулся к Чжао.
 – Пойдемте отсюда, – сказал Чжао. – Дун считает, что Фэн подбил ее сына уехать из дома. Ему всего восемнадцать. Вот почему она назвала Фэна бешеным волком – то есть самым злым и жестоким.
 – А почему она назвала Вэнь бесстыжей шлюхой?
 – Фэн развелся со своей первой женой, чтобы жениться на Вэнь. Она была сногсшибательной красавицей, когда впервые здесь появилась. Здесь разное говорят насчет их женитьбы.
 – Еще один вопрос. Откуда Дун узнала, что у Фэна какие-то неприятности?
 – Не знаю. – Чжао отвел взгляд в сторону. – У многих из местных в Нью-Йорке либо родственники, либо знакомые. А может, что-то слышали после исчезновения Вэнь.
 – Понятно. – На самом деле Юй ничего не понял, но в данный момент считал неудобным слишком нажимать на партнера.
 Юй старался отделаться от впечатления, что за недомолвками Чжао стоит что-то серьезное. Направление сюда сыщика из Шанхая могло быть воспринято со стороны полиции Фуцзяня как упрек в недостаточной оперативности. И вместе с тем он не слишком удивился тому, что у него в напарниках оказался не страдающий чрезмерным рвением в работе человек и что в деревне его встретили далеко не дружелюбно. Большую часть заданий, которые поручались им с Чэнем, можно было назвать как угодно, но только не приятными.
 Впрочем, он сомневался в том, что в Шанхае на долю Чэня выпала более легкая работа. Со стороны так могло показаться – престижная гостиница «Мир», нелимитированные расходы и эффектная американка, но Юй хорошо знал старшего инспектора. Закурив новую сигарету, он подумал, что сам наотрез отказался бы от предложения партсекретаря Ли. Потому что такая работа не пристала настоящему сыщику. И видно, именно поэтому ему никогда не стать старшим инспектором.
 Когда решено было на сегодня с опросом жителей деревни закончить и заглянуть в контору деревенского комитета, она уже закрылась. Таксофона в деревне не было. По предложению Чжао они направились в гостиницу, расположенную в двадцати минутах ходьбы. Дойдя до окраины деревни, Юй обратился к старику, который латал велосипедную шину у дома с выцветшей вывеской.
 – Вы не скажете, здесь у кого-нибудь есть домашний телефон?
 – А как же, в деревне целых два телефона. Один в деревенском комитете, а другой – у госпожи Мяо. Ее муж вот уже пять или шесть лет в Америке. Какая счастливая – иметь телефон прямо дома!
 – Спасибо. Мы воспользуемся ее телефоном.
 – Только вам придется заплатить. Наши деревенские тоже пользуются ее телефоном, чтобы поговорить со своими родственниками, что живут за океаном. А когда люди звонят домой из-за границы, то сперва разговаривают с Мяо.
 – Прямо тебе переговорный пункт в Шанхае! – поразился Юй. – Вы думаете, Вэнь тоже пользовалась телефоном Мяо?
 – А как же, в деревне все им пользуются.
 Юй повернулся к Чжао и вопросительно посмотрел на него.
 – Извините, – смущенно сказал Чжао. – Я ничего об этом не знал.




 5


 Наконец ворота открылись.
 Появилась группа пассажиров первого класса, по большей части иностранцы. Среди них старший инспектор Чэнь увидел молодую женщину в кремовом блейзере и таких же брюках. Она была высокой, стройной, с рассыпавшимися по плечам белокурыми волосами и голубыми глазами. Он сразу ее узнал, хотя она немного отличалась от той женщины на фото, видно, снимок был сделан несколькими годами раньше. В ее походке и во всей осанке бросались в глаза достоинство и грация, свойственные старшим сотрудницам шанхайских фирм с участием иностранного капитала, которых приходилось встречать Чэню.
 – Инспектор Кэтрин Рон?
 – Да?
 – Я Чэнь Цао, старший инспектор управления полиции Шанхая. Рад приветствовать вас от имени ваших китайских коллег. Нам предстоит работать вместе.
 – Старший инспектор Чэнь? – переспросила она по-китайски. – Чэнь тунчжи?  [3]   
 – Ах да, вы же говорите на китайском!
 – К сожалению, не очень хорошо. – Она снова перешла на английский. – Очень рада, что вы говорите по-английски.
 – Добро пожаловать в Шанхай.
 – Спасибо, старший инспектор.
 – Пойдемте получим ваш багаж.
 К таможне уже выстроилась длинная очередь пассажиров с документами, паспортами и ручками наготове. В зале ожидания сразу стало шумно и тесно.
 – Насчет таможенных формальностей не беспокойтесь, – сказал Чэнь. – Вы для нас почетная гостья из Америки.
 Он провел ее через другие двери, по дороге кивнув нескольким офицерам в форме. Один из них мельком посмотрел ее паспорт, сделал в нем короткую отметку и пригласил ее пройти внутрь.
 Они вышли на улицу с тележкой, на которой стояли ее вещи, и направились к стоянке такси перед огромной рекламой кока-колы на китайском. Очередь на такси была небольшой.
 – Предлагаю побеседовать в вашей гостинице «Мир» на набережной Вайтань. Извините, придется взять такси. Машину управления я отослал из-за задержки рейса.
 – Ничего страшного. Вон уже идет свободное такси. Перед ними остановился маленький «сяди». Он хотел дождаться «дачжуна», изготовленного на совместном предприятии шанхайского автозавода и «Фольксвагена», который был более вместительным и комфортабельным, но Рон уже сообщила водителю название своего отеля.
 В «сяли» практически не было места для багажа. Рон положила свой чемодан на переднее сиденье, а объемистую сумку – рядом с собой на заднем диване, так что Чэнь втиснулся туда уже с трудом, а ей даже пришлось поджать ноги. Кондиционер не работал. Он опустил окно, но прохладнее не стало. Вытерев пот со лба, она стянула с себя жакет и осталась в легком топе. Тут их подбросило на ухабе, и они с Чэнем соприкоснулись плечами, отчего тот крайне смутился.
 За территорией аэропорта машины двигались плотным потоком. Водитель то и дело сворачивал с дороги, объезжая заграждения вокруг перестраивающейся подземки. На перекрестке улиц Еньаньлу и Цзяннинлу они застряли в пробке.
 – Сколько времени продолжался ваш полет? – спросил Чэнь, чтобы завести разговор.
 – Больше суток.
 – Ого! Долгое путешествие.
 – Мне пришлось делать несколько пересадок. Из Сент-Луиса до Сан-Франциско, потом до Токио и наконец в Шанхай.
 – Но ведь самолеты Восточно-Китайской авиалинии летают прямо из Сан-Франциско до Шанхая.
 – Я знаю, но мне покупала билет мама. Она признает только американские авиакомпании и настояла на этом из соображений безопасности.
 – Понимаю. Все… – Он оборвал себя. Все американское предпочтительно, хотел он сказать. – Разве вы работаете не в Вашингтоне?
 – Там находится наша штаб-квартира, а я работаю в региональном отделении, в Сент-Луисе. И там же живут мои родители.
 – Сент-Луис – это город, где родился Элиот. А Вашингтонский университет был основан его дедом.
 – Да, да! В университете даже есть Элиот-Холл. Вы меня поражаете, старший инспектор Чэнь.
 – Дело в том, что мне приходилось переводить некоторые стихи Элиота, – сказал он, спокойно воспринимая ее изумление. – А вообще-то не все китайские полицейские такие, какими их изображают в американских боевиках: мы интересуемся не только боевыми искусствами и курицей «гунбао»  [4] .
 – Это всего лишь голливудские штампы. А я вот изучала китайский, старший инспектор Чэнь.
 – Я просто пошутил. – Чэнь досадовал на себя, что так ревностно стал защищать китайскую полицию. Неужели на него так подействовали инструкции Ли? Он пожал плечами, снова случайно коснувшись девушки. – Скажу вам по секрету, что я и сам готовлю курицу «гунбао».
 – С удовольствием попробовала бы.
 Улыбнувшись, он сменил тему:
 – Ну, какое у вас впечатление от Шанхая? Если не ошибаюсь, вы впервые сюда приехали?
 – Да, но я наслышана о нем. Как будто сон превратился в явь! Эти улицы, здания, люди и даже уличное движение – все, все кажется мне поразительно знакомым. О, смотрите! – воскликнула она, когда машина двигалась по улице Сычуаньлу. – Это же «Большой мир»! У меня есть почтовая открытка с его изображением.
 – Да, это очень известный центр развлечений. Там можно провести целый день – слушать разные местные оперы, не говоря уже о караоке, танцах, можно заниматься гимнастикой, поиграть в разные компьютерные игры. А рядом, на улице Юньнаньлу – улице гурманов, как ее называют, – продают самую разную китайскую еду. Целая улица закусочных и ресторанов.
 – О, китайская кухня мне очень нравится!
 Такси свернуло на набережную Вайтань. В игре неоновых огней цвет ее глаз показался ему не совсем голубым, он увидел в них зеленоватые искорки. Лазурь, подумал он. И дело тут не просто в оттенках цвета. Ему вспомнились старинные стихи: «Моря лазурь переходит в голубизну рощи тутовника». Здесь намек на изменчивость мира, который ведет к грустному заключению о невозвратимости мгновения.
 Слева от них громоздились высокие здания из бетона, облицованные мраморными и гранитными плитами. Затем появилось легендарное здание Гонконгско-Шанхайского банка, по-прежнему охраняемое бронзовыми львами, ставшими свидетелями многочисленной смены его владельцев. Рядом с ним звучно отбивали время большие часы на здании таможни.
 – Вон то здание с мраморным фасадом и с пирамидальной башенкой на углу улицы Нанкинлу – гостиница «Мир». Раньше она называлась «Китай»; ее владелец заработал миллионы на торговле наркотиками. После 1949 года городское правительство изменило ее название. Несмотря на солидный возраст, гостиница сохраняет свою репутацию одного из лучших отелей Шанхая…
 Такси остановилось перед входом в гостиницу, и Чэнь не успел закончить свои объяснения, но не огорчился. У него создалось впечатление, что американка слушает его больше из вежливости. К ним вышел носильщик в красной форме и придержал дверь для американки. Служащий, очевидно, принял Чэня за ее переводчика и все внимание сосредоточил на ней. Чэнь заметил это с горькой усмешкой, помогая грузить ее багаж на гостиничную тележку.
 В вестибюль доносились звуки джаза. Маленький оркестр, состоявший из пожилых музыкантов, играл у бара, расположенного в дальнем конце холла, навевая старыми мелодиями ностальгию о прошлом. Этот оркестр был очень популярным и упоминался в газетах как одна из достопримечательностей набережной Вайтань.
 Рон спросила, где ресторан. Носильщик указал на стеклянные двери дальше по коридору и пояснил, что ресторан открыт до трех часов ночи, а находящийся в нем бар закрывается еще позднее.
 – Мы можем сейчас поесть, – сказал Чэнь.
 – Нет, спасибо. Я ела в самолете. Сегодня у меня вряд ли получится заснуть раньше трех. Нужно еще привыкнуть к разнице во времени.
 Они поднялись на лифте на седьмой этаж. У нее был номер 708. Как только она вставила в щель пластиковую карточку, потоки света залили просторное помещение, обставленное мебелью из черного дерева, инкрустированного слоновой костью. Номер был убран в стиле ар-деко; ощущение старины дополняли плакаты с портретами актеров и актрис двадцатых годов. Единственными признаками современности были цветной телевизор, маленький холодильник рядом с туалетным столиком и кофеварка на угловом столике.
 – Уже девять, – сказал Чэнь, взглянув на свои часы. – Вы, должно быть, устали после такого долгого путешествия, инспектор Рон.
 – Нет, ничуть, но с удовольствием освежилась бы под душем.
 – В таком случае я пока покурю в коридоре и вернусь минут через двадцать.
 – Да нет, вам не обязательно уходить. Подождите меня здесь, я быстро. – Она указала на диван. Направляясь с сумкой в ванную, она протянула ему журнал. – Хотите посмотреть? Это я читала в самолете.
 Это был экземпляр «Энтертейнмент уикли» с несколькими американскими звездами на обложке, но Чэнь оставил его на диване, а сам осмотрел комнату, проверяя, не поставлены ли в ней жучки. Потом он подошел к окну. Когда-то он с одноклассниками гулял по набережной, с восхищением поглядывая на устремленное ввысь помпезное здание гостиницы «Мир». Посмотреть из его окна вниз, на улицу, было его самой большой мечтой.
 Но сейчас вид парка Хуанпу с высоты заставил его с досадой вспомнить, что он так ничего и не предпринял по делу об убийстве. Дальше на север по мосту один за другим бежали автобусы и троллейбусы. Яркие неоновые вывески мигали на близлежащих барах и ресторанах. Некоторые из них не закрывались всю ночь. Так что вряд ли можно допустить, чтобы преступники забрались в парк незамеченными, как он и предполагал с самого начала.
 Он повернулся приготовить чашку кофе. Ему предстоял нелегкий разговор с американкой, но сначала он решил позвонить в управление. Цянь был еще на работе, добросовестно дежуря у телефона. Возможно, он недооценивал юношу.
 – Только что позвонил следователь Юй и сообщил нечто важное.
 – Что именно?
 – По словам одной из соседок, вечером пятого апреля Вэнь вызывал к телефону ее муж, после разговора с ним она и исчезла.
 – Уже кое-что, – сказал Чэнь. – А откуда об этом узнала соседка?
 – У Вэнь нет своего телефона. Разговор происходил в доме ее соседки, но та не знает, о чем они говорили.
 – Что-нибудь еще?
 – Нет. Следователь Юй сказал, что попытается еще раз вам позвонить.
 – Если он скоро перезвонит, скажите, чтобы он попробовал застать меня в гостинице «Мир», номер 708.
 Наконец-то у него есть что-то конкретное для разговора с Рон, с облегчением подумал Чэнь, положив трубку в тот момент, когда она вышла из ванной, вытирая голову полотенцем. Она надела синие джинсы и белую блузку.
 – Не желаете чашечку кофе?
 – Нет, благодарю вас, в другой раз, – сказала она. – Вы знаете, когда Вэнь будет готова отправиться в Соединенные Штаты?
 – Видите ли, к сожалению, у меня для вас не очень приятное известие.
 – Что-то случилось?
 – Вэнь Липин исчезла,
 – Исчезла! Как это может быть, старший инспектор Чэнь? – Пару секунд она сверлила его взглядом, затем прямо спросила: – Ее убили или похитили?
 – Вряд ли ее убили – это никому не выгодно. А вот вероятность похищения исключать нельзя. Местная полиция начала ее поиски, но пока что в подтверждение данной версии нет никаких доказательств. Нам известно только то, что вечером пятого апреля ей звонил муж и к утру ее уже не было в деревне. Возможно, ее исчезновение связано со звонком мужа.
 – Фэну действительно позволено раз в неделю звонить домой, но запрещено говорить о том, что могло бы повредить делу. Все его телефонные разговоры записываются на пленку; надеюсь, записан и этот разговор, но, может статься, и нет. Он с нетерпением ждал приезда жены. Зачем же он стал бы говорить нечто такое, что побудило бы ее к бегству?
 – Мне кажется, сначала лучше проверить его звонок от пятого апреля и узнать, что именно он ей сказал.
 – Я постараюсь это выяснить, ну а вы, старший инспектор, что вы сами намерены делать?
 – Поиски ведет фуцзяньская полиция. Сотрудники проверяют все гостиницы и автобусы в тех местах, но пока ее след не обнаружен. Мы понимаем, что ее необходимо найти как можно скорее. Для этого сформирована специальная группа, руководить которой поручили мне. Вчера вечером в Фуцзянь отправился мой помощник, следователь Юй. Он всего пять минут назад позвонил мне и сообщил о звонке Фэна. Он будет держать меня в курсе всех событий.
 Реакция Кэтрин Рон была стремительной.
 – В течение нескольких месяцев Вэнь хлопочет о паспорте, чтобы приехать к мужу. И вдруг исчезает! Беременная женщина не могла далеко уйти, а у вас, кажется, нет подтверждений, что она воспользовалась поездом или автобусом, да? Значит, она по-прежнему находится в провинции Фуцзянь или ее кто-то похитил. Вы назначены руководителем специальной группы, но при этом находитесь в Шанхае. Позвольте спросить, почему?
 – После получения какой-либо новой информации мы решим, какие шаги следует предпринять. А тем временем я намерен провести расследование здесь. Дело в том, что Вэнь училась в Шанхае и двадцать лет назад уехала в Фуцзянь. По одной из версий, она могла сюда вернуться.
 – У вас есть какие-нибудь другие соображения?
 – Пока нет. Сегодня вечером я поговорю со следователем Юем и с другими сотрудниками, – сказал он, стараясь изобразить уверенную улыбку. – Не волнуйтесь, инспектор Рон. Вэнь стремится поскорее приехать к мужу, поэтому ей нужно будет с ним связаться.
 – Вы полагаете, ей легко будет это сделать? Нет, Фэн не имеет права выдать свое местопребывание, даже сообщить свой номер телефона. В противном случае он будет исключен из программы защиты свидетелей. Таков закон. Так что она не сможет позвонить прямо ему. Единственное, что ей остается, – связаться с нашим бюро и оставить для него сообщение.
 – Но может, Фэну известно, где она скрывается. А если она была похищена, то тогда ее похитители должны связаться с Фэном. Итак, я предлагаю вам следующее. Позвоните к себе в офис и скажите, чтобы там тщательно проверили все звонки, которые делал или получал Фэн. Может, это поможет нам напасть на след Вэнь.
 – Допускаю, но вы же понимаете, как важен сейчас каждый час! Мы не можем уподобиться тому крестьянину из китайской поговорки, который сидит и ждет, когда заяц с налету наткнется на старое дерево и умрет.
 – Ваше знание китайской культуры восхищает меня, инспектор Рон. Да, времени у нас в обрез. Наше правительство это хорошо понимает, в противном случае меня бы здесь не было.
 – А если бы ваше правительство эффективно действовало с самого начала, то здесь не было бы и меня, старший инспектор Чэнь!
 – Что вы хотите сказать?
 – Я не понимаю, почему Вэнь потребовалось столько времени для получения паспорта. Она начала хлопотать о выдаче еще в январе, а сейчас середина апреля. Собственно, она уже давно должна была приехать в Соединенные Штаты.
 – В январе? – Чэнь удивился. – Я не очень в курсе всей истории, инспектор Рон. Фактически мне только вчера вечером поручили заниматься делом Вэнь. Я ознакомлюсь с ним подробнее и тогда смогу ответить на ваш вопрос. А сейчас мне нужно идти, чтобы поговорить со следователем Юем, он должен позвонить мне домой.
 – Можете позвонить ему отсюда.
 – Он приехал в Фуцзянь сегодня утром и сразу подключился к работе местной полиции. Даже не успел остановиться в гостинице. Вот почему мне придется дожидаться его звонка дома. – Чэнь поднялся. – Да, еще одно. Вот кое-какие сведения о супругах Фэн. Насчет самого Фэна вы вряд ли найдете что-нибудь новое для себя, но досье на Вэнь я рекомендую вам прочитать. Часть материалов я перевел на английский.
 – Спасибо, старший инспектор.
 – Я вернусь завтра утром. Желаю вам, инспектор Рон, хорошего сна в вашу первую ночь в Шанхае.
 Несмотря на довольно неприятный разговор, чего он, собственно, и ожидал, Рон проводила его по застеленному красным ковром коридору до лифта.
 – Постарайтесь не спать завтра допоздна, инспектор Рон. У нас с вами много дел.
 – Доброй ночи, старший инспектор Чэнь. – Она улыбнулась, заправляя за ухо прядку белокурых волос.




 6


 Несмотря на усталость, Кэтрин никак не могла уснуть, хотя стрелки часов, отделанных французской эмалью, уже показывали наступление нового дня.
 Наконец она откинула одеяло, встала и подошла к окну. Огни набережной Вайтань приветливо ей подмигивали.
 Подумать только! Она на другом конце света, в Шанхае, смотрит из окна гостиницы «Мир» на реку Хуанпу!
 Для нее оказалось приятным сюрпризом, что шанхайская полиция выбрала для нее именно этот старинный отель. Но сейчас она находилась не в том настроении, чтобы любоваться великолепным ночным видом: слишком уж усложнилось ее задание.
 Поначалу оно казалось до смешного простым и легким: нужно было получить вместе с Вэнь паспорт у местных властей, помочь ей получить визу в американском консульстве и как можно скорее вернуться с ней в Америку. По словам Эда Спенсера, ее начальника в Вашингтоне, от нее требовалось всего-навсего слегка подтолкнуть китайцев своим присутствием, чтобы они ускорили все процедуры. Эд даже шутливо предложил ей позавтракать с ним в Вашингтоне в ближайший уик-энд. Даже если допустить небольшие задержки, командировка должна была продлиться четыре, максимум пять дней. А теперь она и представить не могла, на сколько дней затянется ее пребывание в Шанхае.
 А если сообщение об исчезновении Вэнь – обыкновенная ложь? Что ж, вполне возможно. Ведь китайцы вовсе не жаждут, чтобы Вэнь приехала к мужу в Штаты. Если бы Цзя Синьчжи, главу контрабандной организации, наконец-то осудили, о процессе раструбили бы на весь свет. Грязные подробности возмутительного бизнеса по незаконному ввозу китайцев в Штаты отнюдь не улучшили бы репутацию китайского правительства за рубежом. Начальство местной полиции наверняка обвинили бы в соучастии в таком прибыльном деле. Действительно, как в стране с таким строгим государственным режимом удавалось гангстерам переправлять за океан тысячи людей, не привлекая внимания властей?! В самолете она прочла один доклад, где говорилось о сотнях нелегальных эмигрантов. Из Фучжоу их на военных грузовиках доставляют в морской порт, где они пересаживаются на крупные суда. Желая скрыть свою причастность, китайские власти наверняка не хотели, чтобы суд над Цзя состоялся, для чего и препятствовали жене главного свидетеля покинуть страну. Сперва необъяснимая задержка в выдаче паспорта, а теперь еще более непонятное и лишенное смысла исчезновение Вэнь. А если это просто последняя попытка китайцев нарушить подписанное ими соглашение? В таком случае она не сможет выполнить порученное задание.
 Тяжело вздохнув, Кэтрин машинально почесала руку, зудевшую от укуса комара.
 К тому же ей показалось, что вряд ли она сможет сработаться со старшим инспектором Чэнем, хотя назначение такого человека ее партнером как будто подтверждало серьезные намерения китайской стороны. И дело было не только в его ранге. Старший инспектор Чэнь настораживал ее, казался слишком искренним, непосредственным. Но ведь его как раз и могли выбрать именно для того, чтобы он ввел ее в заблуждение. Возможно, он вовсе не старший инспектор полиции, а прикрепленный к ней секретный агент со специальным заданием!
 Она позвонила в Вашингтон, но Эда Спенсера не застала и оставила для него сообщение и номер своего телефона в гостинице.
 Положив трубку, Кэтрин решила ознакомиться с оставленным Чэнем досье. В самом деле, про Фэна она не нашла для себя ничего нового, но сведения о Вэнь были обширными, хорошо подобранными и стали для нее настоящим откровением.
 На чтение досье у нее ушло около часа. Несмотря на некоторое знание китайского, она то и дело натыкалась на непонятные термины. Кэтрин подчеркивала их, рассчитывая завтра найти перевод в большом словаре. Затем попыталась набросать отчет своему начальнику.
 Что же ей делать в Китае?
 Она могла просто дожидаться новых сведений, как предложил старший инспектор. Или сама принять участие в розысках Вэнь, без которой дело Цзя трещит по всем швам. Без свидетельских показаний Фэна не обойтись, а для этого необходимо привезти к нему Вэнь… если она еще жива. Подумав, Кэтрин решила, что ей и впрямь стоит принять участие в розысках пропавшей. У китайцев не найдется предлога отказать ей, если только все это не попытка скрыть свою причастность к нелегальной переправке людей за границу. Чэнь как будто уверен в том, что Вэнь жива. Но если ее убили, никто не в силах предугадать, как это отразится на показаниях Фэна.
 Инспектора Рон не очень радовал ее особый статус в маршальской службе, где ее считали чем-то вроде знатока Китая, хотя именно благодаря ему она и оказалась в Шанхае. А вот если она примет участие в розысках, то докажет, что знание китайского вовсе не является лишним в ее звании инспектора полиции… и одновременно сможет поближе узнать китайцев!
 Итак, она уселась писать факс Эду Спенсеру. Коротко обрисовав неожиданный поворот событий, она попросила его просмотреть расшифровку записи телефонных разговоров Фэна за 5 апреля, уделив особое внимание вероятному замаскированному сообщению. Затем попросила разрешения принять участие в розысках Вэнь. В конце она просила переслать ей досье на старшего инспектора Чэня.
 Перед тем как спуститься в регистратуру отеля, она наспех дописала просьбу прислать ей ответ факсом около десяти утра по шанхайскому времени. Тогда она сможет подойти к аппарату заранее и дождаться сообщения, не боясь, что его перехватят. Несмотря на то что начальник будет писать по-английски, существует вероятность, что его сообщение заинтересует посторонних лиц.
 После отправки факса она наскоро перекусила в ресторане, потом вернулась в номер и еще раз постояла под душем. Спать ей по-прежнему не хотелось. Завернувшись в банное полотенце, она опять встала у окна, глядя на залитую огнями темную реку. Вдали промелькнул теплоход с полосатым флагом. Название ей не удалось разобрать. Наверное, какое-нибудь американское круизное судно, вставшее на ночь на якорь на реке Хуанпу.
 Около четырех утра она решила принять две таблетки драмамина, который захватила с собой на случай качки в самолете, а теперь лекарство должно было помочь ей заснуть. Потом достала из холодильника бутылку «Будвайзера», по-китайски «Байвэй», что означало «в сто раз эффективнее». Пиво производилось в Ухане, где находился совместный пивоваренный завод фирмы «Анхезен-Буш».
 Уже ложась в постель, она почему-то вспомнила одно стихотворение эпохи Сун, которое учила в колледже. В нем говорилось о том, каким одиноким, несмотря на чудесные виды, чувствует себя путник. Пытаясь вспомнить это стихотворение, она незаметно для себя заснула.
 Ее разбудил трезвон будильника на тумбочке у кровати. Протирая заспанные глаза, она вскочила, не соображая, где находится. Дисплей на электронных часах показывал девять сорок пять. Она сразу все вспомнила и поняла, что душ принимать уже некогда. Наспех натянув футболку и джинсы, она выбежала из комнаты, сунула ноги в тонкие, как бумага, гостиничные шлепанцы, сшитые из того же прозрачного полиэтилена, из которого делают дождевики. Спускаясь в лифте, она кое-как пригладила волосы.
 Адресованный ей факс поступил точно в назначенное время. Ответ был более пространным, чем она ожидала. Во-первых, было подтверждено, что 5 апреля Фэн действительно звонил жене; их разговор записали на пленку. Эд дал указание сделать срочный перевод. Как потенциальный свидетель, Фэн не имел права раскрывать кому бы то ни было свою принадлежность к программе защиты свидетеля. Пока Эд не знал, что он мог сказать такого, что побудило бы Вэнь к исчезновению.
 Во-вторых, ее предложение присоединиться к расследованию было одобрено.
 В ответ на ее запрос относительно данных о старшем инспекторе Чэне Эд писал: «Я связался с ЦРУ. Они пришлют нам досье на старшего инспектора Чэнь Цао. Из того, что мне уже сообщили, ясно, что с Чэнем нужно быть настороже. Он связан с либеральными партийными реформаторами. Является членом Союза китайских писателей. Его характеризуют как амбициозного члена партии, ее выдвиженца».
 Выйдя из кабинета с факсом в руке, она увидела в вестибюле Чэня, сидевшего в кресле с английским журналом, на соседнем кресле лежал букет цветов.
 – Доброе утро, инспектор Рон.
 Чэнь встал, и Кэтрин заметила, что он выделяется ростом среди окружающих. У него было очень умное лицо с высоким лбом и внимательным взглядом темных глаз. В черном костюме он походил скорее на ученого, чем на полицейского, впечатление усиливалось только что прочитанными о нем данными.
 – Доброе утро, старший инспектор Чэнь.
 – Это вам. – Чэнь протянул ей букет. – Вчера я так замотался в управлении, что забыл о цветах по случаю вашего приезда, когда мчался в аэропорт. Поздравляю вас с первым утром в Шанхае.
 – Спасибо, цветы очень красивые.
 – Я звонил вам в номер, но никто не ответил. Поэтому решил подождать вас здесь. Надеюсь, вы не возражаете.
 Она не возражала. Цветы были приятной неожиданностью, но, стоя перед ним в полиэтиленовых шлепанцах, с растрепанными волосами, она испытывала раздражение от его официальной вежливости. Не такого поведения она ожидала от коллеги, и ей было далеко не безразлично его завуалированное напоминание о том, что она – всего-навсего женщина.
 – Пойдемте ко мне в номер, там поговорим, – суховато предложила она.
 В номере она пригласила его сесть и взяла вазу с углового столика.
 – Я только поставлю цветы в воду.
 – Хорошо ли вы спали? – поинтересовался Чэнь, оглядывая комнату, где царил полный беспорядок: постель не убрана, на полу валяются чулки, мятый дорожный костюм небрежно брошен на спинку стула, на столике – рассыпанные таблетки.
 – Не очень, но вполне достаточно.
 Она решила не смущаться беспорядком в номере и коротко объяснила:
 – Извините, я торопилась забрать факс.
 – Это вы должны меня извинить, мне следовало предупредить вас о своем приходе. Приношу свои извинения.
 – Вы слишком любезны, товарищ старший инспектор Чэнь, – сказала она, стараясь скрыть сарказм. – Наверное, вы вчера тоже поздно легли.
 – Да, вчера, когда я пришел домой, у меня состоялся очень длинный разговор с комиссаром Хуном, начальником фуцзяньской полиции. Мы обсуждали дело Вэнь. А рано утром позвонил мой помощник, следователь Юй. Оказывается, в его гостинице только один телефон, в регистратуре, а ночной дежурный после одиннадцати запирает дверь и уходит спать.
 – А зачем телефон запирать?
 – Видите ли, в деревнях телефон редкость, – пояснил Чэнь. – Не как в Шанхае.
 – Ну а утром вы узнали что-нибудь новое?
 – Да, теперь я могу вам ответить относительно задержки в выдаче Вэнь загранпаспорта.
 – И в чем же дело?
 – Вэнь могла бы получить паспорт уже несколько недель назад, но у нее не оказалось свидетельства о браке. Никаких официальных документов, подтверждающих ее отношения с Фэном. Дело в том, что она вышла за него замуж в 1971 году, а в то время государственные учреждения не функционировали.
 – Но почему? Как такое возможно?
 – Мао заклеймил большинство служащих «прихвостнями капитализма». Лю Шаоци, главу Народной республики, без суда и следствия заключили в тюрьму. Все госучреждения были закрыты. Единственной властью стали так называемые революционные комитеты.
 – Я, конечно, читала о культурной революции, но такого и представить себе не могла.
 – Так вот, поэтому паспортистам пришлось порыться в регистрационных книгах коммуны, на что ушло много времени. Видимо, это и послужило причиной задержки.
 – Видимо, – многозначительно повторила Кэтрин, склонив голову набок. – Значит, в Китае строго соблюдаются все законы – даже в особом случае?
 – Да, насколько мне известно. Кроме того, Вэнь подала заявление о выдаче паспорта только в середине февраля, а не в январе.
 – Но Фэн сказал нам, что она обратилась к властям в январе, точнее, в середине января.
 – А мне сказали, что в феврале. Хотя даже в этом случае вынужден признать, что процедура слишком затянулась. Здесь имеет место еще один момент. У Вэнь в Фуцзяни нет гуаньси. Это слово можно перевести как «связи» или «блат», но значение его гораздо шире. Это не только знакомые, но и вообще люди, которые способны помочь в случае необходимости.
 – Так сказать, за мзду.
 – Если угодно. Вероятно, у нас, как и во всем мире, колеса бюрократии вращаются очень медленно, если не подмазать кого-нибудь из бюрократов. Вот тут на сцену и выходят гуаньси. Вэнь так и не прижилась в деревне, поэтому у нее никаких гуаньси нет.
 Кэтрин была поражена откровенностью Чэня. Он и не пытался приукрасить положение дел. Это показалось ей не очень типичным для представителя партийной номенклатуры.
 – Да, и еще одно! Одна из соседок Вэнь утверждает, что днем шестого апреля Вэнь искал какой-то незнакомец.
 – И как вы думаете, кто это мог быть?
 – Нам еще предстоит установить его личность, но он определенно был не местный житель. А с вашей стороны, инспектор Рон, есть какие-нибудь новости?
 – Да. Фэн действительно звонил жене пятого апреля. Мы ждем перевода записи их разговора. Как только я его получу, немедленно сообщу вам.
 – В нем может находиться ключ к исчезновению Вэнь, – сказал Чэнь, бросив взгляд на наручные часы. – Простите, какие у вас планы на утро?
 – Да, собственно… никаких.
 – Вы позавтракали?
 – Еще нет.
 – Вот и прекрасно. Предлагаю хорошенько позавтракать, – сказал Чэнь. – После долгого разговора со следователем Юем я поспешил к вам, и у меня во рту даже маковой росинки не было.
 – Можем поесть внизу, в ресторане, – предложила она.
 – Нет, нет, и не думайте! Позвольте мне отвести вас в другое место – в настоящий китайский уголок с типично шанхайской атмосферой. Это всего в нескольких минутах ходьбы.
 Кэтрин не нашла предлога отказаться от приглашения, зато сообразила, что в непринужденной обстановке будет легче обратиться к нему с просьбой принять участие в расследовании.
 – Вы продолжаете меня изумлять, старший инспектор. Полицейский, поэт, переводчик, а теперь еще и гурман! – сказала она. – Хорошо, я только переоденусь.
 Она быстро приняла душ, накинула белое летнее платье и расчесала волосы.
 Перед выходом в коридор Чэнь протянул ей сотовый телефон:
 – Это вам для удобства.
 – Ого, «моторола»!
 – А знаете, как его у нас называют? «Большой брат», а если телефон принадлежит женщине, то «Большая сестра». Так на современном китайском называются внезапно разбогатевшие люди.
 – Интересно, почему?
 – В боевиках иногда так называют главу бандитской шайки. Сейчас богачей называют «мистер Биг Бакс»  [5] ; Большой Брат или Большая Сестра имеют приблизительно тот же смысл. У меня тоже есть сотовый. Так что мы с вами всегда сможем оставаться на связи.
 – Значит, мы с вами – Большой Брат и Большая Сестра, которые отправляются на прогулку по Шанхаю, – улыбнулась Кэтрин.
 Вдоль улицы Нанкинлу бесконечным потоком двигались автомобили. Пешеходы и велосипедисты протискивались в еле заметные просветы между ними. Водителям то и дело приходилось ударять по тормозам.
 – Вся улица Нанкинлу – огромный торговый центр. Городские власти вводят здесь ограничения на автомобильное движение. – Чэнь снова стал гидом. – В ближайшем будущем здесь будет пешеходная зона.
 Уже через пять минут они оказались на перекрестке улиц Нанкинлу и Сычуаньлу. На углу Кэтрин увидела белое здание ресторана в европейском стиле. Сквозь высокие, янтарного цвета стекла видны были столики, сплошь занятые молодыми людьми, которые пили кофе.
 – Это кафе «Дэда», – объяснил Чэнь. – Здесь варят превосходный кофе, но мы с вами пойдем на уличный рынок позади кафе.
 Она взглянула вверх и увидела на углу табличку с названием: «Центральный рынок». Он отмечал вход в узкую и неприглядную улочку. Помимо крохотных магазинчиков с временными стойками и прилавков на тротуаре, заваленных различными товарами, здесь приютились множество закусочных и забегаловок.
 – Раньше здесь был рынок, где торговали дешевыми и поношенными вещами, вроде «блошиного рынка» в Соединенных Штатах, – продолжал Чэнь снабжать ее информацией. – Но поскольку сюда приходило очень много народу, стали появляться и заведения, где можно было поесть, очень удобные, недорогие, но весьма специфические.
 Закусочные, тележки с едой и маленькие ресторанчики, казалось, насыщали атмосферу ощутимой энергией. Большинство из них выглядели очень дешевыми и бедными, резко контрастирующими с роскошными заведениями вокруг гостиницы «Мир». Уличные торговцы на самодельных грилях-решетках ворочали кусочки баранины, время от времени посыпая их специями. Под шелковой вывеской, на которой крупными китайскими иероглифами значилось «Еда от всех болезней», хозяин лавки всыпал мерной ложечкой старинные лечебные медицинские средства в поставленные в ряд и кипящие на огне глиняные горшочки.
 Кэтрин всегда мечтала побывать в таком месте: в шумном оживленном уголке, где чувствовался подлинный дух этого города. В пластмассовых или плетеных корзинах шевелились и взбрыкивали живые рыба, кальмары и черепахи. Угри, перепела и лягушачьи лапки жарились в раскаленном масле в специальных котелках с выпуклым днищем. Все заведения были забиты людьми.
 Они нашли в одной из забегаловок свободный столик. Чэнь протянул ей свернутое в свиток меню. Взглянув на незнакомые названия перечисленных там блюд, она покачала головой:
 – Вы уж сами решайте, что заказать. Понятия не имею, что обозначают все эти названия.
 Чэнь заказал порцию крохотных жареных пирожков со свиным фаршем, прозрачные пельмени с креветками, тофу, соленую утку и творог из бобов гуйлинь, посыпанный мелко нарезанным зеленым луком. Все блюда подавались в маленьких мисочках.
 – Прямо настоящий банкет, – заметила Кэтрин.
 – Но стоит гораздо дешевле, чем «континентальный завтрак» в отеле, – пояснил Чэнь.
 Первым принесли тофу – нанизанные на бамбуковые палочки кусочки, наподобие шашлыка. Несмотря на острый пряный запах, Кэтрин блюдо понравилось.
 – В китайской культуре еде всегда придавалось особое значение, – с аппетитом уплетая тофу, сказал Чэнь. – Как говорят конфуцианцы, наслаждение пищей и сексом естественно для человека.
 – Неужели! – Она никогда не слышала этого изречения. Уж не придумал ли он его сейчас? Ей послышались в его голосе насмешливые нотки.
 Вскоре она стала замечать на себе любопытные взгляды – американская женщина в обществе китайца поглощает простонародные блюда. Один толстый коротышка даже поклонился ей, проходя мимо с огромным котелком риса.
 – Старший инспектор, у меня есть к вам пара вопросов. Как вы думаете, Вэнь вышла замуж за крестьянина Фэна потому, что была предана идеям Мао?
 – Вполне возможно. Хотя не думаю, что возникающие между мужчиной и женщиной отношения можно объяснить только политическими взглядами.
 – А много «грамотной молодежи» осталось жить в деревнях? – спросила она, откусывая последний кусочек тофу.
 – После культурной революции большинство из них возвратились в свои города. Следователь Юй и его жена тоже были посланы в Юньнань как «грамотная молодежь», но в начале восьмидесятых вернулись в Шанхай.
 – Ловко вы разделили между собой работу, старший инспектор! Отправили следователя Юя в Фуцзянь, а сами остались в Шанхае и наслаждаетесь восхитительными блюдами с американской гостьей.
 – На меня, как на старшего инспектора, возложена почетная обязанность приветствовать вас по случаю вашего первого визита в Китай и первого примера сотрудничества между нашими странами в борьбе против нелегальной эмиграции. Товарищ Ли, секретарь парткома нашего управления, специально подчеркнул важность моей миссии. Мне было велено «сделать пребывание инспектора Рон в Шанхае безопасным и удовлетворительным для нее».
 – Благодарю вас, – сказала она. Чэнь не скрывал насмешки над собой, отчего ей стало легче с ним общаться. – Значит, вы ожидаете, что, вернувшись домой, я буду рассказывать о дружбе между нашими странами и о политике?
 – Это уж как вы пожелаете, инспектор Рон. А у нас, китайцев, принято выказывать гостеприимство гостям из дальних стран.
 – Помимо намерения развлекать меня, что еще вы собираетесь делать?
 – У меня есть список шанхайских знакомых Вэнь. Цянь Цзюнь, мой временный напарник, устраивает для меня встречи с ними на сегодня или на завтрашнее утро. И я буду держать вас в курсе полученной информации.
 – Значит, мне придется целый день сидеть в отеле и ждать телефонных звонков, как оператор на коммутаторе?
 – Нет, нет, вовсе не обязательно! Это же ваш первый приезд в Китай. Посмотрите город, посетите парк Хуанпу, походите по магазинам, загляните на Нанкинлу. А на уик-энд я буду целиком в вашем распоряжении.
 – Я предпочла бы работать вместе с вами, старший инспектор.
 – Вы хотите принимать участие в разговорах со знакомыми Вэнь?
 – Да, хочу. – Кэтрин посмотрела ему прямо в глаза.
 – Что ж, не вижу препятствий. Правда, здесь говорят на шанхайском диалекте.
 Ответ Чэня показался ей достаточно дипломатичным и уклончивым.
 – В самолете я свободно общалась со своими попутчиками. Все говорили со мной на мандаринском диалекте. Разве мы не можем попросить говорить на нем и людей, с которыми нам нужно будет беседовать? Да и вы поможете мне в случае затруднений.
 – Я, конечно, постараюсь, но, вы полагаете, люди будут откровенны в присутствии американки?
 – Они будут более серьезными и откровенными, если поймут, что мы, представители полиции двух стран, занимаемся серьезным делом.
 – Что ж, вы правы, инспектор Рон. Я проконсультируюсь по этому вопросу с секретарем парткома товарищем Ли.
 – У вас принято избегать прямого ответа?
 – Нет, разумеется. Я дам вам прямой ответ, но мне необходимо получить его разрешение. Уверен, что на все есть определенные и строгие правила, даже в американской маршальской службе.
 – Согласна, старший инспектор, – сказала Кэтрин. – И все-таки, что мне делать до тех пор, пока вы не получите это разрешение?
 – Если исчезновение Вэнь действительно связано со звонком ее мужа, постарайтесь выяснить в своей службе, где произошла утечка информации.
 – Я поговорю со своим начальником. – Кэтрин сразу поняла, к чему он клонит, поскольку давно уже ожидала этого вопроса.
 – А я уже попросил администрацию отеля установить факсимильный аппарат у вас в номере. Если вам нужно что-нибудь еще, с радостью вам помогу.
 – Я вам очень благодарна. Остался еще один вопрос, – неожиданно для себя сказала она. – Вчера вечером, глядя из окна на набережную, я вспомнила одно классическое китайское стихотворение. Несколько лет назад я учила его английский перевод. Оно о поэте, который сожалеет о том, что не может поделиться со своим другом необыкновенным видом. Никак не могу вспомнить эти стихи. Вы, случайно, его не знаете?
 – Гм… – Он удивленно смотрел на нее. – Думаю, это стихотворение Лю Юна, поэта эпохи Сун. Вторая строфа звучит так:



    Где окажусь сегодня ночью я, 
    Стряхнув с себя гнетущее похмелье, - 
    У ив прибрежных с поникшими ветвями 
    Под бледной заходящею луной. 
    Год за годом я ухожу 
    Все дальше от тебя. 
    И здесь, вдали, какие виды 
    Дарит мне природа! Но тщетно: 
    О, с кем мне речь вести 
    Об этой вечной прелести ландшафтов! 



 – Верно. – Она была поражена вдохновенным светом, озарившим лицо Чэня, когда он читал эти строки.
 Информации ЦРУ можно верить. Чэнь не только старший инспектор, но и поэт – по меньшей мере он знает и Элиота, и Лю Юна. Это пробудило в ней любопытство.
 Чэнь продолжал:
 – Лю – один из моих самых любимых поэтов из преэлиотского периода.
 – А почему Элиот имеет для вас особое значение?
 – Он никак не мог решиться признаться в любви своей любимой. Во всяком случае, в «Песне любви Дж. Альфреда Пруфрока».
 – Значит, Элиоту следовало поучиться у Лю.
 – А мне пора к секретарю парткома товарищу Ли, – с улыбкой сказал Чэнь и встал.
 На углу улицы Сычуаньлу они остановились на тротуаре, заставленном велосипедами. На прощание они протянули друг другу руку, и тут вдруг Кэтрин увидела мчащегося на нее мотоциклиста в черных джинсах, черной футболке и в черном шлеме, скрывающем лицо. Рычащее чудовище врезалось бы прямо в нее, если бы не мгновенная реакция Чэня. Продолжая удерживать ее руку, он рванул ее на тротуар и круто повернулся, прикрыв ее собой. В то же время резко выбросил назад правую ногу, стремительно вращая ею, как в боевике про мастеров кун-фу. Промчавшись на волосок от Чэня, мотоцикл резко свернул, покачнулся, но не упал. С визгом шин он взметнул тучи пыли и на огромной скорости вылетел на улицу Нанкинлу.
 Все произошло за считаные секунды. Мотоцикл исчез в густом потоке машин. Несколько пешеходов с ужасом взглянули на них и поспешили дальше.
 – Прошу прощения, инспектор Рон, – сказал Чэнь, выпуская ее руку. – Эти ненормальные мотоциклисты так опасны.
 – Благодарю вас, старший инспектор Чэнь, – сказала Кэтрин, и они двинулись дальше.




 7


 По дороге в кабинет секретаря парткома Чэнь зашел посмотреть папку с поступившими факсами. На его имя пришло несколько сообщений из управления полиции Фуцзяни – дополнительные сведения о «Летающих топорах». Он с радостью увидел на первом листе номер мобильного телефона следователя Юя, как и обещал ему накануне комиссар Хун. Кроме того, там была ксерокопия фотографии ветхого домишки, под которой почерком Юя была надпись: «Дом Вэнь в деревне Чанлэ».
 К нему подошел Цянь с широкой улыбкой на лице и с большим конвертом в руке.
 – Я получил сведения о шанхайских знакомых Вэнь, старший инспектор. И еще поговорил с доктором Ся о деле в парке Хуанпу. Официальный отчет о вскрытии тела займет еще какое-то время, вот пока предварительные данные.
 – Молодец, Цянь, – похвалил его Чэнь, направляясь в свой скромный закуток. Отчет был в отпечатанном виде. Цянь оказался опытным пользователем «Твинбридж», программы по вводу иероглифов, но не слишком разбирался в медицинских терминах.
 РЕЗУЛЬТАТЫ ВСКРЫТИЯ ТЕЛА, ОБНАРУЖЕННОГО В ПАРКЕ ХУАНПУ
 1. Время смерти: около часу ночи 8 апреля.
 2. Причина смерти: ранение головы с осколками черепной кости. Сильное повреждение оболочки мозга. Обильное кровотечение из восемнадцати ран. Он получил смертельный удар до нанесения остальных ран. Отсутствие синяков на руках и ногах свидетельствует о том, что он не сопротивлялся.
 3. Труп: жертве было лет сорок пять. Рост 1 м 80 см, вес 82 кг. Крепкое телосложение с отлично развитой мускулатурой рук и ног. Маникюр на ногтях рук. Здоровые зубы, за исключением трех вставных золотых. На лице старый шрам.
 4. Незадолго до смерти он имел половой акт. На половом органе остались следы семени и вагинальной жидкости. На 5 см выше пениса обнаружен глубокий порез.
 5. Следы уколов на его руках заставляют предполагать, что он был наркоманом. Кроме того, в крови обнаружены следы неизвестного наркотика.
 6. Его шелковая пижама высшего качества. Все ярлычки срезаны, но она пошита из импортной ткани с вплетенной буквой «V».
 Достаточно полный и ясный отчет подтверждал версию о причастности к убийству триады. Особенно красноречивым было наличие в крови жертвы неустановленного наркотика.
 Что-то еще привлекло внимание Чэня, и он перечитал отчет. Если человек был убит у себя дома, сразу после полового акта, то в парке должны были обнаружить два тела – его и женщины. Но если он был убит где-то в другом месте и его партнерша по сексу ретировалась сразу после акта, значит, убийство могло произойти где-нибудь в гостинице.
 Чэнь налил себе чаю и набрал номер Цяня.
 – Разошлите подробное описание жертвы вместе с фотографией в гостиницы и в близлежащие домовые комитеты.
 На данной стадии он больше ничего не мог поручить Цяню.
 Но сам старший инспектор Чэнь собирался сделать кое-что еще, для чего решил воспользоваться помощью другого человека. Оснований не доверять Цяню у него не было, просто им владело какое-то безотчетное предубеждение против молодого человека.
 Раздался звонок его сотового, на дисплее отразился номер Кэтрин Рон. Он нажал кнопку.
 – С вами все в порядке, инспектор Рон?
 – Да, конечно, спасибо вашему блестящему приему кун-фу.
 – Не стоит благодарности. А в чем дело?
 – Я получила перевод разговора Фэна с женой.
 – И что же он ей сказал?
 – Разговор был очень коротким. По словам переводчика, он сказал следующее: «Кое-кто об этом узнал. Спрячься, чтобы тебя не убили. Дай мне знать, когда окажешься в безопасности».
 – Что он имел в виду?
 – Вэнь задала ему точно такой же вопрос. Фэн только повторил свои слова. Фэн говорит моему боссу, что кто-то подсунул ему в пакет с продуктами листок бумаги с предостережением, после чего он и решил позвонить жене.
 – И что в нем говорилось?
 – «Помни о своей беременной жене в Китае».
 – Ваш босс должен расследовать это дело. Если Фэн так хорошо спрятан, как они могли до него добраться?
 – Разумеется, этим обязательно займутся.
 – Преступные группировки даже в Соединенных Штатах обладают огромными возможностями, – добавил Чэнь.
 – К сожалению, это так, – подтвердила Кэтрин. – А как идет ваше расследование?
 – Сейчас как раз направляюсь к секретарю Ли. Перезвоню вам попозже.
 Старший инспектор Чэнь не знал, как отреагирует на просьбу Рон секретарь парткома. Но понимал, что расспросы знакомых Вэнь будут делом нудным и монотонным. Что ж, в обществе американки он хотя бы попрактикуется в английском.
 – Как дела, старший инспектор Чэнь? – сказал Ли, вставая из-за стола.
 – Искать пропавшую женщину – все равно что искать иголку в стоге сена.
 – Но я уверен, вы прилагаете все силы. – Ли налил ему чашку жасминового чая. – Как себя чувствует в Шанхае инспектор Рон?
 – Отлично. И очень нам помогает.
 – Вы самый подходящий для этого дела человек, старший инспектор Чэнь. Появились какие-либо новые сведения?
 – Следователь Юй узнал, что пятого апреля Вэнь позвонил ее муж и сразу после этого она исчезла.
 – Это крайне важно. Такой факт даже трудно переоценить! Я сегодня же передам важные сведения руководящим товарищам в Пекине. – Ли не скрывал возбуждения. – Вы проделали отличную работу!
 – Как? – изумился Чэнь. – Да я еще ровным счетом ничего не сделал.
 – Главное, вы выяснили, что причиной исчезновения Вэнь стала небрежность американцев! Они не должны были допустить, чтобы Фэну смогли угрожать. Они не должны были разрешать Фэну сделать такой звонок, – потирая руки, заявил Ли. – Ответственность за все ложится на американцев, вот что сейчас самое главное!
 – Ну, я еще не обсуждал с инспектором Рон вопрос об ответственности. Она сказала, что утечкой займется ее руководство.
 – Да, это, конечно, обязательно. Мафия могла узнать о статусе важного свидетеля Фэна и о его местонахождении благодаря какой-то утечке со стороны американцев.
 – Возможно, – сказал Чэнь, который невольно вспомнил неодобрительный отзыв Юя о работе фуцзяньской полиции. – Но утечка могла произойти и с нашей стороны.
 – Ну хорошо, а какие еще сведения от инспектора Рон?
 – Американцы намерены начать суд над Цзян точно в назначенный день. Поэтому очень тревожатся относительно поисков Вэнь.
 – А какие новости из Фуцзяни?
 – Никаких. Следователю Юю приходится очень нелегко. Похоже, «Летающие топоры» пользуются у тамошнего населения огромным авторитетом, чего никак не скажешь о местной полиции. У нее до сих пор нет ни малейших зацепок по делу Вэнь, да и стремления покончить с бандой они что-то не проявляют. Так что Юю остается только стучаться в двери жителей деревни, которые встречают его, мягко говоря, не очень приветливо.
 – Да, триада издавна известна в тех краях, я понимаю. Вы правильно сделали, что направили туда именно следователя Юя.
 – А что касается моей работы здесь, я намерен расспросить старых знакомых Вэнь. Инспектор Рон выразила желание работать со мной, – сказал Чэнь. – Как вы на это посмотрите, товарищ секретарь?
 – Не думаю, что допрос свидетелей входит в ее миссию.
 – Она сказала, что получила разрешение от своего начальства.
 – Вэнь – гражданка Китая, – подчеркнул Ли. – Поэтому разыскивать ее – дело китайской полиции. Не вижу необходимости, чтобы в ее розысках участвовала представительница американской полиции.
 – Я, конечно, могу передать ей ваше мнение, но американцы могут подумать, что мы просто пытаемся прикрыться этим предлогом. Если мы не допустим ее к работе, это только усилит напряженность.
 – Американцы на всех смотрят косо, как будто их полиция единственная в мире.
 – Верно, но здесь инспектору Рон нечего будет делать, и она может потребовать, чтобы ей разрешили выехать в Фуцзянь.
 – Гм, пожалуй, вы правы… А вы не можете поручить провести расспросы Цяню, пока сами будете водить ее по достопримечательностям Шанхая?
 – Тогда она потребует, чтобы ей разрешили работать с Цянем. К тому же Цянь не говорит по-английски.
 – Что ж, вряд ли ей повредит поговорить в вашем присутствии с рядовыми шанхайцами. Не стоит вам напоминать: наша главная обязанность – обеспечить безопасность инспектора Рон.
 – Значит, вы считаете, что она может работать со мной?
 – Вам предоставлены полномочия самому принимать решения, старший инспектор Чэнь. Сколько раз мне повторять?
 – Спасибо, товарищ секретарь. – Помолчав, Чэнь продолжал: – Теперь о другом деле – об убитом в парке Хуанпу. Я хотел бы провести расследование возможных контактов триады с представителями шанхайской мафии. Кроме того, им может быть известно о том, находится ли Вэнь в городе.
 – Нет, нет, не стоит. Если вы начнете наводить справки, это станет известно «Летающим топорам». Ваши попытки только разбудят спящую змею.
 – Но должны же мы что-то делать и в отношении убитого, товарищ Ли!
 – Не спешите. Через пару дней вернется следователь Юй. Вот он и сможет заняться расследованием убийства в парке Хуанпу. А пока здесь находится инспектор Рон, постарайтесь не потревожить осиное гнездо.
 Ответ Ли не очень удивил Чэня. Секретарь парткома с самого начала не одобрял его желание заняться убитым в парке Хуанпу и всегда находил политические причины для того, чтобы делать или, напротив, не делать что-либо. Его реакция на звонок Фэна жене тоже была понятной. Для него было куда важнее возложить ответственность на американцев, чем найти пропавшую женщину. В сущности, секретарь парткома был политиком, а не полицейским.
 Закончив разговор с Ли, Чэнь поспешил на встречу с отцом Юя, Старым Охотником.
 Старик позвонил ему еще утром и предложил вместе выпить чаю. Но не в чайном домике на середине озера у площади Чэнхуанмяо, где они встречались несколько раз, а в другой чайной под названием «Лунный ветерок», ближе к району, где старик с красной повязкой на рукаве работал почетным добровольным дружинником. Его теперешняя должность называлась «советник городской автоинспекции». Пенсия у отставного сыщика была маленькая, но он очень гордился официальным названием своей должности и ревностно относился к выполнению своих обязанностей. Он не пропускал ни велосипедиста, незаконно прикрепившего детское сиденье, ни таксиста-частника с просроченной лицензией.
 Чайная «Лунный ветерок» появилась сравнительно недавно. Среди шанхайцев стала возрождаться традиция чаепития. Чэнь увидел в зале множество молодых посетителей, сидевших за чашкой чая и жестикулирующих в ставшей модной после современных фильмов манере, и только потом обнаружил притулившегося в уголке Старого Охотника. Вместо традиционной китайской музыки в зале звучал вальс «Голубой Дунай», только, пожалуй, слишком громко, что не очень сочеталось с атмосферой заведения. Было ясно, что чайная предназначалась для молодых людей, которые пока не привыкли пить кофе в кофейнях, но нуждались в таком месте, где они могли посидеть и поговорить. За соседним столиком развернулась битва в мацзян; игроков обступили возбужденные болельщики.
 – Я здесь впервые, – довольно грустно сказал Старый Охотник. – Здесь все по-другому, не как в чайной на озере.
 К ним подошла молоденькая официантка в легкой обуви, в алом чеонсаме с длинными разрезами по бокам, в которые видны были ее смуглые стройные ноги, и поклонилась им на японский манер.
 – Желаете отдельный кабинет, господин?
 Чэнь кивнул. Это было одним из преимуществ современных чайных, хотя там оказывали и весьма сомнительные услуги.
 – Расходы за счет управления, – входя в кабинет, заявил он отставному полицейскому.
 Тот и подумать не мог, чтобы оплатить такую роскошь из своей скудной пенсии. Так что служба в чине старшего инспектора с полномочиями распоряжаться особыми средствами давала определенное преимущество.
 В основном меблировка отдельного кабинета была в классическом стиле, но кресла из красного дерева с удобными мягкими подушками и обтянутый темно-красной кожей диван придавали ему более современный вид.
 Положив на стол меню, официантка предложила фирменное угощение чайной:
 – У нас есть особый чай с пузырьками.
 – А что это за чай?
 – Он пользуется большой популярностью в Гонконге. Вам понравится, господин, – с загадочным видом сказала она.
 – Хорошо, тогда мне – чай с пузырьками, а моему гостю – «Горный туман», – сказал Чэнь. Когда официантка ушла, он спросил: – Как поживаете, дядюшка Юй?
 – Да как все старики. Только я еще пытаюсь приносить пользу обществу, как кусок старого угля, который отдает людям оставшийся в нем жар.
 Чэнь улыбнулся, услышав сравнение из какого-то фильма семидесятых годов. Да, времена меняются, а старики мыслят по-прежнему.
 – Вы уж не слишком перетруждайтесь, дядюшка Юй. Старый Охотник начал с типичного для него риторического вопроса:
 – А вы знаете, старший инспектор Чэнь, почему я захотел встретиться с вами сегодня? Уж и задал я трепку Юю перед его отъездом в Фуцзянь!
 – За что? – Чэнь знал еще одно прозвище Старого Охотника – Куньцюй, или Сучжоуский оперный певец. Исполнители сучжоуских опер славились тем, что растягивали повествование до бесконечности, удлиняя действие бесконечными отступлениями и, словно черным перцем, густо сдабривая вставками из классических произведений.
 – Юй не хотел приниматься за то дело, и я сказал ему: «При обычных обстоятельствах я бы тоже не посоветовал тебе расследовать деятельность этой чумы, мафии, но если старший инспектор Чэнь хочет с ней сразиться, то иди за ним и в огонь и в воду. Разве он меньше тебя рискует? Ведь просто стыд и срам, что в парке Хуанпу обнаружен человек, убитый триадой! Если бы в партии было побольше таких, как старший инспектор Чэнь, дело не дошло бы до такого позора!»
 – Мы с Юем друзья. У него более практичный, более трезвый подход к работе. Я действительно очень на него полагаюсь. Сейчас, когда он уехал в Фуцзянь, мне его очень не хватает.
 – Да, все летит кувырком! Проклятая коррупция пронизала всю страну. У хороших людей нет уверенности в своей безопасности. Для того чтобы добиться успеха в современном обществе, им приходится идти обоими путями – черным и белым, законным и незаконным. Раньше рынки проверял я, а теперь все делается незаконно – их контролируют гангстеры. Помните Цзяо, торговку пельменями, которая на собственных плечах таскала свою крохотную кухоньку?
 – Конечно. Она торговала пельменями рядом с переулком Цинхэ и частенько нам помогала. А что с ней случилось?
 – У нее было очень удачное место для торговли, и кто-то захотел прогнать ее с перекрестка. Ночью ее кухню разгромили. А полиция того района ничего не сделала, пальцем о палец не ударила! «Мы не смогли установить, кто напал на нее» – вот что они мне сказали! А в некоторых новых областях бизнеса гангстеры еще больше обнаглели. Возьмите хотя бы караоке-девочек, что ублажают клиентов в отдельных кабинетах. Страшно прибыльное дело. Пятьсот юаней за час поздно вечером, самое золотое время суток. Не говоря уже о чаевых и дополнительных платах. Владельцы клубов поддерживают с нами хорошие отношения, потому что мы можем слегка подпортить им бизнес, но с гангстерами у них отношения еще лучше, потому что те могут вообще их уничтожить. Например, перережут девушек, разгромят помещение, похитят владельца…
 Лекция Старого Охотника была прервана появлением официантки с лакированным подносом, на котором стояли чайник из тончайшего белого фарфора и одна чашка. Чай с пузырьками был подан в высоком бумажном стаканчике с длинной толстой соломинкой, воткнутой в пластиковую крышку.
 Судя по цвету зеленого напитка в белой чашке, чай «Горный туман» был высокого качества. Чэнь сделал глоток своего чая через соломинку. У него на языке возник крошечный упругий пузырек. Чэнь ощутил и явственный молочный вкус. Интересно, что это – чай или вообще нечто другое?
 Возможно, он тоже старомоден, подобно Старому Охотнику, который время от времени сплевывал крошечные листочки чая в свою чашку.
 – Вы спросите, как могло дело зайти так далеко? Очень просто. Некоторые из наших высокопоставленных руководителей имеют черные сердца. Они берут у гангстеров деньги и за это прикрывают их. Вы слышали историю про зятя секретаря парткома Ли?
 – Нет, ничего не слышал.
 – Так вот, его зять владеет баром на улице Хэньшаньлу. Место просто драгоценное, и его бизнес процветает. Как он получил лицензию и разрешение, никто не знает, да и не спрашивает. Однажды кто-то из посетителей напился, разбил столик и залепил ему оплеуху. На следующий день тот выпивоха вернулся, встал на колени и стал биться об пол лбом. Почему? А потому, что хозяина бара крышует «Голубая триада». Мафия имеет в городе больше власти, чем правительство. Если бы пьяница не извинился, они убили бы всю его семью. После того случая никто уже не осмеливается затеять в баре зятя Ли скандал.
 – Возможно, кто-то решил просто припугнуть Ли, – неохотно сказал Чэнь, зная о неприязни Старого Охотника к Ли. Оба одновременно поступили на службу в полицию. Один из них занимался исключительно работой полицейского, а другой – только политикой. Спустя тридцать лет между ними словно пропасть пролегла. – Хотя сам Ли мог не иметь к этому никакого отношения.
 – Может быть, – сказал Старый Охотник, – но кто знает! Все действительно вышло из-под контроля. – Жуя чаинки потемневшими от чая зубами, старик возмущенно продолжал: – Теперь насчет трупа в парке Хуанпу. Это уж совершенно из ряда вон! Если бы такое произошло где-нибудь на побережье недалеко от Гонконга или в провинции Юньнань, где через границу переправляют наркотики, я бы не удивился. Поскольку раньше мэром Шанхая был председатель Цзян  [6] , гангстерам здесь не удавалось развернуться. Они остерегались дергать за усы тигра. А теперь! Я не могу припомнить случая, чтобы триада осмелилась совершить убийство в Шанхае!
 – Это могли сделать преступные организации, которые не принадлежат к шанхайским. – Чэнь кивнул, сделав еще один глоток чая через соломинку. – Возможно, хотели тем самым дать какой-то намек здешней мафии.
 – Вот-вот! Поэтому я и советую вам распорядиться, чтобы в газетах опубликовали еще одно объявление. Дайте в нем точное описание ран, нанесенных жертве. Посмотрите, может, змея и выползет из своего логова.
 – А что, неплохая идея!
 – Если вы решились скрестить оружие с мафией, старший инспектор Чэнь, у вас не получится сделать это законным, белым путем. Здесь нужно быть очень гибким, воспользоваться любой помощью. Скажем, помощью человека, который знаком и с белым, и с черным путем, у которого к тому же есть связи среди уличных торговцев.
 Чэнь понял, что таким своеобразным способом старик предлагал свою помощь. Что ж, бывший полицейский действительно обладал большим опытом и нужными связями.
 – Большего я не мог бы и пожелать, дядюшка Юй! Честно говоря, я и сам хотел просить вас о помощи.
 – Сделаю все, что в моих силах, старший инспектор Чэнь.
 – Так вот, сейчас у меня на руках два дела. Они не связаны между собой, но каждое может иметь отношение как к черному, так и к белому пути. Я сомневаюсь, что Цянь Цзюнь достаточно опытен для хорошей работы, а секретарь Ли, как вы знаете, не хочет вмешиваться, для чего всегда находит корректные с политической точки зрения причины.
 – Оставьте секретаря Ли в покое и лучше подробно обо всем расскажите.
 – Во-первых, что касается убитого в парке Хуанпу. Пока мы не смогли установить его личность, но предварительный отчет о вскрытии, присланный доктором Ся, подтверждает наши предположения. – Он передал Старому Охотнику копию акта о вскрытии. – Он был убит вскоре после полового акта; его так и нашли еще в пижаме. Следовательно, его могли убить дома или в какой-нибудь гостинице. Если в гостинице, то это не могла быть пятизвездочная государственная, служащие которой обязаны были сообщить полиции об убийстве, но ведь в городе полно частных гостиниц, массажных кабинетов и прочих притонов.
 – И подпольных борделей, старший инспектор Чэнь, хотя в базе вашего управления вы ни слова о них не найдете.
 – Во-вторых, дело Вэнь Липин. Юй как раз над ним и работает в Фуцзяни. Бывшая выпускница шанхайской школы, Вэнь могла вернуться в город. – Он протянул ему фотографию Вэнь. – Если она не остановилась у кого-нибудь из родственников, то могла снять комнату в одном из дешевых пансионов, которые не имеют лицензии.
 – Хорошо, я проверю все возможные места. Хоть я уже старик, но могу еще пригодиться. – Затем Старый Охотник серьезно добавил: – Только вы уж поосторожней, бандитов нельзя недооценивать. Они могут нависать над тобой, как дракон в ночи, и нанести удар в самый неожиданный момент. В прошлом году один мой старый знакомый по службе пропал прямо во время расследования преступления гангстеров. Его труп так и не нашли.
 – Простите, дядюшка Юй, что втягиваю вас в такое опасное дело.
 – Не говорите так, старший инспектор Чэнь. Я рад быть полезным. Мне уже не о чем беспокоиться, я просто мешок со старыми костями. Что бы ни случилось, в моем возрасте это неплохая сделка. А вы еще молоды, у вас все впереди, так что остерегайтесь триады.
 – Спасибо. Постараюсь соблюдать крайнюю осторожность.
 Расставшись со Старым Охотником у выхода из «Лунного ветерка», Чэнь позвонил инспектору Рон.
 – Завтра утром у нас назначена встреча со старшим братом Вэнь, Вэнь Лихуа.
 – Значит, ваше начальство дало санкции?
 – Как говорил Конфуций, «человек не сможет стоять, если не может сдержать данное им слово».
 – «Так что начинайте задыхаться, – сказала она со смехом, – сразу же, как только вам скажут, что вы разжирели».
 – Ого, вы тоже слыхали эту пословицу! – Чэнь и сам всего один раз слышал ее от одного старого жителя Пекина. Видно, учитель инспектора Рон был знатоком китайских пословиц.
 – Во сколько мы идем? – спросила она. – Мне подождать вас у отеля?
 – Нет, не надо. Там будет полно машин. Встретимся около восьми, только я сам за вами зайду.
 – Отлично, я буду вас ждать.
 Когда он отключил телефон, какая-то фраза, только что сказанная им самим, снова промелькнула у него в мозгу.
 Ах да, он сказал: «Там полно машин».
 Ну конечно! Из-за сильного движения в районе гостиницы «Мир» ограничена скорость движения, машины там буквально ползут. И вот именно там, сегодня утром, когда они стояли на углу улиц Нанкинлу и Сычуаньлу, словно из ниоткуда вдруг появился мотоцикл и на полной скорости помчался прямо на Кэтрин. На Сычуаньлу мотоциклы вообще редкое явление. Чэнь припомнил, что, когда они остановились на углу, чтобы попрощаться, ему как будто послышалось рычание заводимого мотора. Должно быть, мотоцикл тронулся с места где-то совсем рядом от них, что делало инцидент еще более подозрительным. Если водитель только что включил двигатель, почему он тут же развил бешеную скорость?
 Инспектор Рон прибыла в Шанхай лишь накануне, и о ее миссии знали только три человека. Неужели фуцзяньекая триада способна действовать так стремительно? Кому он встал на пути, стараясь разыскать Вэнь? В первый раз у Чэня возникло зловещее предчувствие в связи с этим заданием.
 Потому ли, что секретарь Ли особо напирал на его долг обеспечить безопасность инспектора Рон? Или из-за сегодняшней лекции Старого Охотника о черном и белом пути?
 По дороге в гостиницу Чэнь вновь и вновь переживал то ужасное мгновение, когда он чудом успел среагировать и спасти Кэтрин Рон от этого словно взбесившегося мотоцикла. Если тот инцидент не был случайным, то какие еще опасности могут ее подстерегать?




 8


 Стоя рядом с «мерседесом», Чэнь смотрел на выходящую из вращающихся дверей гостиницы Кэтрин Рон – в белом платье, гибкая и стройная, она напоминала покрывшуюся цветами яблоньку, расцветшую под апрельским небом Шанхая. По всему было видно, что она хорошо отдохнула, и при виде Чэня ее свежее лицо осветилось веселой улыбкой.
 – Это шофер нашего управления, товарищ Чжоу Цзин. – Затем Чэнь представил ее водителю. – Сегодня он будет с нами целый день.
 – Рада познакомиться, товарищ Чжоу, – сказала она по-китайски.
 – Добро пожаловать, инспектор Рон. – Чжоу с приветливой улыбкой оглянулся на нее через плечо. – Вообще-то меня зовут Малыш Чжоу.
 – Тогда вы называйте меня просто Кэтрин.
 – Малыш Чжоу – наш лучший водитель. – Чэнь уселся рядом с Кэтрин на заднем сиденье.
 – Главное, у нас самая лучшая машина, – сказал Чжоу, – а мы со старшим инспектором стараемся работать как можно лучше, инспектор Рон, иначе его не выделили бы для работы с вами.
 – В самом деле?
 – Конечно, он ведь у нас настоящий ас, восходящая звезда управления.
 – Это мне известно.
 – Не стоит преувеличивать, Малыш Чжоу, – сказал Чэнь. – Лучше следи за дорогой.
 – Не беспокойтесь, я здесь каждый закоулок знаю. Поэтому сейчас, например, мы свернем сюда и сократим дорогу. – Чэнь заговорил с Кэтрин на английском: – Есть какие-нибудь новости от ваших коллег?
 – Мой шеф, Эд Спенсер, проверил близлежащие магазины, которые посещал Фэн. Дело в том, что машины у Фэна нет, как и нет в Вашингтоне ни друзей, ни знакомых. Судя по чеку, в тот самый день, когда Фэну подбросили записку с предостережением, он заходил за продуктами в ближайший магазин. Этот магазин находится там очень давно, и никаких темных делишек за ним не числится. Фэн купил там лапшу и взял напрокат несколько видеокассет с китайскими фильмами. По дороге домой он заходил еще в магазинчик китайских сувениров и трав и в китайскую парикмахерскую. Выходит, записку с угрозой ему могли подсунуть и там.
 – Я обсуждал новый поворот событий с секретарем Ли. И мы считаем необходимым выяснить, каким образом гангстеры узнали о его местонахождении.
 – Понятия не имею! В нашу спецгруппу входим только мы с Эдом, а наш переводчик Шао давным-давно работает в ЦРУ, – сказала Кэтрин. – Невозможно и подумать, чтобы утечка произошла с нашей стороны.
 – Да, но видите ли, решение позволить Вэнь выехать в Соединенные Штаты принималось нашим правительством на очень высоком уровне. И мы с секретарем парткома Ли только накануне вашего приезда впервые узнали о деле Фэна и Вэнь, – возразил Чэнь.
 – Да, все это очень странно! А Фэн вообще очень скомпрометировал нашу программу защиты свидетелей. Он даже не предупредил нас о том, что намерен позвонить жене. Эд подумывает перевести его в другое место.
 – Возьму на себя смелость, инспектор Рон, посоветовать вам оставить его на прежней квартире, но более тщательно следить за ним. Мафия может попытаться снова с ним связаться.
 – Но тогда он подвергается большой опасности!
 – Ну, если бы они хотели убить Фэна, то сразу бы это сделали, а не стали бы ему угрожать. Полагаю, они хотят только помешать ему дать показания против Цзя. И попытаются убить его лишь в том случае, если у них не останется иного выхода.
 – Что ж, пожалуй, вы правы, старший инспектор Чэнь. Я передам ваши соображения своему начальству.
 Малыш Чжоу вел машину коротким путем, и вскоре они оказались на улице Шаньдунлу, где жил со своей семьей Вэнь Лихуа, брат Вэнь Липин. Эта маленькая тесная улочка недалеко от Хуанпу, застроенная старыми развалюхами, находилась в прежнем французском квартале. За последние годы, когда вокруг выросли новые, современные здания, она стала как бельмо на глазу. Въезд в улочку загораживали незаконно припаркованные велосипеды, автомобили и огромная груда ржавого металлолома с близлежащего завода. Малышу Чжоу пришлось долго лавировать между этими препятствиями, прежде чем он остановился перед двухэтажным домиком. На некрашеной потрескавшейся двери едва можно было разобрать номер.
 Сразу за дверью наверх вела скрипучая деревянная лестница с покрытыми густой пылью перилами, в лестничном проеме с облупившимися стенами даже днем царила полная темнота. Кэтрин в своих туфельках на высоких каблуках осторожно ступала на высокие, жалобно скрипящие ступеньки, но все равно пару раз споткнулась.
 – Извините, – сказал Чэнь, поддержав ее под локоть.
 – Не за что, старший инспектор Чэнь, вы ведь ни в чем не виноваты.
 Чэнь заметил, что она вытерла руки платком, когда они добрались до второго этажа. Они оказались у входа в длинное помещение наподобие коридора, беспорядочно загроможденное разным хламом: здесь были свалены сломанные плетеные стулья, отслужившие свой век печурки, колченогий стол и старый шкаф, видимо когда-то служивший буфетом. В углу стоял обеденный стол с несколькими стульями.
 – Это место для хранения ненужных вещей? – спросила Кэтрин.
 – Нет, когда-то здесь находилась гостиная, а теперь общее помещение для тех семей, которые занимают весь этот этаж.
 По одну сторону коридора видны были двери. Чэнь постучал в первую. Им открыла старая женщина, с трудом передвигавшаяся на распухших ногах.
 – Вам нужен Лихуа? Он живет в последней комнате. Вероятно, услышав их шаги, жилец сам открыл дверь и вышел в коридор. Это был мужчина лет сорока пяти-сорока шести, долговязый, лысый, с густыми бровями и усами, в белой футболке, в шортах цвета хаки, в сандалиях на резиновой подошве и с узкой повязкой на голове. Он назвался Вэнь Лихуа и пригласил их к себе.
 Они вошли в комнату площадью метров шестнадцать, все убранство которой красноречиво свидетельствовало о нищете. На синей железной спинке в изголовье старомодной кровати до сих пор красовался плакат, изображающий стоящего на воротах Тяньаньмэнь председателя Мао с воздетой рукой; первоначальный узор на спинке уже невозможно было разобрать. В центре комнаты помещался крашеный красный стол с пластиковым стаканчиком для ручек и контейнер с бамбуковыми палочками для еды – признак многофункциональности стола. Рядом – пара простых жестких стульев. Единственной относительно новой вещью была серебряная рамочка, обрамляющая фотографию мужчины с женщиной и парой улыбающихся ребятишек, прижавшихся друг к другу. Судя по тому, что на фото у Лихуа еще росли густые жесткие волосы, снимок был сделан достаточно давно.
 – Вы знаете, товарищ Вэнь Лихуа, зачем мы к вам пришли? – Чэнь протянул ему свою карточку.
 – Да, насчет моей сестры, но помочь вам я не могу. На работе мне дали отгул, специально для встречи с вами. – Лихуа жестом пригласил их сесть к столу и принес чашки с чаем. – А что она натворила?
 – Ваша сестра не сделала ничего плохого. Просто она обратилась с просьбой выдать ей заграничный паспорт, чтобы уехать к мужу в Соединенные Штаты, – пояснила Кэтрин, передавая ему свое удостоверение.
 – А разве Фэн в Америке? – Лихуа почесал голову, затем добавил: – О, вы говорите на китайском!
 – К сожалению, не очень хорошо, – сказала она. – Поэтому разговор будет вести старший инспектор Чэнь. А на меня не обращайте внимания.
 – Инспектор Рон приехала сюда, чтобы оказать нам помощь, – сказал Чэнь. – Дело в том, что ваша сестра исчезла. И нас интересует, не давала ли она вам знать о себе.
 – Исчезла! Нет, нет, она со мной не связывалась. Я только от вас узнал, что Фэн в Америке и что она хотела к нему уехать.
 – Что ж, хоть вы ничего не слышали о сестре за последнее время, пожалуйста, расскажите нам о ней поподробнее, это сможет нам помочь, – сказал Чэнь.
 Кэтрин достала портативный магнитофон.
 – Хотите – верьте, хотите – нет, а мы с ней не разговаривали уже много лет. – Лихуа тяжело вздохнул, сгорбившись над своей чашкой. – А ведь она у меня единственная сестра!
 Чэнь предложил ему сигарету.
 – Пожалуйста, мы вас слушаем.
 – С чего же начать?
 – Да с чего хотите.
 – Ну, нас у родителей было всего двое, я да Вэнь. Мама умерла очень рано, и отец один вырастил нас – вот в этой самой комнате. Я человек обыкновенный, про меня и говорить-то нечего. Ни тогда, ни сейчас. Но она была совершенно другая. Очень красивая и к тому же очень способная. Все учителя в школе предсказывали ей блестящее будущее в социалистическом Китае. Она пела, как жаворонок, танцевала, как облачко. Люди говорили, что она родилась под персиковым деревом.
 – Как это? – не поняла Кэтрин.
 Чэнь пояснил:
 – Мы сравниваем красивую девушку с цветком персика. Еще существует поверье, что, если ребенок родился под персиковым деревом, он вырастет очень красивым.
 – Уж не знаю, родилась ли она под персиковым деревом или нет, – снова вздохнул Лихуа и затянулся сигаретой, – а только не в тот год, это уж точно. Когда она училась в шестом классе, началась культурная революция. Она вступила в ряды хунвейбинов и стала самой главной солисткой в районном ансамбле песни и пляски. Школы и разные организации приглашали ее петь революционные песни и исполнять «Танец верности».
 – «Танец верности»? – снова переспросила Кэтрин. – Извините, что я вас прервала.
 – В те годы в Китае танцы были запрещены, – пояснил Чэнь. – Разрешали исполнять только один танец – так называемый «Танец верности», больше похожий на марш. Танцор держал вырезанный из бумаги иероглиф «верность» или красное бумажное сердце, на котором изображался тот же иероглиф. Даже жесты танцоров были призваны всячески демонстрировать преданность председателю Мао.
 – Затем возникло новое движение – закончившие школу юноши и девушки, так называемая «грамотная молодежь», уезжали на перевоспитание в деревню, – продолжил Лихуа. – Как и другие, она всем сердцем отозвалась на призыв Мао. Ей было всего шестнадцать, и отец очень боялся за нее. По его настоянию, вместо того чтобы ехать со своими одноклассниками, она отправилась в провинцию Фуцзянь, в деревню Чанлэ, где у нас были родственники, которые, как мы надеялись, могли о ней позаботиться. Сначала вроде все шло хорошо. Она регулярно писала домой, говорила о том, что считает для себя необходимым перевоспитание через тяжелую работу, поэтому она сажает рис, рубит в лесу деревья на дрова, под дождем пашет землю… Тогда почти вся молодежь верила Мао, как будто он был богом.
 – И что же потом?
 – А потом она вдруг перестала нам писать. Мы с отцом не могли отправиться в такую даль, поэтому написали родственнику, и он как-то уклончиво ответил, что у нее все хорошо. Через несколько месяцев она прислала коротенькое письмо, сообщила, что вышла замуж за Фэн Дэсяна и ждет ребенка. И тогда отец поехал к ней, в ту самую деревню. Путь был долгий и тяжелый. Вернулся он совершенно другим человеком, разбитым, поседевшим и опустошенным. Мне он почти ничего не рассказывал. Ведь он возлагал на нее такие большие надежды! С тех пор она нам почти не писала. – Лихуа с силой потер лоб, словно заставляя себя вспомнить. – Отец во всем винил только себя. Ведь если бы она уехала со своими одноклассниками, то после революции вернулась бы домой, как и большинство из них. Эта мысль и свела его вскоре в могилу. И вот тогда она в первый раз приехала в Шанхай, чтобы похоронить отца.
 – Она о чем-нибудь рассказывала вам в тот приезд?
 – Нет, практически ничего. Сестра очень изменилась. Сомневаюсь даже, узнал бы ее отец в черном платье из грубой домотканой холстины и в белой повязке из полотенца. Как могла судьба обойтись с ней так несправедливо! Она очень плакала по отцу, но почти ни с кем не разговаривала, ни со мной, ни с Чжу Сяоин, которая была ее самой близкой подругой в школе. Чжу приходила на похороны и подарила нам стеганое одеяло.
 Чэнь увидел, как Кэтрин что-то записывает.
 – Потом сестра стала писать еще реже, – монотонно продолжал Лихуа. – Мы узнали, что она получила работу на фабрике деревенской коммуны, но зарабатывала очень мало. А вскоре в результате несчастного случая у нее погиб сын. Еще один тяжелый удар. Последнее письмо от нее пришло года два назад.
 – А остальные ее знакомые в Шанхае поддерживают с ней связь?
 – Нет, не думаю.
 – Почему вы так считаете?
 – Дело в том, что в прошлом году ее одноклассники собрались на встречу. Они устроили роскошный вечер в гостинице «Река Цзин». Организовал его и за все заплатил один их парень, который очень разбогател. Каждому однокласснику было прислано приглашение, в котором было написано, что если кто-то не сможет прийти сам, то вместо него может прийти его родственник. Вэнь по-прежнему жила в деревне, и Чжу уговорила пойти меня. Я в жизни не бывал в пятизвездочной гостинице и, конечно, согласился. За столом несколько ее одноклассников подходили ко мне и расспрашивали о сестре. Меня это не удивило. Чжу помнит, какой она была в школе. В нее были влюблены очень многие ребята.
 – У нее был тогда возлюбленный? – спросила Кэтрин.
 – Нет, в те времена об этом и подумать было нельзя. Она же была хунвейбином и все свободное от учебы время посвящала революционной деятельности. – Помолчав, Лихуа добавил: – Тайные воздыхатели, может, и были, но только не возлюбленный.
 – Ну, допустим, тайные воздыхатели, – сказал Чэнь. – Вы можете кого-нибудь из них назвать?
 – Да их много было. Некоторые пришли на эту встречу. Кое-кто живет хорошо, кое-кто – очень плохо, вроде Су Шэньи, он-то совсем разорился. Но тогда он тоже был хунвейбином, часто приходил к нам домой. Он тоже пришел на встречу одноклассников, чтобы поесть всяких вкусных вещей, как и я. Выпив несколько рюмок, он признался мне, что очень любил Вэнь, и даже заплакал. Еще там был Цяо Сяодун, он состарился, поседел и вообще очень сдал, сейчас ждет увольнения на пенсию. Цяо играл в «Истории Красной Лампы» Ли Юйхэ. Они с Вэнь были в одном ансамбле песни и пляски. Как же все изменились!
 – А кто тот разбогатевший парень, за чей счет и была устроена встреча?
 – Его зовут Лю Цин. В 1978 году он поступил в университет, стал репортером «Вэньхуэй дейли», сочинял стихи и даже печатал их, а после основал свое дело. Теперь он настоящий миллионер, владеет компаниями в Шанхае и в Сучжоу.
 – Лю тоже был тайным воздыхателем Вэнь?
 – Нет, не думаю. Вообще-то мы с ним даже не поговорили, он все время провозглашал тосты за одноклассников. Чжу сказала, что в школе его попросту не замечали. Он был заядлым книгочеем, сыном родителей с сомнительным прошлым. Он не посмел бы заглядываться на Вэнь, это было бы все равно как если бы жаба заглядывалась на белого лебедя. В самом деле, колеса фортуны вращаются стремительно. В случае с Вэнь ей не понадобилось и шестидесяти лет.
 – Еще одна китайская пословица, – объяснил Чэнь Кэтрин. – «Колеса судьбы делают один оборот каждые шестьдесят лет».
 Кэтрин кивнула.
 – Моя бедная сестренка практически погибла, когда ей было всего шестнадцать лет. Думаю, прийти на ту встречу ей не позволила гордость.
 – Она действительно слишком много перенесла. Некоторые люди после душевной травмы полностью замыкаются в себе, – сказала Кэтрин. – Но пока человек жив, жива и надежда. Значит, в Шанхае она ни с кем не могла бы встретиться?
 – Нет, разве только с Чжу Сяоин.
 – Вы знаете ее адрес? – спросил Чэнь. – И если можно, дайте нам адреса других ее одноклассников, например Су Шэньи и Цяо Сяодуна.
 Лихуа достал записную книжку и написал на клочке бумаги несколько строк.
 – Пятеро живут в Шанхае. Вот только насчет Бай Бина я не очень уверен. Он бывает здесь время от времени, а в основном разъезжает по стране, торгует всякими подделками в Шанхае и в других городах. Адреса Лю Цина у меня нет, но его-то вы легко найдете.
 – Еще один вопрос. Все-таки почему она не вернулась домой после культурной революции?
 – Об этом она мне не писала. – В голосе Лихуа послышалось некоторое напряжение, и он нервно провел рукой по губам. – Может, Чжу вам больше расскажет. Она сама возвратилась домой в начале восьмидесятых.
 Когда они встали, Лихуа нерешительно сказал:
 – Я все еще ничего не понимаю, старший инспектор Чэнь.
 – А что именно?
 – В наше время очень многие уезжают за границу – законным или незаконным путем, особенно в Фуцзяни. Я о них слышал. Почему же моя сестра привлекла ваше внимание?
 – Она оказалась в очень сложном положении, – сказал Чэнь, надписывая на визитке номер своего сотового телефона. – Могу только сказать, что в ее прибытии в Америку одинаково заинтересованы правительства Соединенных Штатов и Китая. Ее могут разыскивать и бандиты из фуцзяньской триады. Можете себе представить, что ей угрожает, если они ее найдут. Поэтому, если она вдруг свяжется с вами, немедленно дайте нам знать.
 – Обязательно, старший инспектор Чэнь.




 9


 Шел третий день пребывания следователя Юя в Фуцзяни.
 За это время розыски Вэнь ни на шаг не продвинулись, зато у него появились кое-какие соображения. Известие о телефонном разговоре между Фэном и Вэнь вело в совершенно ином направлении. Поначалу Юй предположил, что она может скрываться где-то в этой провинции. Однако, судя по беседам с жителями деревни, у самой Вэнь здесь не было ни родственников, ни знакомых, что же касается связей Фэна, то все они давно были порваны. Крестьяне даже не пытались скрыть своей ненависти к нему или просто отказывались о нем говорить; видно, здорово он им насолил. Трудно было надеяться, что все эти дни Вэнь Липин таилась в каком-то укрытии.
 Вместе с тем предположение о том, что она покинула Фуцзянь, тоже не подтверждалось. Никто не видел ее не только в том автобусе, который проходил мимо деревни в ночь ее исчезновения, но и во всех других на территории радиусом сто пятьдесят километров. Юй провел тщательную проверку в транспортной конторе. Выяснилось, что ночью в районе деревни такси могло появиться только в том случае, если оно было вызвано заранее, а записи о таком вызове Юй в регистрационных книгах не обнаружил.
 Само собой напрашивалось предположение, что Вэнь действительно по своей воле ушла из деревни, но была похищена где-то на пути к остановке автобуса. В таком случае, если местная полиция не предпримет срочных и решительных мер против мафии, ее не успеют найти к нужному времени, если вообще когда-нибудь найдут.
 И следователь Юй решил обсудить с комиссаром Хуном, какие меры против мафии можно предпринять прямо сейчас. В результате Хун вручил ему список крупнейших местных гангстеров с их адресами, но, как оказалось, в настоящее время ни одного из них по указанному адресу застать невозможно – одни где-то скрывались, а другие отсутствовали по своим грязным делам. Тогда Юй предложил арестовать менее значительных членов банды. Хун возразил, что необходимую им информацию можно получить только от главарей, и подчеркнул, что вопрос о том, как справляться с гангстерами, находится в юрисдикции фуцзяньской полиции. По рангу комиссар Хун был выше старшего инспектора Чэня, и в итоге у следователя Юя остались лишь бесполезный список бандитов и тоскливое впечатление, что местная полиция не выполняет свою часть работы, во всяком случае, не желает ничего делать по требованию сыщика из Шанхая. После мрачных раздумий он пришел к выводу, что всему этому имеются какие-то серьезные причины.
 Каковы бы ни были подозрения Юя, он продолжал делать то, что считал нужным, – расспрашивать людей способных дать хотя бы крупицы каких-то сведений, как делал в Шанхае и старший инспектор Чэнь.
 В списке людей, с которыми он намеревался поговорить в тот день, значился управляющий фабрикой Пань, но еще в девять утра он сам позвонил Юю:
 – Сегодня с утра я буду занят. Мы можем перенести нашу встречу на более позднее время?
 – Какое время вам подошло бы?
 – Ну, скажем, от половины двенадцатого до двенадцати, – сказал Пань. – Я приду к вам в гостиницу, как только освобожусь.
 – Хорошо, договорились.
 Юй хотел было сообщить об изменении сержанту Чжао, но передумал. За прошедшие дни он не видел от Чжао практически никакой помощи. Больше того, у него появилось ощущение, что в присутствии сержанта люди стараются отмалчиваться в ответ на его вопросы. Поэтому он позвонил Чжао, сообщил, что сегодня Пань не сможет прийти и что сам он проведет весь день в гостинице: напишет письмо жене, займется стиркой и засядет за отчет для своего управления. Чжао с готовностью одобрил такой распорядок дня. До Юя уже дошли слухи, что у Чжао есть какой-то побочный и весьма выгодный бизнес; вероятно, он обрадовался возможности на денек освободиться от работы в полиции и уделить внимание делу.
 Юй считал непозволительной для себя роскошью отдавать свое белье в прачечную гостиницы, когда вполне мог постирать его сам, сэкономив два юаня. Он усердно тер грязное белье на стиральной доске, поместив ее в бельевую раковину, и думал о годах, утекающих сквозь пальцы ,  как эта мыльная вода.
 В детстве, слушая рассказы отца о расследовании разных преступлений, он мечтал стать полицейским. Однако спустя всего несколько лет после того, как его мечта осуществилась, у него уже почти не осталось надежды когда-нибудь добиться повышения. Его отец, Старый Охотник, несмотря на то что был ревностным служакой и преданным членом партии, так и ушел на пенсию в звании сержанта и получал настолько мизерную пенсию, что не мог себе позволить покупать любимый чай «Лунцзин». Следователю Юю приходилось реально смотреть на жизнь. Не имея высшего специального образования и нужных связей, он и мечтать не мог о том, чтобы дослужиться до высокого ранга. Так он и останется скромным сыщиком, получающим самую маленькую зарплату, не имеющим авторитета в управлении, а его фамилия вечно будет самой последней в списке очередников на жилплощадь…
 Вот еще одна причина, по которой он не слишком обрадовался командировке в Фуцзянь. Как раз в этом месяце жилкомитет должен был собраться на очередное заседание. Юй давно уже состоял в списке очередников, и, оставаясь в Шанхае, он мог бы как-то подтолкнуть членов комитета, хотя бы как в фильме, который он недавно видел: стал бы в знак протеста ночевать на своем рабочем столе. Он считал, что у него есть все основания требовать жилья. Спустя десять лет после женитьбы он по-прежнему вынужден был жить под одной крышей со своим отцом. Для человека, достигшего сорокалетнего возраста, не иметь собственного дома считалось постыдным. Даже многотерпеливая Пэйцинь время от времени намекала ему на это.
 Трудности с жильем в Шанхае имели давнюю историю, и Юй отлично все понимал. Жилищный вопрос стал острейшей проблемой для государственных учреждений, которые ежегодно получали от городских властей определенное количество квартир и распределяли жилье среди очередников с учетом трудового стажа и различных других показателей. Особенно медленно продвигалась очередь на жилье в управлении полиции Шанхая, где подавляющее количество сотрудников работали всю жизнь.
 Тем не менее следователь Юй относился к своей работе очень серьезно и ответственно, считая, что обязан по мере сил помогать людям. Он даже придумал собственную теорию о том, как в настоящее время в Китае стать добросовестным полицейским. Прежде всего необходимо умение определить, возможно ли в данном деле добиться положительного результата. Ведь многие дела попросту не заслуживали усердной работы, поскольку их решение определялось партийным руководством. Например, когда недавно расследовали несколько крупных дел, связанных с коррупцией в государственных органах, несмотря на широко развернутую критику в газетах, все кончилось тем, что прихлопнули комара, а тигр ушел живым. Подобные дела призваны были продемонстрировать, что правительство взяло новый курс, и велись лишь для показухи. Так и расследование дела Цзя, хотя вовсе не является политической кампанией, скорее всего, будет вестись исключительно формально. Единственно эффективный способ борьбы с нелегальной переправкой людей за границу – решительно покончить с мафией, к чему власти пока не готовы.
 А вот история самой Вэнь взволновала и заинтересовала Юя. Он и представить не мог, чтобы «грамотная девушка» могла влачить столь жалкое существование. И с ужасом думал, что такая судьба могла бы постигнуть и Пэйцинь. Будучи и сам в прошлом «грамотным юношей», он считал своим долгом помочь несчастной женщине, только пока еще не представлял, каким образом.
 Вскоре после того, как Юй закончил стирку, к нему пришел Пань – человек лет тридцати с небольшим, очень высокий и худой, как бамбуковая трость. У него было умное лицо, к которому шли очки без оправы. И говорил он грамотно и умно. Всегда по существу, точно, не отвлекаясь на ненужные подробности.
 Разговор с ним не дал Юю новых данных, но помог составить более ясное представление о жизни Вэнь за время работы на фабрике. Вэнь считалась одной из лучших работниц, но и здесь держалась крайне замкнуто. Однако, как считал Пань, не потому, что была приезжей или что остальные работницы относились к ней с предубеждением, а из-за своей гордости.
 – Интересно, – пробормотал Юй, понимая, что порой человек уходит в себя только потому, что потерпел в жизни настоящее поражение, – но она пыталась как-то улучшить свою жизнь?
 – Беда в том, что ей слишком не повезло. Она попала в лапы Фэна слишком юной и беззащитной, а потом, когда его выгнали с должности, было уже поздно. – Пань задумчиво почесал подбородок. – «До неба далеко, а до императора еще дальше». Кого интересовала образованная девушка в отсталой деревне? Но стоило бы вам видеть Вэнь, когда она только приехала сюда! Вот была красавица!
 – Вы ее любили?
 – Нет, что вы! Мой отец – бывший помещик. В начале семидесятых я и мечтать не смел о такой девушке.
 – Да, мне известно о том, как относились тогда власти к происхождению граждан, – кивнув, сказал Юй.
 Юй понимал, что, возможно, у него одного были основания быть благодарным правительству за ту пресловутую политику. Он сам никогда не хватал звезд с неба – в школе ничем не выделялся среди одноклассников, как и они, получил аттестат зрелости и в результате стал самым заурядным полицейским. Другое дело Пэйцинь – замечательно способная и красивая, как героини «Сна в Красном тереме». Они вообще могли бы не встретиться, если бы не «сомнительное» прошлое ее родителей, которое вынудило девушку, так сказать, опуститься до его уровня. Однажды он завел об этом речь, но она резко оборвала его, заявив, что лучшего мужа, чем Юй, она себе и не представляет.
 – Когда в 1979 году меня назначили управляющим фабрикой, – продолжал Пань, – Вэнь была уже совершенно бедной и забитой крестьянкой. Не только по положению, но и внешне. Фэна в деревне никто не жаловал, потому и ее не жалели. Но мне стало так ее жалко, что я предложил ей работать на фабрике.
 – Хорошо, что хоть вы чем-то ей помогли. Она рассказывала вам о себе?
 – Нет, напротив, разговоров она старалась избегать. Некоторые женщины только и знают, что жаловаться на свою несчастную долю, вроде сестры Цянлин из рассказа Лю Сюня «Счастье». Вэнь же предпочитала в одиночестве зализывать свои раны.
 – А вы не пытались помочь ей чем-нибудь еще?
 – Не пойму, на что вы намекаете, следователь Юй.
 – Я не намекаю, я хочу знать, что вы скажете о работе, которую она брала на дом?
 – Ну, вообще-то правила запрещают уносить с фабрики детали и абразивы, но она была такой бедной! Для нее имел значение каждый лишний юань. А так как она была нашей лучшей работницей, я и разрешил ей подрабатывать на дому.
 – Когда вам стало известно, что она собирается уехать к мужу в Соединенные Штаты?
 – Приблизительно месяц назад. Она попросила меня подтвердить ее семейное положение для заявления о выдаче паспорта. Я спросил, что она собирается делать, и она вдруг расплакалась. Только тогда я и узнал, что она беременна. – После долгой паузы Пань сказал: – Меня очень заинтриговали успехи Фэна за границей. Обычно люди только спустя много лет могут начать хлопоты о выезде за границу членов своей семьи. Поэтому я расспросил некоторых крестьян и узнал, что у него там было одно дело…
 В дверь вдруг тихо постучали.
 Следователь Юй поднялся и открыл дверь. Снаружи никого не было, но на полу он увидел накрытый бумажной салфеткой поднос, на котором лежала карточка с надписью: «Рады угостить вас нашими фирменными блюдами».
 – Надо же, как вовремя! Оказывается, гостиница не такая уж плохая. Пообедайте со мной, управляющий Пань. Мы продолжим разговор за едой.
 – Что ж, в таком случае я ваш должник, – сказал Пань. – Позвольте мне до вашего отъезда угостить вас местной фуцзяньской лапшой.
 Юй снял салфетку и обнаружил большую миску с только что приготовленным тушеным рисом, яичницу-болтунью и жаренную на открытом огне свинину по-китайски, закрытый судок и две тарелки с закуской: одна – с соленым арахисом, другая – с тофу, заправленным кунжутным маслом и зеленым луком. Сняв с судка бумажную крышку, он с удивлением ощутил запах, похожий на аромат ликера.
 – Это крабы, маринованные в вине, – пояснил Пань.
 На подносе лежала только одна пара пластиковых палочек для еды. К счастью, Пэйцинь уложила в сумку Юя несколько пар запасных палочек, так что он передал одну пару Паню.
 Пань поймал пальцами свисающую лапку краба.
 – Вообще-то я люблю крабы, – Юй передернул плечами, – только не сырые.
 – Не бойтесь. Вам ничто не грозит. Маринование краба в крепком вине устраняет все проблемы.
 – Просто я терпеть не могу сырого краба, – покривил душой Юй. На самом деле с детства его любимым завтраком была рисовая каша с кусочками соленого краба. Но Пэйцинь убедила его отказаться от сырых морепродуктов, и он с радостью подчинился своей заботливой жене. – Так что весь краб в вашем распоряжении, управляющий Пань, – скрепя сердце сказал он.
 Рис приятно благоухал специями, свинина была нежной и мягкой, а маленькие тарелки с закусками выглядели чрезвычайно аппетитно. Так что Юй прекрасно обошелся и без краба. Они продолжали говорить о Вэнь.
 – У Вэнь даже не было счета в банке, – рассказывал Пань. – Все деньги, что она зарабатывала, забирал у нее Фэн. Я предложил ей держать часть денег на фабрике, и она согласилась.
 – Она забрала их перед тем, как уехать?
 – Нет. В тот день меня не было на фабрике, но она не взяла ни одной монетки, – сказал Пань, с наслаждением обсасывая золотистую крабовую шейку. – Должно быть, решение уехать созрело у нее внезапно.
 – А за все эти годы к Вэнь кто-нибудь приезжал?
 – Нет, не думаю. Фэн был страшно ревнивым. Он не стал бы приветливо встречать гостей. – Выковыряв внутренности краба, Пань положил на ладонь кусочек, напоминающий по очертаниям крошечного старого монаха. – Слышали про него?
 – Конечно! По старой легенде о Белой Змее, назойливому монаху пришлось спрятаться во внутренностях краба… – Юя прервал слабый стон Паня.
 Пань буквально сложился пополам и прижал руки к животу.
 – Черт! Как будто нож воткнули! – На его внезапно посеревшем лице выступили крупные капли пота. Он не смог сдержать громкого стона.
 – Пойду вызову скорую помощь, – вскакивая, сказал Юй.
 – Не надо. Возьмите фабричный пикап, – с трудом выговорил Пань.
 Пикап был припаркован у входа гостиницы. Юй с привратником поспешно отвели Паня в кузов. Местная больница находилась в нескольких километрах. Юй попросил привратника сесть с собой рядом и указывать дорогу. Но перед тем как включить двигатель, он сбегал к себе в номер и захватил судок с маринованным крабом.
 Через три часа Юй в одиночестве возвращался в гостиницу.
 Паня оставили в больнице, хотя его жизнь была уже вне опасности. Доктор определил пищевое отравление.
 – Еще бы час, – сказал он, – и мы уже не смогли бы его спасти.
 Результат анализа маринованного краба вызывал сильнейшие подозрения. В мясе краба были обнаружены бактерии – в количестве, намного превышающем допустимое. Этот краб был убит уже несколько дней назад.
 – Странно, – сказала медсестра. – Здешние жители никогда не едят несвежего краба.
 Более чем просто странно, размышлял Юй, ведя машину по ухабистой дороге. Где-то в лесу, позади него, ухал филин. Он инстинктивно сплюнул на землю, чтобы отогнать беду.
 Вернувшись в гостиницу, он тут же направился на кухню.
 – Нет, что вы! Мы никакой еды вам не посылали, – сказал перепуганный шеф-повар. – У нас вообще не предусмотрена такая услуга.
 Юй порылся в рекламной брошюре гостиницы. О подаче пищи в номер и речи не было. Шеф-повар предположил, что ужин могли прислать из близлежащего деревенского ресторана.
 – Нет, нет, у нас не было такого заказа, – категорически заявил по телефону владелец ресторана.
 Возможно, они прислали заказ по ошибке и сейчас пытались спихнуть с себя ответственность? Вряд ли: человек, доставивший еду, попросил бы заказчика расплатиться.
 Следователь Юй был уверен, что целью отравления был он сам. Если бы он был один и сам съел весь обед, сейчас он валялся бы в больнице или даже в морге. И никто бы и не подумал проверить остатки краба в судке. Так что мафия могла не волноваться за последствия. Такие вещи, как пищевое отравление, случаются чуть ли не ежедневно. Местная полиция даже не стала бы его расследовать. А тот, кто все подстроил, не мог знать, что Юй не ест сырых крабов.
 Значит, кому-то он сильно действует на нервы, кому-то нужно обязательно его устранить. Для следователя Юя это было вызовом, и он решил вступить в схватку, хотя противник имел над ним явное преимущество: он прятался в тени, следил за ним и выжидал удобный момент для нанесения удара. Вроде сегодняшнего обеда…
 Внезапно он увидел тревожную трещину в своей теории. Ведь бандиты не могли не видеть управляющего Паня, который вошел в гостиницу, поэтому должны были воздержаться от преступления. Или кто-то сообщил им недостоверную информацию – что следователь Юй один находится в номере?
 Что же получается? О его планах на день знал только сержант Чжао: Юй сам ему сказал, что будет у себя в номере и займется своими делами. Ну да! И поднос с ужином был накрыт на одну персону – всего с одной парой палочек.




 10


 Покинув комнату Чжу Сяоин, инспектор Рон стала осторожно спускаться по лестнице следом за старшим инспектором Чэнем.
 Они поговорили уже с несколькими одноклассниками Вэнь, которых назвал им Лихуа: с Цяо Сяодуном в школе Цзинлин, с Ян Хуэем в бакалейном магазинчике «Красный флаг» и, наконец, с Чжу Сяоин у нее дома. Никто из них не сообщил им ничего существенного. Недавняя встреча с одноклассниками, естественно, пробудила давние воспоминания, они были возбуждены и живо интересовались судьбой тех, кто не смог на нее прийти. Но затем снова наступили суровые будни с их насущными домашними и деловыми заботами, и они забыли о подруге, с которой давно уже потеряли всякую связь. Только Чжу по-прежнему посылала Вэнь поздравительные открытки к Новому году, но и она уже много лет не получала от нее никаких вестей. Единственное, что им удалось узнать, – это причину, по которой Вэнь не вернулась в Шанхай после культурной революции. Чжу винила во всем брата Вэнь, Лихуа, который не хотел, чтобы Вэнь жила с его семьей в маленькой комнатушке, где им и самим негде повернуться.
 Кэтрин собиралась шагнуть на очередную ступеньку, когда предыдущая внезапно провалилась у нее под ногой. Она споткнулась, потеряла равновесие и стала падать вперед, но налетела на спину старшего инспектора Чэня. Он остановил ее падение, с силой ухватившись за перила. Кэтрин с трудом выпрямилась, а он повернулся к ней и подхватил ее.
 – Вы не ушиблись, инспектор Рон? – встревоженно спросил он.
 – Нет, нет, не волнуйтесь. – Она высвободилась из его рук. – Наверное, я еще не пришла в себя после длинного перелета.
 По лестнице сбежала Чжу с фонариком в руке.
 – Ох, старые ступеньки совсем сгнили!
 Одна из ступеней оказалась сломанной. Непонятно было, споткнулась ли сначала инспектор Рон, или ступенька внезапно треснула, когда она на нее ступила.
 Чэнь хотел что-то сказать, но вместо этого машинально произнес:
 – Извините, пожалуйста, инспектор Рон.
 – За что, старший инспектор Чэнь? – сказала она, увидев его нахмуренное лицо. – Я бы наверняка разбилась, если бы вы снова не спасли меня.
 Она сделала шаг и покачнулась. Чэнь обхватил ее за талию. Тяжело опираясь на него, Кэтрин медленно спустилась вниз. Добравшись до нижней площадки, она стала осматривать поврежденную ногу и тут же вскрикнула от неожиданно пронзившей ее боли в лодыжке.
 – Вам нужно к доктору.
 – Нет, нет, ничего страшного.
 – Не стоило мне сегодня брать вас с собой, инспектор Рон.
 – Но я же сама настояла, – с некоторой резкостью возразила она.
 – Я придумал, что нам делать, – решительно сказал Чэнь. – Поедемте в аптеку, где продаются лекарственные травы. Она принадлежит господину Ма. Китайская медицина живо поставит вас на ноги.
 Аптека господина Ма находилась в старом центре Шанхая. На золотой вывеске над дверью два больших иероглифа извещали клиентов: «Старый Ма», что также означало «Старая Лошадь».
 – Любопытное название для аптеки, – заметила Кэтрин.
 – Здесь намек на старую китайскую пословицу: «Старая лошадь знает дорогу» – нечто вроде вашей «Старый конь борозды не портит». Старый и опытный мистер Ма знает, что делает, хотя он не врач и не фармацевт в общепринятом представлении.
 Навстречу им вышла пожилая женщина в длинном белом форменном платье и расплылась в радостной улыбке.
 – Как поживаете, товарищ старший инспектор Чэнь?
 – Спасибо, отлично, госпожа Ма. Это Кэтрин Рон, моя американская коллега. – Чэнь познакомил женщин, пока они направлялись в просторное помещение, обставленное как деловой офис. Вдоль белых стен стояли большие шкафы из дуба с множеством маленьких выдвижных ящичков, снабженных табличками.
 – Каким ветром занесло вас к нам, Чэнь? – Господин Ма, благообразный старик с седой бородкой, в очках с серебряной оправой и с длинной ниткой резных четок, встал из кресла.
 – Сегодня этот ветер – мой друг Кэтрин, ветер, который примчался к нам из-за океана. Как ваша торговля, господин Ма?
 – Неплохо, спасибо. А что случилось с вашей подругой?
 – Кажется, она растянула лодыжку.
 – Что ж, давайте посмотрим.
 Кэтрин сбросила туфли и дала ему осмотреть лодыжку, хотя сомневалась, что этот старик сможет назначить нужное лечение без рентгена. Он нажал пальцем, и ей стало больно.
 – На первый взгляд ничего страшного, но кто его знает! Сейчас нанесем на ногу мазь. А через два-три часа нужно будет обязательно ее удалить. Если внутреннее повреждение проступит наружу, тогда можно будет не беспокоиться.
 Мистер Ма намазал густой желтоватой мазью кожу вокруг поврежденного места. Она сразу почувствовала там холод. Госпожа Ма помогла ей забинтовать лодыжку.
 – Кроме того, у нее слабое головокружение, – сказал Чэнь. _ Она проделала длинное путешествие и сразу по приезде окунулась в работу. Может, какой-нибудь растительный отвар придаст ей энергии.
 – Дайте-ка мне взглянуть на ваш язык. – Господин Ма осмотрел ее язык и несколько минут слушал ее пульс, прикрыв глаза, словно в медитации. – Ничего серьезного, только чуть больше ян. Видимо, вы переутомились. Я выпишу вам рецепт. Несколько травок для восстановления равновесия и несколько – для улучшения циркуляции крови.
 – Замечательно, – кивнул Чэнь.
 Господин Ма выписал рецепт скунсовой кисточкой на листе бамбуковой бумаги и протянул его госпоже Ма.
 – Выбери для нее самые свежие растения.
 – Мог бы и не говорить, старик. Друзья старшего инспектора Чэня – наши друзья. – Госпожа Ма стала отмерять различные снадобья из маленьких ящичков: щепотку белого порошка, похожего на снег, щепотку другого цвета, вроде высушенных лепестков, и еще щепотку фиолетовых зерен, напоминающих изюминки. – Где вы остановились, Кэтрин?
 – В отеле «Мир».
 – Не очень-то легко приготовить в отеле традиционное китайское лекарство. Нужно иметь специальный глиняный горшочек и наблюдать за процессом приготовления. Лучше мы сами его приготовим и пришлем к вам с посыльным.
 – Правильно, так будет лучше. – Господин Ма с одобрительным видом погладил бородку.
 – Спасибо, – сказала Кэтрин. – Вы такая заботливая!
 – Огромное вам спасибо, господин Ма, – сказал Чэнь. – Кстати, у вас, случайно, нет книги о триаде или о подпольных преступных организациях Китая?
 – Сейчас посмотрю. – Господин Ма встал и прошел в дальнюю комнату. Вскоре вернулся с толстой книгой. – Вот, нашел. Можете оставить ее себе. Я больше не торгую книгами.
 – Нет, нет, я ее верну. Вы избавили меня от необходимости тащиться в шанхайскую библиотеку.
 – Очень рад, что мои запылившиеся книги кому-то пригодились, старший инспектор Чэнь. Для вас я сделаю все, что угодно, вы знаете, после…
 – Не говорите так, господин Ма, – прервал его Чэнь. – А не то я не решусь снова к вам прийти.
 – У вас так много книг, мистер Ма, и не только медицинских. – Кэтрин заинтриговал непонятный ей разговор.
 – Дело в том, что раньше мы держали книжный магазин. А теперь, благодаря полиции Шанхая, – сказал господин Ма с нескрываемым сарказмом, протаскивая свою бородку между пальцев, – вместо него у нас аптека с лекарственными травами.
 – О, дела у нас идут очень хорошо, – поспешно вмешалась госпожа Ма. – Иногда бывает больше пятидесяти пациентов в день. И богатые, и бедные. Так что нам не на что жаловаться.
 – Пятьдесят пациентов в день! Довольно много для аптеки, которая не принимает государственных медицинских полисов. – Чэнь обернулся к мистеру Ма с новым интересом: – И какие же у вас пациенты?
 – Люди приходят к нам по разным причинам. Например, если их не могут вылечить в государственной больнице, или те, кто не может обратиться туда за помощью из-за своих проблем. В частности, когда их ранили во время бандитских разборок. Государственная больница обязана сообщить о них полиции. А я просто помогаю. – Господин Ма взглянул на Чэня и добавил извиняющимся тоном: – Если они преступники, ловить их – ваша работа, старший инспектор Чэнь. Ко мне же они приходят как пациенты, поэтому я отношусь к ним как доктор.
 – Понятно, доктор Живаго.
 – Не надо меня так называть! – Господин Ма замахал руками, словно отгоняя невидимую муху. – «Укушенный змеей будет бояться и свернутого провода».
 – Должно быть, раненые вам очень благодарны, – заметил Чэнь.
 – По-разному, но, как в боевиках, они всегда обещают заплатить свой долг благодарности. – Господин Ма помолчал, перебирая бусины, затем добавил: – В наше время они на все способны, уж слишком у них длинные руки. Мне приходится им помогать, иначе у меня будут проблемы с торговлей.
 – Я понимаю, господин Ма. Вы могли бы и не объяснять мне все это, но я должен попросить вас еще об одной услуге.
 – Все, что угодно!
 – Мы разыскиваем одну женщину, беременную женщину из провинции Фуцзянь. Ее может искать здесь и фуцзяньская триада «Летающие топоры», – много лет назад, окончив школу, она уехала из Шанхая. Если вы вдруг что-нибудь узнаете о ней, пожалуйста, дайте мне знать.
 – «Летающие топоры»… кажется, с ними я еще не встречался. Ведь здешние края контролирует «Голубая триада», вы же знаете. Но я могу порасспрашивать знакомых.
 – Ваша помощь будет для нас неоценимой, господин Ма, или, лучше сказать, доктор Живаго? – Чэнь встал, собираясь уйти.
 – Тогда вы должны быть генералом, – улыбнулся господин Ма.
 Кэтрин была заинтригована их разговором, особенно насчет доктора Живаго. Много лет назад мать подарила Кэтрин музыкальную шкатулку, которая исполняла «Песню Лары» из фильма «Доктор Живаго». После этого Кэтрин купила роман. Она с увлечением много раз перечитывала трагическую историю честного интеллигента, вынужденного жить в авторитарном обществе. Теперь Советский Союз почти совсем развалился, в отличие от Китая. Было нечто завораживающее в подоплеке их разговора, почти как свиток традиционной китайской живописи, в которой пустое пространство подчас подразумевает больше, чем само изображение.
 Они возвратились в гостиницу уже около шести. Она слышала, как Чэнь отпустил Малыша Чжоу:
 – Не надо меня ждать. Я вернусь домой на такси.
 В комнате горничная уже все приготовила ко сну. Постель была раскрыта, окна задернуты шторами. На ночном столике у кровати стояла хрустальная пепельница и пачка сигарет «Вирджиния слимс», импортируемая роскошь, которая соответствовала ее статусу. Он помог ей усесться на диван, и она сказала:
 – Благодарю вас, старший инспектор Чэнь, за все, что вы для меня сделали.
 – Не стоит. Как вы себя чувствуете сейчас?
 – Намного лучше. Мистер Ма хороший доктор. – Она жестом пригласила его присесть на диван. – А почему вы называете его доктор Живаго?
 – Ну, это длинная история.
 – Но на сегодня мы уже закончили с делами, верно? Так, пожалуйста, расскажите мне эту историю.
 – Вряд ли она будет вам интересна.
 – Я занималась изучением Китая. Что может быть для меня интереснее, чем рассказ о китайском докторе Живаго!
 – Вам нужно как следует отдохнуть, инспектор Рон.
 – Как сказал ваш секретарь парткома Ли, вы должны удовлетворять мои просьбы, старший инспектор Чэнь!
 – Но если завтра вы заболеете, секретарь Ли взвалит ответственность на меня.
 – Я же не могу сегодня погулять по набережной Вайтань, – взмолилась она с насмешливой серьезностью, но в глубине души ей действительно стало грустно. – Представляете, я весь вечер вынуждена буду провести в одиночестве, и не дома, а в гостиничном номере. Вы просто обязаны меня развлечь.
 Возможно, он понял, как она себя чувствует, с больной лодыжкой, с расстроенной системой ян, одна в казенном номере, в незнакомом городе, где не с кем поговорить, поэтому уступил ее просьбе:
 – Ну хорошо, только ложитесь поудобнее.
 Она сбросила туфли, прилегла на диван и положила ноги на подушку, которую он протянул ей. Натянув платье на колени, она сочла, что ее поза достаточно скромна и прилична.
 – Да, я совершенно забыл об инструкции господина Ма! – спохватился Чэнь. – Дайте-ка взглянуть на вашу лодыжку.
 – Сейчас уже гораздо меньше болит.
 – Нужно стереть мазь.
 Когда повязку сняли, Кэтрин с удивлением увидела, что кожа на лодыжке стала темно-багровой.
 – Когда мы были у господина Ма, такого не было!
 – Эта желтоватая мазь называется «Хуанчжичжи». Она выносит внутреннее повреждение наружу, чтобы повреждение быстрее залечивалось.
 Чэнь прошел в ванную и вернулся оттуда с двумя мокрыми полотенцами.
 – Больше мазь не нужна. – Он встал на колени около дивана, стер мазь с кожи и помассировал ей лодыжку. – Ну как, больно?
 – Нет, – покачала она головой, глядя, как Чэнь внимательно осматривает кожу, проверяя, не осталось ли на ней мази.
 – Завтра вы снова сможете скакать, как антилопа.
 – Спасибо. Ну-с, а теперь принимайтесь за рассказ.
 – Может, сначала что-нибудь выпьете?
 – Бокал вина, пожалуй. А что желаете вы?
 – То же самое.
 Он подошел к холодильнику, достал бутылку и вернулся к ней с двумя бокалами.
 – Вы устраиваете мне настоящий вечер. – Она подперлась локтем и отпила глоток вина.
 – Эта история началась еще в начале шестидесятых, – начал Чэнь, сидя на стуле, придвинутом к дивану, и глядя в свой бокал, – когда я учился в начальной школе…
 В то время супруги Ма держали букинистический магазин. Мальчишкой Чэнь частенько забегал туда за комиксами. И вдруг как гром среди ясного неба разнеслась новость о том, что местные власти объявили их магазин «подпольным центром антисоциалистической деятельности». Обвинение основывалось на найденном на полке романе «Доктор Живаго» на английском языке. Господина Ма заключили в тюрьму и разрешили взять с собой только медицинский словарь. К концу восьмидесятых его освободили и реабилитировали. Старики не пожелали снова открывать букинистический магазин. Господин Ма решил завести аптеку лекарственных трав, о свойствах которых он получил основательные сведения, сидя в заключении. Он подал заявление о выдаче ему лицензии, но оно передавалось из кабинета в кабинет без всякого прогресса.
 В то время Чэнь только начинал работать в полиции; естественно, таким, как он, не поручали дела о «реабилитации несправедливо осужденных». Однако, услышав о ситуации с заявлением господина Ма, он ухитрился замолвить за него словечко перед секретарем парткома Ли, и тому срочно выдали лицензию на право торговли лечебными травами.
 Позднее Чэню пришлось как-то давать интервью корреспондентке «Вэньхуэй дейли», и он рассказал об иронии судьбы, когда благодаря «Доктору Живаго» господин Ма и сам стал доктором. К его удивлению, она опубликовала в газете статью под названием «Спасибо «Доктору Живаго». Эта публикация очень помогла популярности магазинчика господина Ма.
 – Так вот почему он и его жена вам так благодарны, – сказала она.
 – Я сделал очень мало, принимая во внимание, сколько им пришлось пережить за все те годы.
 – А теперь, когда вы стали старшим инспектором, вы еще больше чувствуете свою ответственность перед людьми?
 – Ну, люди частенько жалуются на проблемы с нашей системой, и я считаю необходимым помогать таким людям, как супруги Ма.
 – С вашими связями… – Она прервалась, чтобы сделать глоток вина, – в число которых входит знакомство с корреспонденткой «Вэньхуэй дейли».
 – Входило, – коротко уточнил он, осушая свой бокал. – Она переехала жить в Японию.
 – О!
 Раздался звонок его сотового телефона.
 – А, Старый Охотник! Что случилось? – Несколько минут он молча слушал, потом сказал: – Значит, там что-то серьезное. Я перезвоню вам позже, дядюшка Юй. – Выключив телефон, он пояснил: – Это Старый Охотник, отец следователя Юя.
 – Его отец тоже у вас работает?
 – Нет, он уже на пенсии и помогает мне в другом деле. – Он встал. – Ну что ж, мне пора идти.
 Он не мог больше задерживаться. Кэтрин не знает о том, другом деле, и он не собирался рассказывать ей о нем. Ее это не касается.
 Она попыталась встать, но он остановил ее, слегка нажав ей на плечо:
 – Отдыхайте, инспектор Рон. Завтра нам предстоит много работы. Спокойной ночи.
 Он закрыл за собой дверь.
 Звук его шагов затих в коридоре.
 Слышно было, как лифт затормозил на площадке, а затем медленно пошел вниз.
 Как бы настороженно ни относилась Кэтрин к своему китайскому партнеру, подозревая его в участии в дымовой завесе, она испытывала к нему благодарность за сегодняшний вечер.




 11


 Чэню не удалось дозвониться до Старого Охотника: увлекшись рассказом о китайском докторе Живаго внимающей ему аудитории в лице одной американки, он забыл спросить, откуда старик звонил. Поэтому он решил пойти домой, рассчитывая, что Старый Охотник перезвонит ему по дороге.
 И действительно, когда он дошел до угла улицы Сычуаньлу, раздался звонок, но это оказался следователь Юй.
 – Шеф, мы напали на след!
 – Что?
 Юй рассказал ему о пищевом отравлении в гостинице и заключил:
 – Теперь ясно, что ее похитители связаны с фуцзяньской полицией.
 – Наверное, вы правы, – медленно сказал Чэнь, утаив свое соображение: «И не только с фуцзяньской». – Значит, так: хотя у нас и совместная операция, но мы не обязаны постоянно отчитываться перед фуцзяньским управлением. В дальнейшем любые свои соображения проверяйте самостоятельно, и пусть вас не беспокоит их реакция. Я сам буду отвечать за все.
 – Понятно, старший инспектор Чэнь.
 – С сегодняшнего дня в случае необходимости звоните мне домой или на сотовый. Факсы тоже шлите мне на дом. В срочных случаях свяжитесь с Малышом Чжоу. И поосторожнее там!
 – Хорошо, шеф, вы и сами остерегайтесь.
 Известие о пищевом отравлении вызвало у Чэня еще большую тревогу за Кэтрин Рон. Сперва мотоцикл, теперь еще инцидент со сломанной ступенькой.
 Наверняка за ними следили, и, пока они беседовали в комнате с Чжу, вполне можно было подпилить ту злосчастную ступеньку. При обычных обстоятельствах Чэнь воспринял бы эту мысль как очередную небылицу из «Ляочжая» Пу Сунлина, но в данном случае они имели дело с триадой.
 А от нее можно было ожидать все, что угодно.
 Должно быть, триада орудует одновременно на двух фронтах: в Шанхае и в Фуцзяни. У нее гораздо больше источников сведений, чем он думал, ее бандиты действуют умно и осторожно. Если это действительно были покушения на жизнь инспектора Рон, то они провернули их так, чтобы все выглядело как несчастный случай, не оставив никаких следов своего участия.
 Чэню захотелось предостеречь инспектора Рон, но затем он передумал. Что он ей скажет? Признание факта повсеместного проникновения мафии отнюдь не поможет ей составить о современном Китае положительное мнение. Как бы ни складывались обстоятельства, ему нельзя забывать, что он работает в интересах родины.
 Взглянув на часы, он позвонил секретарю Ли, который пригласил его зайти к нему домой и обсудить возникшие проблемы.
 Квартира Ли находилась на улице Усинлу, в жилом комплексе для руководящих кадров, огороженном стеной. У ворот стоял вооруженный охранник, который по-военному отдал честь Чэню.
 Ли ждал его в просторной гостиной своей трехкомнатной квартиры. Эта скромно обставленная комната размерами превосходила все жилище Лихуа. Чэнь опустился на стул рядом с изысканной орхидеей, слегка колеблющейся под легким ветерком из окон и наполняющей помещение тонким ароматом.
 На стене был укреплен длинный шелковый свиток с двустишием, исполненный каллиграфией кай: «Старая кляча, отдыхающая от трудов в конюшне, все равно мечтает о том, чтобы бежать тысячи ли». Эти строки из стихотворения Чао Цао «Глядя в море» содержали скрытый намек на положение самого Ли. До середины восьмидесятых годов высокопоставленные служащие Китая не уходили на пенсию, до самой смерти цеплялись за свое положение, но благодаря изменениям, внесенным в систему Дэн Сяопином, с наступлением пенсионного возраста им, как и остальным гражданам Китая, полагалось оставить свой пост. Через пару лет Ли предстояло покинуть свой кабинет. Чэнь узнал и красную печать известного каллиграфа, приложенную под строками. Его свитки на международных аукционах стоили целое состояние.
 – Извините, что так поздно потревожил вас, товарищ Ли, – сказал Чэнь.
 – Ничего, ничего, я сегодня в одиночестве. Моя жена поехала к сыну.
 – Ваш сын переехал?
 У Ли было двое детей, дочь и сын, оба в возрасте лет двадцати двух – двадцати трех. В прошлом году дочь благодаря высокому рангу отца получила от управления отдельную квартиру. Высокопоставленным членам партии разрешалось иметь дополнительную жилую площадь, чтобы они могли работать и дома на благо социалистической родины. И хотя люди ворчали за спиной Ли, ни один член жилкомитета не посмел проголосовать против. Было просто поразительно, что и сын Ли, только что закончивший колледж, получил собственную квартиру.
 – Да, переехал в прошлом месяце. Жена помогает ему обставить новую квартиру.
 – Поздравляю, товарищ секретарь Ли! Такое событие стоит отметить.
 – Да просто его дядя внес первоначальный взнос за маленькую квартирку и разрешил ему жить в ней, – пояснил Ли. – Экономические реформы многое изменили в нашем городе.
 – Понятно, – сказал Чэнь. Действительно, государство стало поощрять людей приобретать себе жилье помимо тех квартир, которые давались им на работе, но лишь немногим это было по карману. – Должно быть, дела у его дядюшки идут как нельзя лучше.
 – У него свой небольшой бар.
 Чэнь вспомнил рассказ Старого Охотника о неприкосновенном зяте Ли. Новые богачи процветали не столько благодаря своим деловым способностям, сколько благодаря связям, гуаньси.
 – Чай или кофе? – с улыбкой спросил Ли.
 – Кофе.
 – У меня только растворимый.
 Затем Чэнь коротко пересказал Ли историю с пищевым отравлением в Фуцзяни.
 Ли ответил:
 – Не стоит быть слишком подозрительным. Некоторые из наших фуцзяньских коллег, возможно, не очень довольны присутствием следователя Юя. Это их территория, и я могу их понять. Но обвинять их в связях с мафией – это уже слишком. Ведь у вас нет никаких доказательств, старший инспектор Чэнь.
 – Я вовсе не говорю, что все они связаны с триадой, но и один может натворить бед.
 – Возьмите передышку на несколько дней, товарищ Чэнь. Вы с Юем слишком переутомились. Не стоит воображать себя сражающимся в горах Багун, где каждое дерево видится вам в образе вражеского солдата.
 Ли намекал на сражение в эпоху Цзинь, когда в воображении перепуганного насмерть генерала все вокруг казалось ему врагами, которые гонятся за ним в горах. Но Чэнь подозревал, что на самом деле сам Ли упускает из виду врагов. Какой сейчас может быть отпуск! Отметив некоторое изменение в отношении Ли к расследованию, он задумался, уж не перегнул ли он палку, не сделал ли больше, чем ожидал от него партийный босс.
 Он перевел разговор на участие в работе инспектора Рон, одну из главных тревог секретаря Ли.
 – Американцы очень заинтересованы довести дело Цзя до конца, – заметил Ли. – Само собой разумеется, она должна вам помогать. Как только они поймут, что мы делаем все, что в наших силах, мы можем уже не беспокоиться. А больше нам ничего делать и не нужно.
 – А больше нам ничего делать и не нужно, – задумчиво повторил за ним Чэнь.
 – Конечно, мы стараемся найти Вэнь, но вполне может быть, что не найдем ее в отведенный срок. Мы не обязаны ради них лезть из кожи.
 – Мне еще не приходилось работать с таким щепетильным международным делом. Пожалуйста, дайте мне более подробные указания, товарищ секретарь Ли.
 – Вы все делаете правильно. Американцы должны видеть, что мы не сидим сложа руки. Ваша работа очень и очень важна.
 – Благодарю вас, – настороженно сказал Чэнь, которому была знакома манера Ли подслащивать горькую пилюлю. Он ожидал продолжения.
 – Но, как человек с опытом, я хотел бы вам кое-что посоветовать. Например, ваш визит к старому Ма, пожалуй, не самое удачное решение. Никто не спорит, Ма хороший доктор. Я помню, как вы старались ему помочь.
 – А почему не очень удачное, товарищ секретарь Ли?
 – У семьи Ма есть свои причины жаловаться на нашу систему, – нахмурив брови, сказал Ли. – Вы рассказывали инспектору Рон историю китайского доктора Живаго?
 – Да, она сама попросила меня.
 – Видите ли, культурная революция была национальной трагедией, в результате пострадало огромное количество людей. История доктора Ма здесь не в новинку, но для американки она может быть очень впечатляющей.
 – Но ведь все это произошло еще до культурной революции!
 – Ну, такие вещи и выясняются во время расследования, – сказал Ли. – Вроде сейчас ты ничего такого не делаешь, но оказывается, сделал что-то раньше.
 Чэнь был поражен упреком Ли, считая его не совсем заслуженным.
 – Еще меня тревожит инцидент, происшедший у Чжу. Ох уж эти старые дома с прогнившими лестницами! К счастью, ничего страшного не случилось, в противном случае американка стала бы что-то подозревать.
 – Ну… – Чэнь едва удержался, чтобы не признаться, что сам он давно стал кое-что подозревать.
 – Вот почему еще раз хочу подчеркнуть: ваша задача обеспечить безопасность и удовлетворенность инспектора Рон. Придумайте для нее какое-нибудь развлечение. Вы уже сопровождали гостей с Запада в качестве гида. Туристам полагается покататься по реке, посетить Старый Город, – сказал Ли. – Лично я собираюсь пригласить ее послушать пекинскую оперу. Сообщу вам, как только все устрою.
 Значит, секретарь парткома действительно хочет, чтобы он прекратил расследование, хотя и не сказал ничего прямо.
 Но почему? – растерянно гадал Чэнь. Ему было над чем подумать. Как он и подозревал, ему поручили опекать американку больше для того, чтобы создать видимость расследования. Никто не ждет от него конкретных результатов. Следовательно, если он всерьез намерен работать, ему придется действовать без ведома начальства. По дороге домой он пытался разобраться в мыслях, но дошел до него по-прежнему совершенно смятенный.
 Включив в квартире свет, он невольно сравнил свою спартанскую комнату с апартаментами Ли. Ни тебе прелестной, изысканно благоухающей орхидеи, ни шелкового свитка с надписью, выполненной известным каллиграфом. Комната, как и женщина, не выносит сравнения, грустно подумал он.
 Он достал кассету с записью бесед Юя с односельчанами Вэнь, которую ему доставили на дом экспресс-почтой. Никаких новых сведений записи ему не дали. Безразличие к ее судьбе со стороны жителей деревни можно было понять, учитывая деяния Фэна во времена культурной революции.
 Старший инспектор Чэнь до какой-то степени понимал желание Вэнь держаться подальше от окружающих. Во время первых лет работы в управлении он тоже чуждался тех своих бывших друзей, которые пошли учиться в колледж или стали переводчиками в министерстве иностранных дел. Карьера сыщика не соответствовала ни его собственным надеждам, ни ожиданиям его друзей. По иронии судьбы именно потому в те трудные дни он пристрастился к переводам и писательскому труду.
 Должно быть, Вэнь очень гордая женщина.
 Медленно вращаясь, пленка дошла до того места, где Юй разговаривает с Мяо, обладательницей единственного личного телефона в деревне. Она рассказывала, как люди платят ей за разговоры с родственниками, находящимися за границей. Когда эмигранты хотели позвонить домой, они тоже прибегали к услугам ее телефона.
 Мяо объясняла:
 «Когда человек звонит из-за океана, ему приходится ждать, пока его домашние подойдут к телефону. Поскольку эти звонки стоят довольно дорого, некоторые договорились звонить домой в определенное время. Для Фэна был назначен вторник, около восьми вечера. Но в первые две-три недели он звонил гораздо чаще. Один раз Вэнь не оказалось дома, а в другой она отказалась подойти к телефону. Понимаете, у них были не очень хорошие отношения. Когда у тебя такой муж, я все могу понять. Она напоминала нежный цветок, засунутый в кучу дерьма. Даже странно, что он звонит каждую неделю, не думаю, что он много зарабатывает. Ведь он провел там всего несколько месяцев…»
 Чэнь остановил магнитофон, перемотал пленку, снова ее прослушал, выключил, кое-что записал и стал слушать дальше.
 «Ну, так или иначе, но по вторникам к восьми часам Вэнь приходила ждать звонка. Последний звонок был исключением. Он позвонил в пятницу, я хорошо помню. Фэн сказал, что дело очень срочное. Поэтому мне пришлось сбегать за Вэнь. Понятия не имею, о чем они говорили, но после разговора у нее был очень расстроенный вид. Вот и все, что я могу вам сказать, следователь Юй».
 Когда запись окончилась, старший инспектор Чэнь закурил сигарету, обдумывая услышанное.
 Обычно в первые два-три дня находилось несколько направлений, в которых можно было разыскивать пропавшего человека, но если после их проверки не обнаруживалось никаких следов пропавшего, то розыск заходил в тупик. И все же кое-какие подробности следовало проверить. Во-первых, почему Вэнь отказалась разговаривать с мужем, зная, каких денег стоит звонок из-за границы? И хотя отношения между ними были очень плохие, все-таки она стала хлопотать о паспорте, чтобы уехать к мужу в Америку.
 Сняв ботинки, он взял номер «Вэньхуэй дейли» и улегся на диван. Там он наткнулся на колонку, посвященную врачам и медсестрам, которые принимают «красные конверты» или маленькие подарки от пациентов. Может, здесь кроется еще одна причина успешного бизнеса господина Ма? Расходы по посещению государственной больницы покрывались страховкой, но в «красных конвертах» порой оказывались ошеломительные суммы. Некоторые называли взяточничество среди врачей формой коррупции, другие оправдывали медиков несправедливым распределением богатства в обществе. Он отложил газету в сторону, чтобы глаза немного отдохнули, и незаметно для себя уснул.
 В сон его ворвался настойчивый звонок телефона. Это был Старый Охотник.
 – Извините за поздний звонок, – сказал Старый Охотник.
 – Нет, нет, я его ждал. Когда вы звонили днем, я был занят в гостинице с инспектором Рон. Так что теперь я вас внимательно слушаю.
 – Во-первых, о пижаме нашей жертвы. Кое-что я уже сообщил вам вчера. На пижаме никаких ярлычков, но в материю воткан знак в виде буквы «V», соединенной с овалом. Я поговорил с Тан Кайюанем, модельером. Он говорит, что это международный бренд фирмы «Валентино», очень дорогой. В Шанхае такие вещи не продаются. Выходит, убитый был человеком очень состоятельным. Вероятно, из другой провинции или из Гонконга.
 – А может, это подделка, – заметил Чэнь.
 – Я тоже так подумал, но Тан говорит, что вряд ли. Он никогда не встречал здесь пижам, подделанных под Валентино. Контрафактные товары обычно поступают в больших количествах, и никто не станет возиться с подделкой двух-трех изделий. Кстати, месяц назад проверяли склады и обнаружили там больше трехсот тысяч дешевых футболок с маркой «Поло». Если бы они попали на рынок, то настоящие дорогостоящие футболки с такой маркой невозможно было бы продать.
 – Да, Тан прав.
 – Еще я поговорил с доктором Ся. Вот почему не смог позвонить раньше. Ради вас доктор готов был вылезти из кожи. Помните, в теле изрубленной топором жертвы был обнаружен неизвестный наркотик? Когда мы заговорили о том, что незадолго до смерти убитый имел половой акт, доктору пришла мысль, что этот таинственный наркотик мог быть возбуждающим средством, и он стал искать упоминание о нем в толстенном справочнике. И конечно, скоро нашел наркотик с таким же молекулярным строением. В то время, когда был издан его справочник, такое средство можно было достать только в странах Юго-Восточной Азии. И только за огромные деньги.
 – Видно, убитый мог себе позволить такие излишества, как дорогая пижама или редкий наркотик, но он не произвел на меня впечатление нового капиталиста.
 – Согласен, – сказал Старый Охотник. – Завтра я продолжу работу.
 – Спасибо, дядюшка Юй. Только ничего не говорите о своих открытиях людям из управления.
 – Понимаю, старший инспектор Чэнь.
 Было около двенадцати, когда Чэнь положил трубку. В конце концов, день прошел не совсем впустую, хотя звонок Старого Охотника и прервал его сон.
 Он запомнил только один обрывок из своего сна. Он направлялся к старинному мосту через крепостной ров эпохи Цин, один, ступая по ковру из золотистых листьев, где-то в Запретном городе. Ему вспомнилось стихотворение поэта эпохи Тан Чжан Би:



    Во сне все вижу старый дом: 
    Веранду вкруг него и балюстраду. 
    Для одинокого пришельца нет отраднее луны, 
    Чей свет блестит на лепестках, во дворик по весне опавших. 



 Старший инспектор Чэнь приготовил себе еще одну чашку черного кофе, чтобы как следует очнуться от сна. Сегодня не время вспоминать стихи. Нужно крепко подумать.




 12


 Телефон зазвонил раньше будильника. Протирая глаза, Кэтрин схватила трубку. Раздался голос ее босса, знакомый и ясный, хотя он и находился за тысячи миль отсюда:
 – Простите, что разбудил вас, Кэтрин.
 – Ничего.
 – Как дела?
 – Плохо, – призналась она. – Полиция Фуцзяни не добилась никаких успехов. И мы в Шанхае не нашли никаких следов Вэнь, хотя уже побеседовали со всеми ее знакомыми.
 – Вам известна дата суда. Служба иммиграции и натурализации не дает нам покоя.
 – А можно перенести суд на другую дату?
 – Боюсь, ваше предложение никто не поддержит.
 – Все политика, как и здесь! Есть какие-нибудь сведения о банде, которая угрожала Фэну?
 – Больше они не давали о себе знать. Мы последовали вашему совету и оставили его жить в том же доме. Думаю, если бандитам удастся схватить Вэнь, они пошлют ему более суровое предостережение.
 – Китайцы считают, что триада тоже ее ищет, но, вероятно, еще не нашла.
 – Какого вы мнения о китайцах?
 – Об управлении полиции Шанхая или о старшем инспекторе Чэне?
 – И о том и о другом.
 – Управление решило относиться ко мне как к почетному гостю. Секретарь партийного комитета Ли Гохуа, высшее должностное лицо в управлении, собирается сегодня или завтра встретиться со мной. Оказать любезность, как я понимаю. А что касается старшего инспектора Чэня, я бы сказала, что он работает очень добросовестно.
 – Рад слышать, что к вам хорошо относятся и что ваш китайский партнер порядочный парень. Должен сказать, что ЦРУ хотело бы, чтобы вы собрали на него сведения.
 – Они хотят, чтобы я за ним шпионила?!
 – Ну, Кэтрин, это уж слишком сильно сказано. Просто передавайте нам информацию, которую вы получаете в процессе общения с ним. С какими людьми он связан, какие дела расследует, какие книги читает и пишет, ну и тому подобное. У ЦРУ, конечно, есть свои источники, но они вам доверяют.
 Она неохотно согласилась.
 Затем снова раздался звонок телефона. На сей раз звонил Чэнь.
 – Как вы себя чувствуете, инспектор Рон?
 – Намного лучше.
 – А ваша лодыжка?
 – Мазь очень помогла, сегодня уже все в порядке, – сказала она, поглаживая лодыжку, которая еще слегка побаливала.
 – Здорово вы меня вчера напугали, – с облегчением признался он. – Вы готовы принять участие в новой беседе?
 – Конечно. А когда?
 – На утро у меня назначена одна встреча. Как насчет двенадцати часов?
 – Тогда до этого я схожу в шанхайскую библиотеку.
 – Хотите найти что-нибудь о китайских преступных группировках?
 – Да. – Она умолчала, что еще думала собрать побольше сведений о Чэне, и не только для ЦРУ.
 – Библиотека тоже находится на улице Нанкинлу. Такси доставит вас туда за несколько минут.
 – Ну, раз это так близко, то я пойду пешком.
 – Как вам будет угодно. Я буду ждать вас в двенадцать в ресторане напротив библиотеки, на другой стороне улицы. Он называется «Деревня Зеленая Ива».
 – Тогда до встречи.
 Кэтрин быстро приняла душ и вскоре вышла из отеля и зашагала по улице Нанкинлу, центральной торговой улице Шанхая: по обе стороны сплошь тянулись магазины, а перед ними – бесконечные ряды уличных торговцев со своими переносными прилавками. Несколько раз она переходила с одной стороны улицы на другую, привлеченная витринами. Со времени приезда в Шанхай она еще ничего не покупала.
 На перекрестке с улицей Чжэцзянлу она с трудом подавила искушение заглянуть в ресторан, выстроенный в старинном китайском стиле: деревянный, покрытый ярко-красным лаком фасад с резными столбиками, на которые опиралась круто изогнутая кровля, покрытая желтой черепицей. У входа зазывно улыбалась прохожим официантка, одетая в национальный костюм. В ресторан Кэтрин все же не зашла, а купила у уличного торговца пачку рисового печенья и принялась есть на ходу, как идущие навстречу шанхайские девушки. Сейчас стало очень модно называть китайцев естественными капиталистами, прирожденными трудягами и дельцами, объясняя этим экономический расцвет страны, но Кэтрин считала, что причиной бума явилась коллективная энергия народа, вырвавшаяся на свободу после долгих лет подавления со стороны государства. Люди впервые почувствовали возможность самостоятельно изменить свое положение, что и привело к многочисленным изменениям, которые она видела вокруг.
 Кстати, она ловила на себе не больше любопытных взглядов, чем где-нибудь в Сент-Луисе. И никаких происшествий, если не считать случайных толчков плечом или локтем, когда она пробиралась в толпе перед каким-нибудь крупным магазином. Ее слегка встревожили инциденты двух прошедших дней, но, скорее всего, она просто не до конца оправилась от длительного перелета, после которого оказалась в другом часовом поясе. Сейчас она уже окончательно пришла в себя, хорошо отдохнула. Вскоре она увидела библиотеку. Поднимаясь по лестнице, она подала нищему милостыню, как сделала бы это в Сент-Луисе.
 Когда она вошла в читальный зал, к ней поспешила библиотекарша, говорящая на английском. Кэтрин сделала два заказа: литература о «Летающих топорах» и сведения о Чэне. К удивлению Кэтрин, в библиотеке практически не было литературы о триаде. Вероятно, в современном Китае запрещались книги о деятельности преступников. Зато ей принесли несколько журналов со стихами и переводами Чэня. Некоторые из них она уже читала на английском. Она обратила внимание на стандартные «предисловия переводчика» в каждой из книг: они состояли из введения, в котором приводилась биография автора, краткого анализа произведения и неизменного заключения с использованием политических штампов – «из-за идеологических взглядов автора его произведения не могут не отражать декадентские ценности западного капиталистического общества, но китайские читатели не должны поддаваться этому влиянию»…
 Абсурдное и лицемерное заявление, но, возможно, именно лицемерие и способствовало быстрой карьере Чэня.
 Библиотекарша вошла в читальный зал с новыми журналами.
 – Я принесла вам последнее интервью с Чэнь Цао.
 В журнале была цветная фотография Чэня в черном костюме со строгим галстуком, отчего он походил на ученого профессора. В интервью Чэнь на примере Элиота утверждал, что поэт должен творить свободно, его не должна угнетать мысль о том, примут ли издатели его стихи, заплатят ли за них. Он сослался на Льюиса Макниса, которому приходилось зарабатывать на жизнь другим ремеслом. Чэнь признавал оказанное этими поэтами влияние на его поэзию и упомянул название одного стихотворения, пронизанного меланхолией. Она нашла «Свет солнечного сада», прочла его и переписала себе в блокнот. ЦРУ интересовали политические взгляды и связи Чэня, но это интервью помогло ей по-новому понять своего китайского коллегу. Чэнь воспользовался биографиями Элиота и Макниса, чтобы оправдать свою службу в народной полиции. Погруженная в свои мысли, Кэтрин возвратила материалы библиотекарше.
 Выйдя на улицу, она сразу увидела Чэня, который ожидал ее у ресторана. В черном свитере и брюках цвета хаки он совсем не походил на того ученого, каким казался на фотографии в журнале. Он поспешил встретить ее посередине улицы и повел в ресторан. Хозяйка заведения проводила их в отдельный кабинет на втором этаже.
 Кэтрин принялась было просматривать меню на двух языках, но вскоре передала его Чэню. Она понимала каждый иероглиф, но их сочетание ставило ее в тупик; не больше помогла и транслитерация китайских названий.
 Официант принес медный чайник с длинным носиком и налил чаю ей в чашку. Кроме листочков зеленого чая на дне лежали крошечные кусочки каких-то красных и желтых растений.
 – Чай «Восемь сокровищ», – пояснил Чэнь. – Считается, что он поддерживает и возбуждает энергию.
 Она изумленно слушала, как он обсуждает с официантом фирменные блюда ресторана, время от времени осведомляясь, не возражает ли она против того или иного. Шанхайское управление полиции назначило ей блестящего партнера!
 – Название ресторана взято из одного старинного стихотворения «Дом стоит в глубине, за зелеными ивами». К сожалению, забыл имя автора.
 – Зато запомнили название ресторана.
 – Да, это куда существеннее. Как говорит нам Конфуций, «при выборе блюд невозможно быть слишком придирчивым». Вот первый урок, который должны усвоить те, кто занимается изучением Китая.
 – Похоже, вы здесь завсегдатай, – заметила она.
 – Да, пару раз заглядывал сюда.
 Чэнь заказал южный суп из «ласточкиных гнезд» с зеленью, жареных устриц под острым соусом из взбитых яиц, утку, фаршированную вязким рисом, финиками и семенами лотоса, приготовленную на пару рыбу со свежим имбирем, зеленым луком и перцем и еще какое-то фирменное блюдо, название которого она не расслышала.
 Когда официант вышел, Кэтрин посмотрела на Чэня:
 – Я только что думала…
 – Да?
 – Да нет, ничего особенного.
 От необходимости продолжать Кэтрин избавило появление на столе холодных закусок. Она хотела спросить, откуда у Чэня столь обширные познания об изысканной еде: вряд ли в Китае такие дорогие заведения доступны рядовому старшему инспектору. Но она сообразила, что невольно уже стала выполнять задание ЦРУ, и удержалась от вопроса. Впрочем, эта мысль не испортила ей аппетита.
 – Я только подумала, – переиначила она свою мысль, – что от бесед с бывшими одноклассниками Вэнь толку мало. Создается впечатление, что она полностью порвала со своим прошлым. Поэтому мне кажется маловероятным, что спустя столько лет она решила возвратиться в Шанхай.
 – Мы же только начали расспрашивать ее бывших знакомых, а между тем мой временный помощник Цянь проверяет гостиницы и близлежащие комитеты. – Чэнь подцепил вилкой кусочек курицы. – Кто знает, может, что-нибудь и выясним.
 – Вы думаете, Вэнь может себе позволить остановиться в отеле?
 – Нет, конечно. Фэн не посылал домой денег, и у его жены нет даже банковского счета. Поэтому я попросил Старого Охотника заглядывать и в дешевые гостиницы, у которых нет государственной лицензии.
 – А разве Старый Охотник не занимается другим вашим делом?
 – Да, но я попросил мне помочь и с этим.
 – А в том, другом деле есть какой-нибудь просвет?
 – Пока тоже ничего. Оно касается найденного в парке трупа. Старый Охотник смог только установить, что в ткань, из которой сшита пижама, воткан узор с изображением буквы «V».
 – Гмм, «Валентино», – сказала она. – Возвращаясь к нашему делу, должна сказать, что меня беспокоит еще одна вещь. Насколько нам известно, Вэнь еще не пыталась связаться с мужем. Но ведь Фэн посоветовал ей спрятаться, а не исчезнуть. Ей известно, когда должен состояться суд. Так что, если она не знает, как позвонить мужу, ей следовало бы обратиться в полицию. С каждым днем надежда, что она успеет приехать к мужу до суда, все слабее. Она пропадает уже седьмой день!
 – Да, все так. Видимо, дело гораздо сложнее, чем мы предполагали.
 – Что еще мы можем здесь сделать?
 – Сегодня днем мы идем поговорить еще с одним одноклассником Вэнь, с Су Шэньи.
 – Это ее тайный воздыхатель, бывший хунвейбин, который сейчас страшно бедствует, я не ошибаюсь? – У нее невольно возникали подозрения, поскольку опросы казались ей пустой тратой времени.
 – Да, это он. Человек не способен забыть свою первую любовь. Может, хоть Су что-нибудь о ней знает.
 – А что потом? Вы предлагаете мне так и жить в этом отеле на правах вашей почетной гостьи, ходить по магазинам, осматривать достопримечательности и вместе с вами наслаждаться изысканной едой?
 – Я поговорю об этом с секретарем партбюро Ли.
 – Это еще один прямой ответ?
 – За вас. – Он поднял свою чашку.
 – За вас, – вздохнула Кэтрин, поднимая свою.
 Крошечные сушеные фрукты поднялись на поверхность, образовав алый круг. Что она могла поделать со своим китайским партнером, который столь невозмутимо реагировал на ее саркастические замечания! Хотя тост с чаем позабавил ее.
 Подали новое блюдо, булькающее в глиняном горшочке. Оно совершенно не походило на китайские блюда, которые подаются в американских чайна-таунах. Кремовая подливка на вкус была похожа на куриный суп, но желеобразное мясо совсем не напоминало куриное.
 – Что это такое?
 – Мягкий панцирь черепахи.
 – Хорошо, что я спросила, когда уже попробовала. – Кэтрин заметила в его глазах смешинки. – А вообще-то неплохо, совсем неплохо.
 – Всего лишь неплохо? Да это самое дорогое блюдо в меню!
 – А в Китае черепаховое мясо тоже считается возбуждающим средством?
 – Кому как. – Чэнь положил себе на тарелку солидную порцию.
 – Старший инспектор Чэнь! – в притворном ужасе воскликнула она.
 – А вот наше фирменное блюдо. – Официант снова появился с белой миской, содержащей нечто похожее на больших улиток, плавающих в коричневом соусе, и стеклянную миску с водой.
 Чэнь обмакнул пальцы в воду, вытер их салфеткой и, подцепив вилкой одну из раковин, стал с усилием высасывать из нее мясо.
 – Изумительно вкусно! – сказал он. – Это речные спиральные ракушки. Чаще переводятся как речные улитки. Их надо есть как улиток.
 – Но я в жизни не ела улиток.
 – Неужели! – Он взял бамбуковую зубочистку, выковырял ею мясо из раковины и протянул ей.
 Кэтрин следовало бы отказаться, но она нагнулась над столом и позволила ему вложить кусочек себе в рот. Вкус очень ей понравился, хотя она и смутилась.
 Китайский полицейский становился для нее загадкой. Казалось, он вообразил себя неотразимым.
 – Будет вкуснее, если вы сами высосете мясо из раковины, – сказал он.
 Она так и сделала. Мясо вышло вместе с соусом. Действительно, так оказалось намного вкуснее.
 Когда подали счет, Кэтрин попыталась сама его оплатить или хотя бы внести половину, но Чэнь отказался принимать от нее деньги.
 – Не могу же я позволить, чтобы за меня все время платила шанхайская полиция! – возмутилась она.
 – Не беспокойтесь. – Он скомкал счет. – Неужели мне нельзя угостить обедом очаровательную американскую партнершу?
 Да, ему не приходится лезть в карман, чтобы сделать комплимент, раздраженно подумала Кэтрин, гадая, делает он это из прирожденной культуры или согласно полученным указаниям.
 Он помогал ей выдвинуть стул из-за стола, когда зазвонил его сотовый. Он включил его и стал слушать, сразу став серьезным. В конце разговора он сказал:
 – Я немедленно туда съезжу.
 – Что случилось?
 – Наши с вами планы меняются, – сказал он. – Звонил Цянь Цзюнь из управления. Кто-то откликнулся на наше сообщение о пропавшей Вэнь. Говорят, что какая-то беременная женщина из провинции работает в ресторане в округе Цинпу, это рядом с Шанхаем. Судя по сильному южному акценту, она приехала с юга.
 – Это может быть Вэнь?
 – Если Вэнь села на поезд, который направлялся в Шанхай, она вполне могла передумать и сойти там, всего за две-три остановки от Шанхая. Вероятно, решила не доставлять проблемы своим родственникам и нашла себе там работу вместо того, чтобы остановиться в гостинице.
 – Что ж, мне кажется, такое вполне возможно.
 – Я еду в Цинпу, – сказал Чэнь. – Хотя, честно говоря, не очень рассчитываю на то, что тамошняя женщина именно Вэнь. В поисках работы в Шанхай и даже в соседние области приезжает очень много людей. Так что след может быть ложным. А вы, инспектор Рон, найдете здесь себе более интересные развлечения.
 – Меня больше интересует наше дело. – Кэтрин отложила вилку. – Я еду с вами.
 – Я заберу в управлении машину. Вы не возражаете подождать меня здесь?
 – Вовсе нет.
 Тем не менее ей показалось, что он не берет ее с собой в управление по каким-то своим причинам. Ей очень хотелось ему доверять, но вместе с тем она считала, что это было бы глупо и наивно.
 Она удивилась, когда Чэнь подъехал на скромном автомобиле марки «Шанхай».
 – Значит, сегодня вы сами поведете машину?
 – Я не застал в гараже Малыша Чжоу, а все другие водители оказались занятыми.
 Усаживаясь в машину, она с некоторой язвительностью заметила:
 – Я думала, такие высокопоставленные чины, как вы, имеют постоянного шофера.
 – Я к ним не отношусь, но все равно благодарю за комплимент.




 13


 Чэнь не стал объяснять Кэтрин Рон, почему он решил сам вести автомобиль. Малышу Чжоу он полностью доверял, но другие сотрудники запросто могли через транспортную службу управления узнать, куда он направляется. Поэтому он взял машину, никого не поставив в известность.
 До Цинпу было далеко. Словно по молчаливому соглашению, они не разговаривали о работе. Глядя на быстро мелькающие мимо окрестности и чувствуя на лице приятный ветерок, врывающийся в опущенное окно, Кэтрин стала расспрашивать его о программе обмена студентами, изучающими иностранные языки, в китайских институтах.
 – Такие вузы, как Фудань, Восточно-Китайский политехнический и Шанхайский институт иностранных языков, могут предложить должности преподавателей англоговорящим студентам, а взамен их обучают китайскому, – сказал Чэнь. – Но предпочтение отдается тем, кто имеет английский или американский диплом.
 – Я изучала два языка, один из них английский.
 – По китайским стандартам занятым в программе обмена платят неплохо, но, конечно, на эти деньги не снимешь номер в гостинице «Мир».
 – Мне не обязательно останавливаться в роскошном отеле. – Кэтрин заправила за ухо выбившуюся прядку волос. – Не волнуйтесь, старший инспектор Чэнь, я спросила только из любопытства.
 Вскоре вдоль дороги потянулись рисовые поля, огороды, время от времени мелькали новые внушительные особняки. Благодаря провозглашенному Дэн Сяопином лозунгу «Пусть сперва люди разбогатеют» повсюду, как грибы, возникали предприятия ловких сельских фермеров. Когда они проезжали мимо заросшего обильной зеленью маленького поля, Чэнь воскликнул:
 – Цзицай! Значит, здесь весна начинается гораздо позже.
 – Что это?
 – На английском это растение почему-то называется пастушья сумка. У нее очень вкусные цветы.
 – Интересно! Вы, оказывается, еще и ботаник!
 – Вовсе нет. Но однажды я пробовал перевести одно стихотворение времен династии Сун, в котором поэт с восторгом оказывается на языке своей возлюбленной вместе с этими зелеными цветками, а потом на своем языке.
 – Какая жалость! Сегодня у вас нет времени собрать эти растения!
 Только около двух они добрались до Цинпу, где, как предполагалось, находилась их беглянка. Разыскиваемый ими ресторан оказался довольно жалким заведением, расположенным на деревенской площади. Вход в открытую дверь перекрывала деревянная табуретка. В это время дня посетителей не было.
 Чэнь громко крикнул:
 – Есть здесь кто-нибудь?
 Из видневшейся в конце коридора кухни появилась женщина, вытирая руки о замасленный передник, повязанный на слегка округлившемся животе. У нее было худое лицо с глубоко посаженными глазами, высокие скулы, а засаленные волосы забраны в пучок на затылке, на вид ей можно было дать около сорока лет.
 Она не была похожа на женщину с фотографии, приложенной к заявлению о выдаче паспорта. Разочарование в глазах Кэтрин отразило и досаду Чэня. Он машинально протянул женщине свою карточку:
 – Нам нужно задать вам несколько вопросов.
 – Мне? – спросила она испуганно. – Но я не сделала ничего плохого.
 – В таком случае вам нечего беспокоиться. Как вас зовут?
 – Цяо Гочжэнь.
 – У вас есть удостоверение личности?
 – Да, вот оно.
 Чэнь внимательно изучил его. Оно было выдано в провинции Гуанси. На фотографии была изображена стоявшая перед ними женщина.
 – Значит, ваша семья живет еще там?
 – Да, там живут мой муж и дочери.
 – Почему же вы приехали сюда одна – да еще беременная? Должно быть, они о вас очень беспокоятся.
 – Нет, не беспокоятся. Они знают, что я здесь.
 – У вас какие-то проблемы в семье?
 – Нет, никаких проблем.
 – Было бы лучше, если бы вы не скрывали от нас правду, – сурово заявил он. Проблемы неизвестной женщины его не волновали, но присутствие Кэтрин Рон побуждало его проявить деловитость. – В противном случае у вас могут быть серьезные неприятности.
 – Только не отправляйте меня домой, товарищ старший инспектор! Там меня заставят сделать аборт!
 В разговор вмешалась Кэтрин:
 – Что? Кто вас заставит?
 – Деревенские власти. У них есть квоты на детей.
 – Расскажите нам все подробно, – попросила ее Кэтрин. – Мы не сделаем вам ничего плохого.
 Старший инспектор Чэнь смотрел на рыдающую Цяо и возмущенную Кэтрин и чувствовал себя беспомощным, как последний идиот.
 – Что с вами произошло, товарищ Цяо?
 – У нас уже есть две дочки, но муж мечтает о сыне. И вот я снова забеременела. За рождение второй дочки нас заставили заплатить большой штраф. В деревенском комитете сказали, что на этот раз штрафа будет недостаточно, мне придется сделать аборт. Поэтому я и убежала.
 – Вы же из провинции Гуанси, – сказал Чэнь, чувствуя на себе пристальный взгляд Кэтрин. – Почему вы приехали в такую даль?
 – Муж хотел, чтобы я пожила у его двоюродной сестры, но она уехала отсюда. К счастью, я встретила госпожу Ян, хозяйку этого ресторана, и она дала мне работу.
 – Значит, вы работаете у нее за жилье и питание?
 – Еще Ян платит мне двести юаней в месяц да плюс чаевые, – сказала Цяо, положив руку на живот. – Скоро я не смогу уже работать, поэтому стараюсь успеть как можно больше отложить.
 – И каковы же ваши планы? – спросила Кэтрин.
 – Я рожу ребенка здесь. И когда сынишке исполнится два-три месяца, вернусь домой.
 – Что тогда сделают с вами деревенские власти?
 – Когда ребенок уже родился, они ничего не смогут сделать, разве только наложить большой штраф. Но нас это не пугает. – Она обратилась к Чэню, умоляя его дрожащими губами: – Значит, вы не заставите меня вернуться домой?
 – Нет. Вам надо решить ваши проблемы с деревенскими властями, а не со мной. Только я думаю, что для беременной женщины не лучший выход уехать так далеко от дома.
 – Вы можете предложить ей более подходящий вариант? – язвительно осведомилась Кэтрин.
 К ресторану приблизился какой-то мужчина, но, увидев старшего инспектора с иностранкой, поспешно удалился.
 – У вас есть моя визитка. Берегите себя, – вставая, сказал Чэнь. – Если вам понадобится помощь, дайте мне знать.
 Они молча вышли из ресторана и уселись в машину, по-прежнему чувствуя отчуждение и натянутость. Чэнь так резко тронул машину с места, что только шины взвизгнули.
 Казалось, в салоне машины стало нечем дышать.
 Просто позор, думал он, что местные власти так преследуют Цяо и что Кэтрин Рон оказалась свидетельницей ее рассказа. Уже не в первый раз приходилось ему слышать, что беременные женщины покидают дом и скрываются до рождения ребенка. Однако слышать такое из уст самой будущей матери было еще тяжелее.
 Его американская партнерша наверняка размышляет о нарушении в Китае прав человека. В этом эпизоде ситуация отразилась полностью, как в капле воды. Кэтрин хранила упорное молчание. Он случайно нажал на клаксон.
 – Что ж, местные власти, конечно, перестарались, – заговорил он, чтобы разрядить обстановку, – но у правительства нет другого выхода. У нас просто не обойдешься без контроля над рождаемостью.
 – Какие бы проблемы ни возникали у вашего правительства, женщина должна иметь право сама решать, хочет она иметь ребенка или нет, и делать это у себя дома.
 – Инспектор Рон, вы не представляете, насколько серьезную проблему для нас составляет перенаселение. Возьмите, к примеру, семью Цяо. У них уже есть две дочери, но они хотят иметь больше детей – до тех пор, пока у них не появится сын. Сохранение имени семьи, как вы, вероятно, знаете, для простых людей имеет огромное значение.
 – Сколько иметь детей – их дело!
 – Вы не понимаете нашей ситуации! – возразил он. Вчера вечером Ли предостерег его не выходить из себя перед американкой. И вот он должен выслушивать от американки лекцию насчет прав человека в Китае! – В Китае недостаточно пахотных земель. Если говорить точно, то они составляют меньше девяноста миллионов гектаров. Вы думаете, бедные крестьяне вроде Цяо в состоянии прокормить пятерых или шестерых детишек в такой истощенной провинции, как Гуанси?
 – Вы пользуетесь цифрами, которые публикуются в «Жэньминь жибао».
 – Но они правдивы! Если бы вы прожили здесь как обычный китаец лет тридцать, то взглянули бы на сложившееся положение по-другому.
 – Что вы хотите сказать, товарищ старший инспектор Чэнь? – Впервые за поездку она взглянула на него.
 – Вы бы сами увидели, как три поколения семьи ютятся под одной крышей в единственной комнатушке, как люди набиваются в автобусы, как сельди в бочке, как молодожены ночуют на столах у себя на работе, требуя у жилищных комитетов выделения жилья. У следователя Юя, например, до сих пор нет своего жилья – он вынужден с женой и ребенком ютиться в отцовской квартирке. Девятилетний сын Юя, Циньцинь, спит в одной комнате с родителями. А почему? Потому что страна перенаселена. Людям не хватает жилья и даже просто жизненного пространства! Как же может правительство ничего не предпринимать при таком положении!
 – Какие бы оправдания вы ни приводили, нарушение основных прав человека недопустимо.
 – Вроде права на стремление к счастью? – Он тоже разгорячился.
 – Да, – сказала она. – Если вы не признаете за человеком такого права, то нам вообще не о чем с вами разговаривать.
 – Отлично, только что вы скажете относительно нелегальной иммиграции? Согласно вашей конституции, люди имеют право искать лучшей доли. Так что Америка должна принимать всех иммигрантов с распростертыми объятиями. Почему же тогда ваше правительство затеяло это расследование? Почему люди должны платить за то, чтобы незаконным путем проникнуть в вашу страну?
 – Тут совсем другое дело. Международные законы и порядок необходимы.
 – Именно это я и хочу сказать: абсолютных принципов не бывает, они всегда изменяются под влиянием времени и обстоятельств. Лет двести-триста назад никто не жаловался на незаконную иммиграцию в Северную Америку.
 – С каких пор вы стали историком?
 – Никакой я не историк. – Чэнь попытался взять себя в руки, сворачивая на шоссе, вдоль которого высились новые заводские корпуса.
 Кэтрин не скрывала ехидства:
 – Может, вы мечтаете о том, чтобы стать сотрудником «Жэньминь жибао»? И все же вы не можете не признать, что несчастных женщин лишают права иметь детей.
 – Я не говорю, что местные власти должны были зайти так далеко, но Китай вынужден как-то решать проблему перенаселения.
 – Меня не удивляет, что я слышу из ваших уст такую блистательную защитную речь. В вашем положении, старший инспектор Чэнь, вы должны отождествлять себя с системой.
 – Может, вы и правы, – мрачно сказал он. – Я не могу этого не делать, так же как вы не можете не видеть здешнюю жизнь с точки зрения, сформированной вашей системой.
 – Пусть так. С меня достаточно ваших политических лекций. – Ее голубые глаза позеленели, стали глубокими и непримиримыми.
 Чэнь, который помнил о ее привлекательности, хотя она и критикует китайскую политику, огорчился, видя ее непреклонность.
 Ему вдруг вспомнилось двустишие из стихотворения неизвестного автора эпохи Хань:



    Конь татарский хмелеет под северным ветром.  
    Птица Юэ укрылась на протянутой к югу ветке. 



 Различные подходы, разные места. Может, партсекретарь Ли и прав: нет смысла выкладываться и продолжать расследование.
 Может, каких-нибудь две тысячи лет назад территория, которую сейчас занимают Соединенные Штаты Америки, называлась Землей Татар.




 14


 Как говорится, пришла беда – растворяй ворота. Раздался звонок сотового Чэня. Это был господин Ма.
 – Где вы находитесь, старший инспектор Чэнь?
 – Возвращаюсь из Цинпу.
 – Вы один?
 – Нет, со мной Кэтрин Рон.
 – Как она себя чувствует?
 – Намного лучше. Ваша мазь – чудодейственное средство. Спасибо вам.
 – У меня есть информация насчет того, о чем вы вчера спрашивали.
 – Да, я вас слушаю, господин Ма.
 – Я нашел для вас человека, который может кое-что знать о той женщине, которую вы разыскиваете.
 – Кто такой?
 – Но у меня к вам одна просьба, старший инспектор Чэнь.
 – Да?
 – Если вы узнаете, что вам нужно, вы оставите его в покое?
 – Даю вам слово. И никогда не упомяну его имя.
 – Хорошо, а то мне не хотелось бы его подвести. И, кроме того, это против моих принципов – снабжать правительство информацией, – честно признался господин Ма. – Его зовут Гу Хайгуан, он из новых китайцев, владелец караоке-клуба «Династия» на улице Шаньсилу. У него есть связи с триадой, но не думаю, что он ее член. Просто при его бизнесе приходится поддерживать с преступным миром хорошие отношения.
 – Я доставил вам массу хлопот, господин Ма. Поверьте, я высоко ценю вашу помощь.
 Чэнь выключил телефон. Он не хотел сейчас обсуждать с Кэтрин полученную информацию, хотя был уверен, что она не могла не слышать часть разговора.
 – Давайте остановимся здесь, инспектор Рон. Мне очень хочется пить. А вам?
 – Я тоже с удовольствием выпила бы стакан сока.
 Он остановился у ближайшего магазина, где купил несколько банок с напитками и пакет с жареными пирожками. Когда он вошел в магазин, мимо медленно проехала еще одна машина, затем развернулась и вкатила на парковку.
 – Угощайтесь, пожалуйста, – вернувшись в автомобиль, предложил он Кэтрин и протянул ей пакет с пирожками, посыпанными зеленым луком.
 Она взяла только сок.
 – Звонил господин Ма. – Он с щелчком открыл банку с кока-колой. – Интересовался вашим состоянием.
 – Очень любезно с его стороны. Я слышала, как вы пару раз его благодарили.
 – Еще он нашел человека, связанного с гангстерами, который готов с нами поговорить.
 – Член «Летающих топоров»?
 – Нет, скорее всего, нет, но нам стоит с ним поговорить, если вы уже успокоились.
 – Разумеется, поговорим. Это же наша работа.
 – Вот это другое дело, инспектор Рон. Пожалуйста, съешьте пару пирожков. Не знаю, сколько времени у нас займет предстоящий разговор. А потом я угощу вас более приятной едой – более подходящей для нашей почетной гостьи из Америки.
 – Вы опять за свое. – Она взяла пирожок бумажной салфеткой.
 – Что бы я ни говорил во время разговора, инспектор Рон, прошу вас, не делайте поспешных выводов.
 – Как прикажете вас понимать?
 – Во-первых, сведения дал мне мистер Ма. Я не хочу поставить его в трудное положение.
 – Понимаю, своего информатора вы обязаны защищать. – Она положила в рот крохотный пирожок. – Никаких возражений на этот счет у меня нет, я многим обязана господину Ма. А кто тот загадочный человек, которого мы собираемся навестить? И какая роль предназначается мне?
 – Он владелец караоке-клуба «Династия», самого модного заведения для молодежи, где можно попеть и потанцевать. А вам вообще ничего не нужно делать. Просто отдыхайте и получайте удовольствие в качестве нашей американской гостьи.
 Они выехали на дорогу. Время от времени Чэнь поглядывал в зеркало заднего вида. Через полчаса они были на перекрестке улиц Шаньсилу и Цзюйлу. Он свернул направо и подкатил к приоткрытым воротам в стене, окружающей особняк. На вертикальной белой вывеске значилось: «Шанхайское отделение Союза китайских писателей». Привратник узнал Чэня и распахнул ворота.
 – Я вижу, вы привезли гостью из Америки?
 – Да, ей интересно взглянуть на наш клуб.
 Кэтрин озадаченно смотрела, как он ведет машину по въездной дорожке и останавливает ее рядом с парковкой.
 – Вы решили сначала показать мне ваш писательский клуб?
 – Рядом с «Династией» нет места для стоянки. Оставим машину здесь и пройдем туда напрямик, через задние ворота. Тут всего две-три минуты ходьбы.
 На самом деле это была лишь одна из причин, по которой он решил припарковать автомобиль во дворе союза. Чэнь не хотел оставлять у клуба машину с номером управления полиции, ее могли бы узнать. Кроме того, его не покидало ощущение, что за ними следят, хотя он не понимал, как фуцзяньская мафия могла так далеко протянуть свои щупальца. По дороге он все время поглядывал в зеркальце заднего обзора, но при таком оживленном движении трудно было сказать что-либо наверняка.
 Он провел Кэтрин через холл в дверь на другой стороне особняка. Новенькое пятиэтажное здание караоке-клуба «Династия» сразу бросалось в глаза. Войдя в просторный вестибюль, они оказались на сияющем, как зеркало, выложенном мраморными плитами полу. В одном конце главного зала была устроена сцена с сидящими на ней оркестрантами, а над ними укреплен громадный телевизионный экран, показывающий поющих артистов и титры со словами песен. Перед сценой стояли вразброс около тридцати столиков. Кто-то из посетителей сидел за столом и пил, в то время как другие танцевали на площадке между сценой и столиками. Мраморная лестница в другом конце зала вела на второй этаж. Это было отличие в устройстве по сравнению с другими клубами, которые приходилось посещать Чэню.
 На сцене появился молодой человек в белой футболке и черных джинсах и взмахнул рукой оркестру. Музыканты стали исполнять джазовую пьесу, переделанную из современной пекинской оперы «Захватить врасплох горного тигра». Она была очень популярной в начале семидесятых и рассказывала о маленьком подразделении Народно-освободительной армии, которая сражалась с гоминьдановцами. Чэнь никогда бы не подумал, чтобы музыку из оперы о солдатах, выслеживающих тигров и бандитов во время снежной пурги, можно так ловко переделать в танцевальную мелодию.



    Слова председателя Мао согревают мне сердце,  
    Приносят весну, которая растопит снега. 



 Сколько раз он слышал этот припев, сидя в кино со своими одноклассниками! На мгновение прошлое неразрывно сплелось с настоящим. Роскошно одетые танцоры – они же – солдаты в форме – неслись перед его глазами в бешеном ритме – ультрасовременные молодые люди выкидывали дикие, экзотические коленца.
 Затем вдруг в центр круга скользнул коренастый и полный небритый мужчина и щелкнул пальцами оркестру, вызвав рев восторга у стоящих вокруг. Лицо танцора удивительно напоминало героя настоящей пекинской оперы, товарища Ян Цзыжуна.
 Чэнь подозвал молодую хостессу в пунцовом бархатном платье; та подошла и поклонилась.
 – Чем я могу вам помочь? – спросила она.
 – Нам нужен отдельный кабинет. Самый лучший.
 – Да, пожалуйста, один еще свободен.
 Их повели наверх; они зашагали по длинному извилистому коридору, в который выходили двери отдельных кабинетов. Наконец они оказались в роскошно обставленной комнате с укрепленным на стене телевизором «Панасоник». Рядом стояла мощная стереосистема «Кенвуд» с несколькими колонками. Перед черным кожаным диваном на столике с мраморной столешницей лежали пульт и два микрофона.
 Хостесса раскрыла для них меню.
 – Принесите нам фруктов, даме зеленый чай, а мне кофе. – Он обернулся к Кэтрин: – Здесь отличная кухня, но мы с вами пообедаем потом в пятизвездочной гостинице «Река Цзин».
 – Как скажете, – только и кивнула она в ответ на его щедрое приглашение. И откуда он знает, какая здесь кухня?
 Комната была убрана как гнездышко для любовных свиданий. В хрустальной вазе на угловом столике, ножки которого утопали в пушистом ковре, стояли гвоздики. На стене висел бар, на его стеклянных полках красовались бутылки коньяка «Наполеон» и водки «Маотай». Яркое освещение при желании можно было регулировать. Оклеенные цветастыми обоями стены были звуконепроницаемыми. При закрытой двери снаружи сюда не доносилось ни звука, хотя остальные комнаты, вероятно, занимали любители пения караоке.
 Неудивительно, что такой бизнес процветает даже при цене двести юаней за час, подумал Чэнь. А к вечеру цена будет еще выше. Как сказал ему Старый Охотник, с семи вечера до двух ночи она составляет пятьсот юаней в час.
 Хозяйка принесла им меню другого рода – со списком названий песен на английском и китайском языках. Под каждым названием стоял номер.
 – Можете выбрать любую песню, Кэтрин, – сказал он – Достаточно только нажать соответствующую цифру пульте и петь под титры, которые будут на экране.
 – Признаться, не думала, что караоке пользуется у вас такой популярностью, – отозвалась она.
 Мода на караоке пришла в Китай из Японии в середине восьмидесятых. Сперва им обзавелись только несколько крупных ресторанов. Затем предприниматели поняли, какие перспективы открывает им это новшество, и стали один за другим переделывать рестораны в залы для караоке, открытые круглые сутки напролет. Позже в моду вошли отдельные кабинеты. Залы были поделены на множество небольших кабинок с изящной интимной обстановкой. Некоторые дельцы с этой целью полностью перестраивали все здание. Вскоре люди стали посещать подобные заведения не только ради удовольствия попеть с друзьями караоке, но и ради других услуг.
 Поскольку в гостиницах у желающих снять номер спрашивали паспорт и свидетельство о браке, отдельные кабинеты с запирающимися дверями в караоке-клубах удовлетворяли вполне естественные, но не упоминаемые нужды горожан, страдающих от недостатка собственного жилья. Здесь люди не чувствовали себя стесненно. А формально они просто посещали караоке-клуб.
 Появились и так называемые караоке-девочки, сокращенно кей-девочки. Официально они должны были петь с клиентом, пришедшим в одиночестве, без спутницы. Однако легко представить, какие услуги кей-девочки оказывали такому клиенту за запертой дверью отдельного кабинета.
 Сегодня Чэнь не заметил ни одной кей-девочки. Возможно, для них было слишком рано. Или потому, что он пришел не один.
 Разумеется, он не стал объяснять все это инспектору Рон.
 Когда хостесса вернулась с их заказом, он спросил:
 – Кто ваш босс?
 – Главный управляющий Гу.
 – Попросите его зайти к нам.
 – Но что я ему скажу? – удивилась хостесса.
 Чэнь бросил выразительный взгляд на Кэтрин:
 – У меня есть для него предложения по международному сотрудничеству.
 Владелец явился незамедлительно. Это был мужчина средних лет, с выпирающим над брюками полным брюшком – признаком любителя пива, в очках в черной оправе, с крупным бриллиантом на пальце. Он протянул Чэню свою визитную карточку, на которой значилось: «Гу Хайгуан».
 В ответ Чэнь вручил ему свою карточку. Гу испытал мгновенное потрясение, но быстро оправился и взмахом руки отослал хостессу прочь.
 – Я пришел познакомиться с вами, главный управляющий Гу. Это мой друг Кэтрин. Мне хотелось показать ей самый знаменитый в Шанхае караоке-клуб. – Помолчав, Чэнь добавил: – Думаю, мы можем быть друг другу полезны. Как говорит старая пословица, «гора высокая, а река длинная».
 – Да, конечно, будущее полно неожиданностей. Я рад случаю познакомиться с вами и с вашей американской подругой. Я много о вас слышал, старший инспектор Чэнь. Ваше имя частенько встречается в газетных статьях. Посещение вашей уважаемой особы придаст блеск нашему скромному заведению. Сегодня угощение за наш счет.
 Это составит немалую сумму, подумал Чэнь. Пара часов в отдельном кабинете плюс еда – приблизительно его месячное жалованье. Большинство здешних клиентов, вероятно, новые богатые или высокопоставленные служащие, транжирящие здесь государственные средства.
 – Благодарю вас за любезность, господин Гу, но я пришел не для этого.
 – Сержант Цай тоже наш постоянный клиент. Он патрулирует этот район.
 Чэнь слышал, что патрульные получают от владельцев караоке-клубов взятки в виде бесплатного развлечения. В конце концов, разве полицейский не имеет права немного попеть в клубе? Однако проблема состояла в том, что количество взяточников и взимаемые ими суммы росли как снежный ком.
 – Как старший инспектор, я стремлюсь как можно лучше выполнять свою работу, – сказал он, лениво отпивая кофе. – Но порой без помощников мне бывает очень трудно.
 – То же самое и с нашим бизнесом! Как говорит одна наша пословица, «дома вы зависите от родителей, а в мире полагаетесь на своих друзей». Я так рад нашему знакомству! Ваша помощь будет неоценима.
 – Теперь, господин Гу, когда мы с вами стали друзьями, мне хотелось бы кое о чем вас спросить.
 – Я с радостью скажу вам все, что знаю, – угодливо заулыбался Гу.
 – К вам никогда не наведывались члены «Летающих топоров»?
 – «Летающих топоров»? Нет, старший инспектор Чэнь. – В глазах Гу промелькнула настороженность. – Я добропорядочный бизнесмен. Но конечно, в караоке-клубе бывают посетители самого разного толка, в том числе и из этих тайных организаций. Они приходят сюда, как и другие клиенты. Попеть, потанцевать, приятно провести время.
 – Ну, разумеется, ведь у вас много отдельных кабинетов! И предоставляются интимные услуги. – Чэнь выразительно помешал кофе ложечкой. – Господин Гу, вы человек умный. Давайте говорить откровенно. То, что вы скажете мне как другу, останется между нами.
 – Я так польщен, что вы считаете меня своим другом! – Гу явно тянул время. – Поверьте, я просто в восторге.
 – Вот что я вам скажу, господин Гу. Лу Тунхао, владелец ресторана «Подмосковье», – мой старый приятель. Так вот, когда он только начинал свое дело, я помог ему получить ссуду.
 – «Подмосковье»! Да, я там был. В наше время действительно приходится полагаться на друзей, а иначе не выживешь! Тем более на такого друга, как вы. Ничего удивительного, что его ресторан так процветает.
 Хотя старший инспектор Чэнь видел, как внимательно прислушивается к их разговору его американская партнерша, тем не менее он продолжал:
 – У Лу по всему ресторану расхаживают едва прикрытые одеждой русские девушки, но никто к нему не придирается. Однако вы понимаете, как часто сталкиваются люди с проблемами, особенно владельцы ресторанов и караоке-клубов.
 – Да, да, вы правы. К счастью, у нас нет никаких проблем… – Гу помедлил, а затем быстро заговорил: – Вот разве что с площадкой для парковки позади клуба.
 – У вас проблема с парковкой?
 – Видите ли, старший инспектор Чэнь, за нашим зданием имеется площадка. Учитывая наше месторасположение, такая площадка – поистине дар божий! Клиентам очень удобно оставлять там свою машину. Но к нам уже несколько раз приходили люди из городской автоинспекции; они говорят, что эта площадка не предназначена для клубной стоянки.
 – Если вопрос только в том, чтобы приписать ее клубу, я могу им позвонить. Возможно, вам неизвестно, что в прошлом году я некоторое время выполнял обязанности начальника автоинспекции.
 – Что вы говорите!
 – А теперь побеседуем о фуцзяньской триаде. – Чэнь опустил чашку на стол и посмотрел в глаза Гу. – Вам это ни о чем не говорит?
 – Фуцзяньская триада… Нет, не знаю… Ах нет, вспомнил! Вчера ко мне заходил один человек, но он был не из Фуцзяни, а из Гонконга. Некий господин Дяо. Он спрашивал меня, не нанимал ли я на работу женщину из Фуцзяни, лет тридцати пяти, с небольшим сроком беременности. Да только я никогда бы не принял такую женщину. У нас работают девушки в возрасте до двадцати пяти лет, и к нам постоянно обращаются с просьбой о работе больше хорошеньких девушек, чем мы способны принять. Что уж тут говорить о беременной женщине!
 – А господин Дяо описал вам женщину, которую он разыскивает?
 – Дайте вспомнить, – сказал Гу. – Кажется, он сказал, что она не красавица, болезненного вида, морщинистая, с очень печальными глазами… Да, и что она выглядит как типичная фуцзяньская крестьянка.
 – Вы уверены, что ваш мистер Дяо – не гангстер?
 – Нет, думаю, что нет. Он бы назвал свою организацию и статус, когда представлялся. – Затем спохватился и поспешно добавил: – Да если бы он был гангстером, он и не пришел бы ко мне.
 – Ваш клуб не похож на заведение, в котором можно найти такую женщину. Мистер Дяо не мог этого не понимать, – сказал Чэнь. – Почему же все-таки он явился к вам?
 – Понятия не имею. Может, уже отчаялся найти ее, тыкался повсюду, как ошалевшая муха.
 – Вы знаете, где он остановился?
 – Он не оставил мне ни адреса, ни номера телефона. Сказал, что зайдет еще раз.
 – Если он появится, узнайте, где его можно найти, и позвоните мне. – Чэнь написал на обратной стороне своей визитки номер сотового телефона. – Звоните в любое время.
 – Непременно, старший инспектор Чэнь. Что-нибудь еще?
 – Пожалуй, есть еще один вопрос, – сказал Чэнь. Казалось, Гу горел желанием помочь ему после того, как закинул удочку про парковку, и старший инспектор решил воспользоваться моментом. – Несколько дней назад в парке Хуанпу был обнаружен труп неизвестного мужчины. Мы предполагаем, что убийство совершено триадой. На теле убитого обнаружено много ран, нанесенных топором. Вы что-нибудь слышали об этом?
 – Кажется, читал об убийстве в вечерней газете «Синьмин».
 – По всей видимости, жертва была убита в номере гостиницы или в таком месте, как ваше.
 – Вы шутите, старший инспектор Чэнь!
 – Я не утверждаю, что его убили именно в вашем клубе, господин Гу, и ни в чем вас не обвиняю. Но вам доступна широкая информация, и вы вращаетесь в нужном кругу. «Династия» – крупнейший караоке-клуб в Шанхае, – сказал Чэнь, похлопав Гу по плечу. – Многие клубы и другие заведения открыты всю ночь напролет и, в противоположность вам, предоставляют своим клиентам не совсем пристойные услуги. Убитый был обнаружен в пижаме и незадолго до смерти имел половой акт. Вы видите, я отношусь к вам с доверием и сообщаю все подробности.
 – Я ценю ваше доверие, старший инспектор Чэнь. Поверьте, я постараюсь узнать все, что вас интересует.
 – Благодарю вас, господин Гу. Как говорится, «некоторые люди не могут понять друг друга всю жизнь, а другим это дается в тот момент, когда они только познакомились». – Чэнь встал. – Рад, что мы с вами познакомились. А теперь нам пора идти. Пожалуйста, попросите принести мне счет.
 – Если вы действительно считаете меня своим другом, не будем говорить о счете. Мне не хотелось бы потерять лицо.
 – Ах, господин Гу, не вынуждайте моего друга терять лицо! – сказала Кэтрин.
 – В таком случае прошу принять от меня две карточки почетных гостей, – сказал Гу. – Одна для вас, другая – для вашей очаровательной американской подруги. Вы обязательно должны снова нас посетить.
 – Разумеется, – улыбнулась Кэтрин. На пороге она взяла Чэня под руку.
 Своим поступком она словно тонко намекала Гу: старший инспектор Чэнь не лишен кое-каких слабостей. Поэтому она не выпускала его руки, пока они не отошли достаточно далеко от «Династии». До машины шли молча.
 Итак, «Летающие топоры» старательно разыскивают Вэнь по всей стране, а не только в Фуцзяни. «Тычутся всюду, как ошалевшие мухи…» Как и сам Чэнь. Бандитам крупно повезет, если полиция не найдет Вэнь до 24 апреля!




 15


 Только когда вдали появилась гостиница «Мир», Чэнь спохватился:
 – Я же обещал угостить вас обедом! Совсем о нем забыл, инспектор Рон!
 – Сейчас всего пять часов. Я еще не проголодалась.
 – Как насчет «Дэда»? Это прямо рядом с отелем. Там и поговорим.
 «Дэда» оказался двухэтажным кафе на углу улиц Нанкинлу и Сычуаньлу. Его фасад в европейском стиле резко контрастировал со стоящим рядом зданием центрального рынка.
 – Во время культурной революции кафе называлось «Рабоче-крестьянско-солдатским рестораном», – пояснил старший инспектор Чэнь. – Сейчас ему вернули прежнее название. «Дэда» означает «Великая Германия».
 Столики на первом этаже были заполнены молодыми людьми, которые курили, разговаривали и предавались воспоминаниям за чашкой кофе. Чэнь повел Кэтрин на второй этаж, где подавался обед. Они выбрали столик у окна с видом на Нанкинлу. Она заказала белого вина, а он кофе и лимонный пирог. По его совету Кэтрин взяла фирменное пирожное «Дэда» с кремом из каштанов.
 – Я вижу, старший инспектор Чэнь, вы ориентируетесь в любых областях жизни. В «Династии» вы чувствовали себя как рыба в воде, когда говорили о триаде.
 – Чтобы расколоть такой твердый орешек, как этот Гу, нужно время. А как раз времени у нас и нет. Поэтому мне пришлось воспользоваться иным подходом.
 – Вы устроили настоящий спектакль – подружились с этим типом, обменялись услугами.
 – Открою вам один секрет. Мой самый любимый жанр – романы про мастеров боевых искусств.
 – Их можно сравнить с жанром вестерна в американской литературе. Люди прекрасно понимают, что там все придумано, но все равно читают их с огромным интересом.
 – Можно сказать, что мир современной триады – лишь жалкое подражание славным деяниям преступного мира, о которых повествуется в боевиках. Конечно, разница есть, но у них одинаковые моральные ценности. Во-первых, ици. Это своего рода кодекс братства, преданности, с непременным оказанием взаимных услуг.
 – Не потому ли кодекс ици так важен для китайцев, что официальная система далека от совершенства?
 – Можно сказать и так, – сказал Чэнь, пораженный ее резким замечанием. – Но ици не обязательно носит негативный характер. Мой отец был ученым-конфуцианцем. И я на всю жизнь запомнил одну старинную поговорку, которой он меня научил: «Если кто-то даст тебе каплю воды, ты должен отдать ему долг, вырыв для него колодец».
 – Вы специально изучали историю бандитских группировок, – заметила она, отпив вина.
 – Гу – хитрый и проницательный бизнесмен. Ици появился не на пустом месте. Если человеку посулить выгоду, он станет помогать с большим желанием. Ему не повредит беседа – да еще в отдельном кабинете – со старшим инспектором. А мне только это и было нужно.
 – О, а мне показалось, что он знает больше того, что сказал, – заметила Кэтрин. – Может, господин Дяо, визитер из Гонконга, действительно не оставил ему номер своего телефона, но Гу смог бы его найти. Все зависит от того, насколько сильно ему хочется получить площадку для парковки.
 – Пожалуй, вы правы. Я поговорю с моей бывшей секретаршей из автоинспекции.
 – Вполне может статься, что таинственный господин Дяо состоит в «Летающих топорах». Вдруг у них есть отделение в Гонконге.
 – Насколько мне известно, его нет. Да и фуцзяньский акцент трудно было бы скрыть. К тому же я не понимаю, зачем бандиту посетителю скрывать от Гу свою принадлежность к триаде.
 – А почему бы и нет, старший инспектор Чэнь?
 – У бандитов есть правило: «показать путь в горы». Член какой-то банды должен дать понять, к какой организации он принадлежит и какое занимает в ней положение, чтобы другие согласились иметь с ним дело.
 – Да, верно, – кивнула Кэтрин. – Но если он не принадлежит к «Летающим топорам», то кто он?
 – Понятия не имею.
 – Вы упомянули при Гу другое дело, которым вы занимаетесь, – найденный в парке Хуанпу труп с ранами от топора. Вы считаете, что между таинственным убийством и исчезновением Вэнь есть связь?
 – Скорее всего, это просто случайное совпадение. Не только «Летающие топоры» убивают топорами.
 – А что, триада совсем не пользуется огнестрельным оружием?
 – Некоторые пользуются, но в борьбе между бандами в ход чаще всего идут ножи и топоры. Ведь в Китае очень строгий контроль за продажей огнестрельного оружия.
 – Да, ваше правительство отказало мне в просьбе носить пистолет.
 К ним подошла официантка и предложила ознакомиться с выбором десерта.
 – Согласно традициям, о которых идет речь в боевиках, – возобновил Чэнь разговор после ухода официантки, – извинение должно быть принесено в форме банкета. Это, конечно, не банкет, но я искренне вам приношу свои извинения.
 – За что? – удивилась Кэтрин.
 – Инспектор Рон, я очень сожалею, что слишком резко реагировал на ваши замечания. Мне не следовало увязывать защиту государственной политики по ограничению рождаемости с вопросом о нелегальной иммиграции в Соединенные Штаты. Я не хотел вас задеть.
 – Забудем об этом. Мы с вами оба слишком вспылили. Так что виноваты оба, – сказала она. Дело в том, что после их спора она стала больше ему доверять. Он потерял самообладание, значит, он не играл. – Зато сегодня вы отлично поработали с Гу. Я надеюсь на хорошие результаты. 
 – Если бы не ваша нога, мы не оказались бы у господина Ма и не узнали бы о существовании Гу. Так что все случайности связываются в цепочку.
 – А если бы много лет назад у господина Ма не оказалось на полке романа «Доктор Живаго» и он не стал бы благодаря этому доктором или, если взять еще более ранний период, вы не заглядывали бы в его магазин в поисках комиксов… Как видите, цепочка из подобных случайностей может оказаться очень длинной.
 Несмотря на состоявшееся примирение, Кэтрин не пригласила Чэня зайти в свой номер. Они простились у выхода из кафе, стоя на тротуаре, где было тесно от оставленных велосипедов.
 Он немного постоял, глядя, как она пересекает забитую автомашинами и велосипедами улицу Сычуаньлу. У ее бедра покачивалась на ремешке черная сумочка, длинные белокурые волосы касались плеч. Когда ее стройная фигурка вынырнула из волн велосипедов, она уже была далеко.
 На сей раз обошлось без инцидентов.
 Чэнь облегченно вздохнул и позвонил Мэйлинь в офис шанхайской автоинспекции.
 – Слушаю вас, директор Чэнь.
 – Не называйте меня так, Мэйлинь. Я исполнял обязанности директора только на время болезни директора Вэя.
 Директор Вэй выписался из больницы, но состояние его здоровья по-прежнему оставляло желать лучшего. Служащие поговаривали о том, что Чэнь вернется на этот пост. Ему стоило больших усилий воли устоять перед таким соблазном.
 – А я по-прежнему считаю вас своим боссом, – возразила Мэйлинь. – Что я могу для вас сделать?
 – На Шаньсилу есть караоке-клуб, называется «Династия». Наша служба контроля за уличным движением уже делала его владельцу, Гу Хайгуану, замечание в связи с незаконной парковкой машин его клиентов на площадке, что находится позади здания клуба. Мы можем решить этот вопрос положительно? Рассмотрим его, так сказать, в индивидуальном порядке.
 – Нет проблем, если вы так хотите.
 – Только не спешите. Прежде чем что-либо сделать, свяжитесь с Гу, скажите, что я с вами поговорил и что ваша служба уделит вопросу о парковке особое внимание. И не обещайте ему, что быстро дадите ему разрешение или что-то в этом роде.
 – Понимаю. Я попрошу позвонить ему директора Вэя. Он о вас очень высокого мнения.
 – Нет, нет, не надо так усердствовать, Мэйлинь. Если вы сами завтра ему позвоните, будет более чем достаточно.
 – Хорошо, завтра утром и позвоню. Как вы скажете, так мы и сделаем для этого Гу.
 – А еще мне на несколько дней нужна помощь Старого Охотника. Я тут работаю над очень важным делом. Вынужден полагаться на людей, которым могу доверять, вроде вас и Старого Охотника.
 – Рада слышать, что вы ставите меня с ним на одну доску. Вообще-то, как народный дружинник, он не обязан ежедневно представлять свои отчеты и может целую неделю сам выбирать, на каких улицах ему вести наблюдение. Я передам вашу просьбу директору Вэю.
 – Спасибо, Мэйлинь. Я вам очень обязан. Вот закончу это дело и обязательно приглашу вас в «Династию» на вечер караоке. У меня теперь есть ВИП-карточка для его посещения.
 – В любое удобное для вас время, директор Чэнь. Берегите себя.
 Следующий звонок Чэнь сделал Старому Охотнику.
 – Вынужден попросить вас еще об одной услуге, дядюшка Юй. Последите внимательно за караоке-клубом «Династия» на Шаньсилу. Имя владельца – Гу Хайгуан. Записывайте все его телефонные разговоры в течение суток, поройтесь в его прошлом. Но постарайтесь сделать так, чтобы об этом не узнали в управлении.
 – Да уж, кто его знает, какие там могут быть связи у наших новых китайцев! – отвечал Старый Охотник. – Вы правильно делаете, что соблюдаете осторожность. И скажу я вам, такая работа в самый раз для старого охотника. Мне мой нюх еще не изменил. Только как быть с моей работой?
 – Я уже переговорил с Мэйлинь. На следующую неделю вы освобождаетесь от обычных обязанностей.
 – Отлично. Буду торчать весь день перед клубом и пошлю кого-нибудь в клуб в качестве клиента… Постойте-ка, кажется, есть идея получше. Я ведь могу и сам туда зайти! Подумаешь, какой-то старик пришел в клуб убить время и послушать старые песни. Ему же не нужно отдельного кабинета. Прихвачу с собой одного старого приятеля, Ян Гочжуна, он тоже бывший сыщик на пенсии. Пусть записывает его разговоры. До пенсии он много лет работал в Тибете. Я помог ему получить разрешение на проживание в Шанхае, чтобы он мог вернуться домой. В 1957 году его объявили ревизионистом, и он много натерпелся. И знаете, за что? Всего за одну запись в своем дневнике!
 – Большое спасибо, дядюшка Юй. – Чэнь решил прервать старика, в противном случае тот углубился бы в изложение долгой истории о мытарствах Яна в годы «борьбы с ревизионизмом». – Если вам понадобится отдельный кабинет, не сомневайтесь, спокойно платите за него. О расходах не беспокойтесь, нам выделен специальный фонд.
 – Ваш Гу связан с криминальными организациями?
 – Да, связан. Вот за этим вам и нужно будет понаблюдать.
 – Речь идет о трупе из парка или о другом деле?
 – Возможно, и о том и о другом, – заканчивая разговор, сказал Чэнь. Возможно, Кэтрин Рон права. Не успел он как следует обмозговать последнюю версию, как телефон заверещал снова.
 На сей раз звонил секретарь парткома Ли.




 16


 Кэтрин возвратилась в гостиницу в одиночестве.
 Сбросив туфли, она помассировала ноющую лодыжку, потом подошла к окну. На фоне дальнего берега, освещенного пробивающимися из-под туч косыми лучами солнца, по реке скользили многочисленные суда. По улице деловито сновали люди. Может быть, среди них и старший инспектор Чэнь спешит к гостинице со своим кейсом.
 Она обернулась и посмотрела на письменный стол, где лежало толстое досье. Нетерпение, с которым она поджидала своего партнера, уверяла себя Кэтрин, объясняется чисто профессиональным интересом. После их посещения клуба «Династия» ей не терпелось обсудить с ним новый поворот дела. Кроме того, и визит в клуб таинственного гостя из Гонконга также наводил на определенные подозрения.
 Еще ей хотелось доказать Чэню, что она свободна от каких-либо предубеждений, типичных для человека с западным менталитетом, и что, несмотря на различие в их взглядах, они преследуют общую цель. К сожалению, рассказ о принуждении к аборту для нее не являлся новостью. Она понимала, что Чэнь, как китайский полицейский, вынужден подчиняться законам своей страны.
 Скорее всего, Вэнь давно уже покинула Фуцзянь. К такому же выводу наверняка пришли и «Летающие топоры». Так что же она делает в Шанхае со старшим инспектором Чэнем? В разговорах с господином Гу он намекал на взаимные услуги, и Кэтрин надеялась, что это даст свои плоды, и довольно скоро.
 Она стала набрасывать в блокноте свои соображения, несколько раз все зачеркивала. А потом глубоко задумалась. Из раздумий ее вывел факс, выплюнувший длинный рулон бумаги. Пришли материалы из Вашингтона.
 На первой странице была всего одна строка: «Информация ЦРУ кас. Чэня». Далее следовала сама информация:
 «Старший инспектор Чэнь является партийным выдвиженцем, вероятно, будущим преемником комиссара Чжао или секретаря парткома управления полиции Шанхая Ли. Есть сведения, что в прошлом году Чэнь был первым кандидатом на пост шанхайского министра пропаганды. Кроме того, он исполнял обязанности директора шанхайской автоинспекции и посещал семинар в Центральной партшколе. Последнее является верным признаком его будущего продвижения по партийной линии. Как приверженец «либеральных реформ» в партии, Чэнь имеет связи с влиятельными людьми на высшем уровне.
 Что касается его профессиональной деятельности, за последнее время ему поручалось расследование нескольких важных в политическом отношении дел, в том числе прошлогоднее дело об убийстве Всекитайской отличницы труда, а также недавнее дело заместителя мэра Пекина.
 В конце семидесятых Чэнь изучал в колледже английскую литературу, но по неизвестным причинам его распределили на работу в полицию. Чэнь является членом Союза китайских писателей.
 Ему тридцать пять лет, но он не женат, имеет отдельную квартиру в престижном районе Шанхая. Поскольку он является партийным выдвиженцем, о его личной жизни известно очень мало, но предполагается, что отец его подруги Лин (возможно, бывшей) занимает один из руководящих постов в Политбюро ЦК КПК».
 Кэтрин убрала факс в папку и приготовила себе кофе.
 Какой загадочный тип этот старший инспектор Чэнь! Ее заинтересовала информация о его связи с дочерью члена политбюро. Кэтрин приходилось читать об отпрысках высокопоставленных родителей, развращенных своим привилегированным положением. Интересно, Чэнь по-прежнему с ней встречается? И могла бы такая избалованная девица стать ему хорошей женой? А сам Чэнь, женившись на ней, не стал бы он таким же, как она?
 Кэтрин строго оборвала себя. Старший инспектор Чэнь всего лишь ее временный партнер. Пусть себе ЦРУ сует свой нос в его жизнь, ее она не касается. И вообще, информация о Чэне сейчас ее нисколько не интересует; главное – установить местонахождение Вэнь.
 Она вздрогнула от неожиданного звонка; звонил Чэнь, в трубке слышался смутный шум уличного движения.
 – Вы где, старший инспектор Чэнь?
 – Иду домой. Мне только что позвонил товарищ Ли, он приглашает вас вечером посетить представление пекинской оперы.
 – Господин Ли хочет поговорить со мной о деле Вэнь?
 – Ну, на этот счет я не очень уверен. Думаю, скорее он хочет продемонстрировать внимание, которое управление уделяет делу Вэнь и, конечно, вам, нашей почетной гостье из Соединенных Штатов.
 – Разве недостаточно того, что управление назначило вас моим партнером?
 – Ну, по китайским понятиям приглашение Ли дает лицо.
 – «Дает лицо»… Я слышала только выражение «потерять лицо».
 – Когда вы являетесь значительной персоной, то дружественным жестом вы даете лицо.
 – Понимаю, это вроде вашего визита к Гу. Значит, мне нельзя отказаться от приглашения?
 – Видите ли, если вы откажетесь, то секретарь Ли потеряет лицо. И конечно, наше управление, включая мою скромную особу.
 – О нет! Ваше лицо я предпочла бы сохранить! – засмеялась она. – Что мне надеть для посещения оперы?
 – Пекинская опера совершенно не похожа на западные оперы. Вы не обязаны надевать вечернее платье, но если вы это сделаете…
 – Тогда я тоже «даю лицо»?
 – Совершенно верно. Мне встретить вас у выхода?
 – А где находится театр?
 – Недалеко от вашего отеля. На углу улиц Фучжоулу и Хэнаньлу, в здании городского правительства.
 – Тогда можете за мной не заезжать, я доберусь туда на такси. До встречи.
 – Да, кстати, я не обсуждал с товарищем Ли наш сегодняшний визит.
 Кэтрин поняла, что он специально ее предупреждает.
 Она стала одеваться и взяла было деловой костюм, но после такого насыщенного событиями дня, особенно после их небольшой стычки в Цинпу, ей вдруг захотелось выглядеть более женственной. Она решила надеть черное платье с глубоким вырезом.
 Оказавшись у здания городского правительства, она сразу заметила удивленное выражение на лице Чэня, и лишь потом она обратила внимание на стоявшего рядом секретаря парткома Ли. Секретарь парткома оказался довольно полным мужчиной лет шестидесяти с небольшим; на изрезанном морщинами лице выделялись мешки под глазами.
 Их провели в элегантно обставленную приемную, стены которой были увешаны крупными фотографиями, на которых руководящие члены партии и правительства пожимали руки выдающимся иностранным гостям, известным актерам и актрисам.
 – От имени и по поручению управления полиции Шанхая приветствую вас, инспектор Кэтрин Рон, – официальным тоном произнес Ли, хотя на лице его порхала гостеприимная улыбка.
 – Благодарю вас, господин Ли. Для меня большая честь познакомиться с вами.
 – Это первый случай сотрудничества между нашими странами по вопросам нелегальной иммиграции. Партийные и правительственные власти, а также наше управление уделяют делу исключительное внимание.
 – Я очень высоко оцениваю помощь управления полиции Шанхая, но, к сожалению, пока мы не достигли успеха.
 – Не беспокойтесь, инспектор Рон. И в Фуцзяни, и в Шанхае мы прикладываем все силы для успешного расследования. Вы сможете вовремя сопроводить Вэнь Липин в Соединенные Штаты. – Ли резко сменил тему: – Я слышал, что вы впервые в Шанхае. Какое впечатление о городе у вас сложилось?
 – Фантастическое! Я не представляла себе, что Шанхай такой замечательно интересный город.
 – А как вы находите гостиницу?
 – Отель просто отличный. Старший инспектор Чэнь рекомендовал персоналу относиться ко мне как к почетной гостье.
 – Он сделал правильно, – энергично кивнул Ли. – Так как вы оцениваете своего китайского партнера?
 – Лучшего коллеги невозможно и желать.
 – Да, он у нас настоящий ас. И в придачу поэт-романтик. Потому мы и выделили его вам в партнеры.
 – Вы называете его поэтом-романтиком, – шутливо сказала Кэтрин, – но сам он относит себя к модернистам.
 – Вот видите, модернизм не так уж хорош, то же утверждает и инспектор Рон, – заметил Ли Чэню. – Оставайтесь романтиком, старший инспектор Чэнь, революционным романтиком!
 – Революционным романтиком, – задумчиво повторил Чэнь. – Председатель Мао использовал это выражение в 1944 году во время яньаньского съезда.
 Кэтрин стало ясно, что секретарь парткома не слишком силен в литературных терминах. Похоже, Чэнь добродушно и даже немного бесцеремонно подшутил над своим боссом. Не потому ли, что у него особые связи среди высокопоставленных партийцев?
 Вскоре их проводили к заказанным для них местам, Кэтрин усадили между Ли и Чэнем. Свет в зале медленно погас. Заиграл оркестр, состоявший из традиционных китайских музыкальных инструментов, и публика зааплодировала.
 – Почему они аплодируют?
 – Пекинская опера – многоплановое представление, – пояснил Чэнь. – Здесь поют, позируют, демонстрируют приемы боевых искусств и исполняют музыку. Виртуозная игра на китайском музыкальном инструменте вроде эрху придает музыке особое значение. Слушатели выражают свое восхищение музыкой.
 – Нет, нет, они аплодируют не только музыке, – вмешался Ли. – Наш старший инспектор отлично разбирается в литературе, но пекинская опера – дело другое. Скоро на сцене появится знаменитая актриса. Так что зрители аплодируют, предчувствуя ее выход. Так принято.
 – Да, наш секретарь парткома – тонкий знаток пекинской оперы, – сказал Чэнь. – А я знаком с ней только по справочнику для туристов.
 Занавес поднялся, и зазвенели цимбалы, предваряя пение актеров и актрис. На сцене развернулся эпизод из «Белой Змеи» – романтической истории о духе Белой Змеи, которая превращается в прекрасную влюбленную женщину. Белая Змея вызывает на помощь солдат-черепах, воинов-крабов, князей-карпов и духов других водных существ, чтобы они помогли ей захватить храм. Несмотря на отчаянную борьбу во имя спасения любимого, которого удерживают в храме Золотой Горы средневековые монахи, она погибает.
 Представление Кэтрин понравилось. Большое впечатление на нее произвели приемы боевых искусств, сверкающие золотом костюмы и традиционная китайская музыка. Для того чтобы оценить постановку, не нужно было перевода. В конце спектакля превратившаяся в девушку Белая Змея прошлась по всей сцене колесом.
 – Это символ внутреннего и внешнего напряжения, – сказал Чэнь. – Флаги, что у нее в руках, показывают волны схватки. Она выражает свои чувства жестами рук и телодвижениями.
 Под громовые аплодисменты зрителей занавес упал.
 После спектакля секретарь парткома Ли предложил отвезти инспектора Рон в гостиницу, но она отказалась, объяснив, что хочет прогуляться по набережной Вайтань.
 – Прекрасно, значит, вы уже свободно ориентируетесь. – Ли обратился к Чэню: – Старший инспектор Чэнь, проводите инспектора Рон.




 17


 Набережная Вайтань лентой вилась вдоль берега реки. Все еще находясь под впечатлением представления, Кэтрин спросила:
 – Какова же мораль истории?
 – Она имеет два смысла, – сказал Чэнь. – Ортодоксальная точка зрения запрещает романтическую страсть между духом животного и человеческим существом. Собственно, поскольку в традиционном китайском обществе с давних времен существовала система регистрации браков, запретными считаются любые добрачные отношения между мужчиной и женщиной. Но все равно эта история любви всегда была очень популярной.
 Кэтрин кивнула:
 – То есть Белая Змея – метафора. Чтобы наслаждаться «Гамлетом», не обязательно самому верить в привидения.
 – Да, и между духом животного и человеческим существом не должно быть любовных отношений. Видите влюбленных на набережной? Они стоят здесь часами, словно прикованные. Во время самого сильного увлечения модернизмом у меня родился один образ – сравнение влюбленных с улиткой, прилепившейся к стене. Впрочем, то стихотворение так и не было опубликовано. – Он сменил тему разговора: – Неподалеку отсюда, на углу улиц Сычуаньлу и Яньаньлу, находится средняя школа, где я учился. Тогда я частенько гулял по набережной – как ее еще называют, по Банду.
 – Должно быть, это ваша любимая улица.
 – Да. И до управления отсюда рукой подать. Я люблю гулять здесь до или после работы.
 Они остановились у парка Хуанпу. Волны медленно плескались у каменной набережной. Лунный свет сверкал на гребнях волн, над судами носились чайки, прочерчивая на фоне сверкающего огнями противоположного берега пунктирные черточки.
 – Я знаю место, откуда вид еще лучше, – сказал он, показывая рукой.
 – Так ведите меня, вы же мой гид!
 Он повел ее в парк, где они стали подниматься по вьющейся спиралью чугунной лестнице к большой площадке из кедрового дерева, выдающейся над водой. Они уселись за покрытый белой скатертью столик, Чэнь заказал себе кофе, а Кэтрин – апельсиновый сок. Действительно, отсюда открывался захватывающий вид.
 Маленькое кафе находилось недалеко от места убийства, которое он осматривал в тот день, когда ему было поручено дело Вэнь. Со своего места за столиком он видел тот угол, частично скрытый кустами, ветви которых как будто вздрагивали от ветерка. Странно, подумал Чэнь, на других деревьях листва висела неподвижно. Он бросил еще один взгляд. Куст казался странно живым.
 Он сделал глоток кофе и повернулся к Кэтрин, которая тянула через соломинку сок из банки. Свеча в глиняном блюдце бросала на ее лицо желтоватый колеблющийся свет.
 – Сейчас вы похожи на красивую современную шанхайскую девушку. Никто бы не узнал в вас офицера американской полиции.
 – Это можно считать комплиментом?
 – Уверен, не один человек интересовался, почему вы выбрали работу полицейского.
 – Только я отвечала не каждому, кто задавал мне такой вопрос, – задумчиво сказала она. – А причина очень простая – я не смогла найти работу, где могла бы применить знание китайского.
 – Поразительно! В Шанхае столько американо-китайских фирм! Казалось бы, знание китайского обеспечивает вам самый широкий спектр работы.
 – Да, многие фирмы направляют в Китай своих сотрудников, но только тех, кто имеет опыт работы в бизнесе. Им дешевле нанимать местных переводчиков. Один маленький пивоваренный завод предложил мне должность управляющей баром. Им нужна была американская девушка, которая носила бы специальный костюм для китайских клиентов – топ без рукавов и спинки и мини-шортики.
 – И тогда вы решили поступить в Службу федеральных маршалов, да?
 – У меня дядя работает маршалом. У вас это, кажется, называется «гуаньси», верно? Он и дал мне рекомендацию. Разумеется, мне пришлось пройти специальную подготовку на курсах.
 – Как же вы стали инспектором?
 – Обыкновенно, просто через несколько лет меня повысили в звании. В сент-луисском отделении было очень много работы, и время от времени меня вызывали в Вашингтон или в Нью-Йорк по делам, связанным с Китаем. С самого первого дня мой босс обещал, что когда-нибудь мне подвернется случай поехать в Китай. И вот наконец я приехала!
 – Китайцам знаком образ американской девушки-полицейского – Лили Макколл в «Охотнике», если я правильно запомнил ее имя. В начале восьмидесятых по телевизору показывали несколько американских сериалов о полиции. Офицер Макколл пользовалась здесь огромной популярностью. Однажды в витрине универмага я даже увидел шелковую маечку без рукавов под названием «Топ Макколл». Потому что в одном из эпизодов героиня сериала девушка-следователь появилась в такой маечке.
 – Не может быть! Американская девушка-полицейский вдохновила китайцев на такой фасон!
 – В одной серии Макколл решает выйти замуж и увольняется с работы. Ее китайские поклонники настолько расстроились, что писали в газеты с просьбой, чтобы она продолжала служить в полиции и после замужества, хотя некоторые сомневались, сможет ли она это совмещать. Они оказались перед неразрешимым противоречием.
 Кэтрин отставила банку с соком:
 – Думаю, между китайцами и американцами не такая уж большая разница.
 – Что вы хотите сказать, инспектор Рон?
 – Женщине-копу трудно поддерживать отношения с мужчиной, если только он тоже не служит в полиции. Поэтому женщины часто уходят с работы. Но давайте поговорим о вас.
 – Обо мне?
 – Да, достаточно о моей карьере. Было бы справедливо, если теперь вы рассказали о своей, старший инспектор Чэнь.
 – Ну, что вам сказать… Я изучал английскую и американскую литературу, – нехотя заговорил он. – За месяц до окончания колледжа мне сказали, что мое дело запросило министерство иностранных дел. В начале восьмидесятых выпускников высших учебных заведений распределяли на работу. Для студента, изучавшего английский язык, дипломатическая карьера представлялась настоящей мечтой, но в последнюю минуту, во время проверки моей биографии, выяснилось, что один из моих родственников был «контрреволюционером», его казнили в начале пятидесятых. Я никогда не видел своего дядюшку. Тем не менее родство с ним помешало мне поступить на дипломатическую службу. Взамен мне предложили работу в управлении полиции Шанхая… Я совершенно не готовился к службе в полиции, но меня обязаны были трудоустроить – распределение считалось преимуществом социалистического строя. Выпускнику колледжа не нужно было искать работу. Поэтому мне дали направление в управление полиции Шанхая. Экзистенциалисты болтают о том, что вы сами выбираете свою судьбу, но гораздо чаще вместо вас ее определяют другие.
 – Тем не менее вы сделали отличную карьеру, старший инспектор Чэнь.
 – Ну, моя карьера – совсем другая история. Предпочитаю избавить вас от описания неприглядных подробностей нашей службы. Достаточно сказать, что пока мне везло.
 – Интересно поразмыслить над параллелью между нами. Вот в парке Хуанпу сидят двое полицейских; оба они не мечтали о такой работе. Как вы сказали, жизнь – цепь непредвиденных случайностей, внешне совершенно между собой не связанных.
 – И вот вам еще один пример случайного совпадения. В тот самый день, когда меня назначили ответственным за расследование дела Вэнь, всего за несколько часов, здесь, в парке, мне показали труп неизвестного. И это тоже оказалось результатом случайного совпадения обстоятельств: дело в том, что недавно один из моих друзей подарил мне томик стихов цы, и в то утро я пошел в парк, чтобы почитать их на природе. – И Чэнь подробно рассказал об убийстве в парке.
 Когда он закончил, Кэтрин заметила:
 – Может, это убийство имеет какое-то отношение к делу Вэнь.
 – Гмм… Лично я не вижу, какое именно. К тому же, если убийство совершили «Летающие топоры», они не стали бы оставлять у него на теле столько ран. А так… Убийца все равно что оставил свой автограф.
 – Да, здесь многое неясно, но все, что вы рассказали, напоминает мне деятельность итальянской мафии, о которой мне приходилось читать. Иногда они специально убивают людей способом, имитирующим другие преступные организации, желая замутить воду, направить полицию по ложному следу.
 Чэнь поставил чашку с кофе и задумался. Что ж, пожалуй, действительно вероятно, что способ убийства человека в парке намеренно копировал методы расправы «Летающих топоров».
 _ Но в таком случае у них должна быть очень серьезная причина.
 – Вы хотите сказать, что есть какая-то третья сторона, которая выиграет оттого, что убийство припишут «Летающим топорам»?
 – Третья сторона… – В связи с делом в парке Чэнь не рассматривал идею участия в преступлении третьей стороны.
 Что выигрывала неизвестная третья сторона, перенеся в парк труп с многочисленными ранами от топора?
 В голове у него возникли тревожные мысли, неуловимые, как гаснущие на лету искры от пламени свечи.
 Свеча на их столике догорала и стала мерцать. Допив сок, Кэтрин грустно сказала:
 – Как жалко, что я здесь не в отпуске!
 Да, к сожалению, перед ними стояла очень важная задача, и до сих пор множество вопросов оставались невыясненными.
 Они медленно встали, покинули кафе и спустились по лестнице.
 Направляясь к углу парка, Чэнь получил ответ на один из своих вопросов. За тем кустом, который все время шевелился, он увидел сидящих на постеленном на траву полиэтиленовом пакете юношу и девушку, которые обнимались, забыв обо всем. Они и не подозревали, что всего несколько дней назад на этом самом месте был обнаружен убитый.
 Таким образом, подтверждался один момент в его выводах. Тело не могли оставить здесь до закрытия парка, даже ночью охрана парка обязательно заметила бы его за кустами.
 – Парочка влюбленных навеяла вам какой-нибудь поэтический образ? – спросила Кэтрин, заметив рассеянность Чэня.
 – Нет, я размышляю вовсе не о поэзии.
 Чэню не хотелось, чтобы романтическая сцена оказалась для нее замутненной мыслью об убийстве.




 18


 Они покинули парк и пошли по набережной.
 Весь парапет был занят людьми, которые разговаривали друг с другом, не обращая внимания на окружающих. Вскоре одна молодая пара ушла, освободив место.
 – Давайте постоим здесь, – предложила Кэтрин и поддразнила его: – Как улитки, прилепившиеся к стене, используя ваше сравнение.
 – Все, что только пожелает наша почетная гостья, – сказал Чэнь. – Скорее, как кирпичик в стене. Кирпичик в стене социализма. Данная метафора была очень популярна во время движения за социалистическое образование.
 Она встали рядом, облокотившись на каменный парапет. Слева от них сверкал парк, напоминая «сияющую в ночи жемчужину» – сравнение, которое она вычитала в одной китайской легенде.
 – Как вы успеваете заниматься поэзией при такой напряженной работе? – спросила Кэтрин.
 – Если абстрагироваться от политики, в моей работе есть свои привлекательные стороны: она помогает мне сочинять стихи, дает возможность взглянуть на вещи с другой точки зрения.
 – С какой именно?
 – Когда я учился в университете, мне казалось, что важнее и интереснее поэзии ничего быть не может. Теперь же я не так в этом уверен. В переходный для Китая период существует много вещей, гораздо более важных для народа, по крайней мере более насущных.
 – Вы как будто в чем-то оправдываетесь или пытаетесь убедить в чем-то самого себя.
 – Может, вы и правы, – согласился Чэнь, доставая из кармана белый бумажный веер. – С тех пор во мне многое изменилось.
 – Да, вы стали старшим инспектором, перед вами открывается большая карьера. – Она заметила на веере несколько строк иероглифов, выполненных тонкой кистью. – Можно взглянуть?
 – Конечно.
 Она взяла веер. На нем были написаны две строки. При вспыхивающем неоновом свете реклам она с трудом прочла их.



    Я пьян. Стегнул драгоценного скакуна.  
    Не хочу отягощать красавицу страстью. 



 – Ваши стихи?
 – Нет, их написал Дайфу, исповедальный китайский поэт вроде Роберта Лоуэлла.
 – А что означает параллель между скакуном и красавицей?
 – Строки переписал для меня один друг.
 – Но почему он выбрал именно эти строки? – настаивала она, помахивая веером.
 – Вероятно, это его любимые стихи.
 – Или какой-то намек вам.
 Он засмеялся.
 Неожиданно раздался звонок его сотового.
 – Что случилось, дядюшка Юй? – спросил он, другой рукой прикрыв телефон, затем взял Кэтрин под руку и повел прочь, не переставая слушать.
 Она догадалась, почему он возобновил прогулку. Стиснутый со всех сторон людьми, он не мог открыто говорить по телефону, поскольку сотовый телефон был сравнительной редкостью среди китайцев и сразу привлекал внимание посторонних. Они действительно ловили на себе любопытные взгляды.
 Чэнь слушал с бесстрастным лицом, изредка отвечая своему собеседнику, наконец сказал:
 – Спасибо, дядюшка Юй, ваши сведения очень важны.
 – В чем дело? – спросила Кэтрин.
 – Звонил Старый Охотник, сообщил кое-что о Гу. – Чэнь выключил телефон. – Я просил его последить за владельцем караоке-клуба и записывать на магнитофон его телефонные разговоры. Похоже, что Гу довольно крупный чин в «Голубой триаде». После того как мы с вами ушли из «Династии», он сделал несколько звонков, из них пару раз говорил о пропавшем фуцзяньце. Гу даже называл его кличку.
 – О пропавшем фуцзяньце? А про Вэнь он ничего не говорил?
 – Нет. Вероятно, тот фуцзянец имел какое-то задание, но они говорили на жаргоне триады. Старому Охотнику нужно сегодня вечером провести кое-какое расследование.
 – Я уверена, что Гу рассказал нам не все, что знает, – заметила она.
 – Гу уверял, что к нему приходил человек из Гонконга, а не из Фуцзяни. Так зачем же ему разыскивать пропавшего фуцзяньца…
 Впервые они беседовали как настоящие напарники, не следя за своими словами и мыслями…
 К ним подошел седой человек, протягивая ладонь с каким-то предметом:
 – Эта вещь перешла ко мне по наследству. Она приносит счастье молодоженам. Поверьте, я говорю правду. Мне уже семьдесят. Государственная фабрика, на которой я работал, месяц назад разорилась. Я не сумел заработать себе пенсию, а то ни за что бы не стал его продавать.
 Старик протянул им нефритовый амулет в форме цзилиня – мифического единорога с туловищем оленя и хвостом буйвола – на шелковом красном шнурке.
 – По поверьям китайцев, – сказала Кэтрин, подняв глаза на Чэня, – нефрит приносит удачу своему владельцу, разве не так?
 – Да, я слышал об этом, но, кажется, теперешнему владельцу он не принес удачи.
 – Какой красивый шнурок.
 В лунном свете лежащий на ее белой ладони амулет словно излучал нежный свет.
 – Сколько? – спросил Чэнь у продавца.
 – Пятьсот юаней.
 – Не очень дорого, – шепнула Кэтрин своему спутнику на английском.
 – Пятьдесят юаней. – Чэнь забрал у Кэтрин амулет и вернул продавцу.
 – Да что вы, молодой человек! Не скупитесь на подарок своей красивой американской подружке.
 – Берите пятьдесят или оставьте его себе. – Чэнь взял Кэтрин за руку, делая вид, что уходит. – Похоже, он из пластмассы.
 – Да вы посмотрите как следует, молодой человек! – возмущенно сказал старик. – Потрогайте камень! Чувствуете, какой холодный?
 – Ну ладно, восемьдесят.
 – Сто пятьдесят. И я дам вам расписку государственного магазина, что вы заплатили пятьсот юаней.
 – Сто юаней, а ваша расписка мне не нужна.
 – Идет!
 Чэнь передал старику деньги.
 Кэтрин с интересом слушала, как они торговались. «Запроси цену аж до самого неба, а потом спусти ее до земли», – гласила одна из старинных китайских пословиц. В обществе, в котором на первое место стремительно выдвигались материальные интересы, повсюду ожесточенно торговались.
 – Не могу не восхищаться вами, старший инспектор Чэнь, – сказала она, когда старик побрел прочь, зажав в кулаке вожделенную банкноту. – Вы торговались как… как кто угодно, только не поэт-романтик.
 – Думаю, что амулет все-таки настоящий, а не пластмассовый. Скорее всего, какой-нибудь не очень ценный поделочный камень.
 – А я уверена, что это нефрит.
 – Держите. – Он положил амулет на ее ладонь и сказал, подражая голосу старика: – Для красивой американской подружки.
 – Очень вам благодарна.
 Лица им освежал приятный легкий ветерок. Гостиница «Мир» показалась раньше, чем она ожидала.
 У ворот парка Кэтрин повернулась к Чэню:
 – Позвольте угостить вас выпивкой в баре.
 – Спасибо, но сейчас мне некогда. Мне нужно срочно позвонить следователю Юю.
 – Вечер был замечательный. Спасибо вам.
 – Вам спасибо.
 Она достала из кармана амулет:
 – Вы не могли бы надеть его мне? – и сразу повернулась к нему спиной, не дожидаясь ответа.
 Они стояли перед входом в гостиницу, где маячил швейцар в своей красной форме, как всегда почтительно улыбаясь.
 Кэтрин почувствовала, как от его теплого дыхания слегка затрепетали волоски на затылке, когда он застегнул красный шнурок, на мгновение задержав пальцы у нее на шее.




 19


 Проснувшись рано утром с легкой головной болью, Чэнь стал читать во вчерашней вечерней газете отчет о турнире по го между Китаем и Японией. Он уже несколько дней не позволял себе отвлечься от порученного задания.
 Но в то утро он решил, что может позволить себе такую роскошь. Проходил заключительный тур соревнования между чемпионами двух стран. К тому же про японца говорили, что он отличный мастер – способен сохранять невозмутимость во время самой напряженной игры. Игрок в го, по определению, должен стремиться к победе, как полицейский обязан расследовать порученное ему дело. И итог игры представлялся Чэню своего рода символом, как и в его расследовании. Размышления над положением фишек на доске прервал звонок секретаря парткома Ли.
 – Зайдите ко мне в кабинет, старший инспектор Чэнь.
 – Что-нибудь новое о Вэнь?
 – Поговорим, когда вы будете у меня.
 – Сейчас быстро позавтракаю и явлюсь.
 На часах не было еще и половины восьмого. Значит, дело срочное. Обычно секретарь Ли появлялся у себя в кабинете не раньше половины десятого.
 Чэнь открыл дверцу маленького холодильника. Там одиноко лежала половинка черствой булочки, купленной им два-три дня назад в буфете управления. Чэнь размочил ее в кипятке. От его месячной зарплаты осталось совсем немного. Не все расходы, которые он позволял себе в обществе инспектора Рон, можно было компенсировать за счет выделенных ему средств. В частности, нефритовый амулет: пришлось раскошелиться на него, чтобы не уронить достоинство китайского полицейского.
 Снова зазвонил телефон. Чэнь снял трубку и услышал голос самого министра Хуана из Пекина.
 Министр, который прежде ни разу не звонил ему домой, выразил сильную заинтересованность в прогрессе по делу Вэнь.
 – Это особый случай, – подчеркнул он. – Дело имеет огромное значение для отношений между нашими странами. Вы понимаете, что успешное сотрудничество с американцами снимет напряженность, возникшую после тяньаньмэньского инцидента.
 – Понимаю, товарищ министр. Мы напрягаем все силы, но у нас слишком мало времени.
 – Американцы видят, что вы работаете очень добросовестно, только очень беспокоятся за результаты. Они уже несколько раз звонили нам.
 Чэнь не был уверен, стоит ли поделиться с министром некоторыми своими подозрениями, особенно относительно связи фуцзяньской полиции с триадой. Но решил, что не стоит, во всяком случае пока. За этой связью могут стоять очень сложные политические отношения. Если министр станет защищать полицию Фуцзяни, его вмешательство лишь усложнит расследование.
 – Следователю Юю приходится довольно тяжело в Фуцзяни. Местная полиция до сих пор не дала ему никаких ниточек. Кажется, они там слишком заняты. А одному Юю не справиться с гангстерами. И я, в свою очередь, не имею права приказывать, находясь так далеко.
 – Что за вопрос, старший инспектор Чэнь! Разумеется, вы имеете право приказывать фуцзяньцам и должны им приказывать. На вас возложено руководство операцией со всеми надлежащими полномочиями. Я лично позвоню комиссару Хуну. Какие бы политические решения вы ни приняли, можете твердо рассчитывать на поддержку министерства.
 – Благодарю вас, министр Хуан. – Пока что Чэню не приходилось принимать политических решений, впрочем, он даже не понял, что имел в виду министр.
 – Работа полицейского связана с множеством проблем, и, чтобы с ними справиться, нужно обладать большими способностями. В наше время не так уж много молодых офицеров, подобных вам, – выразительно закончил Хуан. – Партия на вас рассчитывает, товарищ старший инспектор Чэнь.
 – Понимаю. Партия может быть уверена, что я выполню любое ее поручение, даже если мне придется пройти сквозь горы ножей и море огня. – Он вспомнил поэтические строки эпохи Тан: «Признательный вам за то, что вы сделали меня генералом на помосте из золота, размахивающим нефритовым мечом дракона, я буду сражаться за вас до самого конца». Старый министр не только рекомендовал поручить дело именно ему, но и лично позвонил, демонстрируя свою поддержку. – Я вас не подведу, министр Хуан.
 Однако, положив трубку, старший инспектор Чэнь вовсе не чувствовал себя генералом, отважно размахивающим нефритовым мечом.
 Министру следовало позвонить секретарю парткома Ли. Фраза «множество проблем» звучала отнюдь не обнадеживающе. Старый министр явно о чем-то умалчивал. У Чэня возникло недоброе предчувствие. Если министр Хуан намеренно оставил Ли в стороне, какое значение имеет это для карьеры самого Чэня?
 Спустя двадцать минут он входил в кабинет секретаря парткома – отнюдь не такой бесстрастный, как японский игрок в го.
 – У меня на весь день запланированы деловые встречи, – сказал Ли, дуя на горячий суп из соевых бобов, – поэтому я решил сейчас переговорить с вами.
 Старший инспектор Чэнь начал доклад с рассказа о беседе с Цяо, беременной женщиной из Гуанси.
 – Вы занимаетесь очень тяжелой работой, – сказал Ли, – но не очень удачно выбрали предмет для своих бесед.
 – Почему вы так говорите, товарищ Ли?
 – Вы поступили правильно, позволив инспектору Рон пойти с вами на разговоры с родственниками Вэнь, но напрасно захватили ее на встречу с беременной женщиной из провинции Гуанси. Американцы и так во всеуслышание возмущаются нашей политикой контроля над рождаемостью.
 Чэнь решил пока не говорить Ли о встрече с Гу. Непристойный бизнес, связи с триадой, протекция со стороны полиции – все это не соответствовало идеальному представлению о социалистическом Китае.
 – Я же не знал, что все так обернется, – сказал он. – И я защищал перед инспектором Рон нашу политику контроля над рождаемостью.
 – Не сомневаюсь, что вы отстаивали наши принципы, – медленно сказал Ли, взяв со стола стеклянную пепельницу в виде лебедя, которая сверкала, как хрустальный шар на руке предсказателя судьбы. – Но известно ли вам, что произошло с той женщиной после вашего визита?
 – А что такое?
 – Ее похитили неизвестные. Всего через пару часов после вашего ухода. Потом ее обнаружили в лесу, недалеко оттуда, в бессознательном состоянии. Никто не знает, кто завез ее туда. Хотя ее не били и не насиловали, у нее произошел выкидыш. Ее срочно увезли в местную больницу.
 – Ее жизнь в опасности?
 – Нет, но она потеряла слишком много крови, так что ее пришлось прооперировать. Больше она не сможет иметь детей.
 Чэнь беззвучно выругался.
 – И нет никаких намеков, кто мог ее похитить?
 – Похитители были не из местных. Они приехали на джипе и заявили, что эта женщина – беглянка с юга. Поэтому никто не попытался им помешать.
 – Вероятно, они приняли ее за Вэнь и отпустили, когда выяснили, что ошиблись.
 – Возможно.
 – Возмутительно! Средь бела дня похитить беременную женщину, и где! В Цинпу, в окрестностях Шанхая! – Чэнь лихорадочно размышлял. Значит, за ними следовали из самого Шанхая до Цинпу. Теперь все ясно. Инцидент с мотоциклистом. Сломавшаяся ступенька. Пищевое отравление. А теперь – похищение Цяо. – Всего через пару часов после нашего визита! Гангстеры наверняка получили сведения от кого-то из управления. В управлении кто-то на них работает.
 – Да, думаю, осторожность не помешает.
 – Они объявили нам войну. И потом, тот труп в парке Хуанпу. Самая настоящая пощечина для полиции Шанхая! Необходимо принять срочные меры, товарищ секретарь парткома!
 – Мы их непременно предпримем, но в свое время. В настоящий момент самой главной для нас задачей является обеспечение безопасности инспектора Рон. Если мы сейчас попытаемся нанести удар по триаде, бандиты могут отомстить.
 – Значит, нам ничего не остается, как только ждать, когда бандиты нанесут следующий удар?
 Ли оставил его вопрос без ответа.
 – Во время настоящего расследования возможны случайные столкновения с гангстерами, а они на все способны. Если с инспектором Рон что-нибудь случится, ответственность падет только на нас с вами.
 – Только на нас с вами, – пробормотал Чэнь, думая о «множестве проблем», упомянутых министром Хуаном. – Но мы же полицейские, верно?
 – Вы не должны так смотреть на вещи, старший инспектор Чэнь.
 – А как иначе, товарищ Ли?
 – В Фуцзяни розыском Вэнь занимается следователь Юй. Если вы находите нужным, можете направить ему в помощь еще кого-то из наших сотрудников, – сказал Ли. – А что касается встреч со знакомыми Вэнь в Шанхае, не знаю, дадут ли они результаты, и инспектору Рон вовсе не обязательно и дальше в них участвовать. Вы можете просто держать ее в курсе. Вряд ли гангстеры посмеют на нее напасть, если она будет просто прогуливаться по набережной Вайтань.
 – Но они наверняка уверены, что Вэнь скрывается именно в Шанхае, иначе они не похитили бы Цяо!
 – Если здесь появятся какие-то новые зацепки, ими сможет заняться Цянь. А вы не должны отвлекаться от своей задачи. До тех пор пока инспектор Рон уверена в нашей добросовестной работе, можно считать, что все идет хорошо – с политической точки зрения.
 – Я тоже размышлял об этом деле, товарищ Ли, – с политической точки зрения. После лета 1989 года отношения между Америкой и Китаем стали напряженными. Если нам удастся переправить Вэнь в Америку, это будет выразительным доказательством положительных изменений в нашей стране.
 В разговоре с секретарем парткома такой довод мог сработать. Чэнь почел за лучшее не упоминать про звонок министра Хуана.
 – Пожалуй, – сказал Ли, доедая суп. – Значит, вы настаиваете на том, чтобы инспектор Рон продолжала принимать участие в расследовании?
 – Когда вы в первый раз сообщили мне об этом поручении, вы процитировали Юй Фэя, – ответил Чэнь, раздавив окурок в хрустальной пепельнице. – Мне больше нравится его последнее двустишие: «Когда я привожу в порядок горы и реки, я повинуюсь Небесам…»
 – Понимаю, но это делает не каждый. – Ли задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Говорят, вы купили подарок для инспектора Рон и надели на нее перед самым входом в гостиницу.
 – Глупости! – возразил Чэнь, пытаясь осмыслить услышанное. «Говорят…» Кто говорит? Сотрудники службы безопасности – полиция в полиции. Маленький амулет – пустяковая безделушка, но в отчете сотрудников службы безопасности он может превратиться в серьезную улику, подтверждающую, что «старший инспектор Чэнь утратил партийную бдительность, флиртуя с тайным агентом Америки». – Это говорят люди из министерства общественной безопасности? Но почему?
 – Не важно, кто об этом доложил, старший инспектор Чэнь. Если вы не сделали ничего дурного, то вам и не нужно нервничать, когда в вашу дверь посреди ночи стучится дьявол.
 – Это было после посещения пекинской оперы. По вашему указанию я провожал инспектора Рон в гостиницу. И на набережной один торгаш предложил ей купить амулет. В газетах часто пишут о том, что некоторые торгаши дерут с иностранцев втридорога. Поэтому я и поторговался с ним вместо нее. А потом она попросила меня надеть ей амулет.
 Он умолчал о том, что сам за него заплатил. Зная, что после предоставления финансового отчета ему не вернут уплаченные за него деньги, он не видел смысла признаваться в этом.
 – Да, американцы… они так от нас отличаются.
 – Как представитель китайской полиции, я считаю необходимым проявлять гостеприимство. Мне безразлично, что за дьявол… – Он многое хотел бы сказать, но увидел, как по лицу Ли пробежала тень недовольства. Не стоит поднимать шум, если в деле замешано министерство общественной безопасности.
 Старший инспектор Чэнь уже не впервые оказывался для него объектом пристального внимания.
 Участие министерства общественной безопасности было понятно во время расследования убийства Всекитайской отличницы труда, когда на карте стоял безукоризненный образ партии. Но в настоящем деле старший инспектор Чэнь не делал ничего, что могло бы повредить интересам партии.
 Если… если только кому-то было очень выгодно отстранить его от расследования. В интересах триады, а не партии.
 – Пусть слухи вас не беспокоят, – заявил секретарь парткома Ли. – Я ясно дал понять информатору, что это дело – особое. Что бы ни сделал старший инспектор Чэнь, он делает это в интересах страны.
 – Я очень вам благодарен, товарищ Ли.
 – Не стоит благодарности. Для нас вы – не рядовой член партии, у вас большое будущее. – Ли поднялся. – Я понимаю, что вам выпала нелегкая и очень сложная работа, поэтому переговорил с комиссаром Чжао. В следующем месяце мы предоставим вам отпуск на недельку. Поезжайте в Пекин – посмотрите на Великую стену, на Запретный город и Летний дворец. Разумеется, все расходы за счет управления.
 – Это будет великолепно, – сказал, вставая, Чэнь. – А сейчас мне пора возвращаться к моей работе. Кстати, товарищ Ли, а как вы узнали о похищении?
 – Ваш помощник Цянь Цзюнь позвонил мне домой вчера ночью.
 – Понятно.
 Ли проводил Чэня до двери и, положив руку на косяк, сказал:
 – Примерно неделю назад я по ошибке набрал номер вашего прежнего телефона. И мне пришлось поговорить с вашей матушкой. У нас, стариков, одинаковые заботы.
 – В самом деле? Она не говорила мне о вашем звонке. – Чэнь всегда восхищало умение Ли время от времени вносить человеческую нотку в разговоры о партийной политике.
 – Она считает, что вам давно пора остепениться. Завести себе семью, вы понимаете, что она имеет в виду. Конечно, решать вам, но, думаю, она права.
 – Спасибо, товарищ секретарь парткома. – Чэнь сразу понял, к чему ведет Ли. Предложение съездить в Пекин тоже было сделано неспроста. Все знали об отношениях Чэня с живущей там Лин, так что намек Ли можно было истолковать как отеческую заботу, вот только выбранный им момент невольно насторожил Чэня.
 Почему Ли именно сегодня поднял вопрос о его отдыхе?
 Выйдя из кабинета Ли, Чэнь достал было сигарету, но, увидев в конце коридора установку для охлаждения воды, сунул пачку в карман. С наслаждением выпив холодной свежей воды, он с силой смял бумажный стаканчик и выбросил в корзину.




 20


 Вернувшись к себе в кабинет, Чэнь сразу позвонил Цянь Цзюню.
 – О, а я несколько раз звонил вам вчера вечером, старший инспектор Чэнь, но не застал вас. К огромному сожалению, я потерял номер вашего мобильного телефона. Поэтому позвонил секретарю парткома Ли.
 – Ах, вы потеряли номер моего сотового! – Чэнь ни на минуту не поверил Цяню, ведь тот мог оставить сообщение на автоответчике. Стремление молодого честолюбивого полицейского угодить самому главному партийному боссу понять можно, но он ведь при этом обманывает своего непосредственного начальника! Интересно, почему Ли так упорно рекомендовал ему в помощники именно Цяня?
 – Вы знаете о том, что случилось с той женщиной из Гуанси, старший инспектор Чэнь?
 – Да, мне все рассказал секретарь парткома. А вы сами как об этом узнали?
 – После разговора с вами я связался с Цинпу. И вечером сотрудники тамошней полиции позвонили мне и рассказали об этой страшной истории.
 – А сегодня есть что-нибудь новое?
 – Нет. Полиция Цинпу пытается найти джип, на котором приезжали те молодчики. Он был с военным номером.
 – Скажите им, чтобы они немедленно связались со мной, как только у них появятся какие-то известия. Они несут ответственность за все, что происходит на их территории, – сказал Чэнь. – А что насчет трупа, обнаруженного в парке Хуанпу?
 – Пока тоже ничего нового, только официальный отчет доктора Ся о вскрытии. Но там все то же, что и в предварительном отчете. Опросы гостиниц и домовых комитетов в близлежащих домах тоже ничего не дали. Я лично опросил более двадцати управляющих гостиницами, но никто не смог сообщить ничего важного.
 – Сомневаюсь, что у них достанет смелости сообщать нам что-либо. Ведь если они проболтаются, гангстеры дадут им прикурить.
 – Да уж. Несколько месяцев назад служащие одного кафе сообщили в милицию об одном торговце наркотиками, и на следующей же неделе то кафе сровняли с землей.
 – Что вы еще намерены делать?
 – Продолжу обзванивать и обходить гостиницы и домкомы. Пожалуйста, скажите, старший инспектор Чэнь, чем еще мне заняться.
 – Поручаю вам следующее, – раздраженно сказал Чэнь – Отправляйтесь в больницу и скажите врачам, чтобы они как следует позаботились о несчастной Цяо. Если потребуются деньги, возьмите их из нашего особого фонда.
 – Я поеду туда, шеф, но особый фонд…
 – Нечего спорить! Это самое малое, что мы можем для нее сделать! – рявкнул Чэнь и с размаху бросил трубку.
 Может, он вел себя не очень справедливо по отношению к молодому подчиненному, но уж слишком он был взбешен и расстроен. Он чувствовал себя полностью ответственным за произошедшее с Цяо несчастье, которая ради рождения ребенка перенесла столько трудностей и в результате потеряла его. Но страшнее всего то, что больше она не сможет иметь детей. Какой ужасный удар для бедной женщины!
 Чэнь сломал карандаш пополам, как в старину солдат ломал стрелу, давая какую-нибудь клятву. Он должен, обязан как можно скорее найти Вэнь. Это станет его личным вкладом в борьбу с незаконной переправкой людей за границу. С Цзя Синьчжи. И со всем злом, которое триада приносит людям.
 Он задумался о злосчастной судьбе Цяо, которой удалось найти работу в Цинпу. «Удача рождает неудачу, а неудача ведет к удаче», как тысячи лет назад сказал Лаоцзы. Множество людей из провинций хлынули в Шанхай, но даже при помощи недавно появившегося Шанхайского агентства по трудоустройству не всегда могли найти работу. Цяо удалось устроиться, но удача обернулась для нее огромным несчастьем.
 Тут он сообразил, что стоит позвонить в агентство по трудоустройству – ведь туда могла обратиться Вэнь и получить временную работу официантки с разрешением жить в помещении ресторана или место няни.
 Но ответ на его запрос не принес положительных результатов. В данных агентства не значилась женщина, соответствующая Вэнь по описанию, к тому же при настоящей безработице беременная женщина не могла рассчитывать на какое-либо место. Однако директор агентства пообещал сообщить ему, если появится информация о такой женщине.
 Затем Чэнь позвонил в гостиницу «Мир». Он по-прежнему обязан был всюду сопровождать Кэтрин Рон, какие бы подозрения ни накликало на него ее общество. Не застав Кэтрин в номере, он оставил для нее сообщение. Сейчас был не самый подходящий момент идти в гостиницу с букетом цветов – после того, как служба безопасности засекла его в момент, когда он застегивал на ней злосчастный амулет, а секретарь парткома счел необходимым сделать ему замечание.
 Он проработал с Кэтрин Рон, своей временной напарницей, всего каких-нибудь два дня. Однако их вынужденное тесное общение могло быть одной из скрытых причин, по которой Ли предложил ему провести отпуск в Пекине. Очень своевременное предостережение! Куда ни повернись, кругом сплошная политика, и Ли очень ловко пользовался малейшими фактами, чтобы держать его на крючке.
 Поразмыслив, Чэнь решил во время обеденного перерыва съездить к матери.
 Она жила неподалеку, но он попросил Малыша Чжоу отвезти его на «мерседесе». По дороге он остановился у прилавка с фруктами и после ожесточенного торга с продавцом приобрел корзинку из бамбука с сушеными плодами лунъянь, мимоходом вспомнив насмешки Кэтрин над его страстью поторговаться.
 Вид старого милого дома на улице Цзюнзанлу, казалось, обещал короткую передышку от бесконечных интриг. Когда он вышел из «мерседеса», которым воспользовался ради матери, несколько соседей поздоровались с ним. Мать никогда не одобряла его службу в полиции, но, поскольку окружающие все больше богатели, его высокое служебное положение, подтвержденное почтительным водителем, который открыл ему дверцу, повышало и ее статус.
 Общая цементная мойка у входной двери все так же протекала. Вокруг стока, напоминая рисунок на карте, расползались во все стороны щупальцы густого зеленого мха. Потрескавшиеся стены нуждались в срочном ремонте. У самого пола по-прежнему зияли дыры, около которых в детстве он подстерегал сверчков. Лестница была грязной и темной, площадка усыпана драными коробками и ивовыми корзинками.
 Он не заезжал к матери с тех пор, как ему поручили дело Вэнь. И сейчас в ее маленькой и скромной комнатке с изумлением увидел стол, заваленный множеством пластиковых упаковок с хлебом, сосисками и экзотически выглядевшими блюдами.
 – Все из «Подмосковья», – пояснила ему мать.
 – Ну конечно, Лу Иностранец! Да он с ума сошел.
 – Он называет меня матерью и считает тебя своим настоящим братом.
 – Никак не может забыть ту старую историю!
 – «Настоящий друг познается в беде». Я хорошо помню эту буддийскую заповедь. Все добро, которое ты совершаешь в мире, возвращается к тебе добром. Что бы ты ни сделал, ведет к какому-либо результату, ожидаемому или неожиданному. Некоторые называют это удачей, но на самом деле это карма. А недавно ко мне приезжал еще один твой друг, господин Ма.
 – Когда?
 – Да сегодня утром. Регулярный медицинский осмотр, вот как называет старик свои визиты.
 – Очень любезно с его стороны, – сказал Чэнь. – А у тебя проблемы со здоровьем, мама?
 – Да последнее время желудок дает себя знать. И господин Ма обещал, что обязательно меня навестит. А ведь такому старому человеку нелегко карабкаться по нашей лестнице.
 – И что он сказал после осмотра?
 – Ничего серьезного. Просто дисбаланс между ян и инь, и все в этом духе. Он принес мне лекарство, – скала она. – Как и Лу, господин Ма очень хочет отплатить тебе за услугу, иначе будет чувствовать себя не в своей тарелке. Он человек ици.
 – Старик много перенес в жизни. Просидел целых десять лет только за то, что у него нашли «Доктора Живаго». А то, что я для него сделал, так, ерунда.
 – Кажется, Ван Фэн написала о нем статью, верно?
 – Да, она сама придумала.
 – Как она поживает в Японии?
 – От нее давно уже не было писем.
 – А из Пекина есть новости?
 – Секретарь парткома Ли собирается дать мне отпуск и советует съездить в Пекин, – уклончиво сказал он.
 – Вот было бы хорошо, – улыбнулась она.
 Чэнь знал, что мать не очень одобряет его отношения с Лин. То, что тысячи лет назад беспокоило Су Дунпо, тревожило и ее: «Высоко вверху, в нефритовом дворце луны может быть слишком холодно». Но еще больше она расстраивалась, что в свои почти тридцать пять лет ее сын по-прежнему оставался холостяком. Как гласит поговорка, «горбатого могила исправит».
 – Только я не очень уверен, что смогу взять отпуск.
 – Значит, ты не уверен, что… – Мать не договорила. – Да! Господин Ма сказал, что ты приходил к нему с девушкой из Америки:
 – Да, она моя временная напарница.
 – Господину Ма показалось, будто она тебе очень нравится.
 – Ну что ты, мама. Просто я обязан о ней заботиться. Если с ней что-нибудь случится, то отвечать придется мне.
 – Ну, как знаешь, сынок. Я уже стара и надеюсь, что ты устроишь свою жизнь, как и все.
 – У меня слишком много работы, мама.
 – Я не разбираюсь в твоей работе. Вокруг все изменилось. Только думаю, что связь с американской девушкой не пойдет тебе на пользу.
 – Не волнуйся, мама. Об этом не может быть и речи. Тем не менее он встревожился. Обычно мать не вмешивалась в его личную жизнь – разве только частенько упоминала одно высказывание Конфуция: «В жизни есть три вещи, не подобающие почтительному сыну; не иметь потомков – худшая из них». Сейчас же она, казалось, соглашалась с подразумеваемым предложением секретаря парткома Ли.
 «Находясь в горах, человек не может как следует их видеть», – написал Су Дунпо на стене буддийского храма в горах. Но старший инспектор Чэнь не считал, что находится в горах.
 Помогая матери приготовить обед, он больше молчал. Но не успел он разогреть привезенные из «Подмосковья» блюда в пластиковой упаковке, раздался звонок его сотового телефона.
 – Старший инспектор Чэнь, говорит Гу Хайгуан.
 – А, главный управляющий Гу! Что случилось?
 – У меня есть для вас кое-какие новости. Пару дней назад сюда приходил человек из Фуцзяни. Не знаю наверняка, принадлежит ли он к «Летающим топорам». Он связался с некоторыми людьми из здешних группировок, а потом пропал.
 – Значит, это был не Дяо, приезжий из Гонконга, про которого вы говорили?
 – Нет, конечно нет.
 – А что он делал в Шанхае?
 – Кого-то разыскивал.
 – Не ту ли женщину, которую я вам описывал?
 – Я пока еще не все знаю, старший инспектор Чэнь, но постараюсь все выяснить.
 – И когда в последний раз видели того фуцзяньца?
 – Днем седьмого апреля. Несколько человек видели, как он ел пельмени в закусочной на улице Фучжоулу. У кафе его ждала машина, серебристая «акура».
 Даты совпадали. Так что новость внушала надежду. Возможно, она имела отношение к трупу из парка или к исчезновению Вэнь, а может, к ним обоим.
 – Отлично, главный управляющий Гу. А как называется кафе, где видели фуцзяньца?
 – Не знаю. Говорят, там подают особые пельмени по-фучжоуски, называются яньпи. Оно находится рядом с магазином иностранной книги, – добавил Гу. – И пожалуйста, старший инспектор Чэнь, называйте меня просто Гу.
 – Спасибо, Гу. Что ж, в городе не так уж много серебристых «акур», номер и владельца легко проверить через транспортную службу. Огромное вам спасибо за ценные сведения.
 – Не стоит. Да! Сегодня утром мне звонила ваша секретарша, Мэйлинь. Обещала зайти к нам, взглянуть на «Династию». Сказала, что для такого клуба, как наш, очень важно иметь парковочную стоянку.
 – Рад, что она так считает.
 – А еще она много чего рассказала мне о вас, старший инспектор Чэнь.
 – Неужели!
 – Все знают, что скоро вы станете начальником автоинспекции. И в самом деле, с вашими связями на самом высоком уровне для вас это ничего не стоит.
 Чэнь недовольно нахмурился, хотя понимал, почему Мэйлинь так разрекламировала его. Ее красноречие дало свои плоды – Гу уже в нескольких местах собирал о нем информацию.
 – Вы должны еще раз зайти к нам, старший инспектор Чэнь, – тепло пригласил его Гу. – Вчера вы провели у нас слишком мало времени. Нужно будет выпить за нашу дружбу.
 – Обязательно, – пообещал Чэнь.
 Видимо, его мать что-то заметила.
 – Что-то случилось?
 – Нет, мама, все в порядке, только мне нужно сделать один звонок.
 Он набрал номер Мэйлинь и попросил ее проверить владельцев всех серебристых «акур». Она обещала немедленно выполнить его просьбу. Затем заговорила с ним о парковочной стоянке. Оказалось, все дело было в разграничительной линии. Если данный участок земли не был указан в плане города как стоянка для клуба, город может получить за нее значительный дополнительный доход. Ей нужно будет как следует изучить вопрос. Ближе к концу их разговора она услышала кашель матери Чэня и попросила разрешения поздороваться с тетушкой Чэнь.
 Когда они поговорили и попрощались, старая женщина покорно улыбнулась и стала разогревать остывший обед. Маленькая комнатка на чердаке наполнилась запахом дыма от печурки, которая топилась угольным брикетом. Матери Чэня было не по силам возиться с печкой. Когда они жили вместе, то Чэнь по утрам выносил печку на лестничную площадку, а вечером затаскивал в комнату. Площадка была до того тесной, что в темноте люди постоянно на нее натыкались и сажали себе синяки. Но хотя он упрашивал мать переехать к нему, она упорно отказывалась покинуть привычное жилище. На стене в траурной рамке висела фотография его отца, грустные глаза под изборожденным глубокими морщинами лбом смотрели на сына.
 Чэнь рассеянно поел тофу, заправленного кунжутным маслом и зеленым луком, после чего опустошил миску вареного риса.
 Когда он собрался уходить, снова раздался трезвон его мобильного. Он нажал на кнопку связи и, услышав сигнал факса, раздраженно отключил его.
 – Вижу, сынок, дела у тебя идут хорошо, – говорила его старая мать, спускаясь с ним к выходу. – У тебя есть сотовый телефон, машина из управления, секретарша, и сам главный управляющий звонит тебе во время обеда. Теперь ты стал частью системы, я понимаю.
 – Нет, мама, я не считаю себя частью системы. Просто приходится работать внутри системы.
 – В таком случае всегда твори добро, – сказала она. – Как говорит буддийская мудрость, «ничто не возникает без причины и ничто не остается без последствий».
 – Я буду об этом помнить, мама, – ответил Чэнь.
 Он понимал, почему его мать так часто говорит о необходимости творить добро в буддийском смысле. Озабоченная его холостяцкой жизнью, она каждый день воскуряла благовония в честь богини домашнего очага Гуаньинь, молилась о том, чтобы расплата за неправедные деяния ее семьи пала только на нее.
 – О, тетушка Чэнь! – Малыш Чжоу выскочил из машины, держа в руке надкусанный пирожок. – Если вам понадобится машина, сразу звоните мне. Уж матери старшего инспектора Чэня я всегда готов помочь.
 Мать слегка покачала головой вслед отъезжающей машине, заметив завистливые взгляды соседей.
 Малыш Чжоу поставил диск с «Интернационалом» в стиле рок, но его героическое содержание не подняло настроение Чэня. Он велел Малышу Чжоу остановиться на перекрестке улиц Фучжоулу и Шаньдунлу.
 – Зайду побродить в книжном магазине. Не жди меня, я вернусь пешком.
 На улице находилось несколько книжных магазинов, как государственных, так и частных. Чэнь испытал желание зайти в один из них, где как-то раз приобрел книгу своего отца, посвященную изучению роли случайности в истории. Он уже забыл доводы книги, за исключением предания о том, как живущая во дворце избалованная овца послужила косвенной причиной падения династии Цзин. Тогда ему еще попытались навязать красочный плакат с девушкой в бикини, но он отказался. В самом деле, он не был почтительным сыном, не сумел оправдать надежд отца.
 Он перешел на противоположную сторону улицы и направился в кафе-пельменную. Как и частные книжные магазины, эта маленькая закусочная была перестроена из жилого помещения на первом этаже. Простая вывеска извещала крупными иероглифами: «СУП С ПЕЛЬМЕНЯМИ ЯНЬПИ». Перед входом в кафе пожилой человек погружал пельмени в большой котел. В зале было всего три столика. На кухне, отгороженной от зала матерчатой занавеской, молодая женщина замешивала желтоватое тесто, добавляя к нему рисовое вино и мелко нарезанное мясо угря.
 На стене висел плакат, на котором расписывались удивительные свойства пельменей яньпи: они готовились из очень тонкого теста, замешенного из пшеничной муки с яйцами и рыбным соусом. Чэнь заказал себе порцию пельменей, которые действительно оказались восхитительно вкусными, хотя и имели рыбный привкус. Привкус стал слабее, когда он добавил в суп уксус и зеленый лук. Интересно, подумалось ему, кто еще из клиентов-нефуцзяньцев додумался до такой заправки. Доев пельмени, он огляделся и заметил, что кафе находится совсем рядом от жилища Вэнь Лихуа, дома, где выросла пропавшая Вэнь. До него было не больше пяти минут пешком.
 Он подошел к владельцу кафе, который вылавливал из котла готовые пельмени:
 – Вы не помните человека, который несколько дней назад приезжал к вам в кафе на роскошном автомобиле?
 – Во всем городе только у меня можно поесть настоящие яньпи. Так что люди приезжают сюда даже с другого конца Шанхая, чтобы отведать наших фирменных пельменей. Сожалею, но я не могу запомнить какого-то клиента только потому, что он приехал на дорогой машине.
 Тогда Чэнь протянул ему свое удостоверение и фотографию человека, найденного убитым в парке.
 – А его не вспоминаете?
 Владелец в замешательстве покачал головой. К ним подошла девушка, посмотрела на фотографию и сказала, что запомнила одного клиента со шрамом на лице, только не уверена, тот ли это человек.
 Чэнь поблагодарил ее и решил вернуться в управление. Иногда во время прогулки пешком ему думалось гораздо легче, но сегодня, добравшись до управления, он по-прежнему терялся в догадках.
 В кабинете его ожидало только одно сообщение из государственного агентства по трудоустройству с названиями и номерами телефонов нескольких частных агентств. Проведя с трубкой в руке целый час, он получил такой же результат, как и прежде: немолодой и к тому же беременной женщине трудно найти работу в Шанхае.
 Время шло, на столе росли груды бумаг, телефонные звонки следовали один за другим, Чэнь работал нервно и с напряжением, в дополнение ко всему он никак не мог забыть о намеке Гу на его связи в верхах, который его раздражал. Наконец он встал и проделал в своем закутке несколько упражнений тайцзи, но они не помогли ему расслабиться, а только напомнили о трупе из парка. Возможно, ему давно уже следовало заниматься тайцзи, как тот бухгалтер на пенсии, который хотя бы наслаждается внутренним покоем, существуя в полной гармонии со вселенской ци.
 И как ему реагировать на предложение «отдохнуть» в Пекине? Вопрос тут не в том, чтобы принимать или не принимать какое-то решение насчет своей личной жизни, и секретарь парткома Ли вовсе это не имел в виду. Личная жизнь человека в Китае практически неотделима от политической жизни. Он мог бы поусерднее ухаживать за Лин, но его сдерживала ее принадлежность к семье высшего партийного руководителя.
 Неужели он не может стать более независимым и смелым, пренебречь мнением окружающих, которые считают, что он старается пролезть в руководящие круги?
 Повинуясь внезапному порыву, он протянул руку к телефону, вспоминая пекинский номер, но вместо этого позвонил Кэтрин Рон.
 – А я весь день пыталась вам дозвониться, старший инспектор Чэнь.
 – Не может быть, инспектор Рон!
 – Должно быть, вы отключили свой сотовый.
 – Ах да, он несколько раз выдавал мне сигнал факса, так что я отключил его и совсем об этом забыл!
 – А поскольку я не смогла связаться с вами, я позвонила следователю Юю.
 – И какие же у него новости?
 – Оказывается, люди видели, как в ночь на пятое апреля Вэнь уехала из деревни! Только она села не в автобус, а остановила грузовик, который направлялся к железнодорожной станции Фуцзянь. Но грузовику нужно было сворачивать, не доезжая несколько километров до станции, поэтому Вэнь там сошла. Сегодня утром в местную полицию позвонил водитель того грузовика. Его описание соответствовало приметам Вэнь, правда, он неуверен, что женщина, которую он подвозил, была беременной.
 – Вполне возможно, она ведь только на четвертом месяце. Она не говорила ему, куда направляется?
 – Нет. Она может находиться еще в провинции, но, скорее всего, уехала куда-то в другое место.
 Чэню показалось, что он услышал в трубке паровозный гудок.
 – А где вы находитесь, инспектор Рон?
 – На шанхайском вокзале. Вы можете сюда приехать? Следователь Юй сказал, что поезд из Фуцзяни на Шанхай отбыл шестого апреля в два часа ночи. Все билеты на него были распроданы заранее. Но кассир вспомнил, что к нему обратился какой-то человек с просьбой срочно выдать билет женщине. Юй предложил нам навести справки в справочном бюро шанхайского вокзала. Поэтому я сюда и приехала, но у меня нет права расспрашивать служащих.
 – Немедленно еду к вам, – сказал Чэнь.
 Дело затянулось. Поезд из Фуцзяни прибывал только во второй половине дня. Им пришлось прождать несколько часов, прежде чем они смогли ознакомиться с записями проводника. Ночью 6 апреля на поезд сели три пассажира. Судя по уплаченным за проезд суммам, двое из них ехали в Шанхай, а третий сошел раньше. Помощник проводника помнил, что среди них была женщина, другие двое оказались предпринимателями, которые всю дорогу обсуждали какие-то свои дела. Женщина молча сидела у двери на корточках. Помощник не обратил внимания, на какой станции она сошла с поезда.
 Таким образом, очередная зацепка никуда не привела. Никто не знал, где вышла женщина и была ли это Вэнь.




 21


 Через некоторое время старший инспектор Чэнь с Мэйлинь, своей бывшей секретаршей из шанхайской автоинспекции, входил в караоке-клуб «Династия». Их визиту предшествовал телефонный разговор с господином Ма, старым доктором-травником.
 Ма сообщил Чэню дополнительные сведения о прошлом Гу. Выяснилось, что Гу родился в семье партийца, который более двадцати лет занимал пост директора крупного государственного завода, производящего автомобильные шины. Разразившаяся культурная революция превратила заслуженного директора в «капиталистического прихвостня»; его заставили носить на себе огромный плакат, на котором его фамилия была перечеркнута красным. Затем его сослали в исправительно-трудовой лагерь – «на перековку». Домой он вернулся только после окончания культурной революции – похудевший, измученный человек с покалеченной ногой, жалкая тень бывшего большевика. Для Гу, выросшего на улице и выбравшего себе совершенно иной жизненный путь, отец был практически чужим и непонятным человеком. В середине восьмидесятых Гу как участник программы изучения иностранных языков отправился в Японию, однако для него та поездка была лишь предлогом, на деле он хотел просто заработать денег, поэтому хватался в Японии за любую работу. Спустя три года он возвратился в Шанхай с небольшим капитальцем и в условиях новой рыночной экономики вскоре стал преуспевающим предпринимателем, то есть представителем класса, против которого всю жизнь боролся его отец. Через некоторое время Гу купил караоке-клуб, заплатил огромную взятку «Голубой триаде», которая контролировала этот бизнес. В «Династии» он якшался с различными главарями бандитов, скрывающихся от правосудия.
 Первоначально Гу познакомился с господином Ма из-за своих караоке-девочек; если бы они обращались для лечения венерических болезней в государственную больницу, врачи обязаны были донести о них властям. Господин Ма согласился ему помогать, строго оговорив, что девочки не будут оказывать посетителям интимных услуг вплоть до полного выздоровления.
 – Гу не такой уж испорченный человек, по крайней мере заботится о своих девочках. Вчера он почему-то расспрашивал меня о вас. От подобных ему людей можно ожидать чего угодно, а мне не хотелось бы, чтобы с вами что-нибудь случилось, – мрачно закончил господин Ма. – Лично я не сторонник прямого противоборства. Мягкость сильнее жестокости. В наше время осталось не так уж много достойных полицейских.
 Чэнь был уверен, что Гу не все ему говорит и что на него стоило нажать в интересах следствия. С этой целью он и решил использовать служебное положение Мэйлинь. Она, опытная и надежная секретарша, согласилась сопровождать Чэня, не задавая лишних вопросов. И вот они встретились с ней у черного хода здания шанхайского отделения Союза китайских писателей и направились к ярко освещенному клубу.
 Чэнь порадовался, что сегодня Мэйлинь заменила контактными линзами свои очки в серебряной оправе, без них она выглядела гораздо женственнее. Кроме того, девушка надела новое платье, плотно пригнанное у талии, что подчеркивало ее великолепную фигуру. Верно гласит старая пословица: «Глиняная фигурка Будды должна быть тщательно позолочена, а женщина – красиво одета». Она словно растворилась в фешенебельно разодетой толпе завсегдатаев клуба, ничем не напоминая деловитую секретаршу, хотя и не забыла захватить визитную карточку, которую и вручила Гу при знакомстве.
 – Я так рад, так рад! – воскликнул Гу. – Вот уж не ожидал увидеть вас сегодня!
 – Мэйлинь всегда очень занята, – пояснил Чэнь, пренебрегая тем, что мог подумать о нем Гу: сперва он заявился в клуб с американкой, теперь со своей бывшей секретаршей. Впрочем, это даже могло убедить Гу, что старшего инспектора легко можно сделать своим другом. – А сегодня у нее случайно высвободилось время, и я решил познакомить ее с вами и показать ваш клуб.
 – Директор Чэнь уделяет личное внимание вопросу о парковочной стоянке для вашего клуба, – вставила Мэйлинь.
 – Бесконечно вам благодарен, старший инспектор Чэнь.
 Когда они подошли к роскошно убранному кабинету на пятом этаже, перед входом появились несколько девиц в коротких черных юбочках и черных туфельках, приветствуя Чэня почтительными поклонами, как прислужницы императора у входа во дворец. Их обнаженные белоснежные плечи резко выделялись на фоне стен шафранового цвета.
 Видимо, Гу решил уже не скрывать от Чэня оборотную сторону своего бизнеса. Просторная комната была обставлена более элегантно, чем та, где Чэнь был накануне, и сообщалась со спальней.
 – Этот кабинет не для деловых встреч, а исключительно для моих друзей, – сказал Гу. – Позвоните мне в любое время, и он всегда будет к вашим услугам. Можете зайти со своими друзьями или один, как пожелаете.
 Это был намек, и Чэнь заметил легкую усмешку на лице Мэйлинь. Она все поняла, хотя со скромным видом присела на огромную софу.
 Подчиняясь кивку Гу, в комнату вошла тоненькая девушка.
 – Начнем с закуски, – сказал Гу. – Ее зовут Белая Тучка, у нас в клубе она самая талантливая певица. А кроме того, она студентка – учится в университете Фудань. Она выступает только перед самыми почетными гостями. Назовите любую песню, которую вы хотели бы спеть, старший инспектор Чэнь.
 Грудь Белой Тучки прикрывала полоска красного шелка не шире носового платка, схваченная на спине узкими ленточками. Штаны из легкой материи были почти прозрачными. Взяв микрофон, она низко поклонилась Чэню.
 Чэнь выбрал песню под названием «Ритм моря».
 У Белой Тучки оказался прекрасный голос с необычным приятным тембром. Сбросив туфельки, она стала танцевать, изящно покачиваясь в такт музыке. В начале второй песни, «Поющий песок», она протянула руки к Чэню. Видя его нерешительность, она наклонилась и слегка потянула его за руку.
 – Вы не желаете потанцевать со мной?
 – О, я так польщен…
 Она вывела его за руку на середину комнаты. Он брал уроки танцев в управлении, но танцевал редко и с изумлением отметил, как легко она его ведет. Она танцевала с естественной чувственной грацией, плавно скользя босыми ногами по лакированному полу.
 – «Твои одежды подобны облачку, а лицо твое – как цветок». – Стихотворной цитатой он думал сделать ей комплимент, но тут же пожалел о сказанном. Рука его лежала на ее обнаженной спине – «гладкой, как нефрит» – еще одна цитата, но намек на одежду прозвучал как насмешка.
 – Благодарю вас за то, что сравнили меня с императорской наложницей Ян.
 Девушка знала стихи – возможно, в самом деле училась в университете. Чэнь старался держаться от нее на расстоянии, но она прижималась к нему всем телом, словно тая в его объятиях. И не пыталась скрыть своего восхищения. Сквозь тонкую ткань он почувствовал напрягшиеся соски ее красивой груди.
 Чэнь не заметил, когда микрофон оказался в руке у Мэйлинь. Она пела, следя за титрами на экране. Это была сентиментальная песенка:



    Ты любишь говорить, что ты - 
    Озорная песчинка, случайно  
    Попавшая мне в глаз. 
    Ты предпочел бы, чтобы я плакала в одиночестве,  
    Чем любила тебя, и вот ты исчезаешь  
    Подобно песчинке, унесенной ветром. 



 Белая Тучка тоже процитировала строфу из Ли Шанъиня, поэта влюбленных, шепча ему на ухо:



    Встретиться трудно, но и расстаться не легче.  
    Ветер с востока слабеет, и цветы опадают. 



 Она словно намекала на продолжение отношений и слегка задержала его руку, когда песня подошла к концу. В ответ Чэнь предпочел прокомментировать стихи:
 – Вот блестящий пример наложения образа на признание, придающего поэтическим ассоциациям третье измерение. Данный прием не конкретизирует связь образа со сказанным, оставляя читателю простор для воображения.
 С девушкой легко было говорить о поэзии.
 – Спасибо. Вы совершенно особенный человек, – сказала она.
 – Благодарю вас. А вы совершенно замечательная девушка, – произнес Чэнь в лучшей манере ученика школы танцев, поклонился и вернулся к софе.
 По настоянию Гу открыли бутылку «Маотая». На низком столике появились тарелки с холодными закусками. Крепкий напиток проникал в кровь, наполняя Чэня приятным теплом.
 Мэйлинь завела разговор о стоянке.
 Она ясно дала понять Гу, что решение проблемы находится в компетенции ее организации. В качестве первого шага она оставила на столе бланк заявления, который Гу должен был заполнить и подписать. Во время разговора к ним снова приблизилась Белая Тучка с большим пластиковым пакетом. Осторожно развязав тесемки, она быстро просунула руку в мешок и вынула змею, которая с шипением обвилась вокруг ее тонкой руки, разевая пасть, откуда высовывался раздвоенный розовый язычок.
 Змея весила не меньше двух-трех килограммов.
 – Самая тяжелая большая королевская змея, которую только можно найти, – с гордостью заявил Гу.
 – В нашем клубе принято показывать клиентам живую змею перед тем, как ее приготовить, – пояснила Белая Тучка. – В некоторых ресторанах шеф-повар убивает змею на глазах у клиентов.
 – Но сегодня мы не будем этого делать. – Гу взмахом руки отослал девушку. – Передай повару, чтобы он как следует постарался.
 – Она действительно учится в университете Фудань? – поинтересовалась Мэйлинь.
 – Да, конечно, изучает китайскую литературу. Очень умная девушка, к тому же очень талантливая. За один месяц работы в клубе она зарабатывает столько же, сколько получает за год учитель старших классов.
 – Она работает, чтобы иметь возможность учиться, – смущенно заметил Чэнь.
 Белая Тучка вернулась с большим подносом, на котором стояли несколько маленьких горшочков и чашек. В одном горшочке была змеиная кровь, в другом что-то похожее на маленькие зеленые шарики в вине. По просьбе Гу девушка стала перечислять замечательные лечебные свойства змеи:
 – Змеиная кровь очень полезна для кровообращения. Она незаменима при лечении анемии, ревматизма, артритов и астении. А змеиная желчь доказала свою исключительную эффективность для разжижения мокроты и улучшения зрения…
 – Вы должны попробовать желчь, старший инспектор Чэнь, – настойчиво предложил Гу. – Желчь ассоциируется с инь и особенно полезна для здоровья.
 Медицинские комментарии не вызвали энтузиазма у Чэня. Разумеется, он знал, что желчь принято оставлять для особо почетных гостей. Встав на колени, Белая Тучка в знак почтения обеими руками взяла чашку и протянула ему. В прозрачном вине плавали шарики желчи неприятного зеленого цвета. Трудно было представить, какой она будет на вкус.
 Собравшись с духом, Чэнь разом выпил содержимое чашки, как глотал в детстве большие таблетки, и в желудке сразу почувствовался сильный холод, резко контрастирующий с ощущением жжения в горле. Инь – согласно традиционной китайской медицинской науке.
 – А теперь выпейте кровь. Это ян, – подтолкнул его Гу.
 В современных боевиках описывался принятый в среде бандитов обряд посвящения нового члена триады: он должен был выпить вино с петушиной кровью, что уподоблялось клятве, скрепленной кровью, быть навеки вместе в радости и в горе. Сейчас Гу тоже держал в руках чашку с кровью, очевидно, с тем же смыслом. Старшему инспектору Чэню не оставалось ничего, как осушить ее, стараясь не обращать внимания на странный запах.
 Затем на столе появилось блюдо с тонкими пластинками жареного змеиного мяса. Белая Тучка подносила ему ломтики мяса своими тонкими изящными пальчиками. Нежное, с хрустящей золотистой корочкой, по вкусу мясо напоминало куриное, только необычной текстуры.
 Чэнь попытался вернуть разговор в нужное ему русло:
 – Послушайте, Гу, вчера у нас не было времени для беседы, а нам с вами есть о чем поговорить.
 – Совершенно с вами согласен, старший инспектор Чэнь. Вчера вы просили меня кое-что разузнать, так вот я побегал и…
 – Извините, господин управляющий, – вставая, сказала Мэйлинь. – Думаю, мне стоит поближе ознакомиться с вашей площадкой для стоянки. А Белая Тучка могла бы меня туда проводить.
 – Отличная мысль, – благодарно поддержал ее Чэнь.
 Однако, когда он остался наедине с хозяином, тот не смог сообщить ему ничего существенного. Гу заявил, что пропажа господина Дяо, гостя из Гонконга, кажется ему подозрительной. Никто из «Летающих топоров» к Гу не пришел бы, поскольку он фактически не является членом «Голубой триады». Дяо следовало навестить главаря «Голубой триады» – Старшего Брата. Гу пришлось поработать сыщиком, и в результате он выяснил, что Дяо заходил еще в общественные бани «Красная столица».
 Удовлетворенный тем, что Гу действительно старался хоть что-то сделать для него, Чэнь кивнул и отпил вина. Если тот фуцзянец был из «Летающих топоров», которые разыскивали Вэнь, то Дяо мог быть из конкурирующей с ними банды. То есть представителем третьей стороны, как предположила инспектор Рон.
 – Спасибо, Гу, вы отлично поработали.
 – Не стоит, старший инспектор Чэнь. Вы отнеслись ко мне как к другу, а ради друга мне и жизни не жалко. – Гу побагровел и стукнул себя кулаком по груди, чего Чэнь никак не ожидал увидеть в изящном кабинете для пения караоке.
 Когда Мэйлинь и Белая Тучка возвратились, Гу откупорил еще одну бутылку «Маотая».
 Гу провозглашал тосты «за великие успехи и процветание старшего инспектора Чэня», Мэйлинь ему вторила. А стоявшая на коленях у столика Белая Тучка неустанно подливала Чэню вина.
 Чэнь не помнил, сколько ему пришлось выпить. Растроганный столь теплым приемом, он добродушно смирился со своей ролью почетного гостя и друга.
 Воспользовавшись случаем, когда Мэйлинь на минутку вышла, он спросил у Гу:
 – А Ли Гохуа бывает у вас?
 – Ли Гохуа? Секретарь парткома вашего управления? Нет, что вы! Но у одного из его родственников есть бар, и в очень выгодном месте. Мне рассказал об этом Старший Брат «Голубой триады».
 – Что вы говорите?! – Чэнь уже знал, что зять Ли владеет баром, но Гу не случайно упомянул о том, что узнал об этом от главаря «Голубой триады». Подобная близость настораживала. До сих пор секретарь парткома Ли был для Чэня образцом безупречности и политическим наставником.
 Не потому ли ему так не хотелось, чтобы Чэнь расследовал преступления триады? Не потому ли он так настойчиво рекомендовал ему в качестве временного напарника Цяня?
 – Для вас, старший инспектор, я могу еще многое разузнать.
 – Спасибо, Гу.
 Мэйлинь вернулась в комнату, когда зазвучало танго. Стоявшая на коленях с чашкой в руке Белая Тучка подняла на него взгляд. На ее босой подошве виднелось маленькое пятнышко крови. Возможно, то была кровь большой королевской змеи. Ему хотелось снова танцевать с девушкой.
 Он не был пьян – во всяком случае, не настолько, насколько был пьян Ли Бо, когда написал стихи о танце со своей тенью. Должно быть, в минуты одиночества Ли Бо предавался пьянству, чтобы забыть о бренности бытия. В этот вечер в «Династии» тоже чувствовалось желание уйти от действительности, хотя бы на время.
 Увидев, что Мэйлинь посматривает на часы, старший инспектор хотел было предложить ей уйти без него, но пересилил себя и поднялся с дивана.




 22


 Следователя Юя разбудил какой-то хриплый протяжный крик.
 Он встрепенулся и сел в кровати, и тут издали снова донесся заунывный жуткий крик, спросонья показавшийся ему потусторонним. Может, белая сова? В этих краях белые совы не редкость. Юй потянулся за часами. Без двадцати шесть. Сквозь пластиковые жалюзи уже пробивался мутный свет.
 Крик белой совы считался дурным предзнаменованием, особенно если это первое, что человек слышит, проснувшись утром.
 В Юньнани их с Пэйцинь порой будил щебет неизвестных им птиц. Разные времена, разные птицы. Он вспомнил, что после ночной грозы пологий спуск перед их окном усеивали опавшие лепестки цветов, и снова затосковал о жене.
 Юй протер глаза, стараясь не поддаваться гнетущему настроению, навеянному криком совы. У него не было причин ожидать неприятностей от наступившего дня.
 Старший инспектор Чэнь обсуждал с ним вероятность того, что «Летающие топоры» готовы пойти на крайние меры, стремясь в своих поисках Вэнь опередить полицию. Юй придерживался того же мнения. Принимая во внимание огромные прибыли, которые приносил гангстерам нелегальный вывоз людей, ясно было, что они приложат все силы и все свои связи, чтобы помешать ее мужу дать показания, а для этого им нужно было первыми схватить Вэнь.
 В тишине зазвонил его сотовый телефон, и на дисплее высветился местный номер. Впервые после истории с отравлением звонил директор Пань.
 – Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, Пань?
 – Да, все нормально. Вчера в деревне Тинцзян я повел в баню одного нашего клиента. Так вот, звоню вам, чтобы сказать, что видел там Чжэнь Шимина, который играл в мацзян с отпетыми бездельниками.
 – А кто такой Чжэнь Шимин?
 – Член банды «Летающие топоры». Два-три года назад у него были какие-то делишки с мужем Вэнь, Фэном.
 – Вот это да! Жаль, что вы не позвонили мне вчера вечером.
 – Я же не полицейский. В тот момент я не связал Чжэня с вашим расследованием, – извинился Пань. – Но может еще не поздно. Игра в мацзян может затянуться на всю ночь, так что если поторопитесь, то наверняка их застанете. Кстати, он ездит на красном мотоцикле «хонда».
 – Выхожу немедленно, – сказал Юй. – А что еще вы знаете о Чжэне?
 – В прошлом году Чжэнь угодил в тюрьму за азартные игры. Его только что условно освободили, потому что ему необходимо медицинское лечение. И ему не поздоровится, если его снова застанут за игрой в мацзян… Да! Еще я слышал, что у Чжэня шашни с веселой вдовушкой Шоу, хозяйкой этой бани. Ей нравится кувыркаться с ним в постели.
 – Ясно. – Вот почему Пань позвонил ему в такую рань. Ай да хитрец! Сообразил, что, если Юй нагрянет к сладкой парочке в половине седьмого утра, когда после целой ночи игры Чжэнь спит мертвецким сном, его легко будет застать врасплох.
 – Да, следователь Юй, только я ничего вам не говорил.
 – Конечно. Спасибо вам.
 – Вам спасибо. Если бы не вы, я бы так и умер от пищевого отравления у вас в гостинице.
 Следователь Юй давно уже перестал рассчитывать на местную полицию – он понял, что местные всячески стараются скрывать от него важную информацию. И сейчас, когда представился случай потолковать с Чжэнем, Юй не намерен был упустить такую интересную возможность. Поэтому он не стал сообщать сержанту Чжао о том, что идет в деревню Тинцзян. Подумав, он прихватил с собой пистолет.
 До деревни было не больше пятнадцати минут ходьбы. Трудно было поверить, что в ней имелась общественная баня. Вот уж действительно, в мире красной пыли – то есть простых людей – колеса перемен крутятся безостановочно и взад и вперед. Новый расцвет банного бизнеса в девяностых годах был вызван не тоской стариков по бане, а тем, что теперь там предлагались и кое-какие дополнительные услуги. Юю уже не раз приходилось слышать о сомнительном характере подобных заведений. Теперь, когда из-за границы хлынули деньги, в этих краях появилось уже достаточное количество состоятельных клиентов.
 Дойдя до деревни, он сразу заметил ярко-красный мотоцикл, стоявший перед белым домом с нарисованной на вывеске огромной ванной. Баня явно была перестроена из обычного жилого дома. В приоткрытую дверь Юй увидел маленький, мощенный кирпичом дворик, усыпанный углем и дровами. В углу громоздились стопки банных полотенец. Он вошел внутрь. Почти всю площадь бывших гостиной и столовой занимала огромная ванна, облицованная белой плиткой. У стены стояли складные стулья. Там было еще одно помещение, куда вела дверь с шелестящим занавесом из бамбуковых бусин с надписью над ней: «Комната долгого счастья» – отдельный кабинет для богатых клиентов.
 Он осторожно отодвинул занавес и увидел складной столик с несколькими стульями. По столу в беспорядке разбросаны фишки для игры в мацзян, грязные чашки и пепельницы, полные окурков. Судя по висящему в воздухе дыму, игра закончилась не так уж давно. Затем из комнаты наверху донесся мужской голос:
 – Кто там?
 Выхватив пистолет, Юй взбежал по лестнице и толкнул дверь. Как он и ожидал, там в смятой постели лежали, обнявшись, голые мужчина с женщиной. На полу валялась одежда. Женщина быстро прикрылась простыней, а мужчина потянулся к ночному столику.
 – Ни с места! Буду стрелять!
 При виде пистолета мужчина отдернул руку. Женщина отчаянно пыталась вытянуть из-под себя простыню, чтобы закрыть живот, забыв о грудях с темными торчащими сосками, под которыми темная родинка казалась соском еще одной груди.
 – Прикройтесь! – Юй швырнул женщине рубашку.
 – Кто вы такой? – Мускулистый мужчина с длинным шрамом над левой бровью натянул штаны и вдруг произнес: – «С неба падает топор и врезается в забор».
 – Вы, должно быть, Чжэнь Шимин. А я – полицейский. Оставьте бандитский жаргон для своих головорезов.
 – Полицейский? Я вас еще не видел.
 – А ты посмотри получше. – Юй достал свой значок. – Чжао Юли – мой местный напарник. Я приехал сюда по особо важному делу.
 – И что вам от меня нужно?
 – Пойдем поговорим – только в другой комнате.
 – Идет. – Чжэнь обрел самообладание и, вылезая из постели, взглянул на женщину: – Не бойся, Шоу.
 Как только они спустились в отдельный кабинет на первом этаже, Чжэнь сказал:
 – Не знаю, о чем вы хотите со мной говорить. Я не сделал ничего плохого.
 – Вот как? Прошлой ночью ты играл в мацзян, а ведь уже отсидел за азартные игры!
 – Вы думаете, мы играли на деньги? Нет, мы играли просто так, чтобы убить время.
 – Оставь сказочки для местной полиции. Кроме того, я видел, как ты занимался прелюбодеянием.
 – Да бросьте вы. Мы с Шоу встречаемся уже несколько лет, и я собираюсь на ней жениться. Что вам на самом деле от меня нужно?
 – Мне нужно, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь про Фэн Дэсяна и про «Летающие топоры».
 – Сейчас Фэн в Соединенных Штатах, вот и все, что я о нем знаю. А что касается «Летающих топоров», то я только что вышел из тюрьмы и не имею с ними никаких дел.
 – Пару лет назад у тебя было какое-то дело с Фэном. Вот с него и начни. Расскажи, как вы с ним познакомились – где и когда.
 – Познакомились мы с ним года два назад. В одной маленькой гостинице в Фучжоу. Мы участвовали в поставке американских сигарет, которые привозили из Тайваня.
 – Точнее, занимались контрабандой? Выходит, вы с ним были партнерами по нелегальному бизнесу.
 – Всего несколько недель. Больше мы с ним не встречались.
 – Какой он человек, этот Фэн?
 – Крыса он вонючая, вот он какой. Прогнил с головы до ног. Готов продать тебя за хлебные крошки.
 – Крыса вонючая? – В таком же смысле отзывались о Фэне некоторые односельчане. – А ты встречался с его женой, когда вы были партнерами?
 – Нет, но Фэн несколько раз показывал мне ее фотографию. Там она на пятнадцать лет моложе. Потрясающая красотка!
 – Значит, он носил при себе фото Вэнь. Должно быть он ее сильно любил.
 – Нет, не думаю. Просто хотел похвастаться, какую красотку лишил девственности. Он так подло и грязно говорил о ней. Расписывал подробно, как она боролась кричала, как у нее кровь шла, как из свиньи, когда он впервые взял ее силой…
 – Что за мерзость! Хвастаться такими вещами перед другими! – не выдержал Юй.
 – Кроме нее, он еще спал с кем ни попадя. Одну девчонку его я знал. Сумасшедшая нимфоманка! Однажды к ней ходили сразу несколько ребят: Фэн, Слепой Ма и Коротышка Инь…
 – Он говорил тебе, что собирается уехать в Америку?
 – Так здесь все об этом знали. В деревне мужчин почти не осталось. Фэн тоже все время говорил, что доберется до Соединенных Штатов и станет миллионером. Все равно здесь ему уже ничего не светило.
 – Вы с ним оба состоите в «Летающих топорах». Он должен был рассказать тебе о том, как он туда поедет.
 – Ничего я об этих делах не знаю. Только как-то раз Фэн хвастался, что он на короткой ноге с некоторыми из крупных воротил, а больше я ничего не знаю.
 – Включая Цзя Синьчжи?
 – Цзя не член нашей организации. Он скорее деловой партнер, который обеспечивает транспорт. Не помню, чтобы Фэн говорил про Цзя. Я правду говорю, господин Юй.
 Все, что сообщил ему Чжэнь, могло быть правдой, подумал Юй: он не выдал ничего важного об организации. А что касается мерзавца Фэна, новые зловещие подробности его личной жизни ничего не добавляли к его моральному облику.
 – Чжэнь, ты только вышел на свободу, но я легко могу снова упрятать тебя за решетку, если ты мне не поможешь Того, что ты рассказал, мне мало.
 – Я и так уже дохлая свинья, так что и не почувствую, если меня бросить в кипяток, – твердо сказал Чжэнь. – Пожалуйста, засадите меня снова, если можете.
 Следователь Юй слышал о круговой поруке бандитов, но считал, что мало кто предпочел бы сдохнуть, как свинья, чем стать предательской крысой. Видимо, Чжэнь думал, что Юй только блефует. Значок шанхайского полицейского мало что значил для местного гангстера. Тем не менее Юй не спешил вызывать на помощь сержанта Чжао.
 Молчание было прервано постукиванием деревянных башмаков Шоу, которая, надев полосатую синюю пижаму, принесла поднос с чайником и двумя чашками.
 – Товарищ офицер, пожалуйста, выпейте чаю улун. Чэнь не ожидал появления Шоу. На ее месте любая женщина осталась бы наверху, стыдясь появиться снова перед полицейским, который только что видел ее обнаженной. Сейчас, одетая, она выглядела видной и порядочной женщиной, а не той любвеобильной шлюхой, про которую говорил Пань. Лицо у нее было красивое, хотя вокруг глаз уже обозначились морщинки. Вероятно, она подслушивала их разговор.
 – Спасибо. – Взяв чашку, Юй продолжал: – Поставлю свой вопрос иначе. Чжэнь, ты слышал о том, что может сделать банда с Фэном или его женой?
 – Нет, ничего не слышал, С тех пор как я вышел на свободу, я живу поджав хвост.
 – «Поджав хвост»? Того, как ты вчера распустил свой хвост, достаточно, чтобы надолго упрятать тебя за решетку. Азартная игра в мацзян – очень серьезное нарушение. Ну-ка, пошевели своими мозгами дохлой свиньи, Чжэнь.
 – Чжэнь не сделал ничего плохого, – вмешалась Шоу. – Я просто попросила его остаться на ночь.
 – Оставь нас, Шоу, – сказал Чжэнь. – Тебя наши дела не касаются. Возвращайся к себе в комнату.
 Когда Шоу неохотно покинула комнату, все время оглядываясь, Юй намеренно сказал:
 – Красивая женщина. Хочешь, чтобы у нее были неприятности из-за тебя?
 – Наши дела ее не касаются.
 – К сожалению, ты заблуждаешься. Я ведь не только упрячу тебя за решетку, но и добьюсь закрытия бани под предлогом того, что здесь ведутся азартные игры и занимаются проституцией. И она тоже окажется за решеткой только не надейся, что в одной камере с тобой. Уж об этом я позабочусь. Местные полицейские сделают то, что я им прикажу.
 – Вы меня просто запугиваете. – Чжэнь с вызовом уставился на него. – Я знаю сержанта Чжао.
 – Ты мне не веришь? Начальник местной полиции – комиссар Хун. Его ты тоже наверняка знаешь, – сказал Юй, доставая из кармана сотовый телефон. – Сейчас я ему позвоню.
 Он набрал номер Хуна, показал Чжэню высветившиеся на дисплее номер и имя абонента и нажал кнопку, чтобы они оба слышали его разговор с комиссаром.
 – Товарищ комиссар Хун, говорит следователь Юй Гуанмин.
 – Как дела, товарищ Юй?
 – К сожалению, плохо, и старший инспектор Чэнь каждый день названивает мне, спрашивает о результатах. Если помните, министерство в Пекине уделяет расследованию особое внимание.
 – Да, мы понимаем. Для нас это дело тоже первоочередной важности.
 – Нужно бы посильнее нажать на «Летающие топоры».
 – Согласен, но я же вам говорил, что все вожаки в отъезде.
 – Думаю, нам пригодятся любые ее члены. Я уже советовался со старшим инспектором Чэнем. Он считает, что нужно посадить и их, и связанных с ними людей. Если на них как следует нажать, они расколются.
 – Что ж, мы с Чжао выработаем план операции, и я вам перезвоню.
 – Ну вот, теперь поговорим. – Выключив телефон, Юй посмотрел Чжэню в глаза. – Сейчас я тебе кое-что объясню. В данный момент местная полиция не знает, что я нахожусь здесь, с тобой. А почему? Потому что я веду расследование в строжайшей тайне. Поэтому, если ты мне поможешь, никто из нас не промолвит об этом ни слова – ни ты, ни Шоу, ни я. А то, чем ты занимался тут вчера ночью, меня не касается.
 – А что… Вчера ничего такого и не было… – У Чжэня вдруг голос охрип. – Кстати, я сейчас вспомнил еще кое-что Один из моих партнеров по игре, парень по имени Дин, спрашивал меня о Фэне.
 – Дин тоже состоит в «Летающих топорах»?
 – Кажется, да. Хотя раньше я с ним не встречался.
 – И что он сказал?
 – Он спрашивал, не слыхал ли я чего про Фэна. Но я ничего не слышал. Я вообще как раз от Дина узнал о делишках Фэна с американцами. И про то, что пропала Вэнь. Организация очень разозлилась.
 – Он сказал, почему?
 – Не очень подробно, но я догадался. Если Цзя осудят, нас ждут большие убытки.
   –   Тайваньских контрабандных кругов достаточно, чтобы подхватить дело. Не думаю, чтобы «Летающим топорам» стоило беспокоиться на этот счет.
 – Да дело в том, что на кону стоит репутация «Топоров». «Паршивая овца все стадо портит». – Поразмыслив, Чжэнь добавил: – А может, дело еще и в другом. Фэн тоже играл важную роль в операции.
 – Вот-вот, уже теплее. И что ты знаешь о его роли?
 – Когда уже было известно, в какой день и месяц отплывает судно в Америку, змеиные головы вроде Цзя стремились набрать как можно больше пассажиров. Они теряют прибыль, если корабль пойдет наполовину пустой, поэтому мы должны были раззвонить кругом о том, что пароход готов к отправке. Вот Фэн и занимался вербовкой людей. Он организовал настоящую вербовочную сеть и помогал людям уехать. Они с ним советовались, спрашивали, например, какой вожак надежнее, можно ли поторговаться насчет цены за переправку, опытный ли капитан. Поэтому у Фэна в голове вся цепочка – и тех, кто отправляет, и тех, кто принимает. Если он всех их выдаст, это будет настоящим ударом по всему бизнесу.
 – Может, он уже всех выдал. – Правда, Юй ничего такого пока не слышал. Вероятно, американцы ухватились за Фэна только как за свидетеля против Цзя. – А Дин не говорил, что собираются сделать бандиты с его женой?
 – Он ругался как сумасшедший. Что-то вроде «Эта сука передумала. Но так легко она не отделается!».
 – Что значит – передумала?
 – Она ждала, когда ей выдадут паспорт, но в последнюю минуту сбежала. Наверное, он именно это имел в виду.
 – И что же они собираются делать?
 – Фэн волнуется из-за своего будущего ребенка. Если они ее схватят, Фэн не станет говорить. Поэтому они за ней и гоняются.
 – Прошло уже почти десять дней, теперь они должны уж очень волноваться.
 – Точно. Они послали за ней «Золотых топоров».
 – Кто такие «Золотые топоры»?
 – У основателя «Летающих топоров» было пять золотых топориков с надписью: «Когда видишь золотой топор, ты видишь меня». Если какая-нибудь другая организация выполнит просьбу человека с золотым топором, то в ответ может рассчитывать на любую услугу.
 – Значит, в розыски Вэнь вовлечены и другие организации, не только фуцзяньские?
 – Дин говорил что-то про нескольких человек из Шанхая. Они стараются изо всех сил обойти полицейских и первыми поймать Вэнь.
 Юй не на шутку встревожился – как за старшего инспектора Чэня и его американскую партнершу, так и за Вэнь.
 – О чем еще он говорил?
 – Да как будто все. Я сказал все, что знаю. И каждое слово – правда.
 – Ну, это мы проверим. – На самом деле следователь Юй верил, что Чжэнь рассказал ему все. – Да, еще одно. Дай-ка мне адрес той проститутки, Тун.
 Чжэнь написал адрес на клочке бумаги.
 – А правда никто не знает, что вы сюда приходили? – Ни единая душа, не беспокойся. – Юй слез с игрового стола и добавил к своей визитке номер мобильного телефона. – Если еще что-нибудь узнаешь, позвони мне.
 Он выходил из бани как довольный клиент, провожаемый обоими хозяевами.
 Дойдя до конца деревни, Юй оглянулся и увидел в дверях Чжэня и Шоу, стоявших в обнимку. Как два краба, связанные соломинкой на рынке. Кто знает, может, они и вправду любят друг друга.




 23


 Наутро после вечера в караоке-клубе старший инспектор Чэнь проснулся с тяжелой головной болью.
 Ему смутно помнилась одна сцена из ускользнувшего сна. Он ехал в скором поезде, хотя на проколотом кондуктором билете не была указана станция назначения. Путешествие было долгое и утомительное. От скуки он глазел в проход вагона, где мелькали ноги в самой разной обуви: соломенные сандалии, начищенные до блеска туфли, кожаные босоножки, дорогие шлепанцы… Затем, обернувшись к своему отражению в окне, он увидел муху, кружащуюся около рамы. Как только он поднял руку, чтобы смахнуть ее, она с жужжанием улетела прочь, но тут же вернулась и волчком завертелась на том же месте. Он не видел, что ее туда привлекало. А поезд все мчался и мчался вперед…
 И сейчас, проснувшись и глядя на пробивающийся сквозь жалюзи дневной свет, он вяло размышлял: это старший инспектор Чэнь, мечтающий быть мухой, или муха, мечтающая стать копом?
 Он с досадой вспоминал события вчерашнего вечера. Чем он, собственно, отличался от тех коррумпированных госслужащих, которые проходили по делу Баошеня? Вот разве что сам он пришел в клуб по делу, вяло оправдывался он перед собой.
 Когда-то он поклялся сделать все возможное, чтобы покончить с гангстерами, хотя и думать не мог, что ему придется настолько покривить душой, чтобы пить за дружбу с почетным членом «Голубой триады»!
 И еще подозрительная связь между Ли и «Голубой триадой». Должно быть, Ли кое-что утаил от него относительно данного расследования. Не случайно министр Хуан рекомендовал для этой работы именно его, Чэня, и звонил ему домой, а не на работу. Старшему инспектору Чэню очень нужна козырная карта, чтобы играть против влиятельного секретаря парткома.
 И вот тут, в половине девятого, и раздался звонок секретаря Ли, что не обещало несчастному Чэню надежды на избавление от головной боли.
 – Сегодня воскресенье, старший инспектор Чэнь. Займите инспектора Рон каким-нибудь развлечением, чтобы она не беспокоила нас досадными просьбами.
 Чэнь сокрушенно покачал головой, считая несвоевременным возражать Ли после того, как стал объектом слежки министерства общественной безопасности. Люди с завистью поговаривали, что ему суждено занять место секретаря парткома Ли после ухода того на пенсию, но сейчас у него появились сомнения в соблазнительности такой перспективы.
 Инспектор Рон как будто не слишком расстроилась, когда он предложил ей свой план проведения воскресного дня. Видимо, она тоже поняла полную бессмысленность дальнейших расспросов шанхайских знакомых Вэнь. Он предложил ей встретиться в «Подмосковье» и там пообедать.
 – Русский ресторан?
 – Да, хочу показать вам, какие стремительные перемены происходят в Шанхае, – пояснил он, умолчав, что одновременно хотел бы дать заработать своему другу Лу.
 Он собирался перед обедом встретиться со Старым Охотником, но не тут-то было. Не успел он закончить разговор с инспектором Рон, как получил экспресс-посылку от следователя Юя. На кассете была наклейка с надписью: «Беседа с управляющим Панем». Ее следовало немедленно прослушать. Чэнь повязал голову мокрым полотенцем и включив запись, уселся на диван. Дослушав ее до конца, он снова перемотал ее на то место, где Пань рассказывал о том, как он узнал о делах Фэна в Соединенных Штатах. Прослушав кусок еще раз, он кое-что записал, раздумывая, обратил ли Юй внимание на этот момент. Но взглянул на часы и понял, что спрашивать Юя уже некогда, времени до встречи с Кэтрин Рон в обрез.
 Владелец ресторана Лу, шикарный в черной тройке с алым галстуком, украшенным заколкой с крупным бриллиантом, ожидал их перед входом.
 – Дружище, ты не был у меня сто лет! Каким попутным ветром тебя занесло?
 – Познакомься с Кэтрин Рон, моей американской подругой. Кэтрин, позвольте вам представить моего друга, Лу Иностранца.
 – Рада познакомиться, мистер Лу, – сказала на китайском Кэтрин.
 – Добро пожаловать. Друзья старшего инспектора Чэня – мои друзья, – провозгласил Лу. – Я зарезервировал для вас отдельный кабинет.
 Отдельный кабинет пришелся очень кстати, ибо общий зал был полон иностранцами, говорящими по-английски. Русская официантка, покачивая полными бедрами, проводила их в изысканно обставленное отдельное помещение. На белоснежной скатерти под сияющей начищенной медной люстрой сверкали хрустальные бокалы, а тяжелые серебряные приборы были вывезены не иначе как из самого Зимнего дворца. Перед столом неподвижно застыла официантка.
 Лу жестом отпустил ее:
 – Зайдешь попозже, Анна. Я тысячу лет не разговаривал со своим старым другом.
 – Ну, как идут дела? – спросил Чэнь.
 – Неплохо, совсем неплохо, – довольно сообщил Лу. – Мы заслужили репутацию ресторана с настоящей русской кухней и настоящими русскими девушками.
 – Да, твой ресторан ими славится!
 – Точно замечено, дружище! Поэтому-то у нас от клиентов и нет отбою.
 – Выходит, теперь ты действительно преуспевающий Лу Иностранец, – весело улыбнулся Чэнь. – Я очень тебе благодарен за все, что ты сделал для моей матери.
 – Не за что, она и мне стала матерью. Ей немного одиноко, ты же знаешь.
 – Конечно. Я просил, чтобы она переехала ко мне, но она отказывается, говорит, что слишком привыкла к своему чердаку.
 – Она хочет, чтобы у тебя была отдельная квартира.
 Чэнь понял, на что намекает Лу, но в присутствии инспектора Рон это была нежелательная тема, поэтому он сказал:
 – Да, я считаю, что мне повезло иметь отдельную квартиру, хоть и однокомнатную.
 – А знаешь, что говорит Жужу? «Старший инспектор Чэнь – опасный человек». А почему? Тебе, в твоем звании, давно уже должны были вручить блестящие ключи от трехкомнатной квартиры, – с приглушенным смешком сказал Лу. – Только не обижайся, дружище. Она отлично варит суп, но не понимает, что ты – честный служака. Да, кстати! Вчера сюда приходил Гу Хайгуан, из клуба «Династия», и расспрашивал о тебе.
 – Вот как? Он что, случайно здесь оказался?
 – Не знаю. Он уже бывал здесь, но вчера интересовался тобой. Я рассказал ему, как ты помог мне начать дело. Все равно что в лютую стужу послать бедному другу угля.
 – Но, Лу, не стоит рассказывать об этом всем и каждому.
 – Почему не стоит? Мы с Жужу гордимся, что у нас такой друг. Заходи к нам каждую неделю. Пусть тебя привозит Малыш Чжоу. От тебя досюда всего пятнадцать минут езды. А ваша столовая – просто стыд и позор! Ты сегодня обедаешь за счет управления?
 – Нет, я не на работе. Кэтрин – моя подруга, поэтому мне захотелось угостить ее обедом в лучшем русском ресторане Шанхая.
 – Спасибо тебе, – сказал Лу. – Жаль, что нет Жужу, а то она развлекала бы вас, как дома. Значит, сегодня мы вас угощаем.
 – Нет, нет, платить буду я. Ты же не хочешь, чтобы я потерял лицо в присутствии своей американской подруги!
 – Не волнуйся, дружище, ты его не потеряешь. Да еще познакомишься с нашими лучшими блюдами.
 Анна принесла меню на двух языках. Чэнь заказал жареную телятину. Кэтрин выбрала копченую форель с борщом. Стоя между ними, Лу рекомендовал фирменные блюда, как шеф-повар в телерекламе.
 Когда наконец молодые люди остались одни, Кэтрин спросила:
 – Почему вы называете его Иностранцем? Он действительно зарубежный китаец?
 – Нет, это прозвище такое.
 – Все зарубежные китайцы говорят так же, как он?
 – Не знаю. В некоторых наших фильмах несколько преувеличивают страстное желание зарубежных китайцев вернуться на родину. Лу становится особенно красноречивым, когда речь идет о еде, но получил свое прозвище не поэтому. Во время культурной революции кличка Иностранец считалась позорной. Ею клеймили за неблагонадежность, за «преклонение перед Западом». В старших классах Лу назло всем демонстрировал свои декадентские вкусы: варил кофе, выпекал яблочный пирог, готовил фруктовые салаты и, конечно, переодевался к ужину в костюм, сшитый по западной моде. Потому его так и прозвали.
 – Так вы от него усвоили тонкое понимание кухни? – поинтересовалась она.
 – Пожалуй. Теперь словосочетание «зарубежный китаец» приобрело положительный смысл. «Иностранцами» называют людей богатых, добившихся успеха в своем деле, наладивших связи с Западом. Лу стал удачливым предпринимателем благодаря своему ресторану. Так что его прозвище соответствует действительности.
 Кэтрин подняла хрустальный бокал, в котором приятно позванивали льдинки, и отпила немного воды.
 – Он спросил у вас, кто будет платить за обед. Почему?
 – Если бы я пришел по служебному делу, он выписал бы мне счет в два-три раза больше настоящей суммы. Таков общепринятый обычай. Не только для нашего управления, но и для всех государственных компаний. Деньги списываются по статье «социальные расходы».
 – Что значит – в два-три раза больше?
 – В Китае большинство людей работает в государственных компаниях. Социализм предполагает относительное равенство, то есть теоретически главный управляющий и швейцар должны получать приблизительно одинаковую зарплату. Так что швейцар имеет право за счет средств компании по статье «социальные расходы» угостить обедом или доставить какое-то развлечение своим друзьям или родственникам.
 Официантка принесла в корзинке бутылку вина и два маленьких блюдца с черной икрой на серебряном подносе.
 – За счет заведения.
 Откупорив бутылку, она налила немного вина в бокал Чэня и терпеливо ждала его оценки. Он протянул бокал Кэтрин.
 – Вино замечательное, – улыбнулась она, отведав вина.
 Когда официантка удалилась, они подняли бокалы в тосте.
 – Мне приятно, что вы назвали меня своей подругой, – сказала она. – Но давайте оплатим счет пополам.
 – Нет, наш обед оплатит управление. Я сказал, что сам заплачу, потому что не хотел вводить управление в слишком большие расходы. Для китайца было бы серьезной потерей лица – не платить в обществе своей дамы, тем более в обществе прелестной американской подружки.
 – Подружки?
 – Ну, ему я так не сказал, но он определенно считает вас именно моей подружкой.
 – Как у вас все сложно – «социальные расходы», «потеря лица». – Она снова подняла бокал. – Вы думаете, Гу специально сюда заходил?
 – Вчера вечером Гу ни о чем таком и не заикался, но, думаю, вы правы.
 – О! Значит, вы с ним вчера виделись?
 – Да, посетил вечеринку в стиле караоке. Я взял с собой Мэйлинь, секретаршу из автоинспекции.
 – Так вы пригласили другую свою подружку! – Кэтрин изобразила ревнивое возмущение.
 – Исключительно для того, чтобы продемонстрировать ему свои серьезные намерения относительно стоянки, инспектор Рон!
 – А, понимаю, в обмен на информацию. И что же вам удалось выяснить?
 – К сожалению, насчет Вэнь ничего, но он обещал постараться. – Он осушил свой бокал и, вспомнив о водке «Маотай», смешанной со змеиной кровью, решил не посвящать ее в подробности вчерашнего вечера. – Вечер закончился только около двух, нам подавали самые экзотичные блюда плюс две бутылки «Маотая», так что сегодня утром у меня голова раскалывалась.
 – Бедняжка!
 Подали основные блюда. Еда была превосходной, вино так и таяло во рту, а его компаньонка поражала очарованием. Головная боль Чэня почти отступила. За окном сияло солнце. Из-за двери доносились звуки русской песни «Яблони в цвету».
 Он подумал, что, пожалуй, не так уж плохо проводит день, и в памяти всплыли строки:



    Солнца свет горит золотой.  
    Мы не можем забрать этот день  
    Из старинного сада  
    И упрятать на память в альбом.  
    Так вернемся играть в его тень –  
    Или время не даст нам пощады. 



 Он смутился. Это были не совсем его стихи. Неужели он все еще пьян? Ли Бо утверждал, что свои лучшие стихи он писал в состоянии опьянения. Чэнь подобного еще не испытывал.
 – О чем вы задумались? – спросила она, подцепив вилкой кусочек рыбы.
 – О стихах… Но не моих, точнее, не совсем моих.
 – Не смущайтесь, вы же известный поэт. Вас знает библиотекарша в шанхайской библиотеке. Не почитаете мне свои стихи?
 – Даже не знаю… – На самом деле ему хотелось почитать ей. И секретарь парткома Ли велел ему развлекать гостью. – В прошлом году я написал стихи о Дайфу, современном китайском поэте. Помните двустишие на моем веере?
 – О том, что пришпорить коня и красавицу – одно и то же, да? – с улыбкой сказала она.
 – В начале восьмидесятых бульварные газеты раззвонили по всему свету историю его развода. И он уехал на один из Филиппинских островов, где начал новую жизнь под другим именем… Как человек, живущий по вашей программе защиты свидетеля. Он изменил имя, отрастил длинную бороду, открыл лавку по продаже риса и купил «неиспорченную» местную девушку, на тридцать лет моложе, которая ни слова не знала по-китайски.
 – Примерно так в свое время поступил и Гоген, – заметила она. – Извините, что прервала вас, пожалуйста, продолжайте.
 – Это было во время войны с Японией. Поэт оказался участником Сопротивления. По слухам, его убили японцы. С тех пор появился некий миф. Критики утверждали, что девушка, торговля рисом и его борода служили лишь прикрытием для его антияпонской деятельности. Мои стихи являются реакцией на подобные заявления. Первая строфа посвящена прошлому. Я пропущу ее. Вторая и третья описывают жизнь поэта в качестве торговца рисом, живущего с девушкой из местного племени.



    Толстый гроссбух открывал он утром, цифры  
    Двигали им вверх и вниз  
    По косточкам из красного дерева  
    Целый день, пока наступивший вечер  
    Не замыкал его в кольце ее обнаженных рук  
    Блаженной завесой темноты:  
    Время уподоблялось рисовым зернам,  
    Струящимся меж его пальцев. Бетелевая жвачка  
    Прилипла к стойке. Он отпускал себя,  
    Как воздушный шар,  
    Затерявшийся на горизонте,  
    Сверкающий огоньками сигарет. 
    Однажды ночью он проснулся от невнятного  
    Шороха листьев у окна.  
    Она ухватилась во сне 
    За москитную сетку. Золотая рыба выскочила  
    И отчаянно забилась на полу.  
    Неизъяснима способность молодой женщины  
    Испытывать ревность, и безнадежно сложные  
    Аналогии мира открылись ему.  
    Должно быть, какой-то другой поэт,  
    Давным-давно умерший, сказал:  
    «Его поэзия ограничивается  
    Его возможностями». 



 – Это все? – Кэтрин задумчиво смотрела на него поверх своего бокала.
 – Нет, есть еще одна строфа, но я неточно ее помню. В ней говорится о том, что спустя много лет критики приехали поклониться той женщине, которой было уже за шестьдесят, но она не помнила ничего, кроме того, что Дайфу занимался с ней любовью.
 – Это так грустно, – сказала она, тонкими пальцами поглаживая ножку бокала. – И так несправедливо по отношению к ней.
 – Несправедливо по отношению к критикам-феминисткам?
 – Нет, не совсем. Это как-то слишком цинично. Хотя ваши стихи мне понравились. – Отпив вина, Кэтрин продолжала: – Можно я спрошу вас о другом? Когда вы писали те стихи, какое у вас было настроение?
 – Уже не помню. Я написал их так давно.
 – А я уверена, что тогда настроение у вас было очень плохое. У вас был тяжелый период, вас не понимали, и вы лишились иллюзий. Поэтому стали циничным… – Кэтрин помолчала. – Извините, если я лезу к вам в душу.
 – Да нет, все в порядке, – сказал Чэнь, захваченный врасплох. – В общем-то вы правы. Как говорил великий поэт эпохи Тан Ду Фу, «в счастливом состоянии люди не способны написать хорошие стихи. Когда человек доволен жизнью, ему хочется только наслаждаться ею».
 – Антиромантический цинизм может быть маскировкой для разочарования поэта. Стихотворение обнажает другую сторону вашей души.
 – Неужели… – Чэнь немного растерялся. – Вы имеете право понимать их по-своему, инспектор Рон. В процессе деконструкции каждое толкование может оказаться неверным.
 Их разговор был прерван телефонным звонком его заместителя Цяня.
 – Вы где, старший инспектор Чэнь?
 – В «Подмосковье», – сказал Чэнь. – По поручению секретаря парткома развлекаю нашу американскую гостью. Что вы хотите мне сообщить?
 – Ничего особенного. Я сегодня в управлении. В любой момент может позвонить следователь Юй, и мне еще нужно обзвонить несколько гостиниц. Если вы что-нибудь надумаете, застанете меня на работе.
 – Значит, вы тоже работаете в выходной. Молодчина, Цянь. Ну пока.
 Однако Чэнь слегка встревожился. Возможно, Цянь хотел продемонстрировать ему свое усердие в работе, особенно после того горького инцидента в Цинпу. Но зачем ему знать, где Чэнь находится? Может, напрасно он выдал ему свое местонахождение.
 Появилась Анна с картой десертов.
 – Спасибо, – поблагодарил ее Чэнь. – Оставьте, мы сами что-нибудь выберем.
 – Если можно, еще один вопрос по лингвистике, – сказала Кэтрин, выбрав себе шоколадный мусс.
 – Слушаю вас.
 – Лу называет Анну и других русских официанток своими «младшими сестренками». Почему?
 – Во-первых, они очень молоденькие, но Лу зовет их так не только поэтому. Раньше мы называли русских своими старшими братьями, считая их более прогрессивными, а себя – лишь на ранней стадии коммунизма. Сейчас Россия считается более бедной страной по сравнению с Китаем. Русские девушки приезжают сюда в поисках работы в наших ресторанах и ночных клубах точно так же, как китаянки едут в Соединенные Штаты. Лу очень этим гордится.
 Кэтрин зачерпнула ложечкой мусс.
 – Мне нужно попросить вас об одной услуге – в качестве вашей американской подружки, как считает Лу.
 Все, что угодно, инспектор Рон. – Он заметил в ней легкое изменение, она разговаривала с ним без неприятной колкости, как в предыдущие дни.
 – Я слышала, что в Шанхае есть улица, где продаются разные контрафактные товары, подделки под известные бренды. Не могли бы вы сводить меня туда?
 – Подделки под известные бренды?
 – Да, там продаются копии любых авторских брендов вроде «Луи Вуиттона», «Гуччи» или «Ролекса». Улица называется Хуатинлу.
 – Улица Хуатинлу… Я и сам ни разу там не был.
 – Я могу добраться туда и одна, найду по карте. Только торговцы запросят с меня слишком большую цену. С моим китайским мне будет трудно с ними торговаться.
 – Ну, вашего знания китайского больше чем достаточно. – Поставив бокал, Чэнь задумался. Конечно, руководство вряд ли одобрило бы эту идею. Стихийный рынок не улучшал репутацию Китая. Городские власти наживут себе неприятности, если Кэтрин вздумает рассказать кому-нибудь о посещении рынка. С другой стороны, если он откажется пойти с ней, она и сама до него доберется. – Только зачем он вам, инспектор Рон?
 – Почему вы спрашиваете?
 – Такие же вещи вы можете купить и дома. Зачем вам тратить время на поиски подделок?
 – Да вы представляете, сколько стоит сумочка от Карло Гуччи? – Она положила на стол свою. – Моя сумка далеко не такой модной фирмы. Не нужно считать всех американцев миллионерами.
 – Я и не считаю.
 – Один из одноклассников Вэнь, кажется, его зовут Бай, как раз торгует контрафактными товарами. Никто не знает, где он сейчас находится. А там мы сможем навести о нем справки. Все тамошние продавцы наверняка знакомы друг с другом.
 – Но нам не обязательно идти туда, чтобы его найти. – Чэнь не считал, что разговор с очередным одноклассником Вэнь даст им что-нибудь новое. – Мы заслуживаем хоть одного дня отдыха.
 – И еще есть надежда, что мы увидим там имитацию под Валентино. Ведь убитый в парке был одет в пижаму той марки, верно?
 – Да, верно, – согласился он, отметив ее цепкую на мелочи память. Ведь он только мельком упомянул при ней о пижаме. – Как старший инспектор, я не имею права делать покупки на таком рынке, но я в ответе за вас. Секретарь парткома Ли не далее как сегодня утром напомнил мне об этом. Так что готов быть вашим гидом.
 Когда они собрались уходить, Лу Иностранец опять не хотел принимать деньги от Чэня, но тот не уступал.
 – Давай вот как сделаем, – сказал наконец Чэнь. – В следующий раз я приду к тебе один, закажу самые дорогие блюда и позволю тебе угостить меня. Договорились?
 – Конечно! Только не заставляй меня ждать слишком долго.
 Лу проводил их до выхода, захватив фотоаппарат.
 – Спасибо вам, мистер Лу, – сказала Кэтрин.
 – Называйте меня Лу Иностранец, – попросил он, наклоняясь и вежливо целуя ей руку, как это делают зарубежные китайцы из кино. – Мы очень польщены тем, что принимали у себя такую очаровательную гостью из Америки. Заходите еще, в следующий раз мы с Жужу приготовим для вас что-нибудь особенное.
 Выходящие из ресторана клиенты с любопытством поглядывали на них. Лу остановил молодого человека с короткой стрижкой и с зеленым сотовым телефоном:
 – Пожалуйста, снимите нас на память. Я вставлю фото в рамку. Это самые почетные гости «Подмосковья».




 24


 На метро они добрались до улицы Хуатинлу уже через десять минут. Старший инспектор Чэнь поразился толпам людей на уличном рынке. Бросались в глаза иностранцы с калькуляторами в руках, они ожесточенно торговались, показывая цифры на пальцах. Вероятно, они воспользовались такими же туристическими справочниками, какой был и у Кэтрин.
 – Я же говорил, что вы прекрасно справились бы с вашим знанием китайского, – сказал он.
 – А я боялась, что окажусь здесь единственной иностранкой.
 Узкая улочка с обеих сторон была забита киосками, лавками, навесами, стойками и магазинчиками. Некоторые торговали только каким-нибудь одним товаром: кошельками, сумками, майками или джинсами; на других развалах можно было увидеть все, что угодно. За последние несколько лет обычный жилой район превратился в оживленный торговый центр. И подобное происходило по всему городу. Большинство магазинов представляли собой переоборудованные жилые помещения. Кто-то торговал своими товарами у столов под навесами или зонтами с изображенными на них торговыми марками крупнейших мировых фирм, кто-то разложил их прямо на земле, как на ярмарке.
 Чэнь с инспектором Рон повсюду расспрашивали о торговце Бае, но ничего о нем не узнали. Они не удивились: в городе наверняка был не один рынок поддельных вещей. И пижам с маркой «Валентино» они не увидели. Старый Охотник знал, что говорил.
 Кэтрин остановилась около одного киоска с кожаными сумками. Она присмотрела одну сумочку с длинным ремешком, примерила ее, повесив на плечо; сумочка ей явно понравилась, но вместо того, чтобы поторговаться, она положила ее на прилавок и сказала:
 – Сначала давайте для сравнения посмотрим у других.
 Войдя в крохотный магазинчик, они увидели на полках множество знакомых и недорогих товаров с этикеткой «Сделано в Китае». Товары были такие же, как и в государственных универмагах. Однако в глубине лавки оказалось множество подделок под самые модные бренды. Хозяйка, коренастая женщина лет сорока с небольшим, с улыбкой приветствовала их.
 Кэтрин взяла Чэня под руку, прошептав:
 – Чтобы хозяйка не приняла меня за американскую простофилю.
 Тем не менее ее жест ему понравился. Она стала сосредоточенно рыться в вещах, как и другие покупатели чего он от нее никак не ожидал, но ничего не подобрала.
 В другой лавке предлагались китайские национальные костюмы. Улица, часто посещаемая иностранными туристами, которых в равной степени интересовали экзотические восточные товары, дала приют паре бутиков, специализирующихся на продаже национальной одежды. Кэтрин пришла в восторг при виде шелкового платья алого цвета с вышитыми золотом драконами. Когда она бережно погладила легкий шелк, хозяйка, седовласая женщина в очках с серебряной оправой, дружелюбно предложила:
 – Можете примерить, американская леди.
 – Каким образом? – Кэтрин огляделась, но примерочной не увидела.
 – Очень просто, – сказала хозяйка, указав на висящую на крючке материю, которая отгораживала пространство в конце комнатки. – Отдерните ее, прицепите за крючок с другой стороны, и вот вам примерочная.
 – Великолепно! – сказал Чэнь. Однако ткань оказалась слишком тонкой и короткой, скорее напоминая модный передничек.
 Он видел, как платье Кэтрин упало к ее ногам. Подняв глаза, он мельком увидел ее белые плечи, которые тут же скрылись под алым платьем.
 – Кэтрин, вы не торопитесь, а я пока выйду покурить.
 Закуривая у входа в магазин, он заметил на противоположной стороне улицы молодого человека, который разговаривал по сотовому, пристально глядя в его сторону. Какой-нибудь любопытный, заинтригованный видом американки, переодевающейся за импровизированной занавеской, подумал Чэнь, чувствовавший себя неловко, когда стоял у входа, как телохранитель, «защитник цветка», как они назывались в классической китайской литературе.
 Но вид молодого человека вызывал у Чэня смутную настороженность. Не поняв, что его встревожило, он бросил недокуренную сигарету, придавил ее каблуком и вернулся в магазин. Кэтрин как раз отдернула занавеску вышла с алым платьем в пластиковом пакете.
 – Я купила платье.
 Дама из Америки, а так хорошо говорит на китайском! – с угодливой улыбкой сказала хозяйка. – Я назвала ей такую же цену, как для своих постоянных покупателей.
 Они пошли дальше, присматриваясь к товарам, сравнивая, торгуясь и время от времени покупая какие-то мелочи. Вдруг пошел дождь, и они поспешили укрыться в большом магазине, напоминающем ангар, где на высоком стуле за стойкой сидела молодая девушка. Ей было чуть больше двадцати, она выглядела очень модно и современно в черном коротком топе с логотипом «Донна Каран», из-под которого виднелся пупок, и в шортах с ярлычком «Томми Хилфигер» на бедре. Она сбросила свои шлепанцы «Прада» и курила коричневую сигарету «Мор». Приветствуя новых покупателей, девушка встала, всем своим обликом демонстрируя современную моду.
 – Добро пожаловать в наш магазин, Большой Брат.
 Странное приветствие, подумал Чэнь. Девушка обращалась только к нему.
 – Дождь пошел, – пояснил он. – Вот мы и зашли к вам.
 – Не спешите, Большой Брат. Ваша подружка заслуживает самого лучшего.  
 – Да, верно, – согласился он.
 – Спасибо, – по-китайски сказала Кэтрин.
 Продавщица представилась:
 – Меня зовут Хуан Ин, что значит Иволга.
 – Какое красивое имя!
 – Наши товары не какие-нибудь низкопробные подделки. Компании сами поставляют их нам по неофициальным каналам.
 – Как это? – спросила Кэтрин, рассматривая черную сумочку с лейблом эксклюзивного итальянского дизайнера.
 – Ну, большинство из них имеют совместные предприятия в Гонконге или в Тайване. Вот хоть эта сумочка. Компания заказала две тысячи экземпляров, а тайваньская фабрика изготовила три тысячи. Нечего и говорить что качество такое же высокое. Мы получили прямо с фабрики тысячу штук. По цене меньше двадцати долларов
 – Точно, не подделка, – заключила Кэтрин после тщательного осмотра сумочки.
 Чэнь не видел в сумке ничего особенного, кроме этикетки с ценой: для него она была непомерно высокой. Передав Кэтрин сумочку, он заметил в глубине магазина на длинной блестящей палке множество одежды на плечиках. Цены вызвали у него ужас.
 Дальше не задернутая до конца занавеска из красного бархата отделяла примерочную, в глубине которой у черной двери стоял мягкий стул. Этот магазинчик был более приличным, во всяком случае располагал настоящей примерочной. Здесь покупатель мог спокойно примерить приглянувшуюся вещь.
 – Вот, взгляните на часы. – Иволга взяла со стойки коробку с образцами. – Эта компания не очень известна как производитель часов. А почему? Потому что они производятся в Тайване, а продаются здесь, в Китае.
 – А разве правительство не пытается прикрыть ваш рынок? – спросила Кэтрин своего спутника.
 – Иногда заглядывают те, что следят за рынком, но с ними всегда можно договориться, – весело улыбнулась девушка. – Например, он забирает десять футболок и говорит: «Я конфисковал пять футболок, верно?» А ты говоришь: «Правильно, пять». Так что вместо того, чтобы подвергать тебя штрафу, он прикарманивает себе пять футболок и оставляет тебя в покое.
 – И больше ничего? – спросил смутившийся Чэнь.
 – Ну, иногда заходит полиция. В прошлом месяце они нагрянули к Лысому Чжану и дали ему два года. Так что можно нарваться и на серьезные неприятности.
 – Но если торговать здесь так рискованно, почему вы продолжаете этим заниматься?
 – А что же делать? – с горечью сказала Иволга. – Мои родители всю жизнь проработали в Шанхае на 6-й текстильной фабрике. В прошлом году их сократили. Конечно, кому нужен разбитый котелок для риса! И больше от социалистической системы никакого проку. Так что на мне вся семья только и держится.
 – Должно быть, ваш магазин приносит порядочный доход, – заметил Чэнь.
 – Магазин не мне принадлежит, но на зарплату я не жалуюсь.
 – И все-таки такая работа… – Чэнь не стал заканчивать свою мысль, считая себя не вправе укорять ее. Иволга наверняка зарабатывает больше старшего инспектора. В начале девяностых о таком заработке никто и не мечтал. Он хотел сказать, что негоже молодой девушке так рисковать…
 Кэтрин стала выбирать себе часы, примеряла на руку то одни, то другие. Интересно, сколько она еще будет с ними возиться, гадал Чэнь. А дождь все барабанил в приспущенные на двери алюминиевые рольставни.
 Он выглянул наружу, и в глаза ему бросился стоящий на той стороне улицы молодой человек, который разговаривал по сотовому, глядя в их сторону.
 Зеленый сотовый!
 Это был тот самый человек, который днем фотографировал их с Лу перед входом в ресторан, а всего пятнадцать минут назад глазел на магазин китайской одежды. Он повернулся и спросил у Иволги:
 – Вы можете закрыть занавеску примерочной? Мне понравился вон тот черный бюстгальтер «Кристиан Диор». – Он сдернул изящную вещицу с вешалки и сунул в руку Кэтрин. – Хорошо бы примерить.
 – Что? – Кэтрин пораженно уставилась на Чэня, который незаметно надавил ей на кисть.
 – И я уплачу вам полную цену, Иволга, – сказал он, передавая продавщице несколько банкнот. – Хочу посмотреть, как он ей подходит. Вы уж меня не торопите.
 – Конечно, меряйте себе на здоровье. – Иволга приняла деньги, понимающе усмехнулась и задернула за ними шторку. – Скажите, когда закончите.
 В магазин зашел новый покупатель, и Иволга поспешила ему навстречу, бросив через плечо:
 – Не спешите, Большой Брат.
 За шторкой было так тесно, что они едва могли повернуться. Держа в руке бюстгальтер, Кэтрин подняла на него вопросительный взгляд.
 – Выйдем через черный ход, – прошептал Чэнь по-английски ей на ухо и открыл дверь, выходящую в узкий переулок. Дождь лил по-прежнему, вдали сверкали молнии и громыхал гром.
 Плотно прикрыв за собой дверь, он повел Кэтрин по переулку, который упирался в шумную Хуатинлу. Обернувшись назад, он увидел вспыхивающие неоновые огни вывески кафе «Хуатин» на втором этаже розового здания, стоявшего на углу улиц Хуатинлу и Хуайхайлу. Н первом этаже располагался еще один магазин одежды. К тыльной стороне здания прилепилась металлическая лестница, по которой можно было подняться в кафе.
 – Пойдемте туда, выпьем кофе, – сказал он.
 По скользкой от дождя лестнице они поднялись в продолговатое помещение кафе в европейском стиле и уселись за столик у окна.
 – Что случилось, старший инспектор Чэнь?
 – Посидим здесь, инспектор Рон. Может быть, я ошибся. – Он замолчал, так как к ним подошла официантка с горячими полотенцами. – Мне нужно выпить горячего кофе.
 – Мне тоже.
 Дождавшись, когда официантка принесла им кофе и удалилась, Кэтрин обратилась к Чэню:
 – Позвольте спросить вас. Существование рынка ни для кого не секрет. Почему же правительство разрешает здесь эту торговлю?
 – На спрос всегда найдется предложение – даже для контрафактных товаров. Какие бы меры ни принимало правительство, люди все равно будут ими торговать. Как утверждает Карл Маркс, ради прибыли в триста процентов любой готов душу продать.
 – Вообще-то не мне осуждать, поскольку я и сама кое-что приобрела. – Кэтрин смущенно усмехнулась, помешивая кофе серебряной ложечкой. – И все-таки с этим нужно что-то делать.
 – Разумеется, и не только с торговлей контрафактами, но и с тем, что за ней стоит, – с чрезмерной увлеченностью материальными благами. Из-за лозунга Дэн Сяопина «Быть богатым похвально» свойственные капиталистическому строю потребительские интересы стали занимать главенствующее место.
 – Вы считаете, что в настоящее время в Китае скорее капитализм, чем коммунизм?
 – Ну, по-моему, было бы лучше, если бы вы сами смогли ответить на свой вопрос, – уклонился Чэнь от ответа. – Открытость Дэна капиталистическим инновациям общеизвестна. У него есть поговорка: «Какое имеет значение, белая кошка или черная, если она ловит крыс».
 – Кошка и крыса, смысл и рифма.
 – А вы знаете, очень немногие китайцы держат кошку как домашнего любимца. Для нас кошки существуют только для того, чтобы ловить мышей.
 Постепенно дождь затих. Глядя из окна, он видел магазин Иволги. Бархатная занавеска на примерочной все еще была задернута. Может, Иволга и не подозревает, что они уже ушли, хотя то, что он не торгуясь заранее заплатил полную цену, должно было навести ее на подозрения. Он заметил, что Кэтрин смотрит в том же направлении.
 – Пятнадцать лет назад о модных европейских и американских брендах здесь и не слыхивали. Китайцы довольствовались одеждой одного покроя: маоистский френч, синий или черный. С тех пор многое изменилось. Теперь люди хотят идти вровень с модой. Если смотреть на происходящее с точки зрения исторической перспективы, можно сказать, что это прогресс.
 – Похоже, вы способны прочитать лекцию на любую тему, старший инспектор Чэнь.
 – В данный переходный период я многого не знаю и не понимаю, где уж мне читать лекции. Просто пытаюсь как-то свыкнуться с этими стремительными изменениями. – Он машинально складывал в башенку крохотные кусочки сахара, поданного с кофе, и недоумевал, почему у него возникает такое желание поговорить с Кэтрин о современном Китае, а порой и поспорить.
 От задумчивости его отвлекли нарастающие словно гром шум и тревожные крики людей: «Идут! Они идут!»
 Продавцы быстро собирали с циновок на тротуаре свои товары, наспех закрывали двери магазинов, мимо кафе стремительно промчались несколько человек, таща на спине огромные, набитыми вещами сумки. Иволга соскочила со своего высокого стула, повернула выключатель отчего в магазине стало сразу темно, и стала дергать книзу рольставни, но не успела. В магазин ворвались несколько полицейских в штатской одежде.
 Итак, его подозрения подтвердились.
 За ним следил шпик, подосланный неизвестным сообщником из управления. А иначе откуда вдруг появился наряд полиции и ринулся именно в тот магазин? Ему сообщили, куда идти, скорее всего, именно по тому зеленому сотовому. Доносчик был уверен, что Чэнь и его партнерша из Америки находятся в магазине. Если бы не предусмотрительность Чэня, их задержали бы вместе с Иволгой. У Кэтрин, сотрудницы американской маршальской службы, возникли бы серьезные неприятности. А самому Чэню было бы предъявлено обвинение в серьезном нарушении правил поведения с иностранцами. Наличие крупного торгового центра, специализирующегося на сбыте контрафактных товаров, не лучшим образом характеризовало городские власти, и ему не следовало вести туда американку, которая к тому же была его партнершей по очень важному и щепетильному делу. Так что в лучшем случае Чэня временно отстранили бы от должности.
 Неужели рейд подстроен «Летающими топорами», как и предыдущие «несчастные случаи»? Он не понимал, как могли фуцзяньские гангстеры, которые и носа не показывали из своей провинции, иметь в Шанхае такие крупные связи.
 Впрочем, слежка за ними могла быть устроена и по другим соображениям. Кое-кто из служащих управления давно мечтал избавиться от него. В его досье не случайно оказался донос о том, что он помогал Кэтрин Рон надеть тот злосчастный амулет. Вполне возможно, что ему поручили вести дело Вэнь именно в расчете на то, что он совершит какой-нибудь серьезный промах, общаясь с представителем американской стороны – очень красивой девушкой. Но если бы выяснилось, что попытка поймать на месте преступления совершается во время важного международного расследования, то его завистникам тоже не поздоровилось бы. В конце концов, и у него были союзники в руководстве управления…
 Кэтрин легко прикоснулась к его локтю:
 – Смотрите!
 Из магазина вывели Иволгу, в которой трудно было узнать юную и веселую продавщицу: руки, скованные за спиной наручниками, исцарапанное лицо, всклокоченные волосы. Оторванная бретелька топа болталась у плеча, видно, в схватке она потеряла шлепанцы и шла по тротуару босая.
 – Вы что, знали, что сюда нагрянет полиция? – спросила Кэтрин.
 – Нет, но пока вы рассматривали часы, я заметил снаружи шпика.
 – Они пришли за нами?
 – Наверное. Если бы им удалось схватить американку с целой кучей поддельных товаров, в руках полиции этот факт стал бы козырной политической картой.
 Он умолчал о других своих предположениях, но по ее помрачневшим глазам понял, что у нее тоже возникли какие-то подозрения.
 – Но мы могли бы уйти из магазина обычным путем, – недоверчиво сказала она. – К чему все ухищрения:  прятаться за занавеской, выходить с черного хода и бежать под дождем по переулку?
 – Чтобы они подумали, что мы все еще в примерочной.
 – Так долго! – Кэтрин против воли смутилась.
 Неожиданно ему показалось, что он увидел в толпе знакомую невысокую фигуру своего временного напарника, который переговаривался с кем-то по рации. Но потом понял, что это не Цянь. И все-таки именно после звонка Цяня у ресторана «Подмосковье» появился тот молодой парень с зеленым сотовым.
 Сидящий за соседним столиком пожилой человек ткнул пальцем в сторону продавщицы и с осуждением проворчал:
 – Потасканная туфля!
 Должно быть, Иволга наступила в лужу, потому что за ней оставалась цепочка мокрых следов.
 – Что он хочет сказать? – озадаченно спросила Кэтрин. – Она же босая.
 – Это жаргонное выражение означает проститутку. Потасканная туфля означает, что ее надевали очень много людей и очень часто.
 – А она занимается проституцией?
 – Не знаю. На этой улице занимаются незаконным бизнесом, так что люди думают, что здесь всего можно ожидать.
 – Ей грозят серьезные неприятности?
 – Могут дать несколько месяцев заключения, а могут и несколько лет – все зависит от политической конъюнктуры. Если правительство сочтет необходимым широко осветить меры, которые оно принимает против контрафактной торговли, она может серьезно поплатиться за свою работу продавцом. По-моему, здесь заметно некоторое сходство в том, какое значение ваше правительство придает делу Цзя, вы не находите?
 – И вы ничем не можете ей помочь? – спросила расстроенная Кэтрин.
 – Увы, – с горечью признался он, всей душой сочувствуя Иволге. У него уже не оставалось сомнений, что целью облавы были именно он с Кэтрин. А Иволга… Если уж ее следовало наказать, то за незаконную торговлю, а не за то, что у нее в магазине оказалась парочка, за которой следила полиция.
 Значит, им объявлена война, и уже появились первые жертвы. Сначала Цяо, теперь Иволга. А старший инспектор по-прежнему бродил в потемках, не зная своего неприятеля в лицо.
 Иволга уже приближалась к повороту.
 Оставленная ею цепочка маленьких следов постепенно исчезала, высыхая на солнце.
 Существует широко известное художественное сравнение автором которого является поэт XI века Су Дунпо: «Жизнь подобна следам одинокого журавля, оставленым на снегу: они видны всего одно мгновение, а потом исчезают».
 Чэнь уже давно заметил, что в самые трудные и напряженные моменты жизни ему почему-то вспоминаются стихи. Для него этот феномен оставался необъяснимым и сейчас застал его врасплох… И вдруг в его сознании всплыл еще один момент.
 – Простите, Кэтрин, пойдемте отсюда! – Он встал из-за стола и, взяв ее за руку, увлек вниз по лестнице.
 – Куда вы?
 – Мне нужно срочно в управление. У меня возникла одна мысль. Извините, я вам потом позвоню.




 25


 Прошло несколько часов, и Чэнь стал названивать Кэтрин по телефону, но она не подходила. Тогда он поднялся к ней в надежде застать ее в номере.
 Он только раз постучал в дверь, и Кэтрин сразу же ее открыла.
 – Извините, инспектор Рон, – пробормотал он, растерянно уставившись на Кэтрин, которая стояла перед ним с полотенцем на голове и в алом платье с вышитым на нем драконом.
 – Заходите же.
 – Извините за поздний визит. Я несколько раз звонил вам и не был уверен, что вы в номере.
 – Не нужно извиняться. Я принимала душ. Вы для меня всегда желанный гость, как я – почетный гость в вашем управлении, – сказала она, приглашая его сесть на диван. – Что хотите выпить?
 – Воды, если можно.
 Она принесла из холодильника бутылку воды.
 – Произошло что-то важное? – Да. – Он достал из портфеля лист бумаги.
 – Что это такое? – спросила Кэтрин, пробежав глазами первые строки.
 – Стихотворение из прошлого Вэнь. – Чэнь отпил немного воды. – Извините, у меня очень неразборчивый почерк, а времени перепечатать на машинке не было.
 Она опустилась рядом с ним на диван.
 – Прочтите мне, пожалуйста.
 Девушка слегка наклонилась, чтобы видеть текст, и он почувствовал легкий и приятный запах мыла, исходящий от ее кожи, еще влажной после душа. Глубоко вздохнув, он начал читать на английском:
  ПРИКОСНОВЕНИЕ ПАЛЬЦЕВ 



    Мы разговариваем в тесной мастерской,  
    Подбирая слова, пробираясь между столами,  
    Среди разнообразных призов в виде статуэток  
    С золотыми пластинками, которые  
    Слепо смотрят на кружащихся мух. «Вот материал  
    Для вашей статьи в газету: чудеса, создаваемые  
    Китайскими работницами, – говорит директор фабрики. –  
    В Европе эту работу выполняют только  
    Специальные шлифовальные станки, но наши  
    Работницы вручную шлифуют  
    Все точные детали». 
    Вокруг женщины склонились над работой,  
    Их пальцы снуют под лампами дневного освещения.  
    Моя фотокамера ловит в фокус одну женщину,  
    Уже в годах, бледную, в черной  
    Домотканой блузе, пропитанной потом. Стоит  
    Удушающая летняя жара. Ловя нужный ракурс, я  
    Поражен, что возбужден и прикован взглядом  
    К стальному стержню, который Лили шлифует  
    Кончиками пальцев,  
    Нежными и вместе загрубевшими,  
    Словно каким-то невиданным  
    Шлифовальным приспособлением. 



 – А кто этот журналист, о котором здесь говорится? спросила Кэтрин.
 – Потом объясню, когда закончу читать.



    Нет, на самом деле Лили ко мне и не прикоснулась.  
    Тем более она, бывшая самой красивой  
    Левачкой на вокзале, в июле 1970 года.  
    Мы, первая группа «грамотной молодежи»,  
    Отправлялись в деревню. 
    «О чтобы пере – пере – перевоспитаться,  
    Мы будем учиться у бедняков и середняков!»  
    Голос председателя Мао с заезженной пластинки  
    Хрипло разносился над вокзальной площадью.  
    Лили вдруг пустилась в пляс рядом с локомотивом,  
    Размахивая вырезанным ею из красной бумаги  
    Сердцем с чудесным рисунком, изображающим  
    Юношу и девушку с иероглифом в  
    Руках, означающим «верность» – верность  
    Председателю Мао. Весна 
    культурной революции пульсировала в ее пальцах. 
    Волосы ее струились на фоне 
    Темного глаза солнца. 
    Прыжок, юбка ее 
    Подобна цветку, и сердце 
    Вырывается у нее из руки, 
    Порхая, как взлетающий фазан. Скользящий шаг - 
    Я бросился спасти его, но она успела поймать 
    Его на лету – последний штрих ее танца. 
    Люди взревели от восторга. 
    Я замер на месте. Она взяла меня за руку, 
    Наши пальцы переплелись, 
    И она стала размахивать нашими руками, 
    Как будто мой промах был тщательно 
    Отрепетированным действием, 
    Как будто занавес упал на мир 
    Листом белой бумаги, 
    Оттенив алое сердце, на котором 
    Я был тем юношей, а она – девушкой. 
    «Самые искусные пальцы», - 
    Кивнув на женщину, сказал директор. Это она. 
    Ошибки нет. Но что я могу сказать? 
    Разумеется, я говорю себе самое банальное: 
    Что все меняется, как гласит китайская пословица, 
    Так же стремительно, как лазурь моря 
    Сменяется синевой тутовой рощи, 
    И что все эти годы умчались в прошлое, 
    Как сброшенный щелчком пепел сигареты. 
    Вот она сидит – другая 
    И вместе с тем прежняя, ее пальцы покрыты 
    Зеленой пеной абразивного порошка. 
    Свежие побеги бамбука надолго погружают 
    В ледяную воду, с них сходит кора, 
    Зато они становятся крепче. Она подняла руку 
    Только раз, чтобы стереть пот со лба, 
    Оставив на нем светящийся след. Она не узнает меня 
    Несмотря на беджик с надписью 
    «Репортер «Вэньхуэй дейли» 
    У меня на груди. 
    «Обыкновенная история, – говорит директор, –  
    Одна из миллионов «грамотных девушек»,  
    Она сама стала «бедной забитой крестьянкой», 
    А ее пальцы – сильными, как жернов,  
    Но это – революционный жернов,  
    Полирующий дух нашего 
    Общества, много говорящий в пользу превосходства  
    Нашего социализма».  
    Так появилась для моей статьи  
    Центральная метафора. 
    Изумрудно-зеленая улитка  
    Медленно ползет по белой стене. 



 – Какие грустные стихи, – прошептала Кэтрин.
 – Очень хорошие, но мой перевод недостоин оригинала
 – Язык понятен, и история – пронзительно-горькая. Я не считаю, что поэма потеряла в переводе на английский. Она в самом деле очень трогательна.
 – Очень точное выражение – трогательная. Я все пытался найти эквивалент в английском. Стихотворение сочинил Лю Цин.
 – Кто? Лю Цин?!
 – Одноклассник Вэнь, про которого говорил Лихуа. Помните? Тот самый разбогатевший предприниматель, который на свои деньги устроил встречу одноклассников.
 – Да, да, помню! «Колеса фортуны вращаются так быстро». Чжу тоже вспоминала про него, сказала, что в старших классах его просто не замечали. А почему вдруг вы решили, что его стихи имеют для нас такое значение?
 – Дело в том, что в доме Вэнь нашли сборник стихов. Кажется, я говорил вам.
 – Да, о нем говорится в ее деле… Постойте! Революционный жернов, деревенская артель, работницы, полирующие детали своими руками, и Лили…
 – Теперь вы понимаете? Вот почему я решил сегодня же поговорить с вами о стихах. Уйдя от вас, я позвонил Юю, он выяснил, что в том сборнике была напечатана поэма Лю Цина, и переправил мне ее факсом. Впервые поэма была напечатана в журнале «Звезда». Тогда Лю еще работал репортером в «Вэньхуэй дейли». Подобно автору поэмы, он написал статью об образцовой фабрике в деревне Чанлэ, провинции Фуцзянь. Вот номер газеты с его статьей. – Чэнь достал из портфеля газету. – Так, сплошная пропаганда. Я не успел ее перевести.
 Сейчас его стихи можно купить лишь в нескольких книжных магазинах. И разве можно представить, чтобы бедная крестьянка специально поехала в книжный, чтобы купить сборник стихов!
 – Вы считаете, что в поэме описывается подлинная история?
 – Трудно сказать, насколько она правдива. Конечно, появление репортера на фабрике, где работала Вэнь, было чистой случайностью. Но Лю использовал в газетной статье ту же метафору – «революционный жернов, шлифующий дух нашего социалистического общества». Это могло быть одной из причин, по которым он оставил работу журналиста.
 – Почему? Ведь Лю не сделал ничего плохого.
 – Не стоило ему писать всю эту политическую чушь, но у него не хватало смелости отказаться. И потом, может быть, он чувствовал себя виноватым, что ничем ей не помог.
 – Кажется, теперь я вас понимаю. Если в стихах описывается то, что произошло на самом деле, значит, в тот раз Лю не только не открыл ей свое имя, но даже никакой помощи не предложил. Вот отсюда и образ зеленой улитки на стене. Символ вины и сожалений самого Лю.
 – Да, ведь улитка обречена всю жизнь тащить на себе свою ношу. Поэтому, как только я перевел стихи, сразу поспешил к вам.
 – И что вы теперь думаете делать?
 – Нам нужно обязательно побеседовать с Лю. Хотя во время посещения фабрики он не разговаривал с Вэнь, все-таки потом он прислал ей экземпляр своего сборника, а она по каким-то причинам сохранила его. И я допускаю, что между ними была и еще какая-то связь.
 – Да, похоже на то.
 – Я поговорил со служащими «Вэньхуэй дейли», – сказал Чэнь. – Лю ушел из журналистики пять лет назад, основал в Шанхае компанию по производству стройматериалов. В самом начале деятельности компании он получил от правительства Сингапура несколько заказов на поставку для Особой экономической зоны в Сучжоу. А сейчас у него, кроме компании в Шанхае, уже целых два завода и деревообрабатывающий завод в Сучжоу. Сегодня днем я позвонил Лю домой. Его жена сказала, что он поехал в Пекин на какие-то переговоры и завтра должен вернуться.
 – Значит, мы едем в Сучжоу?
 – Да. Это довольно далеко. Товарищ Ли распорядится, чтобы завтра утром в гостиницу доставили билеты на поезд.
 – Ваш секретарь парткома иной раз может действовать весьма оперативно, – заметила Кэтрин. – Во сколько мы уезжаем?
 – Поезд отходит в восемь утра и прибывает в Сучжоу около половины десятого. Ли предлагает нам провести в городе два-три дня.
 Чэнь предложил отдых как камуфляж для расследования, и Ли охотно согласился на его план.
 – Значит, мы с вами становимся туристами, – сказала она. – Но как вам пришло в голову связать стихи с нашим расследованием? Я угощу вас кофе, если вы объясните мне. Из особых кофейных зерен, прямо из Бразилии.
 – А вы быстро ухватили обычай китайцев обмениваться услугами – в них и заключен смысл гуаньси. Но сейчас уже поздно. Завтра нам рано вставать.
 – Ничего страшного, подремлем в поезде. – Кэтрин достала из шкафа кофемолку и маленький пакетик с зернами и поискала взглядом розетку. – Я знаю, что вы любите крепкий кофе.
 – Вы привезли его из Америки?
 – Нет, купила здесь, в отеле. У них есть все, что ни пожелаете. Посмотрите на кофемолку – «Крупс».
 – Но в отеле очень высокие цены.
 – Так и быть, открою вам один секрет, – улыбнулась Кэтрин. – Нам выдают командировочные, сумма которых зависит от места командировки. В Шанхае я получаю девяносто долларов в день. Я не считаю, что пускаю деньги на ветер, если потрачу половину суточных на угощение своего гостя.
 Розетка нашлась на стене за диваном, а шнур кофемолки оказался недостаточно длинным. И Кэтрин поставила кофемолку на пол, вставила штепсель в розетку и насыпала кофе. Присев на корточки, отчего из-под платья стали видны ее стройные ноги, она стала молоть кофе.
 Вскоре по комнате распространился приятный аромат свежемолотого кофе. Она налила ему кофе, положила на столик ложечку для сахара, поставила молоко и достала из холодильника кекс.
 – А вы? – спросил он.
 – Вечером я стараюсь не пить кофе, так что лучше выпью стакан вина.
 Она налила себе бокал белого вина, но не уселась рядом с ним на диван, а вернулась на прежнее место на ковре.
 Чэнь маленькими глотками пил горячий кофе и размышлял, не лучше ли было отказаться от угощения: в столь поздний час оказаться в номере наедине с американской гостьей… Но он был слишком возбужден сегодняшними событиями, и ему очень хотелось поговорить, и не только как офицеру полиции, но и как мужчине – с женщиной, общество которой ему приятно.
 В день приезда Кэтрин он тщательно осмотрел ее номер, но не обнаружил ни жучок, ни скрытую камеру. Значит, им ничего не грозило. Хотя после случая на рынке и после сообщения секретаря парткома о том, что он является объектом слежки МОБ, он уже ни в чем не был уверен.
 – Никогда не пил лучшего кофе, – искренне похвалил он.
 Кэтрин подняла бокал:
 – За наши успехи!
 – За успехи всегда готов выпить. – Он чокнулся с ней своей чашкой с кофе. – Кстати, насчет стихов. Понимаете, исчезающие на тротуаре под солнцем следы босых ног Иволги напомнили мне стихотворение эпохи Сун.
 – Интересно!
 – В нем говорится о мимолетности всего сущего на земле – подобно следам журавля на снегу, которые можно видеть всего одно мгновение. Глядя на следы Иволги, я пытался сочинить стихи. Потом подумал о Вэн и вспомнил, что среди ее знакомых тоже был поэт, тот самый Лю Цин.
 – Это может оказаться очень важной зацепкой, – сказала Кэтрин.
 – Во всяком случае, ничего другого у нас пока нет.
 – Еще кофе?
 – Я бы предпочел стакан вина, – ответил Чэнь.
 – Верно, не стоит пить на ночь много кофе. Вдруг стоявший в углу факс заработал, и из него стал выползать длинный свиток бумаги. Кэтрин просмотрела содержание, не отрывая бумагу.
 – Всего лишь сведения о нелегальной перевозке иммигрантов. Это все Эд Спенсер старается, снабжает меня информацией.
 – Да, ведь Юй еще кое-что мне рассказал, – спохватился Чэнь. – Оказывается, «Летающие топоры» запросили помощь от других банд, и одна из них вполне может орудовать в Шанхае.
 – Ничего удивительного, – невозмутимо отозвалась Кэтрин.
 Чэнь считал, что именно действиями местной банды и могли объясняться все «инциденты» последних дней, включая рейд на рынке, тем не менее многое оставалось ему непонятным.
 Она осушила свой бокал одним глотком и потянулась к бутылке, чтобы снова его наполнить. Чэнь заметил в вырезе ее свободного платья нежные округлости груди и поспешно отвел взгляд.
 – Мы так рано уезжаем, а вам еще добираться до дому…
 – Да, очень рано. – Он поднялся.
 Но вместо того чтобы уйти, он подошел к открытому окну, в которое врывался душистый прохладный ветерок. В ряби речных вод отражались неоновые огни реклам на набережной Вайтань. Вид, открывающийся перед ними сверху, напоминал сказочное видение.
 – Как красиво, – проговорила вставшая рядом Кэтрин.
 В комнате стало тихо, оба молчали. Ему было достаточно чувствовать ее близость, глядя на набережную.
 3атем он обратил внимание на парк и на темный берег реки – «Там всполохи боя и крики смятенного бегства, / где ночью внезапно столкнулись войска» – сцена, которую видел другой поэт в другие времена и в другом месте, стоя рядом с другим человеком.
 Мысль о нераскрытом убийстве в парке омрачила настроение  Чэня.
 Сегодня ему так и не удалось поговорить ни с Гу, ни со Старым Охотником.
 – Что ж, пожалуй, мне пора идти, – сказал он.




 26


 Поезд подошел вовремя, и в девять тридцать они уже были в Сучжоу.
 Неподалеку от вокзала в боковой улочке инспектор Рон с восхищением заметила маленькую гостиницу. С решетчатыми окнами, ярко-красной верандой и двумя каменными львами, охранявшими ворота, она производила впечатление древней античности.
 – Мне не хочется останавливаться в «Хилтоне», – заявила Кэтрин.
 Чэнь согласился с ней. Он не собирался извещать полицию Сучжоу о своем прибытии, а остановиться на два-три дня можно где угодно. К тому же если бы кто-то вздумал за ними следить, то вряд ли их стали бы искать в маленькой гостинице, затерянной в лабиринте тесных улочек старого центра города. В Шанхае, прибыв на вокзал, он поменял приобретенные Ли билеты на Ханчжоу, никому не сказав, что на деле они отправляются в Сучжоу.
 Когда-то гостиница была большим домом в стиле шикумэнь, с фасадом, украшенным старинным узором. Через внутренний дворик вела дорожка, выложенная плоскими разноцветными камнями. Управляющий гостиницей пыхтел и мялся, не выказывая особенной радости по поводу их появления, и наконец смущенно признался, что гостиница не предназначена для приема иностранцев.
 – Но почему? – спросила Кэтрин.
 – Согласно правилам городского туризма, иностранцев положено размещать в отелях классом не ниже трех звезд.
 – Не волнуйтесь, – успокоил его Чэнь, предъявляя ему свое удостоверение. – Мы на особом положении.
 Тем не менее в гостинице оказался всего один люкс, который предоставили Кэтрин, Чэню же пришлось остановиться в обычном номере.
 Провожая их наверх, управляющий непрестанно извинялся и сначала показал комнату Чэня. В крошечном номере помещалась только деревянная кровать, больше никакой мебели не было. Управляющий объяснил, что в коридоре находятся две душевых: одна для мужчин, другая для женщин. Позвонить Чэнь мог только с телефона, который находился внизу у администратора. Зато в номере Кэтрин работал кондиционер, имелся телефон и даже ванная. Уместились в номере и стол со стулом, но такие маленькие, как будто их привезли из начальной школы. Хотя пол был застлан ковром.
 После того как управляющий, рассыпаясь в извинениях, распрощался и оставил их одних, Чэнь занял единственный стул, а Кэтрин уселась на кровать.
 – Извините, старший инспектор Чэнь, что я поставила вас в такие условия, но вы можете звонить отсюда.
 Чэнь сразу же набрал номер Лю.
 Ему ответил женский голос с сильным шанхайским акцентом:
 – Лю еще в Пекине, вернется только завтра. Самолет прибывает в восемь тридцать утра. Хотите оставить ему сообщение?
 – Нет, спасибо, я перезвоню завтра.
 Тем временем Кэтрин распаковала свои вещи.
 – Так что же нам пока делать?
 – Как говорится в китайской пословице, будем наслаждаться земным раем. Сучжоу знаменит своей парковой архитектурой – павильонами, прудами, гротами, мостиками. Здесь все устроено так, чтобы создавать безмятежную и уютную атмосферу, которая отражала вкусы ученых и правительственных чиновников во времена династий Цин и Мин. – Чэнь достал карту Сучжоу. – Парки очень живописны, все, что в них находится – крутые мостики, заросшие мхом тропинки, журчащие ручейки, скалы причудливой формы, старинные надписи на крышах красных павильонов, – должно сливаться в единую, совершенную картину.
 – Мне не терпится посмотреть на них, старший инспектор Чэнь. Поскорее решайте, куда нам пойти. Вы прирожденный гид, честное слово!
 – Мы обязательно осмотрим парки, но сначала не предоставите ли вы своему скромному гиду отпуск на полдня?
 – Конечно, но зачем?
 – В уезде Гаофэн похоронен мой отец. Это недалеко от Сучжоу, всего час езды на автобусе. Я не навещал его могилу уже несколько лет. Поэтому мне очень хотелось бы  съездить туда сейчас, утром. Тем более что только что прошел праздник Цинмин.
 – А что это за праздник?
 – Он приходится на пятое апреля, это день, когда почитаются могилы предков, – пояснил он. – А совсем рядом от центра находятся два парка. До знаменитого И-парка можно дойти пешком. Вы можете погулять там, а я вернусь к двенадцати часам. И потом мы с вами насладимся обедом в сучжоуском стиле на базаре около храма Сюаньмяо. И я весь день буду в вашем распоряжении.
 – Конечно, вы обязательно должны посетить кладбище. Обо мне не беспокойтесь. – Кэтрин помолчала, потом спросила: – А почему ваш отец похоронен в Сучжоу? Мне просто интересно.
 – Кладбища в Шанхае уже переполнены. Поэтому здесь стали открывать новые кладбища. Многие старики верят в фэн-шуй – они завещают похоронить себя с видом на горы и реки. Мой отец сам выбрал место для своей могилы. А когда он умер, мы привезли сюда гроб с его телом. Я навещал могилу всего два или три раза.
 – Мы пойдем в замок днем, но я не хочу одна гулять утром. Такой красивый город, – сказала она с озорным огоньком в глазах. – «Кому я могу сказать об этом вечно прекрасном ландшафте?»
 – Ого, вы знаете Лю Юна! – Чэнь не стал говорить ей, что поэт эпохи Сун посвятил эти стихи своей возлюбленной.
 – Так я могу поехать с вами?
 – Вы хотите сказать, на кладбище?
 – Да.
 – Нет, я не могу просить вас. Это было бы слишком большим одолжением с вашей стороны.
 – Мне запрещают туда ехать китайские обычаи?
 – Да нет, не совсем. – Чэнь не решился сказать ей что китаец посещает могилу своих предков только с женой или невестой.
 – Тогда все в порядке, поедем вместе. Я буду готова через минуту. – И она поспешила в ванную, чтобы принять душ и переодеться.
 Ожидая девушку, Чэнь набрал номер Юя, но ему ответил автоответчик. Он оставил ему сообщение, указав номер своего сотового.
 Кэтрин появилась в белой блузке, в легком светло-сером блейзере и юбке такого же цвета. Ее светлые волосы были забраны назад.
 Он предложил добраться на такси, но она изъявила желание поехать на автобусе.
 – Хочу провести день как обычная местная жительница.
 Чэнь сомневался, чтобы Кэтрин это удалось. Кроме того, ему не хотелось, чтобы она тряслась в переполненном автобусе. К счастью, в нескольких кварталах от гостиницы они увидели автобус с табличкой: «Экспресс до кладбища». Билеты стоили в два раза дороже, зато они сели без всякой толкотни. Пассажиров в автобусе оказалось меньше, чем их багажа, – корзинки с готовой едой, пластиковые пакеты с фастфудом, бамбуковые чемоданчики, вероятно наполненные бумажными деньгами, и разваливающиеся картонные коробки, обвязанные веревками, чтобы не вывалилось содержимое. Они протиснулись на сиденье прямо за водителем, благодаря чему смогли вытянуть ноги в пространство под его сиденьем. Кэтрин протянула водителю пачку сигарет – знак ее статуса «почетной гостьи» в гостинице «Мир», и водитель весело им улыбнулся.
 Несмотря на открытые окна, в автобусе было неимоверно душно, а сиденья из кожзаменителя буквально раскалились. Пахло потом, соленой рыбой, маринованным мясом и разными пряными закусками. Однако Кэтрин была явно довольна: она увлеклась разговором с пожилой женщиной, сидящей через проход от нее, и с интересом рассматривала различные «приношения», которые полагалось возлагать на могилы. Шумную разноголосицу перекрывала громкая песня, доносившаяся из невидимых колонок. Популярный гонконгский певец высоким голосом выводил слова песни. Чэнь узнал эти стихи: поэма, написанная Су Дуном. Это была посвященная жене поэта элегия, которая, однако, имела и более широкий смысл. Почему шофер автобуса выбрал именно ее? Видно, рыночная экономика проникала повсюду: поэзия тоже стала товаром.
 Старший инспектор Чэнь не верил в загробную жизнь, но под влиянием песни ему захотелось, чтобы она существовала. Узнал бы его отец? После стольких лет…
 Вскоре вдали показалось кладбище. От подножия холма навстречу им медленно шли несколько старух с белыми головными повязками, в халатах из черной домотканой материи. Во время своего последнего приезда на кладбище его встречали такие же старухи.
 Он схватил Кэтрин за руку:
 – Пойдемте скорее.
 Но она еле поспевала за ним. Чтобы добраться до могилы его отца, нужно было подняться до середины высокого холма. Тропинка густо заросла травой. Краска на указателях выцвела и облупилась. Несколько ступеней почти совсем осыпались. Пробираясь под свешивающимися ветвями сосен и цепкого шиповника, он вынужден был замедлить шаг и подождать Кэтрин.
 – А почему на могильных камнях некоторые иероглифы красные, а другие – черные? – спросила Кэтрин осторожно пробираясь между могилами.
 – Имена, написанные черным, означают тех, кто уже умер, а красным – тех, кто еще жив.
 – А это не предвещает несчастье живым?
 – В Китае муж и жена должны покоиться под одним и тем же памятником. Поэтому, когда умирает один из супругов, другой заказывает памятник с выгравированными на нем именами обоих супругов – одно черным, а другое красным. А когда и он умирает, их дети помещают гробы родителей или урны с прахом в одну могилу и перекрашивают все иероглифы в черный.
 – Должно быть, очень древний обычай.
 – Да, но постепенно он исчезает. Теперь семьи не такие прочные, люди разводятся, женятся снова. Старики и то не все следуют старинной традиции.
 Их разговор прервало появление старух в черном. По возрасту им было лет по семьдесят, а кому-то и больше, но они медленно и неуклонно взбирались по крутой тропе на распухших ногах. Чэнь был поражен их упорством. Они несли свечи, благовония, бумажные деньги, цветы и средства для мытья надгробий.
 Одна из них с трудом дошаркала до Чэня и стала совать ему бумажный домик.
 – Да защитят вас души ваших предков!
 – Ах, какая у вас красивая жена-американка! – воскликнула другая старуха. – Ваши предки радуются за вас в могиле.
 – Предки благословляют вас! – подхватила третья. – У вас впереди замечательное будущее!
 – Вы заработаете за границей целые кучи денег! – предсказала четвертая.
 – Нет, не надо, не надо! – упрямо качал головой Чэнь в ответ на их завывания на сучжоуском диалекте, которого, к счастью, Кэтрин не понимала.
 – Что они говорят? – спросила она.
 – Ну, всякие приятные пожелания, чтобы мы купили у них что-нибудь или дали им денег. – Купив у одной старухи букетик цветов, по их поникшему виду он сразу догадался, что они с чьей-то могилы, но промолчал. Кэтрин купила связку благовонных палочек.
 Когда они наконец нашли могилу его отца, старухи кинулись к каменному надгробию с тряпками и вениками. Одна из них достала кисточку и две баночки с красками и стала обновлять иероглифы. За такую услугу следовало заплатить. Отчасти причиной их старательной угодливости была Кэтрин. Старухи наверняка решили: раз у него жена из Америки, значит, он очень богат.
 Чэнь смахнул с памятника оставшуюся пыль. Кэтрин сделала несколько снимков, и он обрадовался, что сможет показать матери фотографии. Воткнув в землю палочки с благовониями, она зажгла их, после чего встала рядом с Чэнем в такой же позе – прижав ладони к сердцу.
 Интересно, как бы воспринял сегодняшнюю сцену покойный профессор-неоконфуцианец? Его сын, китайский полицейский, с девушкой, сотрудницей американской полиции?
 Закрыв глаза, Чэнь мысленно попытался вступить в связь с почившим. Он очень подвел своего отца, который больше всего заботился о продолжении семейного рода. Стоя у отцовской могилы, все еще неженатый Чэнь смог найти себе единственное оправдание: по нравственным установкам Конфуция, забота о благоденствии страны считается самой главной обязанностью человека.
 Однако ему не удалось спокойно предаться размышлениям. Старухи снова завели свою шарманку, стали назойливо предлагать приношения. Их хору вторило громкое жужжание целых полчищ огромных черных комаров, которые облепили их с Кэтрин, словно нытье седых вещуний пробудило в них жажду крови. Самые ярые хищники уже вонзили в него свое жало, Кэтрин тоже потирала шею, морщась от боли.
 Она достала из сумочки баллончик с аэрозолем и побрызгала ему на руки, затем натерла ему шею. Но противомоскитный спрей американского производства не устрашил китайских насекомых. Они и не думали улетать, а продолжали с назойливым жужжанием липнуть к влажной от пота коже.
 С другой стороны кладбища показались еще несколько старух в черном.
 Пора уходить, подумал он.
 – Идемте.
 – Почему так быстро?
 – Все равно здесь уже не та атмосфера. От этих старух ни минуты покоя.
 Спустившись с холма, они встретились с новой проблемой. Судя по расписанию, им предстояло дожидаться автобуса битый час.
 – На дороге в Муду останавливаются несколько автобусов, но до ближайшей остановки минут двадцать пешком.
 Вдруг рядом с ними затормозил грузовик, и из окошка высунулся водитель:
 – Вас подвезти?
 – Да. Вы едете в Муду?
 – Забирайтесь. С вас двадцать юаней, – сказал шофер. – Но в кабине только одно место.
 – Кэтрин, садитесь вы, – предложил Чэнь. – Я поеду в кузове.
 – Нет, нет, я хочу с вами.
 Поставив ногу на колесо, он перемахнул через борт и подтянул ее наверх. На днище валялось несколько порванных коробок. Он перевернул одну из них и предложил девушке присесть.
 – Со мной такое впервые, – весело сказала она, усевшись и вытягивая ноги. – Ребенком я часто просила, чтобы мне разрешили покататься в кузове, но родители ни разу не позволили.
 Она скинула туфли и потерла лодыжку.
 – Все еще побаливает? Мне так неловко, инспектор Рон.
 – Вы опять за свое? За что вы извиняетесь?
 – За москитов, за старух, за тяжелую тропу, а теперь еще и за поездку в кузове.
 – Но ведь я увидела настоящий Китай! Что же здесь плохого?
 – Наверное, вы дали старухам кучу денег.
 – Не будьте таким жестоким. Бедняки существуют во всем мире, например, в Нью-Йорке очень много бездомных. Я конечно, не богата, но не разорюсь оттого, что дала им немного мелочи.
 Одежда Кэтрин помялась, намокла от пота, скинутые туфли валялись рядом, а ей хоть бы что: сидит себе на дне кузова и довольна без меры. Чэнь понял, что она не просто красавица – от нее исходил какой-то живительный свет, веселая доброжелательность.
 – Вы очень добры, – пробормотал он, понимая, что ему, члену партии, не следовало демонстрировать гостье из Америки царившую в деревне бедность, правда, и она признала наличие бездомных в Нью-Йорке.
 – Смотрите! Вон пагода Люхэ! – указал Чэнь, желая отвлечь ее от разговора на эту тему.
 Грузовик остановился в середине улицы Гуаньцяньлу, рядом с храмом Сюаньмяо. Высунув голову, водитель крикнул:
 – Дальше мне нельзя. Мы уже в центре города. Меня задержит полиция за то, что я везу пассажиров в кузове. Автобуса можете не ждать, отсюда вы пешком доберетесь до Гуаньцяньлу.
 Чэнь вылез из кузова первым. Мимо пролетали один за другим велосипедисты. Видя, что Кэтрин колеблется, он протянул ей руки и помог спуститься.
 Вскоре показался дивный храм на улице Гуаньцяньлу. На площади перед храмом раскинулся базар, где продавалась различная еда, а также товары местного производства: безделушки, картины, вырезанные из бумаги фигурки и всякие мелочи, которых не найдешь в крупных универмагах.
 – Торговля проникла гораздо глубже, чем я думала. – Кэтрин с удовольствием приняла у него бутылку «спрайта», которую он купил для нее. – Впрочем, это неизбежно.
 – Город расположен достаточно близко от Шанхая, поэтому многое перенимает оттуда. Ну и туристы помогают – их здесь всегда очень много.
 Для входа в храм им пришлось приобрести билеты. За красными воротами, обитыми медью, они увидели кусочек замощенного камнями дворика, где толпились паломники, над которыми клубился дым от благовоний.
 Кэтрин была поражена.
 – Неужели даосизм так популярен в Китае?
 – Если вы имеете в виду количество даосских храмов то не очень. Большее влияние он оказывает на философию. Например, люди, которых вы могли видеть в парке Хуанпу, занимаются гимнастикой тайцзи. Так вот, они являются последователями даосизма в мирском смысле исповедуют принцип борьбы мягкого с твердым, верят что медленное побеждает быстрое.
 – Да, я понимаю: инь превращается в ян, ян – в инь, все находится в процессе превращения во что-то иное. Старший инспектор превращается в гида, а потом в поэта-постмодерниста.
 – А сотрудник маршальской службы в китаеведа, – подхватил Чэнь. – По своим религиозным обрядам даосизм не так уж отличается от буддизма. И там и здесь возжигают свечи и благовония.
 – Если построишь храм, найдутся и молящиеся.
 – Можно сказать и так. При все более пронизывающем китайское общество духе потребительства некоторые китайцы в поисках ответа на духовные запросы обращаются к буддизму, даосизму или к христианству.
 – А как насчет коммунизма?
 – Члены партии верят в него, но сейчас, в переходный период, в жизни много трудностей. Люди не уверены в завтрашнем дне. Так что не так уж плохо во что-то верить.
 – А вы?
 – Я верю, что Китай развивается в нужном направлении…
 Появление облаченного в шелковое одеяние даосского монаха прервало мысль Чэня.
 – Добро пожаловать, наши уважаемые жертвователи. Не желаете ли погадать? – Даосец протянул вперед бамбуковый сосуд, в котором торчали бамбуковые палочки с номерами.
 – Что это? – спросила Кэтрин.
 – Один из способов предсказания судьбы, – объяснил Чэнь. – Выберите какую-нибудь палочку. Она скажет вам все, что вы хотите узнать.
 – Неужели! – Она вытянула одну палочку, на которой оказался номер 157.
 Даосец подвел их к деревянной подставке, на которой лежала толстая книга, и нашел страницу с соответствующим номером. На странице было написано:



    Все горы и горы вокруг; кажется, выхода нет. 
    Вдруг: ивы тенистые, яркие всюду цветы - 
    Приметы новой деревни. 
    Мостик крутой над зеленой весенней водой. 
    Когда-то в ней отражался гусь дикий, 
    Во всей красоте взмывающий в небо. 



 – И что же означают эти стихи? – спросила Кэтрин.
 – Вы не поверите, но я в них совершенно не разбираюсь, – ответил Чэнь. – Смысл предсказания истолкует вам этот монах – за мзду, конечно.
 – А сколько нужно дать?
 – Десять юаней, – сказал монах. – Данное предсказание имеет для вас очень большое значение.
 – Отлично.
 – О каком периоде времени вы хотите узнать – о настоящем или о будущем?
 – О настоящем.
 – Что вы хотели бы узнать?
 – Об одном человеке.
 – В таком случае ответ очевиден. – Монах угодливо улыбнулся. – То, что вы ищете, прямо перед вами. Первый куплет подразумевает внезапное изменение, когда, казалось бы, ничего уже невозможно сделать.
 – О чем еще говорят стихи?
 – Они подходят и для романтических отношений. Второй куплет все объясняет.
 – Ничего не понимаю, – сказала Кэтрин, обернувшись к Чэню. – Ведь рядом со мной стоите вы!
 – Ответ нарочито двусмыслен, – улыбнулся Чэнь. – Я рядом с вами, так кого же вам искать? А может, речь идет о Вэнь, кто знает!
 Они стали обходить храм, рассматривая глиняных идолов на камнях в форме подушки – богов даосской религии. Когда монах уже не мог их слышать, она снова спросила:
 – Вы же поэт, Чэнь. Объясните мне смысл стихов.
 – Смысл стихов и предсказания может быть совершенно разным. Вы же заплатили за предсказание судьбы так что должны удовлетвориться его интерпретацией.
 – А что значит «гусь дикий, во всей красоте взмывающий в небо»?
 – В старину в Китае существовало четыре легендарных образа красоты, настолько прекрасных, что затмевали все остальное: птица, взлетающая в небо, рыба, ныряющая в глубь реки, луна, прячущаяся за облаками, и цветок, закрывающийся на ночь. А позже теми же метафорами пользовались для описания красавицы.
 Вскоре они вошли в храмовый дворик. Кэтрин стала фотографировать – как типичная американская туристка, подумалось ему. Восхищенная, она снимала храм с разных ракурсов, потом остановилась около пожилой женщины.
 – Вы не могли бы нас сфотографировать? – попросила она и встала рядом с Чэнем.
 Ветерок швырнул Чэню на плечо прядь ее пронизанных солнцем светлых волос; стоя на фоне старинного храма, она смотрела в видоискатель камеры.
 На базаре перед замком было темно от толп людей. Кэтрин любовалась экзотичными и дешевыми сувенирами. Помимо нескольких корзиночек с растениями, от которых исходил приятный аромат, она приобрела у старушки, торгующей крошечными птичьими яйцами пакетик чая «Сучжоу» и мешочек с сушеными грибами. У киоска с народными игрушками Чэнь нашел извивающуюся и гремящую камушками бумажную змею на бамбуковой палочке, живо напомнившую ему о детстве.
 Потом они уселись за столик под тенью огромного зонта. Он заказал пельмени по-сучжоуски, очищеннных креветок с нежным чайным листом и суп из крови курицы и утки. За едой Кэтрин продолжала забрасывать его вопросами  о стихотворении-предсказании.
 – Эти  строки принадлежат Лю Ю, поэту эпохи Сун, но взяты они из двух разных стихотворений, – сказал он. – Первые часто приводят, когда хотят описать внезапные перемены. А что касается двух вторых строк, то здесь кроется трагическая история. Когда Лю было за семьдесят, он снова приехал туда, где впервые увидел Шень, женщину, которую любил всю жизнь, и написал стихи, созерцая зеленую воду под мостиком.
 – Очень романтическая история, – сказала Кэтрин, зачерпнув полную ложку супа.




 27


 Когда наконец они добрались до гостиницы, уже спускались сумерки.
 Старший инспектор Чэнь позвонил из номера Кэтрин следователю Юю.
 Зная о присутствии инспектора Рон, Юй сказал только, что вскоре Чэню доставят запись нового допроса.
 Затем Кэтрин решила позвонить своему начальству.
 Чэнь извинился и вышел в коридор покурить.
 Разговор Кэтрин оказался коротким: не успел он выкурить сигарету, как она уже вышла из номера. Глядя из окна коридора на древний город, подернутый вечерней мглой, она сообщила Чэню, что босс предложил ей вернуться домой. Судя по тону, она не горела желанием подчиниться ему.
 – Может быть, завтра мы что-нибудь выясним, – с надеждой сказала она.
 – Может быть. Кто знает, вдруг оправдается предсказание, которое подразумевалось в тех стихах. Пойду, пожалуй,  к себе, нужно отдохнуть. Завтра у нас с вами трудный день.
 – Если что-нибудь случится, позвоните мне, – попросила Кэтрин и тут же вспомнила, что у него нет телефона. – Или просто постучитесь ко мне.
 – Хорошо… Может, мы вечером немного пройдемся.
 Он направился к себе в номер. Включив свет, он удивленно уставился на сидящего в кровати человека – точнее, спящего прислонившись спиной к изголовью.
 Малыш Чжоу вздрогнул и проснулся.
 – А я вас ждал. Извините, что заснул тут у вас, старший инспектор Чэнь.
 – Долго же тебе пришлось ждать. Что привело тебя сюда, Малыш Чжоу?
 – Посылка от следователя Юя. Велено срочно доставить вам.
 После похищения Цяо Чэнь взял за правило связываться с Юем только по сотовому, а в крайнем случае – через Малыша Чжоу, которому полностью доверял.
 – Мог бы и не тащиться в такую даль, – сказал Чэнь. – Я уже завтра буду в управлении. Никто не знает, что ты поехал в Сучжоу?
 – Ни одна душа, даже секретарь парткома Ли.
 – Спасибо тебе, Малыш Чжоу. Из-за меня тебе приходится здорово рисковать.
 – Да чего там, старший инспектор Чэнь. Я на вашей стороне, в управлении об этом каждый знает. Давайте я вечером отвезу вас в Шанхай, там безопасней.
 – Не волнуйся. У нас есть здесь одно дельце. Пойду поговорю с управляющим гостиницей, пусть найдет для тебя  номер. И ты вернешься в Шанхай завтра утром.
 – Нет, не беспокойтесь. Если я вам не нужен, то лучше поеду. Только сначала куплю чего-нибудь поесть на ночном рынке.
 – Здорово придумал. Лучше всего живые речные креветки. И тушеное тофу сочжоу. – Он написал Малышу Чжоу свой сотовый номер. – Ты и Лю можете звонить мне по этому телефону.
 Чэнь проводил Малыша Чжоу до выхода.
 – До Шанхая долго ехать, будь осторожен, Малыш Чжоу.
 – Всего-то два часа. Даже устать не успею. Вернувшись в номер, Чэнь вскрыл конверт. В ней находилась кассета с небольшим введением Юя.
 «Старший инспектор Чэнь!
 По сведениям, которые я получил от Чжэня, я нашел в парикмахерской Тун Цзяцин. Тун – девушка лет двадцати с небольшим, ей несколько раз предъявлялись обвинения за мелкие правонарушения, но обвинения каждый раз вскоре снимали. Далее следует беседа с ней в одном из отдельных кабинетов. Я вспомнил, как поступили вы, когда расследовали убийство Всекитайской отличницы труда, и назначил ей встречу в салоне.
  Юй.   Итак, вы и есть Тун Цзяцин?
  Тун.  Правильно. А почему вы спрашиваете?
  Юй.  Я из управления полиции Шанхая. Вот, взгляните на мое удостоверение.
  Тун.  Что?! Так вы – фараон! Но я не сделала ничего плохого. С начала нового года я работаю здесь парикмахером и не нарушаю никаких законов.
  Юй.  Я знаю, чем вы занимаетесь, но меня это не касается. До тех пор пока вы будете помогать полиции и честно отвечать на мои вопросы, я не стану доставлять вам проблем.
  Тун.  Какие такие вопросы?
  Юй.  Относительно Фэн Дэсяна.
  Тун.  Фэн Дэсяна? Гм, он был моим клиентом.
  Юй.  В этом салоне?
  Тун.  Нет, в массажном салоне в Фучжоу.
  Юй.  То есть там, где полиция несколько раз привлекала вас к ответственности. Значит, тогда вы с ним часто встречались?
  Тун.  Да дело было уже год назад. Он занимался всякими разными делишками, продавал браслеты из поддельного нефрита и крабов. Поэтому в течение пяти-шести месяцев он заходил к нам в салон раз или два в неделю.
  Юй.  Расскажите подробнее о его посещениях.
  Тун.  Ну, вы сами уж догадайтесь. Очень мне нужно рассказывать все подробно. Вы же записываете мои показания, а потом используете их против меня как доказательство.
  Юй.  Я же сказал, что вам ничего не будет, если вы нам поможете. Вы знаете Чжэнь Шимина, не так ли? Он и дал мне ваш адрес. Я нахожусь здесь с особым заданием. Учитывая ваши прежние деяния, вы понимаете, как легко я могу снова упрятать вас за решетку. Только на сей раз вас уже никто не освободит.
  Тун.  Нечего меня запугивать. Я обыкновенная массажистка. Вы же знаете, в массажных салонах есть обычные услуги и полные услуги. За обычные услуги клиент платит пятьдесят юаней, а за полные – четыреста или пятьсот да плюс чаевые.
  Юй.  Выходит, Фэн в течение почти полугода приходил в салон раз или два в неделю и каждый раз тратил по четыреста-пятьсот юаней. Набегает приличная сумма. Тут нужно все проверить. Вы же сами сказали, что Фэн занимался всякой мелочовкой. Как же он мог позволить себе такую роскошь?
  Тун.  Не знаю. Такие, как он, никогда не говорят, чем они на самом деле занимаются. Только говорят, что от тебя требуется. А потом делают что им вздумается за свои вонючие деньги.
  Юй.  А вы знали, что у Фэна есть жена?
  Тун.  Мы в салоне не задаем таких вопросов. Но он сам рассказал мне об этом в первую же ночь.
  Юй.  И что он вам рассказал о своем браке?
  Тун.  Сказал, что Вэнь его давно уже не волнует. Сказал, что в постели она как дохлая рыба, ни свежего вкуса, ни запаха. И не реагирует на его ласки. Он привез из Тайваня видеокассеты с порнухой, хотел, чтобы она делала то же самое, что там показывают. Но она не захотела, и он ее наказал.
  Юй.  Проклятый извращенец! Как же он ее наказал?
  Тун.  Связал ее по рукам и ногам, а потом прижигал ей груди свечой, бил поленом и трахал ее как животное. Он сказал, что она заслужила…
  Юй.  С чего он вздумал все вам рассказывать?
  Тун.  Потому что захотел, чтобы я тоже проделывала все эти штуки. А вы знаете, что до того, как во время культурной революции он стал председателем деревенской коммуны, он был мясником? Так вот, он говорил, что, когда она истекала кровью и визжала, как свинья, это его возбуждало.
  Юй.  Что же такого она сделала, чтобы заслужить такое наказание?
  Тун.  Он считал, что она поломала ему карьеру. Если бы не скандал, который произошел из-за нее, он мог бы остаться в руководителях.
  Юй.  Он же сам ее изнасиловал. Как он может винить Вэнь?
  Тун.  Ну, он-то смотрит на все иначе. Он называл жену «звездой белого тигра» в своей жизни.
  Юй.  Тогда почему же он не развелся с ней?
  Тун.  Кажется, я догадываюсь. Как только у него заводились деньги, он все без остатка тратил в разных местах, вроде моего массажного салона. Поэтому хотел, чтобы у него что-то оставалось про запас… Ну, дом, куда он мог вернуться, где он мог украсть у жены деньги, где мог издеваться над ней.
  Юй.  Ясно. Вижу, ты его хорошо поняла. Когда ты видела его в последний раз?
  Тун.  Около года назад.
  Юй.  Он говорил, что собирается уехать в Соединенные Штаты?
  Тун.  В Фуцзяни это ни для кого не секрет. Он обещал забрать меня к себе, когда доберется туда.
  Юй. А как же его жена?
  Тун.  Он называл ее тряпкой, говорил, что рад от нее избавиться. Я ему не верила. Он для вида пообещал забрать меня, чтобы я бесплатно его обслуживала.
  Юй. Значит, перед отъездом его чувства к жене не изменились?
  Тун.  Нет, совсем не изменились. Только из-за ее беременности…
 Юй. Постой, Тун! Ты только что сказала, что видела его год назад. Откуда же ты знаешь о ее беременности?
  Тун.  Да просто слышала от других мужчин.
  Юй. От кого именно? Большинство мужчин его деревни уехали. Ты меня обманываешь, Тун! Ты по-прежнему поддерживаешь связь с Фэном, верно?
  Тун.  Нет, клянусь, теперь у нас с ним ничего общего нет!
  Юй. Послушай, что я тебе скажу, Тун. Чжэнь – крепкий орешек, но и он раскололся, когда услышал, как комиссар Хун пообещал сделать с ним то, что я захочу. Поэтому Чжэнь многое мне рассказал, в том числе и про тебя. Например, как однажды к тебе пришли сразу несколько мужчин: Фэн, Слепой Ма и Коротышка Инь.
  Тун.  Что?! И это сказал вам Чжэнь? Ах сволочь! Да ведь в тот вечер он был четвертым!
  Юй.  Одного этого достаточно, чтобы упрятать тебя за решетку. Ты отлично знаешь, что групповой секс категорически запрещен. А теперь я вот что тебе скажу. Я здесь тайно, никто не знает о том, что я сюда приехал. А почему? Потому что я расследую дело, которое курирует непосредственно центральное правительство.
  Тун.  И никто о нашем разговоре не знает?
  Юй.  Ни единая душа. Вот почему мы говорим с тобой в отдельном кабинете. Когда я выйду, я специально перед всеми заплачу тебе за полные услуги, так что никто ничего не заподозрит.
  Тун.  Гм… Верю вам на слово. Может, у меня что-то и есть для вас, но про то, какие сейчас дела у Фэна, я узнала только на прошлой неделе. Ко мне приходил один бандит.
  Юй.  К тебе приходил бандит из «Летающих топоров»? Зачем, Тун?
  Тун.  Он расспрашивал меня как раз о том, о чем вы.
  Юй.  Как его имя?
  Тун.  Чжан Шань. Он сказал, что он из Гонконга, но меня не так-то просто провести. Если он из Гонконга, то я из Японии! Уж больно толстая морда была у ублюдка.
  Юй.  Откуда ты знаешь? У него же на лице не написано, где он живет!
  Тун.  Я ничего не смогла ему рассказать, поэтому он потребовал, чтобы я бесплатно его обслужила, а иначе угрожал порезать мне лицо. Вы думаете, человек из Гонконга может пасть так низко? А этот тип – давно протухшее яйцо!
  Юй.  А он говорил что-нибудь про Фэна?
  Тун.  Он полночи не давал мне передохнуть. А потом все что-то говорил про Фэна да про его жену.
  Юй.  Это может быть очень важно. Что он говорил?
  Тун.  Их банда прямо из кожи лезет, чтобы найти его жену, все вокруг перевернули.
  Юй.  А если они ее найдут? 
  Тун.  Тогда все будет зависеть от Фэна.
  Юй.  Что это значит?
  Тун.  Он не объяснил. Наверное, хотят схватить ее как заложницу. Держать в подземной тюрьме, пытать. Все, что только можно представить. Если Фэн не станет им помогать, они могут пустить в ход «восемнадцать топоров».
  Юй.  Что это значит?
  Тун.  Зарубить ее восемнадцатью ударами топора. У банды это считается самым жестоким наказанием. Вроде предупреждения остальным.
  Юй.  До суда осталось всего две недели. Что они собираются сделать, если ее не найдут?
  Тун.  Не знаю, но думаю, их действительно что-то здорово беспокоит. Только я понятия не имею что. Они не остановятся, пока ее не схватят. Любой ценой, сказал Чжан.
  Юй. Любой ценой… Понятно. Еще что-нибудь?
  Тун.  Это все, офицер Юй. Этот ублюдок, он как насытился, так не очень-то болтал. А я не хотела показывать, что интересуюсь Фэном. Я же не знала, что сегодня придете вы.
  Юй. Что ж, если ты действительно рассказала мне правду, то я больше не приду. Но если нет, то я тебя найду, и тогда ты сама знаешь, что будет.
  Тун.  Я сказала вам правду, поверьте мне».
 Старший инспектор Чэнь остановил кассету и закурил.
 Он был подавлен. Ему приходилось иметь дело и с более грязными делами, но случай с Вэнь вызывал в нем особую тревогу. Откинув голову на изголовье, он словно видел на противоположной стене танцующие экзотические узоры из тени и света, подобно танцору в маске дьявола из кино.
 Ему не нравилась его работа.
 Он был глубоко потрясен жизнью несчастной Вэнь Теперь он понимал, почему Вэнь не обратилась за паспортом в январе. Могла ли она стремиться приехать к такому мужу? Отсюда прямо напрашивался следующий вопрос. Что заставило ее передумать? Как могла она когда-то прелестная, одаренная девушка, «самая красивая левачка», с гордостью носившая хунвейбинскую повязку, решиться всю оставшуюся жизнь прожить как кусок протухшего мяса на разделочном бревне, чтобы ее терзал бывший мясник, ее муж?!
 Кассета вызвала у Чэня еще более тревожный вопрос. Снова возник какой-то приезжий из Гонконга, а не местный бандит. Тун могла и ошибаться. Для гангстера нет ничего слишком низкого, будь он из Гонконга или из Фуцзяни. Но почему «Летающие топоры» послали гонконгского гангстера к Тун, девушке из салона в Фуцзяни?
 И главное, что же так сильно беспокоило гангстеров, что они стремились найти Вэнь любой ценой?
 Полностью полагаться на показания Тун было трудно, тем не менее Чэня тревожило дурное предчувствие.
 Должно быть, в его прежней гипотезе допущены большие ошибки. Одно он знал наверняка: критический момент близится. Стоит сделать одно неверное движение, и все будет безвозвратно проиграно.
 В игре го он изменил бы свое положение, на какое-то время отложив решающую схватку, чтобы сосредоточиться на другой или начать новую игру. Так сказать, тактическая смена позиции. В конце концов, он мог подготовиться заранее к решающему штурму, дождавшись благоприятного положения. Поэтому для него оставался единственный выход – прекратить расследование, отказаться от него.
 С точки зрения секретаря парткома Ли, старший инспектор Чэнь достаточно хорошо справился с порученным заданием. И босс Кэтрин Рон тоже настаивал на ее возвращении.
 А что касается Вэнь Липин, то, как ни странно, он должен был признать: где бы она сейчас ни находилась, хуже чем с Фэном, ей не могло быть.
 В одном товарищ Ли был прав. Наиглавнейшим долгом Чэня было обеспечение безопасности инспектора Рон. Тот гангстер сказал «любой ценой», что заставило старшего инспектора содрогнуться. Если с Кэтрин что-нибудь случится, он себе никогда этого не простит.
 И не только из-за политики.
 Сегодня утром он ощутил ее сочувствие. Особенно около могилы своего отца. До сих пор никто еще не сопровождал его на кладбище. И ее поступок имел для него большое значение. Он понял, что, несмотря на существующие между ними различия, Кэтрин Рон значит для него гораздо больше, чем просто временный партнер.
 Но было просто нелепо предаваться таким мыслям, когда расследование тонуло в пучине вопросов без ответов, необъяснимых осложнений, непредсказуемых случайностей, а Вэнь по-прежнему где-то скрывалась.
 Неужели он действительно сможет оставить сейчас это дело, которое сам же считает вопросом национальной чести, и допустит, чтобы Фэн отказался давать показания против Цзя? Когда над Вэнь, беспомощной беременной женщиной, у которой нет ни денег, ни работы, маячит угроза расправы «восемнадцатью топорами»?
 Дотлевший окурок обжег ему пальцы.
 Ему хотелось забыть все противоречивые мысли: о Вэнь, о политике, о самом себе, хотелось провести вечер в храме Золотых Гор на берегу Кленовой реки, любоваться восходящей луной, вслушиваться в крики ворон, следить, как темнеет холодное небо, созерцать красоту колеблемых ветром ветвей прибрежных кленов, ловить светящиеся всплески рыбы и ожидать в полночь прибытия лодки с гостем… Хотя бы на мгновение погрузиться в волшебный мир поэзии эпохи Тан.
 Выйдя из своего номера, он увидел под дверью номера Кэтрин полоску света. Но не остановился, а спустился к регистрационной стойке на первом этаже. Взялся было за телефон, но звонить не решился. В фойе было слишком много народу, несколько человек сидели рядом перед цветным телевизором. Он положил трубку и вышел на улицу.
 Несмотря на новую политику «открытых дверей», Сучжоу не слишком изменился. То там, то здесь среди старых строений возвышались новые жилые корпуса, но ему не удалось найти телефонную будку. Он добрел до арки старинного моста из белого камня. Перейдя на другую сторону реки, он неожиданно оказался в ярко освещенном районе с множеством магазинов. Как будто перенесся в другое измерение.
 На углу он увидел открытую почту. В просторном холле несколько человек ожидали разговора перед застекленными телефонными будками, над каждой из которых были указаны города и номера телефонов. Пожилая женщина взглянула наверх, открыла дверцу и набрала номер.
 Он стал заполнять заказ на телефонный разговор с Гу. И снова его рука замерла в нерешительности. Пожалуй, не стоит обнаруживать свое местонахождение такому типу, как Гу. Он указал в бланке номер телефона господина Ма, предположив, что Гу мог уже поговорить со старым доктором.
 Через десять минут над одной из будок загорелся номер заказанного им телефона. Он вошел в нее, плотно закрыл за собой дверь и снял трубку.
 – Это Чэнь Цао, господин Ма. Вы разговаривали с Гу?
 – Да, говорил. Я позвонил в управление, но мне сказали, вы уехали в Ханчжоу.
 – Что вам сказал Гу?
 – Гу очень за вас беспокоится, говорит, что кое-кто, очень влиятельный, настроен против вас.
 – Кого он имел в виду?
 – Я спросил, но он мне не назвал. Зато спросил, слышал ли я о триаде из Гонконга под названием «Зеленый бамбук».
 – «Зеленый бамбук»?
 – Да. Сегодня днем я кое-кого поспрашивал на этот счет. Оказывается, это международная организация, a штаб-квартира у них в Гонконге.
 – А узнали что-нибудь об их делах в Шанхае?
 – Нет, еще не узнал. Постараюсь узнать. А вы берегите себя, старший инспектор Чэнь.
 – Хорошо, и вы тоже, господин Ма.
 Выйдя из почты, он медленно побрел по улице. Совершенно разные вещи сплетались между собой, подобно корням бамбука под землей. «Зеленый бамбук»! Старший инспектор Чэнь впервые слышал об этой преступной группировке.
 Незаметно для себя он заблудился в незнакомом городе. Несколько раз свернув не в ту сторону, он оказался у сада пагоды Баусу. Он купил входной билет, хотя было уже слишком поздно, чтобы осмотреть пагоду изнутри.
 Бесцельно бродя по дорожкам парка в надежде, что его осенит какая-нибудь идея, он увидел на скамье читающую девушку. Ей было не больше девятнадцати, она тихо сидела с книгой в одной руке и с ручкой в другой, а рядом лежала раскрытая газета. Она водила по губам блестящим наконечником ручки, и ее волосы, связанные сзади, подрагивали, как бабочка под дыханием ветерка. Мирная сцена напомнила ему, как в юности он сам проводил время в парке Хуанпу.
 Интересно, что она читает? Стихи? Он шагнул было к скамейке, как вдруг сообразил, до какой степени заблуждается. Он увидел название книги – «Рыночная стратегия». На протяжении огромного периода времени биржи были закрыты, но сейчас страну захлестнуло «биржевое безумство» и докатилось даже до этого уголка в старинном саду.
 Он поднялся на небольшой холм и остановился на его вершине. Где-то поблизости журчал водопад. Вдалеке он разглядел слабый проблеск света. Сейчас, апрельской ночью, звезды казались такими далекими, яркими, как будто что-то нашептывали ему…



    Такие же звезды, но ночь не та, она давно уже потерялась  
    В годах, как и та, за которую я стою сейчас  
    Против ветра и холода. 



 Но сегодня не так холодно, как в этих строках Хуан Чунчжэ. Чэнь начал насвистывать, чтобы поднять себе настроение. Не судьба ему стать поэтом, как и зарубежным китайцем, который пришел на поклонение гробам предков с американской подружкой – как воображали те старухи на кладбище. И он не турист, бесцельно слоняющийся по улицам Сучжоу.
 Он сотрудник полиции, приехавший сюда инкогнито, он проводит важное расследование и не может принять никакого решения, пока завтра не состоится один разговор.




 28


 Рано утром следующего дня они приехали к дому Лю в предместье Сучжоу.
 Кэтрин Рон пришла в восторг, увидев великолепный особняк в европейском стиле, который составлял резкий контраст с общим обликом квартала. Чугунные ворота в толстых стенах были открыты, поэтому они вошли во двор, который представлял собой отлично ухоженную лужайку, похожую на поле для гольфа. Направляясь к дому по дорожке, они миновали парковую статую, изображавшую девушку после купания: она сидела, задумчиво наклонив голову, и ее длинные волосы каскадом ниспадали на грудь.
 Старший инспектор Чэнь позвонил в дверь; им открыла пожилая женщина.
 Лицо ее с изящными очертаниями носа и губ было красивым, несмотря на прорезавшиеся вокруг больших глаз морщинки, поэтому Кэтрин и дала ей на вид лет сорок. Она была одета в шелковую алую кофту и такие же штаны с повязанным поверх них белым вышитым передником, который слегка топорщился на округлившемся животе. Волосы ее были забраны в старомодный пучок, но это ее не портило.
 Кэтрин затруднилась бы сказать, какое положение в доме занимает эта женщина. Но конечно, не горничная и явно не хозяйка, поскольку жена Лю жила Шанхае.
 Эта неопределенность проявилась и в ее манере приема гостей.
 – Пожалуйста, присаживайтесь. Главный управляющий Лю вернется через полчаса. Он только что звонил мне из машины. Это вы вчера звонили ему?
 – Да. Меня зовут Чэнь Цао. А Кэтрин – моя подруга из Америки.
 – Не желаете ли чай или кофе?
 – Спасибо, если можно – чаю. Вот моя визитная карточка. Как видите, мы с Лю являемся членами Союза китайских писателей.
 Интересно, что еще прячет он в рукаве, удивленно подумала Кэтрин.
 От загадочного старшего инспектора можно было ожидать чего угодно. Она решила предоставить вести разговор ему, а сама лишь скромно поддакивать.
 – У вас очень заметный шанхайский акцент, – сказал Чэнь.
 – Я родилась в Шанхае и только недавно приехала в Сучжоу.
 – Полагаю, вы товарищ Вэнь Липин, не так ли? – Чэнь встал и протянул ей руку. – Рад с вами познакомиться.
 Женщина испуганно отпрянула.
 Кэтрин ошеломленно смотрела на нее.
 Нет, невозможно! Эта красивая, приветливая женщина совершенно не похожа на Вэнь с фотографии для паспорта – изможденную, с потухшим, безжизненным взглядом!
 – Откуда вы знаете мое имя? Кто вы?
 – Я старший инспектор Чэнь из управления полиции Шанхая. А эта дама – Кэтрин Рон, инспектор американской маршальской службы.
 – Вы приехали сюда, чтобы найти меня?
 – Да, и, признаться, где только мы вас не искали!
 – Я специально приехала в Китай, чтобы проводить вас в Соединенные Штаты, – сказала Кэтрин.
 – Нет, простите, но я не поеду! – взволнованно, но решительно воскликнула Вэнь.
 – Не бойтесь, Вэнь, вам ничто не угрожает. Американская полиция, согласно программе защиты свидетелей, обеспечит вам безопасность, – сказал Чэнь. – А главари преступных группировок окажутся за решеткой. Гангстеры никогда вас не найдут. Безопасность вашей семьи будет гарантирована.
 – Да, да, мы обо всем позаботимся, – добавила Кэтрин.
 – Я ничего не знаю ни о каких программах, – охваченная ужасом, воскликнула Вэнь, инстинктивно прикрывая руками живот.
 – Когда вы приедете в Соединенные Штаты, наше правительство поможет вам обустроиться: предоставит вам деньги, медицинскую страховку, дом, машину, мебель…
 – Но почему? – прервала ее Вэнь.
 – Все это предоставляется вам за то, что ваш муж поможет следствию, даст в суде показания против Цзя. Правительство взяло на себя обязательство помочь вашей семье.
 – Нет! Что бы вы ни обещали, я не поеду!
 – Но вы же несколько месяцев добивались оформления паспорта, – сказал Чэнь. – Сейчас вашим положением озабочены и китайское и американское правительство. Поэтому мы не только оформим ваш паспорт, но и получим для вас визу. Почему вы вдруг передумали ехать?
 – А почему вам так нужна моя скромная особа?
 – Ваш муж заявил, что готов дать показания в суде только в том случае, если вы приедете к нему в Соединенные Штаты. Так что, как видите, он за вас беспокоится.
 – За меня? – спросила Вэнь. – Нет уж, только не за меня, а скорее за своего будущего сына!
 – Вы знаете, что станет с вашим мужем, если вы откажетесь ехать? – сказала Кэтрин.
 – Это он работает на ваше правительство, а не я.
 – Значит, теперь вы решили остаться с другим мужчиной, с богатым предпринимателем, да? – сказала Кэтрин. – И обрекаете мужа всю жизнь провести в тюрьме!
 – Не говорите так, инспектор Рон, – поспешил вмешаться Чэнь. – Здесь все гораздо сложнее. Лю…
 – Нет. – Опустив голову, Вэнь сидела без движения, словно застыла, и едва выговорила дрожащими губами: – Можете говорить что угодно о такой несчастной женщине как я, но не смейте говорить ничего плохого о Лю.
 – Лю – очень хороший человек, мы понимаем, – сказал Чэнь. – Просто инспектора Рон волнует ваша безопасность.
 – Я сказала, что никуда не поеду, старший инспектор Чэнь – решительно повторила Вэнь. – Больше я ничего не скажу.
 Последовало неловкое молчание. Вэнь сидела, уныло повесив голову, не реагируя на попытки Чэня возобновить разговор. Только раз она подняла глаза, полные слез, чтобы взглянуть на настенные часы.
 Тишина была нарушена торопливыми шагами снаружи, скрежетом ключа и рыданием, вырвавшимся у Вэнь.
 В гостиную вошел мужчина средних лет. Темноволосый, стройный, аскетической внешности. На нем был очень дорогой костюм, и весь он был олицетворением преуспевающего дельца. Единственное, что не соответствовало общему впечатлению, был огромный карп, свисающий у него из руки и хвостом чуть не касающийся пола.
 – Что здесь происходит? – спросил он.
 Вэнь встала, забрала у него карпа, отнесла его в кухню и, вернувшись, встала с ним рядом.
 – Лю, они хотят, чтобы я поехала в Соединенные Штаты. Американка из полиции настаивает, чтобы я уехала вместе с ней.
 – Значит, вы – мистер Лю Цин? – Кэтрин протянула ему свое удостоверение. – Я Кэтрин Рон, инспектор американской маршальской службы. А это старший инспектор Чэнь из управления полиции Шанхая.
 – Почему она должна ехать с вами? – требовательно спросил Лю.
 – Там находится муж Вэнь, – сказал Чэнь. – По его просьбе инспектор Рон прибыла в Китай, чтобы проводить к нему жену. Вэнь подпадает под программу защиты свидетелей. Она будет в полной безопасности. Вы должны убедить ее уехать вместе с инспектором Рон.
 – Что за программа защиты свидетелей?
 – Вероятно, она не знает, как работает ваша программа, – сказал Чэнь. – Эта программа обеспечит полную защиту ее семьи.
 Лю не стал сразу отвечать, а посмотрел на Вэнь, которая молча встретила его взгляд. Лю кивнул, как будто прочел ответ в ее взгляде.
 – Товарищ Вэнь Липин является моей гостьей. И ей решать, ехать или оставаться, – с суровой сдержанностью заявил Лю. – Никто не заставит ее ехать куда-либо. Во всяком случае, больше не заставит.
 – Вы должны отпустить ее, господин Лю, – сказала Кэтрин. – Ее муж предъявил правительству Соединенных Штатов ультиматум, и китайское правительство согласилось ему помочь.
 – Я ее вовсе не удерживаю, – ответил Лю. – Спросите у нее, так ли это.
 – Нет, никто меня здесь насильно не удерживает, – поддержала его Вэнь. – Я сама хочу остаться.
 – Вы слышали, инспектор Рон? – сказал Лю. – Если ее муж нарушил ваши законы, то пусть он и несет наказание. Никто против этого не возражает, но как может правительство Соединенных Штатов решать судьбу гражданки Китая против ее воли?
 Кэтрин не была готова к такому выпаду.
 – В Соединенных Штатах она может начать новую, более счастливую жизнь.
 – Не каждый китаец мечтает перебраться в Соединенные Штаты, – отрезал Лю.
 – Мне придется информировать китайское правительство о вашей позиции. Вы препятствуете правосудию, – возмутилась она.
 – Валяйте, информируйте! Вы, американцы, только и знаете, что твердите о правах человека. Так вот, она имеет право оставаться там, где хочет. Прошло то время, когда вы командовали китайцами! Вот телефон моего адвоката. – Лю встал, вручил ей карточку, затем указал на дверь. – А теперь прошу вас и вашего спутника покинуть нас.
 – Старший инспектор Чэнь! Ваше правительство обещало нам полное сотрудничество. – Кэтрин тоже встала. – Мне придется обратиться за содействием к местной полиции!
 – Прошу вас, успокойтесь, инспектор Рон, и вы, господин Лю, – сказал Чэнь. – Инспектор Рон права, но и вы тоже. Понятно, что каждый смотрит на дело со своей точки зрения. Мы можем поговорить с вами наедине?
 – Нам не о чем разговаривать, старший инспектор Чэнь. – Лю подумал и спросил: – Как вы нашли Вэнь?
 – Благодаря вашей поэме «Прикосновение пальцев». Я как и вы, – член Союза китайских писателей.
 – Значит, вы Чэнь Цао, – сказал Лю. – Ваше имя мне сразу показалось знакомым… Впрочем, оно ничего не меняет.
 – Вы слышали о деле У Сяомина? – спросил Чэнь.
 – Да, об этом грязном преступнике много писали в прошлом году.
 – Так вот, дело было поручено мне. Оно оказалось очень сложным и запутанным, но я поклялся, что добьюсь правосудия. И сдержал слово. Я даю вам слово поэта и офицера, что ни к чему не стану принуждать ни Вэнь, ни вас. Пожалуйста, уделите мне время для разговора, а потом уж сами решайте, стоит ли ей поговорить о деле со мной.
 – Старший инспектор Чэнь! – воскликнула Кэтрин.
 – Разве она не ясно выразилась? – сказал Лю. – К чему попусту тратить время?
 – Вэнь сама примет решение, но, если она не до конца поймет ситуацию, оно может оказаться не очень разумным, и, возможно, вам с ней придется пожалеть о нем. Можете мне поверить, в деле есть несколько очень серьезных моментов, о которых не подозреваете ни вы, ни Вэнь. Вы же не хотите, чтобы она подверглась опасности, верно?
 – Тогда поговорите с самой Вэнь, – предложил Лю.
 – Вы думаете, сейчас она мне поверит? – сказал Чэнь. – Вы – единственный человек, к мнению которого она прислушается.
 – А вы сдержите свое слово, старший инспектор Чэнь?
 – Да, я напишу рапорт своему начальству и объясню ее решение, каким бы оно ни было.
 Кэтрин задумалась над его словами. Китайские власти никогда не выказывали особенного энтузиазма в сотрудничестве с американцами. Наконец-то Вэнь найдена, но кажется, Чэнь не очень настроен заставить ее покинуть Китай. Тогда зачем он взял с собой Кэтрин?
 – Хорошо, в таком случае поговорим наверху, в моем кабинете, – сказал Лю Чэню, потом обернулся к Вэнь: – Не волнуйся и пока пообедай с американкой. Никто тебя ни к чему не принудит, обещаю тебе.




 29


 Кабинет Лю не сравнить было с закутком Чэня в управлении полиции. Светлый, просторный, роскошно обставленный: большой угловой металлический стол, кожаное кресло на колесиках, еще несколько удобных кожаных кресел и полки с книгами в коленкоровых переплетах. На столе был ноутбук с лазерным принтером. Лю опустился в кресло и пригласил сесть Чэня.
 Чэнь заметил на полках несколько позолоченных фигурок Будды. Каждая была одета в яркое шелковое платье. Они напомнили ему сцену, которую он видел много лет назад в Ханчжоу, когда приезжал с матерью в храм из слоновой кости, – высоко на стене в нише находилась позолоченная статуя сидящего Будды, а перед золотыми и серебряными одеяниями стояли на коленях паломники в жалких лохмотьях. Церемония называлась, как объяснила ему мать, «Приношения Будде». Степень набожности паломника определялась ценностью пожертвованного одеяния, и Будда совершал чудеса, принимая во внимание набожность жертвователя. Глядя на мать, Чэнь тоже зажег палочки с благовониями и загадал три желания. Он давно уже забыл, о чем он просил, но хорошо помнил тогдашние недоумение и растерянность.
 Верь, и тогда все возможно. Старший инспектор Чэнь не знал, верил ли на самом деле Лю в могущество статуэток Будды или держал их только в качестве украшений, но казалось, Лю был убежден в правильности своего поведения.
 – Извините мою несдержанность, – сказал Лю. – Но ваша американка не знает нашу жизнь, сразу видно.
 – Она не виновата. Я и сам только вчера вечером узнал некоторые подробности жизни Вэнь, а инспектор Рон до сих пор ничего о них не знает. Вот почему я попросил чтобы наш разговор состоялся без женщин.
 – Если вы знаете, каким кошмаром была жизнь Вэнь с этим мерзавцем, почему настаиваете, чтобы она к нему поехала? Вы и представить себе не можете, как мы, ее одноклассники, восхищались ею. Она была настоящим лидером, заводилой и такой красавицей! Длинная черная коса, а розовые щеки сияли ярче, чем цветок персика на весеннем ветерке… Господи, да зачем я вам все это рассказываю!
 – Нет, нет, прошу вас, расскажите мне все, что знаете. Тогда я смогу представить управлению более подробный отчет, – попросил Чэнь, доставая свой блокнот.
 – Ну что ж, если хотите, – озадаченно пробормотал – С чего же мне начать?
 – С самого начала, с того момента, как вы познакомились с Вэнь.
 Лю перешел в старшие классы в 1967 году, когда его отец, до 1949 года владевший парфюмерной компанией, был объявлен классовым врагом. Самого Лю его одноклассники с презрением дразнили «черным щенком». Они с Вэнь оказались в одном классе. Подобно остальным мальчишкам, он был сражен ее красотой, но никогда бы не осмелился подойти и заговорить с ней. Еще больше их разделяло то, что Вэнь состояла в отряде хунвейбинов, а он, мальчик из семьи с грязным прошлым, не мог на это даже надеяться. Вэнь была в их классе запевалой революционных песен, первая выкрикивала политические лозунги и читала «Цитатник Председателя Мао», который в то время был их единственным учебником. Поэтому для него она была как восходящее солнце, и он радовался уже тому, что хотя бы издали мог восхищаться ее красотой.
 В тот год его отец попал в больницу, где ему прооперировали глаза. Даже там, в палатах для больных, не было покоя от хунвейбинов. Его отцу, с завязанными после операции глазами, приказали встать и покаяться в своих грехах перед портретом председателя Мао. Это было непосильной задачей для немощного инвалида, который не мог самостоятельно ходить. Поэтому Лю должен был помочь ему, но сначала его обязали написать повинную от имени старого отца. Тринадцатилетнему мальчику трудно было справиться с такой работой, и после целого часа попыток, когда у него голова уже раскалывалась от напряжения, он написал всего две или три строчки. В отчаянии, сжимая ручку, он выбежал на улицу, где увидел Вэнь Липин, которая шла рядом со своим отцом. Она улыбнулась и поздоровалась с ним и кончиками пальцев коснулась его ручки. Золоченый наконечник ручки вдруг засиял на солнце. Он возвратился домой и быстро дописал речь ручкой, на которой лежал отблеск самой совершенной девушки в мире. Потом, в больнице, он стоял рядом с отцом, подпирая его, как костыль, не соглашаясь чувствовать себя униженным, и механически читал слова повинной, которые повторял за ним отец. В тот день он пережил самые возвышенные чувства и вместе с тем – самые горькие.
 Три года обучения в старших классах пролетели как одно мгновение и закончились как раз в тот год, когда страну захлестнуло движение «грамотной молодежи». Он вместе с одноклассниками уезжал в провинцию Хэйлунцзян, и только одна Вэнь отправлялась в Фуцзянь. И в день их отправления на вокзале Шанхая в его жизни произошло настоящее чудо: во время «Танца верности» ему посчастливилось вместе с самой Вэнь держать вырезанное из бумаги красное сердце! Ее рука подняла вверх не только символ преданности идеям председателя Мао, но и самого Лю, униженного, всеми презираемого «черного щенка», и возвысила до равного с ней статуса.
 В Хэйлунцзяне ребят ожидала трудная жизнь, тяжелая работа. И воспоминание о том «Танце верности» оказалось для мальчика негасимым светом в конце туннеля. Потом до них дошло известие, что Вэнь вышла замуж, которое он воспринял как тяжелый удар. Странно, но именно тогда он впервые серьезно задумался о своем будущем, которое дало бы ему возможность помочь ей, как в свое время она помогла ему. И он начал усердно учиться.
 Подобно прочим представителям «грамотной молодежи», в 1978 году Лю возвратился в Шанхай. Благодаря полученному в Хэйлунцзяне самообразованию он успешно сдал вступительные экзамены и в тот же год стал студентом Восточно-Китайского политехнического университета. Несмотря на чрезвычайную загруженность занятиями, он послал несколько запросов о Вэнь. Но о ней не было никаких сведений, как будто она исчезла с лица земли. За четыре года его учебы она ни разу не приехала в Шанхай. После окончания университета он получил работу репортера в «Вэньхуэй дейли» и стал писать стихи. Однажды он узнал, что его газета собирается опубликовать репортаж о фабрике деревенской коммуны в провинции Фуцзянь. Он попросил главного редактора поручить ему задание. Он не знал названия деревни, где поселилась Вэнь, да и не думал ее искать. Ему было достаточно самой мысли, что он окажется поблизости от нее. Воистину, не бывает истории без случайных совпадений. Он перенес настоящий шок, когда вошел в один из цехов деревенской фабрики и увидел там Вэнь.
 Покинув цех, он долго разговаривал с директором фабрики. Вероятно, что-то заподозрив, директор рассказал ему о том, как ревнив и жесток ее муж, Фэн. В ту ночь Лю долго не мог заснуть, все думал. Он понял, что спустя все эти годы он любил Вэнь все так же преданно и страстно. Внутренний голос твердил ему: «Иди к ней и во всем ей признайся. Может быть, еще не поздно».
 Но утром он вернулся к действительности и поспещил уехать из деревни. Он был преуспевающим журналистом, его стихи публиковались, у него были молодые подруги. Взять в жены замужнюю женщину, которая не была уже ни молодой, ни красивой, да еще с чужим ребенком – у него не хватило бы смелости противостоять общественному мнению.
 Вернувшись в Шанхай, он уселся за статью, выполняя свое задание. Главный редактор назвал ее поэтической. «Революционный жернов шлифует дух нашего общества». Потом его метафору часто цитировали. Статью наверняка перепечатали фуцзяньские газеты. Он гадал, читала ли она статью. Подумал было написать Вэнь, но что он ей скажет? Именно тогда он начал сочинять поэму, которая была опубликована в журнале «Звезда» как одна из лучших поэм года.
 Каким-то образом то происшествие помогло ему расстаться с иллюзиями о карьере журналиста и принять решение уволиться из газеты. Лучшего момента для ухода из журналистики он не мог и придумать. В начале восьмидесятых мало кто решался оставить верный кусок хлеба – работу в государственной компании. Так что он оказался одним из первых предпринимателей, что вместе с приобретенными за время работы в газете связями, гуаньси, помогло ему удачно начать дело. В итоге он нажил приличное состояние. Затем познакомился с одной студенткой, Чжэньчжэнь. Она полюбила его, и они поженились. Через год у них родилась дочка, и его бизнес продолжал успешно развиваться. К тому времени, когда вышел сборник стихов, у него уже не было времени на поэзию. Под влиянием момента Лю отправил Вэнь этот томик, приложив к нему свою визитную карточку. Ответа от нее не последовало, что его не удивило.
 Однажды он воспользовался приездом в Шанхай одного знакомого дельца из Фуцзяни и попросил его передать Вэнь три тысячи юаней от неизвестного лица, но она отказалась их взять. С утра до вечера в делах и разъездах он и думать не думал о каких-то чувствах, ему казалось, что он ее забыл.
 Каково же было его удивление, когда несколько дней назад она вдруг вошла к нему в офис. Она сильно изменилась, теперь ее трудно было отличить от обычной крестьянки. Однако в его глазах она оставалась такой же, какой была в шестнадцать лет, – тот же овал прекрасного лица, та же бесконечная мягкость взгляда и те же тонкие удлиненные пальцы, которые когда-то вместе с ним держали красное бумажное сердце. Она помогла ему в самый отчаянный момент его жизни. Теперь настал его черед помочь ей.
 Лю прервался и выпил немного чаю.
 – Значит, для вас, – сказал Чэнь, – она стала… неким символом вашей прошедшей юности. И не важно, что теперь она не так молода и красива.
 – То, что она так сильно изменилась, делает ее историю еще более трогательной.
 – И еще более романтичной, – кивнул Чэнь. – Что она рассказала вам о себе?
 – Что ей нужно скрыться из своей деревни на несколько дней.
 – Вы спросили, почему?
 – Она сказала, что не хочет ехать в Соединенные Штаты, но боится, что у нее нет иного выхода.
  –    Как это понимать? – спросил Чэнь. – Если она считает, что ей придется ехать, зачем же она приехала к вам, в такую даль?
 – Я не приставал к ней с расспросами. За время нашего разговора она несколько раз плакала. Думаю, такое состояние объясняется ее беременностью.
 – Значит, она так ничего вам и не объяснила?
 – У нее имеются какие-то свои причины. Возможно, она хочет подумать о своем будущем, но не может сделать это у себя в деревне.
 – Она говорила вам о своих планах?
 – Нет, не говорила. Похоже, она не торопится уезжать. – Лю задумчиво добавил: – Оказаться женой такого негодяя… Меня не удивляет, что она передумала ехать в Америку.
 – Ну… – Чэнь понял, что давить на Лю бесполезно. Вэнь может без всяких объяснений оставаться у него в доме сколько пожелает. – Тогда позвольте рассказать вам то, о чем она умолчала. Она сбежала из деревни потому что ей позвонил Фэн и сказал, что ее жизнь в опасности, ей угрожают гангстеры.
 – Ничего подобного она мне не говорила! Я ее не спрашивал, а она не обязана давать мне отчет.
 – Ее нежелание обо всем рассказать вам понятно, но мы-то знаем, что она хотела провести у вас несколько дней вовсе не для того, чтобы поразмыслить о будущем, а чтобы скрыться от банды.
 – Что ж, я рад, что в тяжелую минуту она подумала обо мне. – Лю достал сигарету и закурил.
 – По имеющимся у нас сведениям, она должна была позвонить Фэну, как только окажется в безопасном месте. Но она до сих пор не связалась с ним. Сейчас она не желает к нему ехать, хотя мы и гарантируем ее безопасность. Следовательно, она все решила.
 – Она может оставаться здесь столько, сколько сочтет нужным, – сказал Лю. – Вы полагаете, в Америке ее ждет счастливая жизнь?
 – Во всяком случае, многие так думают. Посмотрите на длинные очереди людей перед американским посольством в Шанхае, которые ждут визы. Не говоря уже о тех, кто пробрался туда незаконно, как ее муж.
 – Счастливая жизнь – с таким негодяем?!
 – Но ведь пока еще он ей муж, ведь так? А если она останется здесь, с вами, что подумают окружающие?
 – Для меня главное – то, что думает она, – сказал Лю. – Раз уж она пришла ко мне в тяжелую минуту, самое малое, что я могу для нее сделать, – это предоставить ей кров.
 – Вы ей очень помогли. Дело в том, что я видел ее фотографию для паспорта. Сегодня она выглядит совершенно иначе. Как будто другой человек.
 – Да, она словно возродилась. Слишком сильно, по-вашему?
 – Нет, вы подобрали точное слово, только, к сожалению мы с вами живем не в романтическом веке.
 – Романтичность не есть что-то внешнее, старший инспектор Чэнь. Это состояние вашей души, – покачав головой, сказал Лю. – Что ж, я рассказал вам все, что знаю, как вы просили. А что вы хотите мне рассказать?
 – Позвольте мне быть с вами откровенным, Лю, – ответил Чэнь, хотя знал, что не может быть до конца откровенным. – Меня восхищает ваше решение помогать ей, поэтому я хотел бы сообщить кое-что важное.
 – Пожалуйста, я вас слушаю. – Вы играете с огнем.
 – Что вы хотите сказать?
 – Ей известно, как вы к ней относитесь?
 – Я любил ее – тогда, в школе. Очень давно. Я не должен воскрешать прошлое.
 – Но вы относитесь к ней по-прежнему – будь то первая красавица в школе или пожилая женщина, которая носит под сердцем чужого вам ребенка, – сказал Чэнь. – Вы – богатый человек, и любая женщина сделала бы ради вас все, что угодно. Не говоря уже о том, что вы для нее сделали. Она не может не ответить на вашу привязанность.
 – Боюсь, старший инспектор Чэнь, я не очень вас понимаю.
 – Да, я вижу, что не понимаете. До тех пор, пока вы позволяете себе оживлять ваши школьные мечты, относиться к ней как к воспоминанию, и до тех пор, пока Вэнь будет удовлетворять ее положение вашей иллюзорной мечты, между вами могут сохраняться нормальные, хорошие отношения. Но со временем она совершенно оправится и станет настоящей женщиной. Из крови и плоти. И в один прекрасный вечер бросится в ваши объятия. Как вы отреагируете? – Против воли Чэнь говорил язвительно. – Оттолкнете ее? Но это было бы слишком жестоко. А если примете ее любовь, как же ваша семья?
 – Вэнь знает, что я женат. Не думаю, что она так поступит.
 – Ах, вы так не думаете? Значит, вы позволите ей оставаться здесь на правах старой школьной подруги несколько месяцев, а может, и лет. Да, вы счастливы, что можете ей помочь. Но будет ли счастлива она, когда поймет, что ей придется постоянно подавлять, скрывать свои чувства?
 – Черт побери, так что же мне делать? Выгнать ее? Отправить к мужу, который над ней издевается? – возмущенно воскликнул Лю. – Или предоставить гангстерам гоняться за ней, как за кроликом?
 – Вот это я и хотел с вами обсудить.
 – Что именно?
 – Угрозу со стороны гангстеров. Сейчас они прилагают все силы, чтобы разыскать Вэнь. Какой бы ни была реакция начальства на мой рапорт, а вы понимаете, я обязан представить рапорт, я уверен, что скоро бандиты узнают, что она скрывается здесь, у вас.
 – Но как? Что, эти сведения передаст бандитам полиция?
 – Нет, но у них есть связи в управлении. Точно так же, как они узнали о деле Фэна, они узнают и о местонахождении Вэнь. Последние несколько дней за нами с инспектором Рон постоянно следили.
 – Не может быть, старший инспектор Чэнь!
 – Уже в день приезда инспектора Рон ее едва не сбил мотоцикл. На второй день у нее под ногой внезапно сломалась ступенька. На третий, спустя всего несколько часов после того, как мы разговаривали с беременной женщиной из Гуанси, бандиты, приняв ее за Вэнь, похитили ее. В Фуцзяни моего помощника, следователя Юя, едва не отравили в гостинице. И наконец, за день до нашего приезда в Сучжоу мы чудом избежали полицейской облавы, устроенной специально на нас на рынке Хуатин.
 – И вы уверены, что за всеми этими инцидентами стоит мафия?
 – Таких совпадений не бывает. У них явно есть свои люди и в Шанхае и в Фуцзяни. Так что ситуация очень серьезная.
 Лю кивнул:
 – Они проникают и в деловой мир. Несколько здешних компаний нанимают гангстеров для выбивания долгов.
 – Так что вы и сами все прекрасно понимаете, Лю.
 Согласно последним данным, которые я получил, мафия не оставит ее в покое и после суда, независимо от того, даст Фэн показания или нет.
 – Почему? Я ничего не понимаю.
 – Я и сам пока толком ничего не пойму. Только знаю, что мафия предпримет все, что понадобится, чтобы выследить ее. И сделать из нее поучительный пример для других. И они этого добьются, вопрос только когда. Она просто заблуждается, думая, что все успокоится, если она будет скрываться у вас.
 – Но вы же – старший инспектор полиции, неужели вы ничем не можете помочь несчастной беременной женщине?
 – Хотелось бы, Лю. Вы думаете, мне легко сознаваться в своей беспомощности? Я был бы просто счастлив, если бы смог для нее сделать хоть что-то.
 В голосе его отразилась вся его сокрушенность. Для полицейского признание собственной беспомощности было больше, чем просто потерять лицо, но в глазах Лю он увидел глубокое сочувствие.
 – Так что, если принять во внимание все, что я сказал, – честно продолжал Чэнь, – вы поймете, что отъезд в Соединенные Штаты действительно в ее интересах. Вы не сможете долго защищать ее.
 – Но как я могу отпустить ее к мужу, который будет терзать ее всю оставшуюся жизнь?!
 – Не думаю, что теперь она позволит ему издеваться над собой. За последние несколько дней она сильно изменилась, вы совершенно справедливо назвали это возрождением. Она снова твердо стоит на ногах, я в нее верю. – Помолчав, Чэнь добавил: – Кроме того, там о ней позаботится инспектор Рон. Она будет действовать в интересах Вэнь. А я прослежу.
 – Выходит, мы вернулись к тому, с чего начали: Вэнь нужно ехать.
 – Ну почему же! Теперь мы с вами лучше понимаем ситуацию. Поэтому я попробую объяснить все Вэнь, и пусть она сама примет решение.
 – Хорошо, старший инспектор Чэнь, – сказал Лю. – Поговорите с ней.




 30


 Старший инспектор Чэнь и Лю Цин вернулись в гостиную, где их ожидали по-прежнему молчаливые инспектор Рон и Вэнь.
 Однако Чэнь заметил перемену на обеденном столе. Он был уставлен аппетитными на вид закусками, среди которых выделялось огромное блюдо, разрисованное ивами, с которого свешивались на стол голова и хвост гигантского карпа, тушенного в соевом соусе, видимо того карпа, который принес Лю. Наверное, нелегко было приготовить блюдо из живого карпа таких размеров. Над миской с розовыми речными креветками, жаренными с листьями зеленого чая, еще поднимался парок.
 На спинке соседнего с инспектором Рон стула висел передник, очевидно, она помогала готовить.
 – Извини, Вэнь, что мы так долго, – заметил Лю. – Старший инспектор Чэнь хочет поговорить с тобой.
 – А разве вы с ним не поговорили?
 – Да, конечно, но решение зависит от тебя. Он говорит, что ты должна иметь полное представление о ситуации. Это очень важно, – сказал Лю. – Кроме того, он должен выслушать ответ из твоих уст.
 Вэнь явно не ожидала ничего подобного. Плечи ее невольно вздрогнули, и, не поднимая головы, она еле слышно промолвила:
 – Что ж, если ты считаешь, что это очень важно…
 – Тогда я подожду тебя наверху, у себя в кабинете.
 – А как же твой карп? Он остынет. А ты так его любишь.
 Поразительно, подумал Чэнь. В такой момент Вэнь действительно беспокоилась о любимом блюде Лю. Понимала ли она, что, может быть, в последний раз готовила для него?
 – Не волнуйся, Вэнь, мы его потом разогреем, – сказал Лю. – Старший инспектор Чэнь обещал не заставлять тебя принимать определенное решение. Если ты предпочтешь остаться, ты всегда будешь для меня желанным гостем.
 – Пойдемте же, Вэнь, нам пора поговорить, – сказал Чэнь.
 Как только Лю вышел, Вэнь взволнованно прошептала:
 – Что вы ему сказали?
 – То же, что он вам сказал.
 – Мне нечего добавить. – Вэнь закрыла руками лицо. – Говорите все, что угодно.
 – Я полицейский и не могу сказать своему руководству все, что угодно. Я обязан объяснить причины вашего отказа уехать в Америку, в противном случае ваше дело останется открытым.
 – Старший инспектор Чэнь прав, Вэнь. Нам необходимо знать, что вами движет, – поддержала его Кэтрин, протягивая Вэнь платок.
 – Кроме того, придется объяснить, почему вы находитесь у Лю, – продолжал Чэнь. – Если люди этого не поймут, они станут плохо относиться к Лю. Вы же не хотите ему неприятностей?
 – Как они могут обвинять его? Это я решила. – Вэнь задохнулась от рыданий и снова спрятала свое заплаканное лицо.
 – Могут. Как старший инспектор, я знаю, какие неприятности могут его ожидать. Вашим делом занимаются Китай и Америка. Вы обязаны поговорить с нами не только ради себя самой, но и ради Лю.
 – Что я должна вам сказать?
 – Пожалуйста, начните с того времени, когда вы закончили школу, – сказал он. – Это поможет мне понять всю вашу историю.
 – Вам действительно интересно, какие страдания я перенесла за все годы… с этим… с этим чудовищем? – Голос Вэнь дрожал от сдерживаемых рыданий.
 – Мы понимаем, как вам тяжело вспоминать о прошлом, но это очень важно. – Кэтрин протянула ей стакан воды, на что Вэнь ответила благодарным кивком.
 Кажется, женщины поладили друг с другом, заметил про себя Чэнь. Он не знал, о чем они говорили, но первоначальная враждебность Вэнь по отношению к Кэтрин почти совершенно исчезла. У Кэтрин палец был заклеен свежим пластырем, наверняка порезалась, помогая ей на кухне.
 Итак, Вэнь стала рассказывать им свою историю. Голос ее звучал глухо и безжизненно, как будто она говорила о другом человеке, глаза были пустыми, а тело время от времени вздрагивало от сдерживаемых рыданий.
 В семидесятом году, когда движение «грамотной молодежи» захлестнуло всю страну, Вэнь было всего пятнадцать лет. Добравшись до деревни Чанлэ, она выяснила, что в маленьком домишке ее родственника, где жили три поколения его семьи, ей нет места. Поскольку она была единственной грамотной девушкой в деревне, местный ревком, председателем которого был Фэн, выделил ей примыкающий к деревенскому амбару заброшенный склад для инструментов, которым давно уже никто не пользовался. В складе не было ни электричества, ни воды, никакой мебели, кроме кровати, но Вэнь искренне верила председателю Мао, который заявил, что, только пройдя через испытания тяжелой жизнью в деревне, «грамотная молодежь» сможет перековаться. Правда, оказалось, Фэн вовсе не принадлежал к тому классу бедных и забитых крестьян, о которых говорил Мао.
 Фэн начал с того, что часто приглашал ее в свой кабинет для бесед. Как самый главный член партии в деревне, он имел право вести разговоры на политические темы, предположительно для перевоспитания молодежи. Ей приходилось видеться с ним по два-три раза в неделю, сидеть с ним наедине за запертой дверью. Фэн сидел за столом, как обезьяна в человеческом платье, его руки тянулись к ней поверх «Цитатника Председателя Мао» в красной обложке. И однажды ночью произошло то, чего она все время боялась: Фэн ворвался в ее комнатушку со стороны амбара. Она изо всех сопротивлялась, но он силой взял ее. После этого он заявлялся к ней чуть ли не каждую ночь. Никто в деревне не осмелился сделать ему замечание. Он и не думал на ней жениться и, только узнав о ее беременности, вынужден был изменить решение. От первой жены у него не было детей. Вэнь была в полном отчаянии, хотела сделать аборт. Но больница коммуны находилась в его ведении. Хотела сбежать из деревни, но в то время до ближайшей остановки автобуса нужно было ехать несколько километров на тракторе. Думала покончить с собой, но не решилась, почувствовав, как под сердцем шевелится ребенок.
 В итоге они поженились, под портретом председателя Мао. Это была «революционная свадьба», как сообщали по местному радио. Фэн даже не стал выписывать брачное свидетельство. В течение первых месяцев семейной жизни молодая, красивая девушка из большого города соответствовала его сексуальным и амбициозным требованиям. Но вскоре он утратил к ней интерес, а после рождения ребенка стал вести себя откровенно грубо и оскорбительно.
 Она понимала, что сопротивляться Фэну бессмысленно, в те годы вся власть в деревне принадлежала ему. Сначала она робко мечтала, что кто-нибудь придет к ней на помощь, но потом сдалась. Старое треснувшее зеркало беспощадно отражало ее изменившуюся внешность. Кто пожалеет крестьянку с изможденным, покрытым морщинами лицом, с привязанным к спине младенцем, когда она тащится по рисовому полю за плугом? Вэнь примирилась с судьбой, окончательно порвав связи с шанхайскими друзьями.
 В 1977 году, после окончания культурной революции, Фэна уволили с занимаемой должности. Развращенный властью, которой он упивался, он не стал работать, как простой крестьянин, и Вэнь пришлось самой содержать семью. К несчастью, муж-извращенец теперь целыми днями торчал дома и подвергал ее изощренным издевательствам. Он даже нашел для себя оправдание. Дело в том, что в числе прочих проступков ему вменялось в вину то, что он бросил свою первую жену и совратил «грамотную девушку». Именно этим он и объяснял свое падение с высокого поста и вымещал на ней свою злобу. Узнав, что она собирается развестись с ним, он пригрозил, что убьет и ее, и сына. Она понимала, что он способен на все, поэтому продолжала жить с ним и мучиться. В начале восьмидесятых он стал часто отлучаться из дому – «по делам» говорил он, но она понятия не имела, чем он занимался Зарабатывал он очень мало. И только изредка приносил игрушки для сына, а в дом вообще ничего. После смерти ребенка жизнь Вэнь стала еще ужаснее. У мужа появились любовницы, и он приходил домой, только когда оказывался на мели.
 Она не удивилась, когда Фэн заявил, что уезжает в Соединенные Штаты. Удивительно было то, что он не уехал раньше. Своими планами он с ней не делился. Для него она была старой тряпкой, которую он все равно собирался выбросить. В ноябре прошлого года он целых две недели оставался дома. Тогда она поняла, что снова беременна. Он заставил ее сделать тест на определение пола ребенка. Когда выяснилось, что она ждет мальчика, Фэн стал совершенно другим. Сказал ей, что едет в Америку и что вывезет ее к себе, как только устроится. Он хотел начать с ней новую жизнь.
 Она понимала причину неожиданной перемены. Фэн был уже не молод, для него это был последний шанс иметь ребенка, как и для нее. Поэтому она попросила его отложить отъезд, но он не согласился. Вскоре после приезда в Нью-Йорк он вызвал ее к телефону. Потом почему-то замолчал на несколько недель и наконец снова позвонил, сказал, что пытается устроить ей выезд из Китая, и велел обратиться за паспортом. Вэнь удивилась. Обычно оставшиеся дома жены годами ждали вызова от мужа. А порой им тоже приходилось выезжать нелегально. Она ждала, когда ей выдадут паспорт, когда вдруг он сообщил ей по телефону о бандитах, которые за ней охотятся; она испугалась и скрылась в Сучжоу.
 Рассказ Вэнь длился долго и часто прерывался рыданиями. Тем не менее она продолжала говорить, не скрывая от них ужасающих подробностей. Чэнь понимал, что Вэнь хваталась за последнюю соломинку: узнав о том, какие мучения она перенесла из-за Фэна, полицейские позволят ей остаться. Чэню становилось все более не по себе. Как и обещал, он готов был представить начальству рапорт с описанием ее трагедии, но понимал, что в управлении среагируют не так, как того хотелось бы Вэнь.
 Инспектор Рон не скрывала волнения и сочувствия, заботливо приготовила Вэнь еще чашку чаю. Несколько раз она пыталась что-то сказать, но удерживалась.
 – Спасибо, Вэнь, но мне придется задать вам еще пару вопросов, – сказал Чэнь. – Значит, вы стали хлопотать о паспорте в январе, верно?
 – Да, в январе.
 – И вы не спрашивали у Фэна, как ему живется в Соединенных Штатах?
 – Нет, не спрашивала.
 – Понятно. Потому что вовсе не собирались туда ехать.
 – Как вы узнали? – Она удивленно воззрилась на него.
 – В январе он велел вам готовиться к отъезду, но вы обратились за паспортом только в середине февраля. Почему вы передумали?
 – Ну, сперва я колебалась, а потом подумала о ребенке, – отведя взгляд в сторону, сказала Вэнь. – Ему было бы трудно расти без отца, поэтому я передумала и стала хлопотать о паспорте, да, в феврале. А потом он мне позвонил.
 – Он что-то объяснил вам во время последнего звонка?
 – Нет, только сказал, что за мной кто-то охотится.
 – И вы не знали, кто именно?
 – Нет, не знала. Но я думаю, что он поссорился из-за денег с теми бандитами, которые переправляют людей в Америку. Ведь за проезд нужно заплатить много денег. В деревне это ни для кого не секрет. Наш сосед Сюн попал в автомобильную катастрофу и не смог вовремя перевести им деньги, так его жене пришлось скрываться, потому что она не могла заплатить его долги. Но гангстеры скоро ее поймали и заставили заниматься проституцией, чтобы вернуть себе стоимость проезда ее мужа.
 – И полиция Фуцзяни ничего не сделала? – спросила Кэтрин.
 – Местная полиция и «Летающие топоры» одним миром мазаны. Так что я знала, что нужно скрыться где-нибудь подальше. Но где? Я не хотела возвращаться в Шанхай. Там меня могла выследить мафия, а мне не хотелось, чтобы из-за меня пострадали мои родственники.
 – И почему же вы решили уехать в Сучжоу?
 – Сначала я даже не знала, куда бежать. Но когда собирала вещи, наткнулась на томик стихов, в котором лежала визитная карточка Лю. Я решила, что там меня не смогут найти, потому что мы с самой школы с ним не переписывались и не встречались. Никто не заподозрил бы, что я обратилась к нему за помощью.
 – Да, вполне разумное решение, – кивнула Кэтрин. – А первый раз, когда вы снова увидели его после школы, он приехал к вам на фабрику как корреспондент газеты?
 – Признаться, тогда я его даже не узнала. В школе он не производил на меня особого впечатления. Он был слишком скромным и молчаливым. Я вообще не помню, чтобы с ним разговаривала, не помню даже тот «Танец верности», описанный в его поэме. Если бы он не прислал мне сборник стихов, мне бы и в голову не пришло, что я так много для него значила.
 – И тем не менее, – сказал Чэнь, – вероятно, вы поняли, кто был тот репортер, когда получили стихи.
 – Да! И сразу вспомнила те давние годы. Из биографического очерка я узнала, что Лю стал поэтом и репортером. Я порадовалась за него, но относительно себя самой не питала никаких иллюзий. Я была для него всего лишь трогательным объектом его поэтического воображения. Я сохранила томик с его карточкой, как память о давно прошедшей юности. И никогда не думала, чтобы написать ему. – Вэнь в волнении ломала пальцы. – Я скорее бы умерла, чем стала просить о помощи, но ребенок!
 – «Люди на восток от реки», – пробормотал Чэнь.
 – Я не ожидала, что Лю так мне поможет. У него очень много дел, и все-таки он взял выходной и отвез меня в больницу. А потом купил мне кое-какую одежду и вещи для будущего малыша. Еще он пообещал мне, что я могу оставаться здесь сколько пожелаю.
 – Понимаю… понимаю… – Помолчав, Чэнь спросил: – Мне лично понятны ваши отношения, но что скажут окружающие?
 – Лю сказал, что его не интересует, что думают другие. – Голова Вэнь была низко опущена. – Какое же мне дело до них?
 – Значит, вы решили остаться с Лю?
 – Что вы хотите сказать, старший инспектор Чэнь?
 – Ну, каковы ваши планы на будущее?
 – Я намерена самостоятельно растить сына.
 – Где именно? Жена Лю еще не знает о том, что вы живете здесь, не так ли? Но отсюда до Шанхая рукой подать, так что она может приехать в любой момент. Как она отнесется к такому положению вещей?
 – Нет, что вы, я здесь пробуду недолго, а потом Лю снимет для меня квартиру. Я уеду сразу после того, как рожу ребенка.
 – До тех пор пока вас разыскивают гангстеры, вы нигде не сможете жить в безопасности. Куда бы вы ни поехали, в Фуцзянь или в Шанхай, они вскоре вас найдут.
 – Но я не поеду так далеко, останусь здесь. А Лю подыщет мне какую-нибудь работу, у него в Сучжоу много друзей. Все устроится, старший инспектор Чэнь!
 –     Мафия все равно вас найдет. – Он закурил, но почти сразу погасил сигарету. – Когда – лишь вопрос времени.
 – Но про меня никто ничего не знает, даже мое настоящее имя! Лю всем говорит, что я его двоюродная сестра.
 Чэнь заставил себя сказать: – Ваше дело затрагивает интересы государства. Я обязан представить в управление подробный рапорт. И рано или поздно мафия получит копию рапорта.
 – Я вас не понимаю, старший инспектор Чэнь.
 – Мафия связана с фуцзяньской полицией, о чем вы наверняка слышали.
 Он заметил потрясенное выражение лица Кэтрин. Секретарь парткома Ли требовал, чтобы вся ответственность за утечку информации ложилась на американцев. Но сейчас ему некогда было думать о реакции Ли или Кэтрин
 – Значит, вы ничем не сможете мне помочь?
 – Откровенно говоря, вынужден признаться, что мы не в состоянии гарантировать вам безопасность. Вы и сами знаете, как могущественны гангстерские организации. Должен сказать, что Лю согласился с моей оценкой ситуации. Скажу больше, когда мафия вас обнаружит, она не оставит Лю в стороне. Вы знаете, что эти подонки на все способны.
 – Вы считаете, что я должна уехать ради Лю, старший инспектор Чэнь? – медленно сказала Вэнь, поднимая на него взгляд.
 – Как полицейский, я обязан сказать: да. На него будут оказывать давление не только «Летающие топоры», но и правительство.
 – Решение о вашем отъезде принято в интересах обеих стран, – подчеркнула Кэтрин.
 – Лю не сможет выстоять одновременно и против правительства, и против мафии, – сказал Чэнь. – А его жена не простит, что он все отдал ради другой женщины.
 – Можете не продолжать! – Вэнь встала.
 – Лю не хочет, чтобы вы уехали, потому что беспокоится за вас, – сказал Чэнь. – Мне тоже небезразлична ваша судьба. Я буду поддерживать с инспектором Рон тесные контакты. Фэн не сможет, как прежде, издеваться над вами. Уж тут вы можете полностью положиться на инспектора Рон.
 – Да, конечно! Я буду помогать вам всем, чем смогу. – Кэтрин порывисто сжала руку Вэнь. – Поверьте мне, прошу вас!
 – Хорошо, я поеду, – охрипшим от волнения голосом проговорила Вэнь. – Но я хочу, старший инспектор Чэнь, чтобы вы гарантировали, что с Лю ничего не случится.
 – Это я могу вам обещать, – сказал Чэнь. – Защитив вас товарищ Лю оказал нам огромную услугу. С ним ничего не случится.
 – А я могу сделать для вас еще одно, – добавила Кэтрин. – Мы выделим вам специальный почтовый ящик. Пересылать письма прямо в Китай вы не сможете, зато будете отправлять их на адрес вашего почтового ящика, а уж оттуда ваши письма будут доставляться Лю или другим вашим знакомым. И таким же образом до вас будут доходить и письма Лю.
 – Спасибо вам, инспектор Рон и старший инспектор Чэнь. Только у меня есть одно условие: перед отъездом из Китая я должна заехать в Фуцзянь.
 – Зачем?!
 – В спешке я забыла там кое-какие документы и тот сборник стихов.
 – Мы попросим следователя Юя привезти их в Шанхай, – пообещал Чэнь.
 – И еще мне нужно навестить могилу сына, – сказала Вэнь тоном, не оставлявшим возможности возражать ей. – В последний раз.
 Чэнь колебался.
 – У нас так мало времени, Вэнь!
 – Но она хочет попрощаться со своим сыном, – вмешалась Кэтрин. – Это же так понятно, что мать желает навеки проститься со своим ребенком.
 Чэнь не хотел показаться бесчувственным, хотя требование Вэнь представлялось ему чересчур сентиментальным. Больше он ничего не говорил, но странная просьба Вэнь заинтриговала его.




 31


 – Куда теперь? – осведомилась Кэтрин, когда они с Чэнем уселись в такси.
 – В управление полиции Сучжоу. Я звонил их начальнику. Если Вэнь вздумает остаться в стране, Лю поможет ей спрятаться. Пришлось обратиться за помощью к местной полиции, чтобы они приставили людей следить за его домом… Ну и чтобы защищали их в случае надобности.
 – Значит, вы не доверяете даже поэту?
 Чэнь не ответил на ее вопрос.
 – Нам нужно поскорее уехать из Сучжоу. Слыщали поговорку: «За долгую ночь снится много снов»?
 – Нет.
 – Она означает приблизительно то же, что и английская пословица: «Пока донесешь чашку до рта, расплескаешь чай». Раз уж приходится ехать в Фуцзянь, я сегодня же повезу туда Вэнь. От этих гангстеров всего можно ожидать. А без местной полиции не получишь билет на самый ранний поезд или самолет.
 – Пока вы с Лю были наверху, Вэнь очень много рассказала мне о своей жизни. Я испытываю к ней безграничную жалость. Вот почему я поддержала ее просьбу, старший инспектор Чэнь.
 – Понимаю. – Внезапно его охватило чувство невыразимой усталости и опустошения, и он почти все время молчал.
 Не успели они войти в приемную управления полиции Сучжоу, как в нее поспешно вошел начальник Фан Баохун.
 – Что же вы заранее не сообщили о своем приезде, старший инспектор Чэнь!
 – Да мы только вчера приехали, товарищ Фан. Познакомьтесь, это инспектор Рон из американской маршальской службы.
 – Добро пожаловать в Сучжоу, инспектор Рон. Для нас большая честь познакомиться с вами.
 – Рада вас видеть, господин Фан.
 – Вас наверняка привело в Сучжоу какое-то серьезное дело. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам.
 – Это очень щепетильное международное дело, поэтому я не имею права посвятить вас в подробности, – сказал Чэнь. – Вы уже расставили людей вокруг дома Лю?
 – Да, старший инспектор.
 – Пусть они там и остаются. Я вынужден попросить вас еще об одной услуге. Нам нужно как можно раньше выехать в Фуцзянь, так не могли бы вы помочь нам приобрести три билета, безразлично, на поезд или на самолет.
 – Хунхуа! – крикнул Фан молодой женщине в форме, сидевшей за столиком в приемной. – Узнайте, какие самые ранние рейсы на Фуцзянь.
 – Мы очень благодарны вам за помощь, господин Фан, – сказала Кэтрин.
 – А пока пройдемте в мой кабинет, там нам будет удобнее, – предложил Фан.
 – Спасибо, не стоит беспокоиться, – отказался Чэнь. – Нам нужно ехать. И чем меньше людей будут о нас знать, тем лучше.
 – Понимаю, старший инспектор Чэнь. Я ничего никому не скажу…
 – Извините, господин Фан. – В дверях появилась Хунхуа. – Я получила для вас информацию. Из Сучжоу в Фуцзянь нет прямого рейса. Нашим гостям придется сначала вернуться в Шанхай, откуда они смогут вылететь трехчасовым рейсом. С другой стороны, из Сучжоу в Фуцзянь отправляется экспресс, но только вечером, в половине двенадцатого. Дорога займет около четырнадцати часов.
 – Мы поедем поездом, – решил Чэнь.
 – Отправляйтесь на вокзал и скажите в бюро, что нам нужно три билета в мягкий вагон. Если понадобится, пусть прицепят дополнительный вагон.
 – Нет, нет, не стоит беспокоиться, господин Фан, – вмешалась Кэтрин. – Лично меня устроит и жесткий вагон, я даже предпочитаю его мягкому.
 – Инспектор Рон хочет поближе познакомиться с настоящим Китаем, – пояснил ее просьбу Чэнь. – Поездка в жестком вагоне, как ездят обычные жители Китая, подарит ей незабываемые впечатления. Значит, договорились – три билета.
 – Что ж, если инспектор Рон настаивает.
 – Предупредите ваших людей у дома Лю, – сказал Чэнь, – что сегодня вечером Лю выйдет проводить к поезду одну женщину. Если они поедут в сторону вокзала, то нужно просто следовать за ними на некотором расстоянии. Если же в другую сторону, то их следует задержать. И пусть все время следят, не появится ли кто подозрительный.
 – Не беспокойтесь, это их работа. – Фан взглянул на наручные часы. – Значит, у нас есть несколько часов. Поскольку инспектор Рон впервые приехала в наш город позвольте мне угостить вас типичным сучжоуским обедом. Что скажете насчет ресторана «Ель и Журавль»?
 – Спасибо, как-нибудь в другой раз, комиссар Фан. – Чэнь поднялся.
 – Ну что ж, тогда встретимся на вокзале, – сказал Фан, провожая их к выходу, где Хунхуа вручила каждому из гостей по коробочке из бамбука. – А это на память о Сучжоу – первоклассный чай «Облако и Туман», особенно ценный сорт, который подавался в Древнем Китае императорам.
 В первоклассном супермаркете Шанхая такой чай стоил не меньше пятисот юаней, хотя, наверное, Фану он обошелся гораздо дешевле, поскольку собирался на чайных плантациях, которые патрулировались подчиненными Фана. Тем не менее это был ценный подарок.
 – Спасибо, комиссар Фан, очень приятный подарок. – В самом деле, для матери Чэня, тонкой ценительницы чая, лучшего подарка и не придумаешь. Чэнь чувствовал себя виноватым, поскольку забыл позвонить матери перед поездкой в Сучжоу.
 На то, чтобы вернуться в гостиницу и упаковать вещи, у них ушло не больше четверти часа. Затем он пришел в номер Кэтрин, откуда позвонил Лю и сообщил о времени отправления поезда. Лю согласился проводить Вэнь до вокзала.
 Затем Чэнь позвонил следователю Юю.
 – Ну, Юй, поздравьте нас – мы все-таки нашли Вэнь Липин!
 – И где же, старший инспектор Чэнь?
 – В Сучжоу. Она находилась у Лю Цина, своего бывшего одноклассника, помните, его стихи были в том томике стихов, который нашли в доме у Вэнь. Впрочем, история долгая, я расскажу обо всем, когда встретимся в Шанхае. А сегодня вечером мы едем поездом в Фуцзянь, чтобы забрать кое-какие вещи Вэнь.
 – Отлично, значит, я буду встречать вас на вокзале в Фуцзяни.
 – Нет, нет, не стоит. Пэйцинь уже и так заждалась вас. Возвращайтесь сегодня же самолетом, деньги у вас есть. Только ничего не говорите местным о наших планах.
 – Ясно. Спасибо, старший инспектор Чэнь.
 Наконец Чэнь позвонил в управление полиции Фуцзяни. Младший офицер по имени Дай сказал ему, что комиссар Хун отсутствует.
 – Пусть завтра в час дня ваши люди встретят меня на вокзале на машине. Желательно в фургоне. – Чэнь не сказал, что с ним будут инспектор Рон и Вэнь Липин.
 – Разумеется, старший инспектор Чэнь. Это очень важное международное дело, мы понимаем.
 – Спасибо. – Чэнь выключил телефон, гадая, почему о  его приезде уже известно всему управлению.
 Кэтрин в свою очередь позвонила в штаб-квартиру своей организации в Вашингтоне, где было еще раннее утро. Она оставила сообщение о том, что через несколько дней приедет вместе с Вэнь.
 Было начало шестого, до отхода поезда им предстояло провести в Сучжоу несколько часов. Она стала доставать из шкафа свои вещи, чтобы упаковать их в чемодан. Вынужденная задержка до вечера угнетала Чэня. Глядя из окна, он впервые осознал, что гостиницу окружают дома, давно пришедшие в упадок. Вероятно, гостиница находилась слишком близко от вокзала.
 – А что означает фраза «люди на восток от реки»? – спросила Кэтрин, складывая косметику в дорожную сумочку.
 – Это члены твоей семьи, которые возлагают на тебя большие надежды. Приблизительно в 200 году до нашей эры генерал Чу проиграл сражение и заявил, что не может встретиться со своими родственниками, которые жили на восточном берегу реки У. И поэтому покончил с собой на западном берегу этой реки.
 – Я смотрела на кассете пекинскую оперу, которая называлась «Прощание с наложницей его императорского величества». Она как раз о гордом генерале Чу, да?
 – Да, о нем, – коротко ответил Чэнь, не расположенный сейчас к беседе.
 Его все больше беспокоила предстоящая поездка в Фуцзянь. Вэнь проявила упорство, хотя любое промедление подвергало опасности ее жизнь.
 Он извинился и вышел в коридор покурить. В одном конце коридора стояли люди с полиэтиленовыми пакетами с одеждой. Они пришли постирать свои вещи в общей прачечной, которую показывал ему управляющий гостиницей, – там находился длинный желоб из бетона с множеством кранов. Здесь не было такой роскоши, как стиральная машина. Чэнь перешел к окну в другом конце коридора. Рядом с окном была дверь, которая открывалась на лестничный пролет, откуда можно было попасть на небольшую бетонную площадку – части плоской крыши. Молодая женщина развешивала там на веревке мокрое белье. В купальнике с узкими тесемками и босиком она походила на приготовившуюся к выступлению гимнастку. Из-под висящей на веревке одежды вынырнул молодой человек и обнял девушку, хотя ее кожа была еще влажной после мытья. Молодожены, догадался Чэнь, щурясь от попавшего в глаза сигаретного дыма.
 Большинство посетителей гостиницы были людьми бедными, им приходилось мириться с отсутствием удобств, но они воспринимали все как должное и не проявляли недовольства или раздражения.
 Он размышлял, правильно ли поступил по отношению к Вэнь.
 Будет ли Вэнь счастлива с Фэном в далекой стране? Сама-то она знала, что нет, и поэтому хотела остаться в Сучжоу. Во время революции лучшие годы ее жизни были потрачены впустую, чтобы не сказать больше, и, находясь здесь, У Лю, она цеплялась за последние остатки своих юных надежд и мечтаний.
 Что же он наделал? Но ведь полицейскому платят не за то, чтобы он проявлял сострадание.
 Пока он уныло смотрел в окно, в памяти его всплыли строки из одного стихотворения…
 – О чем думаете? – подойдя к нему, спросила инспектор Рон.
 – Так, ни о чем. – Он был расстроен. Если бы не они, Вэнь осталась бы у Лю, хотя он понимал, что было бы несправедливо в чем-либо обвинять Кэтрин Рон. – Вот мы и выполнили свое задание.
 – Да, выполнили. Точнее, вы его выполнили. И должна сказать, что вы справились отлично.
 – Вот уж ничего не скажешь, действительно отлично! – Он погасил сигарету о подоконник.
 – Можно спросить, что вы сказали тогда Лю, когда были у него в кабинете? – спросила Кэтрин, слегка прикоснувшись к его руке. Вероятно, она почувствовала его унылое настроение. – Наверное, нелегко вам было заручиться его поддержкой.
 – На один и тот же факт можно взглянуть с разных точек зрения. Я всего лишь позволил ему взглянуть на положение Вэнь с другой точки зрения.
 – С точки зрения политики?
 – Нет, инспектор Рон. Не все здесь упирается в политику. – Он заметил, что молодожены поглядывают на них с крыши. Интересно, что они думают со своей точки зрения, глядя на стоящих рядом китайца и американку? Он сменил тему разговора: – Да, извините, что я отказался от приглашения на обед. Он наверняка был бы роскошным и официальным, провозглашались бы тосты за дружбу между Китаем и Соединенными Штатами. Но, признаться, я был не в том настроении.
 – И правильно сделали. Зато теперь мы можем погулять по паркам Сучжоу.
 – Хотите погулять в парке?
 – Я ведь так ни одного парка и не видела. А нам все равно ждать до вечера, так что пойдемте погуляем в парке.
 – Отлично придумано, только мне нужно сделать еще один звонок.
 – Хорошо, а я пока сфотографирую нашу гостиницу снаружи.
 Чэнь набрал телефон Гу. Теперь, когда они собирались уехать из Сучжоу, он считал безопасным позвонить в Шанхай.
 – Вы где, старший инспектор Чэнь? – Голос Гу показался ему взволнованным.
 – Я еду в другой город, Гу. Вы хотите что-то сообщить?
 – Вас ищут кое-какие люди. Прошу вас, будьте очень осторожны!
 – Кто меня ищет? – спросил Чэнь.
 – Они из международной группировки.
 – Расскажите о них.
 – Пока знаю только то, что у них база в Гонконге .  Извините, старший инспектор Чэнь, но сейчас мне неудобно разговаривать. Поговорим, когда вы вернетесь, хорошо?
 – Хорошо. – И правда хорошо, что его ищут не сотрудники службы безопасности.
 Кэтрин ждала его снаружи. Она захотела его сфотографировать, для чего попросила встать рядом с бронзовым львом и положить руку ему на спину. Чэнь повиновался, но, коснувшись львиной спины, не ощутил ожидаемой прохлады металла. Приглядевшись внимательней, Чэнь понял, что он сделан из какого-то пластика, покрытого позолотой.




 32


 Чэнь по-прежнему пребывал в подавленном настроении, что вскоре подействовало и на Кэтрин. Она тоже молчала, когда они вошли в парк И.
 Кэтрин понимала, что их обоих мучают вопросы, на которые они до сих пор не знают ответа. Хотя Вэнь им все же удалось найти.
 Она не хотела сейчас говорить; шагая рядом с Чэнем по дорожкам парка, она испытывала безотчетную тревогу. До сих пор Чэнь выступал перед ней в роли ответственного и серьезного полицейского, готового поговорить на лю6ую тему – будь то модернизм, конфуцианство или коммунизм. Однако сегодня они словно поменялись ролями. Кэтрин взяла инициативу в свои руки и теперь опасалась, не вызвало ли это у него недовольства.
 В парке было тихо и спокойно, людей почти не видно, слышны были только их шаги.
 – Такой красивый парк, и так мало посетителей, – заметила Кэтрин.
 – Потому что рабочий день еще не закончился. Постепенно дорожки стали тонуть в сумерках, над изогнутыми черепичными крышами древних каменных павильонов сквозь сумрак смутно маячило солнце. Они прошли под каменными воротами на бамбуковый мостик, откуда стали смотреть на пруд с прозрачной водой, где резвились золотистые карпы.
 – Сегодня вы явно не в том настроении, чтобы осматривать достопримечательности, старший инспектор Чэнь.
 – Нет, нет, я наслаждаюсь каждой минутой… в вашем присутствии.
 – Не нужно так говорить.
 – Вы же не рыба. Откуда вам знать, что чувствует рыба?
 Они приблизились к другому мостику, за которым показался чайный домик с поддерживающими крышу веранды красными столбиками и с трепещущим на ветру полотном желтого шелка, на котором красовался большой черный иероглиф, обозначавший «чай». На площадке перед домиком в художественном беспорядке были расставлены камни причудливой формы.
 – Пойдемте туда? – предложила она.
 Судя по просторному, элегантно оформленному, но темноватому внутреннему помещению, куда дневной свет проникал только через небольшие окна, забранные металлическими решетками, чайный домик сооружался для старинных официальных церемоний. Высоко на стене была укреплена горизонтальная доска с вырезанными китайскими иероглифами: «Возвращение весны». Стоявшая за стеклянной стойкой в углу пожилая женщина вручила им термос в бамбуковой оплетке, две чашки с листочками зеленого чая, коробочку сухого тофу, тушенного в соевом соусе, и пачку зеленого печенья.
 – Если вам будет мало воды, я налью вам еще.
 Ни официантов, ни других посетителей не было, и Кэтрин с Чэнем уселись за столик из красного дерева, а женщина снова скрылась за ширмой.
 Чай показался им великолепным, то ли из-за сорта, то ли из-за воды, то ли из-за спокойной и уютной обстановки. Сушеное тофу, пропитанное острым коричневым соусом, тоже было очень вкусным, но зеленое печенье понравилось Кэтрин еще больше – оно было сладким и источало какой-то необычный аромат.
 – Замечательное угощение, – сказала она; к ее губам прилипла крошечная чаинка.
 – Мне тоже все понравилось, – кивнул Чэнь, подливая ей воды. – По китайскому обычаю чаепития, первая чашка не самая лучшая. Настоящий вкус чая проявляется во второй и в третьей чашках. Вот почему здесь подают воду в термосе – чтобы вы могли спокойно наслаждаться чаепитием, любуясь садом.
 – Да, вид здесь фантастический!
 – Император Хуэй династии Сун любил камни причудливой формы. Он приказал по всей стране разыскивать такие камни – хуашиган, – но его захватили в плен напавшие на страну чужеземцы, так что камни не успели доставить в столицу. Некоторые из них так и остались в Сучжоу. Взгляните вон на тот. Он называется «Небесные Ворота».
 – Правда? Но я не вижу никакого сходства с воротами. – Камень с острыми углами скорее напоминал отросток корня бамбука.
 – Просто нужно взглянуть на него под другим углом, – сказал Чэнь. – И тогда вы сможете увидеть множество различных вещей: сосновую шишку на ветке, которая покачивается от ветра; старика, что-то разыскивающего в снегу; собаку, воющую на луну; покинутую женщину, ожидающую возвращения своего возлюбленного. Все зависит от того, как посмотреть.
 – В общем, конечно, верно, – проговорила Кэтрин, пытаясь отыскать сходство хоть с одним из предложенных образов.
 Она порадовалась, что Чэнь уже достаточно оправился чтобы снова играть роль гида, хотя лично ей не хотелось снова оказаться в роли туристки.
 Вид загадочных камней навел ее на грустную мысль: сколько бы она ни изучала китайскую культуру, ей никогда не увидеть вещи такими, какими их видит ее китайский партнер. Понимание этого отрезвило Кэтрин.
 – У меня есть к вам несколько вопросов, старший инспектор Чэнь.
 – Я вас слушаю, инспектор Рон.
 – Раз уж вы позвонили из дома Лю в управление полиции Сучжоу, почему было не поручить местным полицейским уговорить Лю сотрудничать, думаю, они бы справились с заданием.
 – Наверное, только мне это совсем не нравится. Ведь Лю не удерживал Вэнь против ее воли. Кроме того, мне было не все понятно. Поэтому я и решил сначала поговорить с ними.
 – А теперь вы все выяснили?
 – Не все, но кое-что. – Чэнь наколол на зубочистку кусочек тофу. – Еще меня беспокоила реакция Лю. Он человек романтичный. По мнению Бертрана Рассела, любовная страсть достигает своего апогея, когда влюбленным приходится противостоять всему миру.
 – Вы подошли к решению вопроса с тонким пониманием человеческой психологии, старший инспектор Чэнь. А что, если бы вам не удалось их убедить?
 – В таком случае я обязан был бы представить в управление официальный рапорт.
 – И тогда управление заставило бы их помогать нам, да?
 – Да, так что, как видите, мои попытки были просто жалкими.
 – Ну почему? Ведь вам удалось их переубедить. Теперь Вэнь готова уехать, – сказала Кэтрин. – И еще об отношениях между Лю и Вэнь. Вы можете подробнее о них рассказать? Для меня они по-прежнему непонятны. Наверное, вы дали слово Лю, что ваш разговор останется между вами. В таком случае скажите то, на что имеете право.
 Чэнь начал рассказывать, и она так увлеклась, что совсем забыла про чай. Он передал ей то, что считал существенным из своего разговора с Лю, и добавил некоторые сведения из присланной Юем пленки, в основном о перенесенных Вэнь страданиях, виной которых был ее муж.
 Кэтрин уже составила себе кое-какое представление о жизни Вэнь, но только теперь разрозненные факты слились в единую мрачную картину. Чэнь замолчал, и Кэтрин несколько секунд задумчиво смотрела в свою чашку. Когда наконец она подняла голову, ей показалось, что в зале стало еще темнее. Она поняла, почему у него такое угнетенное настроение.
 – Можно еще один вопрос? Относительно связи между фуцзяньской полицией и «Летающими топорами»… Она действительно существует?
 – Очень возможно. Мне пришлось сказать Вэнь об этом, – уклончиво ответил Чэнь. – Я мог бы скрывать ее в течение одной-двух недель, но не больше. Единственный для нее выход – отъезд в Соединенные Штаты.
 – Вам следовало раньше мне обо всем рассказать.
 – Вы же понимаете, как тяжело признать такой факт китайскому полицейскому!
 Кэтрин сочувственно сжала его руку.
 Молчание было нарушено щелканьем дынных семечек старухой за ширмой.
 – Уйдем отсюда, – сказал Чэнь.
 Захватив с собой чай и печенье, они вышли из чайного домика, пересекли мостик и вошли в павильон с желтой черепичной крышей и красными стойками, под которыми стояла скамья с мраморным сиденьем, окруженная решетчатыми перилами. Они поставили термос на землю и уселись на скамью, расположив между собой чашки и печенье. Позади них в гроте заливались пением крошечные птички.
 Ландшафт садов в Сучжоу создан так, чтобы вызывать у посетителей поэтическое настроение, – объяснил Чэнь.
 Хотя Кэтрин все здесь восхищало, она не чувствовала поэтического настроения. Когда-нибудь потом она будет вспоминать ранний вечер в Сучжоу как что-то особенное. Прислонившись к столбику, она вдруг испытала внезапную смену настроения, как будто они снова поменялись ролями. Чэнь опять стал самим собой, тогда как ею овладела грусть.
 Что-то сейчас делают Лю и Вэнь?
 – Скоро Вэнь предстоит расставание с Лю, – задумчиво сказала она.
 – Когда-нибудь Лю приедет в Америку…
 – Но он не сможет ее найти, – покачала она головой. – Ведь она будет жить под новым именем.
 – Ну, Вэнь может вернуться сюда… на время. – Чэнь оборвал себя. – Нет, слишком опасно.
 – Еще бы.
 – «Встретиться трудно, да и расстаться не легче. Ветер с востока слабеет, и цветы увядают», – пробормотал он. – Простите, я опять цитирую стихи.
 – Что же здесь плохого, старший инспектор Чэнь?
 – Слишком уж сентиментально!
 – Значит, вы превратились в краба-отшельника, который прячется в раковину рациональности.
 Она тут же поняла, что слишком далеко зашла. С чего она вдруг накинулась на него? Возможно, из-за разочарования результатами расследования, потому что ни она, ни он не были в состоянии помочь Вэнь? Или из-за подсознательного понимания параллели – ей тоже предстоит скорое расставание с Китаем.
 Он промолчал.
 Она потянулась и потерла щиколотку.
 – Доедайте, это последнее печенье. – Чэнь протянул ей коробку.
 – Странное название – зеленое печенье «Бамбуковые листья», – сказала она, глядя на коробку.
 – Значит, в печенье использованы бамбуковые листья. Бамбук всегда был очень важной составляющей китайской культуры. В китайском ландшафтном парке обязательно присутствуют заросли бамбука, а на торжественных обедах подают блюдо из молодых побегов бамбука.
 – Интересно, – заметила она. – Гангстеры используют слово «бамбук» в названии своей преступной группировки.
 – К чему вы клоните, инспектор Рон?
 – Помните тот факс, который я получила в гостинице в прошлое воскресенье? В нем говорится о международной бандитской группировке, которая занимается незаконной переправкой людей. Одна из них называется «Зеленый бамбук».
 – Текст сообщения при вас?
 – Нет, я оставила его в гостинице «Мир».
 – Но вы точно помните название?
 – Да, конечно.
 Кэтрин поменяла положение и повернулась лицом к Чэню. Он убрал чашки. Она сбросила туфли и положила ноги на скамью, подтянув к себе колени, а босыми ступнями уперлась в холодное мраморное сиденье.
 – У вас еще не до конца выздоровели связки, а скамья холодная, – заметил он.
 И он взял ее босую ступню и стал согревать, потом помассировал щиколотку.
 – Спасибо, – сказала она, невольно поджав пальцы ноги от щекочущего прикосновения его пальцев.
 – Позвольте я прочту вам одно стихотворение, инспектор Рон. Последние несколько дней мне то и дело вспоминались из него отдельные строчки.
 – Ваше стихотворение?
 – Не совсем. Скорее подражание «Свету солнечного сада» Макниса. В нем говорится о людях, которые благодарны за то время, которое они провели вместе, хотя и очень короткое.
 Он начал читать, не выпуская ее щиколотки из теплой ладони:



    Солнца свет горит золотой.  
    Мы не можем забрать этот день  
    Из старого сада 
    И упрятать на память в альбом.  
    Так вернемся играть в его тень,  
    Или время не даст нам пощады. 



 – «Свет солнечного сада», – тихо произнесла Кэтрин.
 – Вообще-то главный образ первой строфы пришел мне в голову, когда мы с вами сидели в «Подмосковье». А потом, когда я получил поэму Лю о девушке, исполняющей «Танец верности», особенно после встречи с Вэнь и Лю, появилось еще несколько строк, – объяснил он.



    Когда сказано все,  
    Как отделить  
    Истину от фантазии?  
    Что нас больше влечет  
    И чьи чары сильней –  
    Танцовщицы или танца? 



 – Танцовщица и танец… Понимаю, – кивнув, сказала она. – Своим «Танцем верности» Вэнь сотворила для Лю настоящее чудо.
 – Стихотворение Макниса посвящено беспомощности людей.
 – Да, Макнис – тоже ваш любимый поэт-модернист.
 – Откуда вы знаете?
 – Я немного изучала ваше прошлое, старший инспектор Чэнь. В одном из последних интервью вы говорили о его печали из-за того, что работа не оставляла ему времени на занятия поэзией, а на самом деле вы сожалели о себе, о том, что не стали поэтом. Люди часто говорят в стихах о том, в чем не смеют признаться окружающим.
 – Даже не знаю, что и сказать…
 – А вам и не надо ничего говорить, старший инспектор Чэнь. Задание мы выполнили, и через день-два я уеду домой.
 Парк обволакивал вечерний туман.
 – Если не возражаете, я прочту вам последнюю строфу, – сказал Чэнь.



    Печаль уже прошла,  
    И сердце вновь спокойно.  
    Прощения не жду,  
    Но рад и благодарен  
    За то, что был с тобой  
    Я в солнечном саду. 



 Кэтрин поняла, почему он выбрал именно эти стихи.
 В них говорилось не только о Вэнь и Лю.
 Они долго молча сидели там, заходящее солнце освещало их силуэты на фоне сада, но она не испытывала грусти, она знала, что этот вечер навсегда запечатлеется в ее памяти, и была благодарна за него Чэню и судьбе.
 Вечерняя панорама разворачивалась перед ними наподобие свитка со старинным китайским пейзажем: все то же и вместе с тем с каждым мгновением чуть изменившиеся очертания далеких гор на горизонте, смягченные легким туманом.
 Вечный поэтический сад, так же поскрипывал мостик во времена династии Мин, так же заходило солнце в эпоху Цин.
 Сотни лет назад.
 Сотни лет спустя.
 Было так тихо, что они слышали, как лопаются пузырьки воздуха на зеленой поверхности воды.




 33


 Поезд прибыл на вокзал Фучжоу точно по расписанию, в половине двенадцатого дня.
 На вокзале царила обычная суета: кто-то ожидал своего поезда, кто-то махал рукой вслед только что отошедшему, кто-то бежал рядом с вагоном, в стороне несколько человек держали в руках таблички с именами прибывающих пассажиров. Но среди них не было встречающих из полиции Фуцзяни.
 Чэнь ничего не сказал Кэтрин; некоторую небрежность местных полицейских он мог понять, но только не в данном случае. На душе у него стало тревожно.
 – Подождем здесь, – предложила Кэтрин. – Наверное, они опаздывают.
 Вэнь стояла молча, с бесстрастным лицом, как будто возвращение в этот город ничего для нее не значило. За время поездки в поезде она почти не разговаривала.
 – Нет, у нас слишком мало времени, – не желая признаваться в своих опасениях, сказал Чэнь. – Лучше я возьму машину напрокат.
 – А вы знаете, куда ехать?
 – Следователь Юй набросал для меня план местности с дорогой. Подождите меня здесь.
 Когда он вернулся в фургоне «дачжун», на платформе оставались только Кэтрин и Вэнь.
 Он пригласил Вэнь в машину:
 – Садитесь рядом со мной впереди. Будете указывать дорогу.
 – Постараюсь, – впервые заговорила с ним Вэнь. – Простите, что причиняю вам столько забот.
 Устраиваясь на заднем сиденье, Кэтрин постаралась ее успокоить:
 – Ничего страшного, не вы в этом виноваты.
 Руководствуясь картой и подсказками Вэнь, Чэнь нашел нужную дорогу.
 – Сейчас карта служит целям, о которых Юй и не думал.
 – Я только один раз говорила со следователем Юем по телефону, – сказала Кэтрин. – Мне не терпится с ним познакомиться.
 – К сожалению, в данный момент его самолет, наверное, уже подлетает к Шанхаю, так что увидитесь с ним там. Юй и его жена Пэйцинь – замечательные люди. Пэйцинь к тому же изумительно готовит.
 – Не сомневаюсь, что это так, раз ее хвалит такой гурман, как вы.
 – Обязательно пойдем к ним в гости, там уж вы отведаете настоящую китайскую еду. А у меня дома полный кавардак.
 – Буду с нетерпением ожидать такой возможности.
 Они предпочитали не говорить о делах в присутствии Вэнь, которая словно окаменела, сложив руки на животе.
 Поездка была долгой. Чэнь только раз остановил машину на деревенском рынке, где купил пакет плодов личи.
 – Очень питательный фрукт. Теперь у вас в крупных городах тоже можно купить личи. Их доставляют самолетом, – сказал он, – хотя они не такие вкусные, как в деревне.
 – И правда вкусно! – Кэтрин надкусила сочную мякоть личи.
 – Главное, свежие! – сказал Чэнь, очищая один фрукт для себя.
 Не успели они съесть фрукты, как показалась деревня Чанлэ. Впервые Вэнь ожила, она потерла глаза, как будто в них попала пыль.
 Автомобиль въехал на узкую улочку.
 – Вам долго собираться, Вэнь? – спросил он.
 – Нет, вещей немного.
 – Тогда давайте остановимся здесь.
 Они вышли из машины, и Вэнь повела их к своему дому.
 Время приближалось к часу дня. Большинство крестьян разошлись по домам, чтобы поесть. Около огромной лужи копошились в грязи белые гуси и, угрожающе вытянув длинные шеи, зашипели на чужаков. Женщина с плетеной сумкой на плече, как видно, узнала Вэнь, но поспешила уйти, завидев шедших за ней незнакомых людей. Дом Вэнь находился в тупике, рядом с развалившимся пустым сараем. Чэню он показался довольно большим. Перед домом был внутренний дворик, за ним – еще один на покатом спуске к ручью, заросшем кустарником. Но потрескавшиеся стены с облупившейся краской и забитые досками окна придавали дому угрюмый, заброшенный вид.
 Они вошли в комнату. Чэня поразило, что над шатким столиком висел на стене огромный выцветший портрет председателя Мао. Портрет обрамляли две свисающие ленты из красной бумаги с лозунгами, давно уже утратившими свою актуальность: «Слушайте председателя Мао!», «Следуйте курсом Коммунистической партии!».
 На подбородке Мао, как еще одна родинка, уютно устроился паук.
 Трудно было понять выражение, промелькнувшее на лице Вэнь. Вместо того чтобы собирать вещи, она замерла перед портретом, шевеля дрожащими губами, словно молилась ему – как истинный последователь движения хунвейбинов.
 Из корзины под столом торчали несколько коробок с этикетками на китайском и на английском. Вэнь достала оттуда маленькую коробочку и спрятала ее в сумку.
 – Что это? – спросил Чэнь.
 – Шлифовальный порошок. Хочу взять с собой на память о своей жизни в деревне. Как сувенир.
 – Сувенир, – повторил Чэнь.
 В поэме Лю по стене ползла зеленая улитка. Чэнь тоже взял одну упаковку, на этикетке которой схематическое изображение огня было зачеркнуто жирным черным крестом. Объяснение Вэнь показалось ему странным. Что хорошего было в ее здешней жизни, о чем хотелось бы помнить? Но он решил не тревожить женщину разговором о ее горькой судьбе, не бередить ее раны.
 Вэнь провела их в смежную комнату, отделенную только занавесом из бамбука. Кэтрин последовала за ней. Чэнь видел, как Вэнь стала доставать из комода детские вещи. Здесь ему нечего было делать. Поэтому он прошел в задний дворик, огороженный стеной. Раньше задняя дверь, видимо, открывалась, но сейчас она была заколочена.
 Он обогнул дом и вышел в передний двор. У дверей стоял покрытый слоем пыли сломанный стул из ротанга, красноречиво говоривший о безразличии хозяев дома к уюту. В углу двора он заметил корзину с пустыми бутылками, в основном пивными, добавлявшими последний штрих к картине царившего здесь запустения.
 На улице старый пес, прятавшийся от солнца в тени вдруг поднялся и медленно потрусил прочь. Ветви ивы встрепенулись под порывом ветра. Чэнь закурил, прислонившись к дверному косяку в ожидании женщин.
 Вечером из Фуцзяни отходил поезд на Шанхай. Он решил не звонить в местную полицию, и не только потому, что их не встретили на вокзале. Его по-прежнему терзали тревожные предчувствия, охватившие его с тех пор, как Вэнь пожелала приехать в деревню.
 Чэнь страшно устал. В поезде он почти ни на минуту не сомкнул глаз. В ту ночь жесткий вагон предложил ему решить непредвиденную проблему. Из трех полок нижняя, естественно, была предоставлена Вэнь. Не могло быть и речи, чтобы беременная женщина карабкалась по лесенке на верхнюю. Так что Чэнь и Кэтрин расположились на верхних полках. Но за Вэнь нужно было следить. «Иной раз даже сваренная курица может улететь». Поэтому он почти всю ночь лежал на боку и следил за ней. Каждый раз, как Вэнь поднималась со своего жесткого ложа, ему приходилось соскакивать на пол и незаметно следовать за ней. Он старался не смотреть на Кэтрин. Она тоже лежала на боку, одетая в черное платье, которое они купили на рынке Хуатин. Слабый свет плясал на женственных изгибах ее тела, короткое одеяло едва прикрывало ей плечи и ноги. Она не могла следить за полкой, расположенной прямо под ней. Так что поневоле больше смотрела в его сторону. И хотя в полночь свет в вагоне погасили, он все равно чувствовал в темноте ее близость, слышал, как она ворочается на тонком матрасе в ночи, которую время от времени прорезал резкий свисток паровоза…
 В результате у него совершенно онемела шея, и сейчас, стоя у двери, он разминал затекшие мускулы и вращал головой.
 Вот тут он и услышал звуки тяжелых торопливых шагов, приближающихся к ним с конца деревни. Шел не один и не два человека, а целая группа.
 Он вздрогнул и посмотрел на улицу. К дому приближались двенадцать мужчин в черных одеждах, с черными масками на лицах, в руках у них что-то поблескивало на солнце… Топоры! Заметив Чэня, они стали размахивать топорами и пронзительно и устрашающе кричать.
 – «Летающие топоры»! – крикнул он женщинам, только что вышедшим на крыльцо. – Назад! Быстро!
 Выхватив пистолет, он наспех прицелился и нажал на спусковой крючок. Один из замаскированных незнакомцев закружился на месте, как испорченный робот, попытался взмахнуть топором, но рухнул на колени. Остальные замерли на месте.
 – У него пушка!
 – Он убил третьего по старшинству!
 Но они не убежали, а лишь разделились на две группы: одна скрылась за домом на противоположной стороне улицы, а другая бросилась в сарай. Он сделал шаг навстречу им, и в воздухе сверкнули маленькие топорики, и, хотя они пролетели мимо, Чэню пришлось отступить.
 У каждого бандита было по несколько маленьких и больших топоров, заткнутых спереди и сзади за пояс, не считая тех, которые они держали в руках. Маленькие они метали в цель, как дротики.
 К его удивлению, казалось, у бандитов не было огнестрельного оружия, хотя во всех прибрежных провинциях вроде Фуцзяни велась контрабандная торговля оружием. Но сейчас было не до рассуждений о своем везении.
 Что было у него? Пистолет всего с пятью оставшимися пулями. Если он не будет мазать, то сможет вывести из строя пятерых бандитов. Но после последнего выстрела он станет беспомощным.
 «Летающие топоры» окружат дом. Когда они нападут со всех сторон, он окажется у них в руках. И он не мог надеяться, что местная полиция успеет прийти на помощь. Ведь только ей было известно об их прибытии в Фуцзянь.
 – Фуцзяньская полиция! Фуцзяньская полиция! – донесся до него голос Кэтрин, звонившей по сотовому телефону.
 В воздухе сверкнул еще один топор. Он не успел среагировать, и тот врезался в стойку двери, рядом с Кэтрин.
 Если с ней что-то случится…
 Он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Приехав сюда один с двумя женщинами, он допустил роковую ошибку. Ему нет оправданий – он не должен был идти на такой риск.
 Согнувшись рядом с Кэтрин, Вэнь, как щитом, прикрывалась томиком стихов.
 «Поэзия ничему не позволит произойти», – давным-давно прочел он где-то. Но сам надеялся, что поэзия может заставить что-то произойти. Вот до чего довел его этот томик стихов – в такой момент он рассуждает о стихах!
 – Вэнь, у вас в доме есть бензин? – спросила Кэтрин.
 – Нет.
 – А зачем, инспектор Рон? – удивился Чэнь.
 – Чтобы налить его в бутылки и сделать так называемый «коктейль Молотова».
 – Абразивы! Они ведь огнеопасные!
 – Правильно, они подойдут не хуже бензина.
 – А вы умеете готовить «коктейль Молотова»?
 – Конечно! – Она уже подбежала к корзине с химикатами под столом.
 Несколько гангстеров медленно выдвигались из укрытия. Чэнь поднял пистолет, когда один из них, словно обезумевший, бросился вперед, во всю мощь легких распевая «Летающие топоры» убивают всех врагов!». Он напоминал участника Боксерского восстания.
 Чэнь выстрелил два раза подряд. Одна пуля ударила бандиту в грудь, но по инерции он пролетел еще несколько шагов и лишь потом рухнул, по-прежнему крепко сжимая в руке топор. Что ж, хоть один раз попал. Чэнь пожалел, что последнее время редко посещал стрелковый тир. У него оставалось всего три патрона.
 В воздухе одновременно сверкнуло несколько топоров. Услышав, что Кэтрин возвращается к двери с бутылками, Чэнь инстинктивно схватил старый стул и выставил перед собой. Топоры врезались в дерево с такой силой, что он невольно отшатнулся назад.
 За его спиной Кэтрин наполняла бутылки химикатом. Вэнь поспешно запихивала в горлышки тряпки.
 – У вас есть зажигалка, Кэтрин? – спросил Чэнь. Кэтрин пошарила по карманам.
 – Вот спички из гостиницы, сувенир на память о Сучжоу. – Она чиркнула спичкой.
 Выхватив у нее бутылку, он швырнул ее в дом, за которым спрятались бандиты. Раздался взрыв. Затем в воздух взметнулось ослепительное пламя. Кэтрин поспешно зажгла вторую бутылку и передала Чэню. Он бросил ее в сторону сарая. Она взорвалась с оглушительным треском, и в нос ему ударил едкий запах горящей кислоты.
 Нужно было воспользоваться сумятицей, вызванной взрывом.
 Он обернулся к Вэнь:
 – Из деревни можно выбраться через ручей?
 – Да, сейчас он почти пересох.
 – Кэтрин! Сзади есть дверь, которая ведет в задний дворик. Выбейте ее и бегите с Вэнь через ручей к машине. – Он сунул ей пистолет. – Возьмите оружие. Там осталось только три патрона. Я вас прикрою.
 – Но как?
 – Да вот этим коктейлем, швырну в них несколько бутылок. – Он выдернул из дверного косяка топор. Возможно, скоро ему придется пустить его в ход. Чудесное освобождение с помощью приемов кун-фу бывает только в кино. – А потом вас догоню.
 – Нет, я не могу вас оставить. Местная полиция уже наверняка узнала о драке. Они приедут с минуту на минуту.
 – Слушайте, Кэтрин, – еле выговорил Чэнь пересохшими от волнения губами. – Мы долго не продержимся. Если они нападут на нас с обеих сторон, будет уже поздно. Не теряйте ни минуты!
 С этими словами он стал швырять одну за другой бутылки с горючей смесью. Дорожку заволокло дымом и пламенем. Среди звуков взрывов он слышал, как Вэнь и Кэтрин выбивают заднюю дверь. Оглядываться было некогда. К нему бросился бандит, в дыму сверкнуло лезвие топора. Чэнь бросил в его сторону еще одну бутылку, затем метнул топор.
 Из расползающегося дыма никто не появился.
 Отлично, подумал он, схватив одну из оставшихся бутылок, и вдруг услышал за домом громкий выстрел из пистолета. Затем какой-то грохот.
 Круто обернувшись, он увидел, что Кэтрин тащит Вэнь назад в дом. Над стеной позади дома появилось лицо человека в маске, затем две руки и плечи. Она снова выстрелила. Бандит свалился по ту сторону стены.
 – У этой гадины есть пистолет! – завопили снаружи.
 Видя, что впереди стоит Чэнь, а сзади Кэтрин, гангстеры на время остановились, но вскоре должны были возобновить атаку.
 В пистолете оставался всего один патрон.
 Передышка в две минуты спасла им жизнь.
 Чэнь услышал отдаленный вой сирены, затем отчаянный визг колес на въезде в деревню. Торопливый топот. Глухие вскрики. Частая стрельба.
 Схватив две последние бутылки с горючим, он выскочил на звуки стрельбы. Она велась в направлении дома напротив, где укрылись гангстеры. Еще один дождь выстрелов обрушился на сарай, который тут же вспыхнул огнем. Бандиты повыскакивали из огня и помчались прочь с криком:
 – Спасайтесь!
 Через несколько секунд на земле остались только тела убитых. Вооруженные полицейские преследовали убегающих бандитов.
 Не веря своим глазам, Чэнь изумленно уставился на шедшего к нему Юя, который помахивал пистолетом.
 Сражение было выиграно.




 34


 – Дружище Юй! – Чэнь радостно стиснул Юю руку.
 – Рад вас видеть, шеф, – только и сказал не на шутку переволновавшийся Юй.
 Кэтрин, с перепачканным копотью лицом и в порваной блузке, схватила Юя за другую руку.
 – Какое счастье, что вы здесь, следователь Юй!
 – Я и сам рад, инспектор Рон. Наконец-то мы с вами ознакомились.
 – А я думал, что вы подлетаете к Шанхаю! – сказал Чэнь.
 – Мой самолет задержался. Поэтому перед тем, как подняться по трапу, я еще раз проверил сотовый. И увидел там сообщение инспектора Рон, что на вокзале вас никто не встретил.
 – Интересно, инспектор Рон, когда вы успели ему сообщить?
 – Пока вы ходили за машиной.
 – Ну, мне, конечно, это показалось странным, – рассказывал Юй. – И чем больше я обо всем думал, тем больше тревожился. Вы понимаете, после стольких несчастных случаев…
 – Да, да, – прервал его Чэнь. И он сам, и инспектор Рон он понимали, что отсутствие полиции на вокзале было не просто подозрительно. Не случайно она решилась послать сообщение Юю. И все-таки им не стоило обсуждать эту проблему в ее присутствии.
 – Вот я и обратился к полиции аэропорта, и там мне дали джип и несколько полицейских. У меня было предчувствие, что они мне пригодятся.
 – Очень хорошее предчувствие!
 Во время их разговора прибыло еще несколько автомобилей с людьми. Чэнь не удивился, увидев впереди группы вооруженных полицейских комиссара Хуна, начальника полиции Фуцзяни.
 – Очень сожалею, старший инспектор Чэнь, – виновато сказал он. – Мы не успели встретить вас на вокзале, мой помощник ошибся с временем прибытия поезда. Мы уже возвращались в управление, когда услышали стрельбу, и помчались сюда.
 – Не беспокойтесь, комиссар Хун. Все уже позади. Запоздалое появление Хуна с людьми было примечаем к законченной главе.
 Мог ли Чэнь как-то исправить ситуацию? Нет, конечно. Будучи на чужой территории, он мог только поздравить себя с благополучным исходом. Они выполнили порученное им задание, никто из них не пострадал, зато уничтожена горстка бандитов. Он просто сказал:
 – «Летающие топоры» хорошо информированы. Не успели мы приехать в деревню, как они тут как тут.
 – Вероятно, кто-то из деревенских увидел Вэнь и сообщил им.
 – Значит, они как-то ухитряются узнавать обо всем раньше местной полиции, – не удержался от едкого замечания Чэнь.
 – Теперь вы сами видите, старший инспектор Чэнь, какая сложная здесь обстановка, – покачал головой Хун и обратился к Кэтрин: – Очень сожалею, инспектор Рон, что мы встречаемся с вами при таких обстоятельствах. От имени своих фуцзяньских коллег приношу вам свои извинения.
 – Вы не обязаны передо мной извиняться, комиссар Хун, – сказала инспектор Рон. – От имени маршальской службы Соединенных Штатов благодарю вас за сотрудничество.
 Полицейские принялись убирать поле битвы. На земле валялось несколько раненых бандитов. Один казался убитым. Чэнь собирался допросить другого, который что-то бормотал склонившемуся над ним полицейскому. Вдруг Хун обратился к нему:
 – Вы не объясните мне смысл поговорки: «Могао ицэ, даогао ичжан»?
 – Буквально ее можно перевести так: «Дьявол ростом в десять сантиметров, а справедливость – в сто метров». Другими словами, «как ни силен дьявол, а справедливость всегда восторжествует». Древние мудрецы Китая не очень-то верили во всемогущество зла.
 – Китайское правительство намерено нанести сокрушительный удар по всем черным силам, – напыщенно заявил Хун.
 Чэнь машинально кивнул, глядя, как полицейский пнул раненого бандита и злобно крикнул:
 – Черт побери, перестань трещать на своем проклятом мандаринском!
 Гангстер издал пронзительный крик боли, который врезался в их разговор, словно брошенный издалека топор.
 – Извините, инспектор Рон, – сказал Хун. – Эти бандиты самые отъявленные негодяи.
 – У меня набрался уже полный мешок извинений за каждый день, который я здесь провел, – с горечью заметил следователь Юй. – Хорошенькие дела творятся в Фуцзяни!
 Но старший инспектор Чэнь почел за благо свернуть скользкую тему. Ведь внешне все можно было отнести на счет случайностей. Он не мог терять время, поскольку его ждали Вэнь и Кэтрин.
 – Мы здесь мало что можем сделать, – сказал комиссар Хун, заглядывая Чэню в глаза. – Вы же понимаете, старший инспектор Чэнь.
 Уж не намекал ли он на политику руководства страны?
 Сомнения, которые терзали Чэня с самого начала расследования, подтверждались. Исчезновение Вэнь вряд ли было подстроено сверху, но он не был уверен, действительно ли власти хотят, чтобы Вэнь уехала в Америку. От Чэня требовалось лишь участие в представлении в духе старинного театра теней, где на занавесе мечутся тени фигурок людей в сопровождении музыки и песен, но и только. Однако, стремясь показать своей партнерше китайского старшего инспектора полиции в самом выгодном свете, Чэнь вышел за рамки предназначенной ему роли.
 Если все соответствовало его представлениям, то предотвратить схватку с гангстерами действительно было выше сил местной полиции, на что и намекал комиссар Хун.
 Возможно, «порядок действий был составлен заранее и втайне» на самом высоком уровне.
 Как же ему не хотелось в это верить!
 Возможно, всей правды он никогда не узнает. Возможно, будет лучше, если он удовлетворится ролью тупого китайского полисмена из голливудских фильмов и позволит инспектору Рон таковым его считать.
 Как бы там ни было, он не имел права делиться своими подозрениями с Кэтрин. В противном случае на стол секретаря парткома Ли ляжет очередное донесение сотрудников министерства общественной безопасности раньше чем он вернется в Шанхай.
 – Ну вот, ваше дело закрыто! – резко сменив тему, с заискивающей улыбкой воскликнул Хун. – Вам удалось найти Вэнь, и все хорошо закончилось. Успех необходимо отметить. Предлагаю вам познакомиться с лучшей фуцзяньской кухней, мы устроим для вас банкет с сотнями блюд из продуктов южного моря.
 – Нет, благодарю вас, комиссар Хун, – отклонил предложение Чэнь. – Но я должен попросить об одной услуге.
 – Все, что угодно, старший инспектор Чэнь!
 – Нам нужно срочно вернуться в Шанхай, у нас совершенно нет времени.
 – Никаких проблем. Давайте сразу поедем в аэропорт. На Шанхай каждый день отправляется несколько рейсов. Вы можете успеть на ближайший из них. Курортный сезон еще не начался, так что мы свободно купим вам билеты.
 Хун со своими людьми двинулся вперед на джипе, показывая дорогу. Юй с Вэнь следовал за ними в машине, в которой он приехал из аэропорта. Позади во взятом напрокат автомобиле ехали Чэнь и инспектор Рон.
 На сиденье лежал забытый пакет с оставшимися фруктами, но они стали уже портиться и потемнели. Но даже если бы их цвет и остался прежним, то у Чэня настроение изменилось.
 – Вы меня простите, – вдруг сказала Кэтрин.
 – За что?
 – Не стоило мне поддерживать Вэнь в ее намерении приехать сюда.
 – Да ведь и я не воспротивился. Это вы меня извините, инспектор Рон.
 – Вас? А вас-то за что?
 – За все.
 – Но как могли бандиты так быстро нас выследить?
 – Хороший вопрос. – Больше Чэнь ничего не сказал, считая, что отвечать обязан не он, а Хун.
 – Вы позвонили из Сучжоу в полицию Фуцзяни, – тихо сказала она.
 Правило тайцзи гласит: «Больное место достаточно только тронуть». Ей не нужно было надавливать на него.
 – Да, я ошибся, но я же не сказал, что с нами будет Вэнь! – Чэнь и сам терялся в догадках: ведь о том, что они нашли Вэнь, знала только полиция Сучжоу. – Наверное, – продолжал он, – действительно кто-то из крестьян сразу сообщил гангстерам о нашем появлении. Во всяком случае, так думает комиссар Хун.
 – Может быть.
 – Я не очень разбираюсь в здешней обстановке. – Он поймал себя на том, что говорит с ней так же уклончиво, как и Хун с ним. Но что еще он мог сказать? – Может, ганстеры подстерегали здесь Вэнь. Как старый ленивый крестьянин, который ждет, когда кролик сам налетит на дерево и разобьется насмерть.
 – Так или иначе, «Летающие топоры» оказались здесь, а местная полиция – нет.
 – Есть еще одна пословица: «Могущественный дракон не может победить местную змею».
 – У меня есть еще один вопрос, старший инспектор Чэнь. Почему местные змеи приехали вооруженные только топорами?
 – Возможно, поскольку их заранее не предупредили о нашем приезде, второпях они похватали то оружие, которое оказалось у них под рукой.
 – Не предупредили заранее, вы считаете? Я так не думаю. Ведь их было очень много и они успели надеть маскировку!
 – Да, верно, – согласился Чэнь. В сущности, ее вопрос вел к другому. Почему они позаботились о том, чтобы надеть маскировку? Все равно топоры выдавали их. Как и раны, нанесенные топором тому человеку в парке Хуанпу. Автограф бандитской группировки. – Но теперь когда мы выполнили задание, можно не тревожить себя такими вопросами.
 – И ответами. – Кэтрин поняла, что ему неприятен разговор.
 Ее реплика прозвучала подобно язвительному намеку на стихи, которые он читал ей в парке Сучжоу.
 Она сидела так близко и в то же время была так далеко от него.
 Чэнь включил радио, зазвучала реклама на местном диалекте, которого он совершенно не понимал.
 Вскоре они подъехали к фуцзяньскому аэропорту.
 У ворот на внутренние рейсы они увидели торговца в даосском одеянии, разложившего свои товары на куске ткани, постеленном прямо на землю. Там были разложены пучки лекарственных трав, открытые книги, журналы и картинки, иллюстрирующие лечебный эффект растений. Изобретательный предприниматель носил седую бороду, что придавало ему сходство с даосским отшельником из легенд, который выращивает растения высоко в горах, размышляет о мирской суете и живет в полной гармонии с природой.
 Он обратился к молодым людям, но ни Кэтрин, ни даже Чэнь его не поняли. Видя их растерянность, он заговорил на мандаринском.
 – Смотрите! Вот печенье фулинь, его можно купить только в Фуцзяни, очень полезное для всего организма, – нахваливал свой товар продавец. – Оно содержит энергию натуральных растений и множество других элементов, необходимых для здоровья.
 Торговец напомнил Чэню предсказателя судьбы в даосском храме. По иронии судьбы загадочное стихотворное предсказание оказалось правдой.
 Когда они вошли в зал ожидания, на табло появилось объявление о ближайшем рейсе самолета, сначала на мандаринском, потом на фуцзяньском диалекте, а затем на английском.
 Наконец Чэнь сообразил.
 Что-то было совершенно не так.
 – Черт! – невольно вскрикнул он и посмотрел на часы. Но было уже поздно.
 – Что случилось, старший инспектор Чэнь?
 – Нет, нет, ничего…




 35


 Пригласить Чэня и Кэтрин на званый ужин придумал следователь Юй. Точнее, старший инспектор намекнул ему, что Кэтрин очень хочется побывать в китайском доме, а поскольку сам он был холостяком, то считал неприличным пригласить к себе девушку. Больше Чэню не пришлось ничего объяснять своему помощнику.
 Не успев приехать домой, Юй сразу озадачил Пэйцинь званым ужином:
 – Инспектор Рон уезжает завтра днем, так что у нее остается только сегодняшний вечер.
 – Ты же только вернулся. – Пэйцинь достала из таза с горячей водой полотенце, отжала его и протянула мужу. – Я ничего не успею приготовить. Тем более что нашей гостьей будет американка.
 – Но я уже пригласил их.
 – Нужно было сперва позвонить мне, – укорила его жена, подвигая ему чашку жасминового чая. – В такой тесноте гостям и повернуться-то негде.
 В начале пятидесятых отцу Юя, Старому Охотнику, была предоставлена пятикомнатная квартира. За прошедшие сорок лет состав семьи сильно разросся, и теперь каждая комната служила жильцам одновременно и спальней, и столовой, и гостиной, и даже ванной. Юю с женой и сыном досталась одна комната, отец жил рядом, в проходной. Из коридора человек попадал сразу в комнату Старого Охотника, а затем проходил в комнатушку, которую занимали Юй с женой и сынишкой.
 – Ну, ничего страшного. Эта американка изучает китайский, так что ей интересно побывать в обычной китайской семье. И знаешь, у меня есть подозрение, что между нею и старшим инспектором Чэнем что-то такое… Понимаешь?
 – Что ты говоришь? – изумленно воскликнула Пэйцинь. – Но ведь у Чэня есть девушка из высокопоставленной семьи в Пекине!
 – После дела Баошеня я в этом не так уж уверен. Помнишь поездку Чэня в Желтые горы?
 – Ты мне о ней не рассказывал. Значит, между ними все кончено?
 – Все очень сложно. Политика, понимаешь! Исход того дела не очень-то понравился ее отцу. И отношения Чэня с девушкой стали очень натянутыми. Во всяком случае, так говорили. К тому же они живут в разных городах.
 – Да, плохо. Вот тебя не было дома всего неделю, а как мне было тоскливо! Не знаю, как между ними могут сохраняться какие-то отношения, когда они живут вдали друг от друга. – Пэйцинь приняла от мужа полотенце и погладила его по небритой щеке. – А почему Чэнь не перевелся в Пекин?
 – Ну он же такой гордый и упрямый! Ему не нужна протекция руководства.
 – Уж не знаю, гордый он или нет, но связи с высшим руководством и все, что за ними стоит, вряд ли пошли бы ему на пользу, – тихо сказала она. – Так ты думаешь, что инспектор Рон питает к нему нежные чувства? Вот было бы хорошо. Ему давно уже пора остепениться.
 – Да ты что, Пэйцинь! Жениться на американке? Прямо как в голливудском фильме. Прилетела на неделю в Китай и нашла себе мужа. Нет, если уж старший инспектор Чэнь женится, то только не на ней.
 – Кто знает… Так что мы приготовим на вечер?
 – Да обычную китайскую еду. Чэнь говорит, что американка в восторге от всего китайского. Как думаешь, может, приготовить пельмени?
 – А что, по-моему, будет отлично. Сейчас как раз сезон для зеленых побегов бамбука. Можем приготовить пельмени с тремя начинками: с побегами бамбука, с мясом и с креветками. Одни пельмени я поджарю, другие сварю, а третьи подам в супе из утки с черными сережками деревьев. Сегодня уйду с работы пораньше и куплю в ресторане какие-нибудь закуски. Пусть у нас тесно, но не можем же мы ударить в грязь лицом перед гостьей из Америки!
 Юй устало потянулся:
 – А мне сегодня вообще можно не ходить на работу. Так что схожу на рынок и куплю самые свежие побеги бамбука.
 – Постарайся выбрать самые нежные и тонкие, толщиной не больше двух пальцев. А мясо мы лучше сами провернем, на рынке фарш не очень-то свежий. Во сколько они должны прийти?
 – Где-то в половине пятого.
 – Тогда давай скорее начинать. Надо еще приготовить тесто для пельменей!
 Чэнь с Кэтрин пришли почти на час раньше. Чэнь был в сером костюме. Облаченная в красный чеонсам без рукавов и с глубокими разрезами, Кэтрин походила на актрису из фильмов про Шанхай тридцатых годов. Чэнь держал бутылку вина, а Кэтрин – большой полиэтиленовый пакет.
 – Наконец-то вы появились у нас с девушкой, старший инспектор Чэнь, – улыбнулась Пэйцинь.
 – Наконец-то, – сказала Кэтрин, взяв Чэня под руку с шутливой серьезностью.
 Пэйцинь сразу пожалела о своей шутке, но реакция американки дала ей понять, что та не рассердилась.
 – Познакомьтесь, это – инспектор Кэтрин Рон из американской маршальской службы, – официально представил ее Чэнь. – А еще она очень интересуется китайской жизнью. С самого своего приезда она все время мечтала поближе познакомиться с какой-нибудь китайской семьей.
 – Рада познакомиться, инспектор Рон. – Пэйцинь вытерла о передник испачканные в муке руки и поздоровалась с Кэтрин.
 – Я тоже очень рада, Пэйцинь. Старший инспектор Чэнь частенько нахваливал ваши кулинарные способности.
 – Ну, ему свойственно преувеличивать, он же поэт – смущенно засмеялась Пэйцинь.
 Будучи хозяином дома, Юй говорил не так официально:
 – Извините за беспорядок. Позвольте познакомить вас с сыном. Его зовут Циньцинь.
 В комнате мог поместиться только один стол. Раннее прибытие гостей поставило хозяев в неловкое положение. Они не успели закончить готовку, и весь стол был занят пакетом с мукой, раскатанными кружочками теста, мясом и зеленью с овощами. Кэтрин пришлось поставить свой пакет прямо на кровать.
 – Старший инспектор вечно занят, и сегодня вечером ему еще предстоит вернуться на работу, поэтому мы и явились так рано. – Кэтрин достала из пакета две коробки. – Это небольшие сувениры, которые я выбрала в гостинице. Надеюсь, они вам понравятся.
 В одной коробке был кухонный комбайн, а в другом – кофеварка.
 – Просто замечательно, инспектор Рон! – воскликнула Пэйцинь. – Вы так добры! Теперь, когда старший инспектор придет к нам в следующий раз, мы сможем угостить его свежесваренным кофе!
 – В этой кофеварке можно еще кипятить воду для чая, – сказал Чэнь. – А сейчас мы можем быстро провернуть мясо и порезать овощи в кухонном комбайне!
 – И побеги бамбука! – воскликнул Юй и начал тут же осваивать приспособление.
 – У меня для вас тоже кое-что есть. – Чэнь достал несколько стаканчиков для ручек в форме фантастических черепах, тигров и драконов. – Эти вещицы, которые мастера в горах Тай изготавливают из сосновой смолы, предположительно вызывают вдохновение.
 Только они совсем непрактичные, подумала Пэйцинь, сравнивая их с подарками Кэтрин.
 Чэнь стал переводить Юю инструкцию по обращению с кухонным комбайном. А Кэтрин потребовала, чтобы ее привлекли к готовке.
 – Не надо воспринимать меня как постороннюю, Пэйцинь. Я не для того пришла к вам.
 – А для того, чтобы потом похвастаться, что она умеет готовить как в Шанхае, – рассмеялся Чжэнь.
 Пэйцинь вручила гостье полиэтиленовый фартук. И вскоре у Кэтрин были испачканы в муке не только руки, но и лицо. Но она не сдавалась и самостоятельно вылепила два пельменя, которые получились у нее слишком большими и неуклюжими.
 – Замечательно! – похлопал ей Юй.
 – Самые большие пельмени предназначаются старшему инспектору! – с озорным блеском в глазах провозгласила Кэтрин. – Самому главному сотруднику управления.
 Потом настал момент готовить. Пэйцинь пошла на кухню, и Кэтрин последовала за ней. Хозяйка растерялась. Собственно, кухня представляла собой отгороженную часть коридора, где стояли несколько плит, топившихся углем. Принесенные из ресторана блюда пришлось разогревать на плите соседки. Но Кэтрин ничего не смущало, она весело вертелась в тесном помещении, наблюдая, как Пэйцинь опускает одни пельмени в кипящую воду, другие укладывает в пароварку, третьи жарит в котелке с вогнутым днищем и добавляет разные специи в суп из утки.
 – Когда придет домой Старый Охотник? – спросил Чэнь у Юя, когда они принялись убирать со стола.
 – Не знаю. Сегодня он ушел рано утром, так что я даже не смог с ним поговорить. А вам обязательно надо возвращаться сегодня в управление?
 – Да, есть одно дело…
 Их разговор был прерван появлением на столе тарелок с разными видами пельменей. Юй посыпал пельмени красным перцем и толченым чесноком. Чэнь открыл небольшую бутылку с золотистым вином «Шаосин». Юй успел придвинуть стол к кровати. Чэнь сел с одного торца Кэтрин с другого, а Юй с сыном на кровать. Конец стола поближе к кухне оставили для Пэйцинь, которая время от времени выбегала, чтобы приготовить новую порцию пельменей.
 – Фантастически вкусно! – воскликнула Кэтрин, отведав пельменей. – В Нью-Йорке, в Чайна-тауне, ничего подобного не пробовала.
 – Потому что тесто для пельменей лучше готовить дома, – объяснила Пэйцинь.
 – Спасибо, Пэйцинь, – от души поблагодарил ее Чэнь. – Вы всегда умеете побаловать гостей чем-то особенным.
 – Я впервые пробую свежие побеги бамбука, – сказала Кэтрин.
 – Свежие бамбуковые побеги очень полезны, – заметил Чэнь. – Су Дунпо однажды сказал: «Важнее есть свежие бамбуковые побеги, чем мясо». Для человека с утонченным вкусом побеги бамбука – настоящий деликатес.
 – Это тот самый Су Дунпо, о котором вы говорили, когда мы ели крабов, дядя Чэнь? – спросил Циньцинь.
 – А у мальчика отличная память! – заметил Чэнь.
 – Циньцинь очень интересуется историей, – сказал Юй, – но Пэйцинь хочет, чтобы он изучал компьютеры. Она считает, что тогда ему будет легче найти работу.
 – В Соединенных Штатах то же самое, – заметила Кэтрин.
 Наконец с пельменями было покончено.
 – Придется немного подождать, пока сварится суп из утки, – сказала Пэйцинь, поднимая маленькую рюмку с золотистым вином. – Старший инспектор Чэнь, вы не почитаете пока стихи?
 – Отличная мысль! – поддержал ее Юй. – Прямо как в «Сне в Красном тереме». В прошлый раз вы обещали нам почитать, шеф.
 – Да, но только у меня не было времени сочинять новые стихи.
 Пэйцинь принесла кастрюлю с супом и разлила его по мисочкам. Кэтрин увидела в бульоне какую-то зелень. Потом хозяйка дома водрузила в центр стола необычное на вид блюдо.
 – Наша фирменная «голова Будды».
 Блюдо действительно напоминало голову Будды – белая тыква, сваренная на пару, покрытая большими зелеными листьями лотоса. Юй ловко срезал кусочек «черепа» бамбуковым ножом. Тыква оказалась начинена тушеным голубем, фаршированным жареным перепелом, который, в свою очередь, был также фарширован жареным воробьем.
 – Так много мозга в одной голове, – сказала Кэтрин. – Неудивительно, что блюдо имеет такое название.
 – Вкус этих птиц смешивается в процессе варки на пару. Так что в каждом кусочке вы можете почувствовать разный вкус.
 – Удивительно вкусно! – Старший инспектор Чэнь удовлетворенно вздохнул, встал, положив зубочистку на бортик тарелки с супом, и сказал: – А теперь, с благословения Будды, у меня есть одно объявление. Оно касается наших гостеприимных хозяев.
 – Нас? – удивленно переспросил Юй.
 – Сегодня утром я был в управлении и, помимо прочих дел, присутствовал на заседании жилищной комиссии. Комитет принял решение предоставить следователю Юю двухкомнатную квартиру на улице Тяньлинлу. Поздравляю вас!
 – Нам – двухкомнатная квартира! – не веря своим ушам, проговорила Пэйцинь. – Да вы шутите!
 – Ничуть. Комиссия приняла окончательное решение.
 – Должно быть, вам пришлось сражаться за нас, – сказал Юй.
 – Но вы заслужили, Юй.
 – Поздравляю вас. – Кэтрин тепло пожала руку Пэйцинь. – Только почему сражаться?
 – Я знаю, что в очереди на жилье больше семидесяти человек, а сколько квартир выделено нашему управлению на этот раз, старший инспектор Чэнь?
 – Четыре.
 – «Рисовой каши не хватает для всех ожидающих еды монахов». Жилищной комиссии приходится неоднократно совещаться, прежде чем прийти к окончательному решению. Чэнь – один из главных членов жилищной комиссии.
 – И снова вы преувеличиваете, Пэйцинь. Главное – то, что ваш муж стоял первым в списке. – Чэнь достал небольшой конверт. – Я сделал для вас только одно: по окончании заседания получил для вас ключи от квартиры. Теперь она ваша по закону, и вы можете уже в мае переехать в нее.
 – Огромное вам спасибо, старший инспектор Чэнь. – Пэйцинь прижала драгоценный конверт к груди. – Ключи – так важно! «За долгую ночь чего только не приснится».
 – Эту китайскую пословицу я знаю, – обрадовалась Кэтрин.
 – Итак, за ваше здоровье! – Чэнь высоко поднял чашку с вином.
 – Ваше здоровье! – Кэтрин наклонилась к нему и нарочито громко прошептала на ухо: – Теперь я понимаю, почему вам так нравится ваша работа в управлении.
 – Вы как раз напомнили мне, что я должен вернуться на работу.
 – А мне пора идти собирать вещи к отъезду, – вздохнула Кэтрин.
 Минут через двадцать, когда Пэйцинь убирала стол, в комнату торопливо вошел Старый Охотник:
 – Старший инспектор приходил?
 – Да, он приходил с американкой, – сказал Юй. – Они только что ушли.
 – И куда они пошли?
 – Думаю, каждый своей дорогой. Она вернулась в гостиницу, а он – в управление.
 – Позвони ему, – задыхаясь, велел Старый Охотник. – Проверь, вернулся ли он в управление.
 Юй позвонил сначала в управление, затем в гостиницу, но старшего инспектора нигде не застал. Наконец он дозвонился к нему на сотовый.
 – Я в дороге, – сказал Чэнь. – Передайте от меня привет Старому Охотнику. Да, сегодня вечером будет трудно со мной связаться, так что я сам позвоню.
 – А что случилось, отец? – спросил Юй, положив трубку.
 Вошла Пэйцинь с миской пельменей.
 – Хвала Небесам! По крайней мере, он не в гостинице, – сказал Старый Охотник, принимая из рук Пэйцинь миску. – У твоего босса на плечах мудрая голова.
 – Да в чем дело, отец? – Пэйцинь поперчила суп.
 – Юй предан старшему инспектору Чэню, о чем знают все вокруг, и не только в управлении. Поэтому и решили кое о чем мне намекнуть.
 – О чем именно? – спросил Юй.
 – У некоторых глаза завидущие, а смелости хватает только для того, чтобы исподтишка делать гадости. И вот они что-то заметили между старшим инспектором Чэнем и американкой. В гостиницу могли послать людей из МОБ.
 – Ну и подлецы!
 – Не стоит слишком волноваться. Старший инспектор Чэнь очень осторожен, – тихо сказала Пэйцинь, вытирая руки о передник. – Поэтому он и предпочел привести американку к нам, а не к себе.
 – Он спрашивал у меня, отец, когда ты вернешься, – сказал Юй.
 – Сегодня утром я с ним говорил насчет Гу Хайгуана.
 – А кто это?
 – Владелец караоке-клуба «Династия». Богач, связанный с гангстерами. А твой босс не говорил тебе о нем?
 – Нет, во время перелета мы с ним не разговаривали.
 – Он сказал, что позвонит мне насчет встречи с Гу сегодня вечером. Я пытался дозвониться ему в управление, но не застал, – рассказывал Старый Охотник за едой. – Не знаю, в чем замешан Гу. В дело с трупом в парке или с пропавшей женщиной. Но того, что я рассказал твоему боссу, вполне достаточно, чтобы годика на два засадить Гу за решетку.
 – Куда же Чэнь сейчас едет? – сказал Юй. – Странно… Дело Вэнь закончено. Понятия не имею, что он еще задумал.
 – Да, ему следует быть очень, очень осторожным! – повторил Старый Охотник.
 – Отец, вот вам еще пельмени, – сказала вернувшаяся с новой порцией Пэйцинь. – Успокойтесь, он же обещал позвонить.
 Прошло еще несколько часов, а от старшего инспектора Чэня по-прежнему не было ни слуху ни духу.
 Циньцинь давно уже заснул на раскладном диванчике, Старый Охотник тоже улегся в своей комнате, а Юй и Пэйцинь тихо лежали и ждали звонка. Больше Юй ничего не мог сделать. Держа руку жены, он говорил о недавних гостях:
 – Может, у старшего инспектора и есть свое персиковое дерево счастья, но оно никогда не принесет плодов.
 – Почему ты так говоришь? Ты же видел, как она на него смотрела.
 – Какое это имеет значение? Между ними невозможны какие-либо отношения.
 – Почему? Чэнь тоже к ней неравнодушен. Сейчас очень много смешанных браков.
 – Только не в его положении, – сказал Юй. – Он даже не мог обсуждать с ней все подробности расследования.
 – Он сам тебе сказал?
 – Да, между своими и чужаками должна быть граница, как говорит секретарь парткома Ли. – Юй тоже кое-что скрывал от Пэйцинь, в частности историю с пищевым отравлением в Фуцзяни.
 – Но разве он не может уехать в Соединенные Штаты?
 – Даже если он захочет, думаешь, там он сделает себе карьеру – с таким-то политическим прошлым? От политики не скроешься. Там ему никогда не стать старшим инспектором.
 – Тогда она может приехать сюда и стать ему хорошей женой. Она с удовольствием помогала мне на нашей тесной кухоньке.
 – Чтобы она по утрам выносила ночной горшок, в дождь и снег ездила на велосипеде, топила плиту, и так день за днем… Нет, жена, я так не думаю.
 – Разве я этого не делаю? И все-таки я с тобой счастлива и всем довольна.
 – Такая жизнь не подходит для старшего инспектора Чэня. Если он женится на американке, он может распрощаться с карьерой. – Помолчав, он мрачно добавил: – Да еще неизвестно, какие сейчас отношения между Чэнем и его подружкой из высокопоставленной семейки. Как бы там ни было, в свое время, когда он попал в неприятность, она ему помогла.
 – Может, ты и прав. – Пэйцинь смягчилась. – Сегодня мне не хочется с тобой спорить.
 – Почему?
 – Мы же скоро переедем на новую квартиру. Уже в мае. До сих пор не могу поверить. Наверное, мы в последний раз принимали здесь гостей.
 – А помнишь, как Чэнь пришел к нам в первый раз?
 – Конечно. Тогда вы расследовали убийство отличницы труда. В тот вечер мы приготовили крабов.
 – Да, а я в тот вечер долго лежал без сна и слушал, как лопаются пузырьки крабовой пены.
 – Почему?
 – Мы так бедны по сравнению с этими высокопоставленными чиновниками, которые каждый вечер устраивают приемы в своих особняках. А нам приходится сдерживать себя в постели, чтобы не разбудить Циньциня.
 – Ах вот в чем дело! Да я с радостью еще раз сдержу себя, – сказала она, прижимаясь к его широкой груди.
 Но в тот момент раздался телефонный звонок.
 Звонила инспектор Рон. Она сказала, что не может связаться со старшим инспектором Чэнем. Сотовый отвечает, что он недоступен, и она очень волнуется. Юй беспокоился не меньше ее и обещал позвонить, как только свяжется с Чэнем.
 Он думал, что желание близости с женой уже пропало, но ласки Пэйцинь сделали свое дело.




 36


 Рейс самолета снова откладывался.
 В международном аэропорту Хунцяо собрались инспектор Рон, Вэнь, следователь Юй, секретарь парткома Ли и сержант Цянь – все, кроме старшего инспектора Чэня. Они стояли неподалеку от табло, на котором до сих пор не высветилось время вылета рейса «Юнайтед эрлайнз» на Вашингтон.
 По словам следователя Юя, час назад старший инспектор Чэнь позвонил ему и сказал, что едет в аэропорт. Не похоже на пунктуального старшего инспектора. Инспектор Рон тревожилась. Она не говорила с ним после того, как они покинули гостеприимный дом Юя. Несмотря на «успешное окончание дела», как выразился секретарь парткома Ли, они так и не выяснили всех вопросов, возникших во время расследования. А их рейс, если не будет дальнейших задержек, отправляется уже через полтора часа.
 Яркое солнце било в высокие окна зала ожидания. Вэнь держалась особняком. Лицо ее было бледным и замкнутым, под глазами обозначились темные круги. Юй пошел узнать, какая погода стоит в Токио. Одетый в щегольской костюм Цянь, с которым Кэтрин познакомилась только что, занимал ее любезным разговором и время от времени предлагал ей принести освежающий напиток. Секретарь парткома Ли в который раз оседлал своего любимого конька – дружба между китайским и американским народами. Кэтрин извинилась и подошла к Вэнь.
 Ей трудно было утешить женщину на китайском, поэтому она только сказала:
 – Не бойтесь, Вэнь, я сделаю для вас все, что в моих силах, когда мы окажемся в Соединенных Штатах.
 – Не беспокойтесь, инспектор Рон, – ровным, бесцветным голосом сказала ей Вэнь. – Вы уже выполнили свое задание.
 Но Кэтрин почему-то не испытывала удовлетворения. Пытаясь придумать, чем еще успокоить несчастную женщину, она вдруг увидела входящих в зал ожидания Чэня и Лю. В руках у обоих были большие полиэтиленовые пакеты с покупками.
 – О, смотрите! Вас пришел проводить Лю Цин, а с ним и старший инспектор Чэнь!
 – Что?!
 К ним подошел Ли, а за ним Юй и Цянь. Вэнь замерла на месте, не веря своим глазам.
 – Товарищ секретарь Ли, я привез из Сучжоу товарища Лю, – сказал Чэнь. – К сожалению, у меня не было времени испросить ваше разрешение.
 – Лю очень нам помог, – пустилась в объяснения Кэтрин. – Если бы не он, мы не смогли бы убедить Вэнь поехать в Америку. Они имеют право попрощаться.
 – Я привез товарища Лю не только для этого, инспектор Рон. Мне нужно поговорить кое о чем с Вэнь Липин, – продолжил Чэнь. – Давайте пройдем вон в то помещение для встречи гостей, там и поговорим.
 Они прошли в просторный зал с роскошным мраморным столом и двумя рядами кожаных кресел, в котором городское руководство встречало почетных иностранных гостей во время короткой остановки в Шанхае. Кэтрин села рядом с Вэнь и Лю с одной стороны стола, Чэнь со своими коллегами – напротив. В конце приемной находилась небольшая комната с диванами для отдыха гостей.
 Кэтрин, Юй и Ли озадаченно переглянулись. Она заметила, что Чэнь не обращался к Цяню, который поигрывал своим стаканом. Может, потому, что Цянь был его мелким подчиненным?
 – Где вы были вчера ночью? – заговорил Юй. – Я несколько часов ждал, когда вы позвоните.
 – Дело в том, что сначала я думал захватить с собой на разговор с Гу Хайгуаном Старого Охотника, но он сам мне позвонил и попросил встретиться с ним наедине. Поэтому я специально пришел к вам в гости пораньше, чтобы потом встретиться с Гу.
 – Вы не говорили мне о встрече, – упрекнула его Кэтрин.
 – Я понятия не имел, что хотел сообщить мне Гу. А после мне уже некогда было посвящать вас в содержание нашего разговора. Мне пришлось попросить Малыша Чжоу немедленно отвезти меня в Сучжоу. У Лю была поздняя деловая встреча, я дождался, когда он вернется домой, и после разговора с ним мы перед рассветом тронулись в обратный путь. Поэтому и приехали сюда с опозданием. – Чэнь перевел дыхание и неожиданно перешел на официальный тон: – Инспектор Рон, вы можете кое-что обещать от имени американской маршальской службы?
 – Что именно, старший инспектор Чэнь?
 – Обещайте, что немедленно по приезде в Соединенные Штаты перевезете Вэнь и Фэна на новое место жительства.
 – Мы так и собирались сделать, но почему такая срочность, старший инспектор Чэнь?
 – Потому что бандиты постараются навредить Вэнь даже после того, как она окажется с Фэном.
 – Но почему? – Юй вынул сигарету из пачки.
 – Долгая история. В начале января, за несколько недель до того, как Вэнь стала хлопотать о выдаче паспорта, «Летающим топорам» стало известно о делишках Фэна в Штатах. Вэнь решила не ехать к мужу, а остаться в Фуцзяни. Но они принудили ее вступить с ними в тайное соглашение: она должна была приехать к мужу и отравить его. Они обещали, что потом о ней позаботятся. Она согласилась. Не потому, что так ненавидела Фэна, что готова была его отравить, просто она знала, что с ней сделают бандиты, если она откажется… В данный момент ситуация еще более осложнилась, – продолжал Чэнь, не обращая внимания на эффект, который произвело на слушателей его разоблачение. – Когда она окажется в Америке, ей будет грозить опасность не только от «Летающих топоров», но и со стороны «Зеленого бамбука». У этой преступной группировки есть отделения в Соединенных Штатах. Они представляют огромную опасность для ее жизни.
 – О чем вы говорите? – снова спросил Юй. – Какое отношение к делу имеет «Зеленый бамбук»?
 – «Зеленый бамбук» – международная преступная организация, куда мощнее и крупнее, чем фуцзяньские «Летающие топоры». Они стремятся расширить поле своей деятельности для того, чтобы заниматься переправкой людей в районе Фуцзянь, они планируют выжать из Фэна очень важную информацию, а Вэнь держать в качестве заложницы. Как выяснилось, человек, который подсунул Фэну записку в пакет с продуктами, был не из «Летающих топоров», а из «Зеленого бамбука». Именно они, напялив маски, напали на нас в деревне Чанлэ.
 – Но как вы обо всем узнали, старший инспектор Чэнь? – спросил секретарь парткома Ли.
 – Я все объясню в свое время, товарищ Ли, – сказал Чэнь и обратился к Вэнь: – Товарищ Вэнь, теперь я понимаю, почему вы передумали получать паспорт, почему захотели остаться у Лю и зачем вам понадобилось вернуться в Фуцзянь. Если уж вам пришлось ехать в Соединенные Штаты, то нужно было захватить яд, который передали вам люди из «Летающих топоров». Пятого апреля, когда вы уезжали из деревни, вы оставили его дома.
 Вэнь не произнесла ни слова, но, когда Лю мягко тронул ее за плечо, она опустила голову, закрыла лицо руками и расплакалась.
 – Фэн погубил вашу жизнь, гангстеры не оставили вам выбора, местная полиция не могла вас защитить, а вам приходилось думать о ребенке, – сказал Чэнь. – Любая женщина, оказавшись в вашем положении, сочла бы необходимым поступить точно так же.
 – Но, Вэнь, ты этого не сделаешь! – взволнованно воскликнул Лю. – Ты сможешь там начать новую жизнь.
 – Лю много сделал для вас, Вэнь, – вступила в разговор Кэтрин. – Если вы поступите опрометчиво, что с ним станет?
 Чэнь сказал:
 – Я говорю так не для того, чтобы напутать вас, но вы жили в его доме две недели. Люди могут подумать, что вы задумали отравление вместе с ним. И Лю будет признан виновным.
 – Я не знаю, как спасти Лю, если с Фэном что-нибудь случится, – добавил Юй. – Люди обязательно найдут козла отпущения.
 – А я не могу понять, как после такого «Летающие топоры» спасут вас, – сказал Ли.
 – Они не посмеют, – впервые заговорил Цянь.
 – Прости меня, – заплакала Вэнь, сжав руку Лю. – Об этом я не подумала. Ты знаешь, я скорее умру, чем причиню тебе вред.
 – Позволь я расскажу тебе о годах, проведенных в Хэйлунцзяне, – попросил Лю. – Тогда моя жизнь представлялась мне длинным туннелем без света впереди. Только мысли о тебе придавали ей какой-то смысл. Я лелеял воспоминание о том, как мы с тобой держали в руках красное сердце с иероглифом «верность» – там, на шанхайском вокзале. Для меня это было настоящим чудом. И я твердил себе, что, если в моей жизни произошло такое чудо, значит, можно ожидать и другого чуда. Поэтому я продолжал жить. И действительно, жизнь моя целиком изменилась в 1976 году, по окончании культурной революции. Поверь мне – и для тебя все изменится.
 – Как я обещал вам в Сучжоу, – сказал Чэнь, – с Лю ничего не случится, если вы поможете американцам. Сейчас, в присутствии секретаря парткома Ли, я повторяю свое обещание.
 – Старший инспектор Чэнь прав! – поддержал Чэня Ли. – Со своей стороны, как старый большевик с сорокалетним стажем, я тоже даю вам слово. Если вы будете вести себя соответственно, Лю ничего не угрожает.
 – Вот англо-китайский словарик. – Юй достал из брюк потрепанный карманный словарик. – Мы с женой тоже закончили школу и были в числе «грамотной молодежи». Когда мы жили в Юньнани, я и думать не думал, что смогу возвратиться в Шанхай, поступлю на службу в полицию, что мне доведется говорить на английском с американской коллегой. Времена меняются. Лю верно говорит. Возьмите словарь, Вэнь. Там вам придется говорить по-английски.
 – Спасибо, следователь Юй. – Лю вместо Вэнь принял у него словарь. – Он мне очень пригодится.
 – И еще одно. – Чэнь достал конверт с фотографией Вэнь, сделанной на вокзале в Шанхае, когда она, совсем еще юная, уезжала из города; этот снимок был опубликован в «Вэньхуэй дейли».
 Кэтрин взяла фотографию для Вэнь, которая по-прежнему безутешно плакала.
 Двадцать лет назад, на железнодорожном вокзале, в поворотный момент ее жизни… Кэтрин посмотрела на фото, затем перевела взгляд на Вэнь. Сейчас, в этом аэропорту, в ее жизни снова совершался решительный переворот, только Вэнь уже не была «юной и смелой левачкой», кружащейся в «Танце верности» и с надеждой смотрящей в будущее.
 – Вот что я вам скажу о программе защиты свидетелей, – тихо сказала Кэтрин. – Люди могут выйти из нее – на свой страх и риск, но мы этого не советуем. Тем не менее все может измениться. Через несколько лет, когда с мафией будет покончено. Тогда я смогу обсудить со старшим инспектором Чэнем, как иначе можно будет устроить вашу жизнь.
 Вэнь подняла затуманенный слезами взгляд, но ничего не сказала, а только достала из сумочки маленький пакетик и передала его Кэтрин.
 – Здесь яд, который дали мне «Летающие топоры». Больше меня не надо убеждать, инспектор Рон.
 – Спасибо вам, – одновременно проговорили Чэнь с Юем.
 – Теперь, когда Вэнь пообещала вам свою помощь, мы можем поговорить с ней наедине? – спросил Лю, бросив взгляд в соседнюю комнатку.
 – Разумеется, – поспешила ответить Кэтрин. – Мы подождем вас здесь.




 37


 Как только Вэнь и Лю удалились, Кэтрин Рон обратилась к Чэню, который только виновато пожал плечами, глядя на всех.
 – Кажется, старший инспектор Чэнь, наступил момент все нам объяснить, – сухо сказала она.
 Последние события были для нее неожиданными, хотя и не настолько, насколько для китайских коллег Чэня. За последние несколько дней ей не раз казалось, что с загадочным старшим инспектором что-то происходит.
 – Дело оказалось совершенно необычным, товарищ секретарь Ли, – начал Чэнь. – Мне приходилось принимать решения, не имея возможности посоветоваться с вами и с моими коллегами, действовать на свою ответственность. Больше того, я не все вам говорил, не будучи уверенным, что мои догадки имеют отношение к данному делу. Поэтому, если вы услышите что-либо новое для себя, прошу вас проявить терпение и позволить мне все объяснить.
 – При таких обстоятельствах у вас не было иного выхода, мы все понимаем, – прямо заявил Ли.
 – Разумеется, – поддержала его Кэтрин, но решила сама вести разговор, пока он не превратился в лекцию на политические темы. – Когда у вас зародились подозрения о намерениях Вэнь, старший инспектор Чэнь?
 – Сначала я даже не задумывался о причинах ее решения уехать из Китая. Мне казалось очевидным, что она поступила так потому, что так хотел Фэн. Но меня насторожил один ваш вопрос: почему она так поздно стала хлопотать о выдаче паспорта? Поэтому я решил проверить, как проходит эта процедура. Да, там не торопились, но в глаза мне бросилось несоответствие дат: хотя Фэн потребовал, чтобы она уже в январе подала заявление на паспорт, Вэнь обратилась за ним только в середине февраля!
 – Да, мы как-то об этом говорили, – подтвердила Кэтрин.
 – Благодаря подробному отчету следователя Юя передо мной развернулась полная картина ее тяжелой жизни с мужем. Из магнитофонных записей допросов я узнал, что в начале января Фэн звонил ей несколько раз, но однажды Вэнь даже отказалась с ним разговаривать. Напрашивался вывод, что в тот момент у Вэнь не было намерения уехать.
 – Но Фэн говорил, что она стремится поскорее приехать к нему.
 – Фэн утаивал от вас правду. Для мужа было бы унизительным признать нежелание жены жить с ним. Но что заставило ее изменить свое первоначальное намерение? Я побеседовал с сотрудниками управления полиции Фуцзяни, там меня заверили, что никак не подталкивали ее к отъезду. Принимая во внимание их полное безразличие к расследованию, я им поверил. А затем обратил внимание на один момент в отчете следователя Юя.
 – Что же там такое, шеф? – спросил Юй, огорченный, что сам этого не заметил.
 – Оказалось, кое-кто в деревне знал о проблемах Фэна в Соединенных Штатах. Поскольку само слово «проблемы», которое они использовали, могло означать что угодно, сначала я подумал, что до них дошли слухи о драке Фэна в Нью-Йорке, за что он и был арестован. Но вот директор фабрики Пань употребил другое слово: он сказал, что еще до исчезновения Вэнь до него доходили слухи о «делишках» Фэна с американцами. «Делишки» – это уж нечто иное. Если о «делишках» знали односельчане Фэна, я не понимал, почему гангстеры так терпеливо выжидали, пока сюда не приехала инспектор Рон. Они могли похитить Вэнь и раньше.
 – Да, это было бы гораздо проще. Увы, данное соображение я упустил из виду, – огорченно сказал Юй.
 – У мафии были достаточно веские причины опередить нас в поисках Вэнь. Но когда в Фуцзяни и в Шанхае стали происходить «несчастные случаи», я задумался. Почему вдруг они стали действовать так смело? Значит, все наши разговоры записывались на пленку, и в деле были замешаны какие-то полицейские. После того случая в прошлое воскресенье на рынке Хуатин мои подозрения окрепли.
 – В прошлое воскресенье… – попытался припомнить Ли. – Кажется, вы брали выходной, не так ли?
 – Да, – ответила Кэтрин. – Мы со старшим инспектором Чэнем решили пройтись по магазинам. И на уличном рынке стали свидетелями полицейской облавы. Но с нами ничего не случилось, – уклончиво сказала она, видя удивленное лицо Ли. – Значит, вы уже тогда о чем-то знали, старший инспектор Чэнь?
 – Не столько знал, сколько догадывался, но еще не до конца понимал ситуацию. Честно говоря, даже сегодня мне не все ясно.
 – Старший инспектор Чэнь не хотел поднимать ложную тревогу, инспектор Рон, – поспешно вставил Юй.
 – Понимаю. – Кэтрин не видела необходимости, чтобы Юй бросался защищать своего босса. – Тем не менее…
 – В деле было полно всяческих неожиданных поворотов, инспектор Рон, так что будет лучше, если я буду следовать за хронологией событий. И у вас, и у меня на разных стадиях расследования возникали свои подозрения, которыми мы делились. И не раз именно ваши замечания помогли пролить свет на ситуацию.
 – Вы мне льстите, старший инспектор Чэнь.
 – Да нет, так на самом деле и было! Помните наш разговор в ресторане «Деревня Зеленая Ива»? Вы привлекли мое внимание к тому, что, хотя в последнем разговоре с женой Фэн попросил ее немедленно связаться с ним, как только она окажется в безопасности, она ему не позвонила.
 – Да, ее поведение меня озадачивало, но тогда я еще не знала, что она уже находится в безопасном месте. Кажется, мы говорили об этом в ресторане на седьмой или восьмой день после ее исчезновения.
 – А потом, в кафе «Дэда», вы убедили меня, что Гу не все нам говорит, и я решил покопаться в его прошлом.
 – Ну нет, не совсем так. Когда мы были в клубе у Гу, вы уже сказали ему, что имеете связи в городской автоинспекции… – Она замолкла, поймав на себе взгляд Чэня. Поставил ли он в известность секретаря Ли о разговоре об автостоянке? А может, он вообще скрыл факт их посещения караоке-клуба?
 – Вы правильно сообразили втянуть в дело Гу, старший инспектор Чэнь, – заметил Ли. – Золотую черепаху поймаешь только на заманчивую приманку.
 – Благодарю вас, товарищ секретарь Ли, – с трудом скрыв свое удивление, сказал Чэнь. – Затем настал тот вечер, когда мы с вами были в пекинской опере, и вы предложили мне проводить инспектора Рон в гостиницу. По дороге мы зашли в парк Хуанпу выпить кофе. Там я упомянул, что в один и тот же день мне поручили заниматься сразу двумя делами: убитым в парке и розысками Вэнь. Инспектор Рон вскользь заметила о возможной связи между этими делами. До того вечера такое простое соображение мне и в голову не приходило. Но что еще более важно, она связала раны, нанесенные топором, с рассказами о мафии, в которых убийство намеренно совершается таким способом, который может указывать на банду соперника…
 – Раны от топора указывали на причастность к убийству мафии, это было нечто вроде автографа триады, как с самого начала подчеркнул следователь Юй, – сказал Ли.
 – Да, называется «смерть от восемнадцати топоров», – заметил Юй. – Самая жестокая расправа, принятая у «Летающих топоров».
 – Правильно, именно это и навело меня на подозрения. Не слишком ли все очевидно? Так что замечание инспектора Рон заставило меня подумать о другой возможности. Человека в парке намеренно убили в манере «Летающих топоров», чтобы свалить ответственность на них. В результате «Летающие топоры» должны были разбираться с этим делом и отвлечься от розысков Вэнь. Кроме того, труп в парке направлял внимание полиции по ложному следу. Если следовать данной гипотезе, напрашивался вопрос: кому это выгодно? Выигрывал тот, у кого была более острая необходимость найти Вэнь, чем у «Летающих топоров».
 – Кажется, я начинаю понимать, старший инспектор Чэнь, – медленно сказал Юй.
 – Так что примите мою благодарность, инспектор Рон. Хотя меня и мучили разные подозрения, я был совершенно растерян, никак не мог собрать воедино все разрозненные сведения. Мне помогли именно ваши замечания.
 – Благодарю вас, инспектор Рон. Вот замечательный пример плодотворного сотрудничества между силами правопорядка наших стран. Почти как в символе тайцзи – инь в полном согласии с ян… – Ли закашлялся, прикрыв рот рукой.
 Она поняла его смущение. Занимающий высокую партийную должность Ли должен был следить за своими словами, даже употребляя с виду безобидную метафору, которая тем не менее противоречила линии партии, поскольку мужские и женские элементы происходили от древних символов.
 – В тот же вечер мне позвонил Старый Охотник, – продолжал Чэнь. – Он рассказал, что ему звонил Гу и расспрашивал о пропавшем фуцзяньце. Новый поворот стал для меня неожиданностью. Гу рассказывал нам о загадочном посетителе из Гонконга. Почему же он искал фуцзяньца? Так что тот вечер в парке Хуанпу впервые поставил меня на верный путь расследования.
 – Парк Хуанпу оказался для нас счастливым, – сказала Кэтрин, – в соответствии с теорией о пяти началах. Так что удивляться нечему.
 – Не могли бы вы объяснить поподробнее, инспектор Рон? – попросил Ли.
 Очевидно в противовес ей, он не знал многих подробностей жизни Чэня, хотя и прочил его в качестве своего преемника.
 – Это шутка моего отца, товарищ секретарь Ли, – сказал Чэнь. – Главное – в тот вечер меня осенила еще одна мысль. Инспектора Рон заинтересовали две строки, начертанные на моем веере. Автор стихов Дайфу. Я задумался о загадочной смерти Дайфу, а потом снова подумал о найденном в парке убитом. И во мне укрепилось предположение, что труп был перенесен в парк для того, чтобы отвлечь внимание от чего-то другого, более важного, или чтобы перевести подозрения на другую организацию, как я думал, рассуждая о смерти Дайфу.
 – Но мне вы ничего не сказали! – укорила его Кэтрин.
 – Дело в том, что все это как-то срослось у меня в голове уже поздно вечером, когда я вернулся домой. Я нашел стихотворение, чтобы припомнить все возможности, которые я исследовал, прежде чем написать его. В результате на следующий день я смог почитать вам его в «Подмосковье», – с улыбкой признался он. – Нет, это не самые мои любимые стихи, хотя они навеяли на меня поэтическое настроение, когда мы были на рынке Хуатин.
 Секретарь парткома Ли внимательно посмотрел на Чэня, перевел взгляд на Кэтрин, а затем широко улыбнулся:
 – Так вот как старший инспектор Чэнь продвигался в расследовании – скачками.
 – А что касается происшедшего на рынке – здесь я хотел бы сказать о роли случайности. Лучшего способа описать ее не найдешь. Мы с инспектором Рон оказались там совершенно случайно. Как она выразилась, цепь внешне ничем не связанных между собой звеньев. Стихи о Дайфу, зеленый сотовый телефон, дождь, цепочка мокрых следов Иволги, стихи Су Дунпо… И тут я вдруг вспомнил о томике стихов, обнаруженных в доме Вэнь. Если бы мы упустили хоть одно из звеньев, сейчас мы не сидели бы в аэропорту.
 Кэтрин подумала, что вряд ли его коллеги разобрались в запутанных объяснениях. Хотя она следила за ходом его мысли, но даже она не все понимала. Например, про зеленый сотовый телефон. Раньше он ничего о нем не говорил.
 Юй с трудом удерживался от вопросов. Цянь почтительно держался в тени. Но Ли стремился приправить разговор политическими штампами.
 – Вы проделали блестящую работу, старший инспектор Чэнь, в лучших традициях китайского работника охраны правопорядка! – торжественно заявил Ли, хотя было видно, что он по-прежнему бродит в потемках.
 – Я никуда бы не продвинулся без помощи инспектора Рон и без работы, проделанной следователем Юем, – честно признался Чэнь. – В допросе Чжэня, в частности, следователь Юй подтолкнул меня задуматься над фразой бандита «Она передумала». Что это означало? Когда на следующий день я разговаривал с Вэнь, я держал в голове показания бандита.
 – Вы держали в голове слишком много вопросов, – вновь упрекнула его Кэтрин.
 – Потому что не был уверен, стоит ли их задавать, инспектор Рон. После встречи с Вэнь вы спросили меня, почему я стремился убедить Вэнь и Лю вместо того, чтобы обратиться к местной полиции. Во-первых, Вэнь и так уже настрадалась, и я не хотел, чтобы на нее слишком давили. Но была еще одна причина. Из разговора с ними я надеялся получить ответы на мучившие меня вопросы.
 – И вы их получили?
 – От Лю я узнал только то, что Вэнь ничего ему не рассказала. Затем мы с вами беседовали с Вэнь. Все сказанное ею о жизни с Фэном – правда, но она ни словом не обмолвилась о том, что к ней приходили гангстеры. И уклонилась от объяснения, почему так поздно обратилась за паспортом. Но я стал еще больше подозревать ее в сокрытии какой-то важной информации, когда она заявила о своем намерении перед отъездом заехать в Фуцзянь.
 – Что же тут подозрительного? – сказал Ли. – Мать желает в последний раз навестить могилу своего сына.
 – А разве она пошла туда, когда мы приехали? Нет! Она даже не заговаривала о кладбище. Вернувшись домой, она первым делом вынула из-под стола коробочку с химикатами. Ничего особенного, но то, что она сочла нужным объяснить мне свой поступок, уже настораживало. Это же был ее дом, она могла забрать из него все, что считала нужным, без всяких объяснений. По дороге сюда она все время молчала и только теперь согласилась все объяснить.
 – Да, – задумчиво подтвердила Кэтрин. – В поезде она почти все время молчала.
 – Причем у нее была возможность навестить могилу сына после той схватки с бандитами, но и тогда она не пошла на кладбище. Потому что могила сына уже не имела для нее значения. Затем я случайно услышал, как местный полицейский заставил замолчать раненого гангстера, который говорил на мандаринском диалекте, и удивился. Я хотел задать вопрос, но комиссар Хун отвлек меня просьбой объяснить одну пословицу.
 – Китайскую пословицу о том, что справедливость всегда побеждает зло, – пояснила Кэтрин.
 – Совершенно верно. Поэтому, только когда в аэропорту Фуцзяни мы услышали объявление об отправлении самолетов на мандаринском и фуцзяньском наречиях, я понял, какое важное обстоятельство упустил из виду. «Летающие топоры» – местная, фуцзяньская банда. Почему же тогда раненый гангстер говорил на мандаринском диалекте? Я решил не прекращать расследование, хотя самым главным было найти Вэнь и доставить ее целой и невредимой в Шанхай.
 – И вы правильно решили, старший инспектор Чэнь, – одобрительно кивнул Ли.
 – Прибыв в Шанхай, я поговорил со Старым Охотником, который собирал для меня сведения о Гу. Затем побеседовал с Мэйлинь. Она выяснила, что клубу можно на законных основаниях предоставить площадку для парковки машин. Затем у меня состоялась встреча с Гу. Поначалу Гу отказывался раскрыть свои карты, тогда я выложил свои, и он предпочел сотрудничать.
 Кэтрин искоса бросила взгляд на Ли, гадая, обсуждал ли Чэнь все вопросы со своим начальством.
 – Да, приходится открывать дверь в горы, – сказал Ли.
 – По словам Гу, убитый в парке Хуанпу был главным связным «Летающих топоров», по кличке Ай. Ай приехал в Шанхай, чтобы разыскать Вэнь. Он нанес официальный визит главарю «Голубой триады», который высказался против поднятия шумихи в городе. До тех пор пока полиция не обнаружила Вэнь, Цзя Синьчжи ничего не грозит, считал Старший Брат «Голубых». Поэтому Аю пришлось раскрыть настоящий план «Летающих топоров» – он предусматривал, чтобы Вэнь отравила своего мужа. Поскольку Фэн был отъявленным негодяем, фуцзяньская банда предпочла избавиться от него раз и навсегда. Об этом узнали бандиты из «Зеленого бамбука», которым нужен был живой Фэн, чтобы устранить из дела Цзя, и они убили Ая.
 – Как же обо всем узнал сам Гу? – спросил Юй.
 – Главарь «Голубой триады» рассердился, что Ай, не спросив его разрешения, принес фуцзяньские проблемы в Шанхай. Но то, что сделали бандиты из «Зеленого бамбука», – притащили труп Ая в парк Хуанпу, – еще хуже. Вот так Гу узнал от главаря «Голубой триады» не только о «Зеленом бамбуке», но и о «Летающих топорах». Как только он рассказал обо всем мне, я решил ехать в Сучжоу. Вэнь пришла к выводу: раз уж ей приходится ехать в Соединенные Штаты, она убьет Фэна. Самому мне было бы трудно переубедить ее. Но Лю мог с этим справиться. Выслушав мои доводы, Лю согласился приехать со мной сюда. Мы обо всем договорились сегодня рано утром.
 – Правильное решение, старший инспектор Чэнь, – громко выразил свое официальное одобрение Ли. – Как говорится в старинной поговорке, «когда генерал сражается на границе, он может не услышать приказов, отдаваемых из столицы».
 Тут вдруг зазвонил телефон. Цянь смущенно вынул свой сотовый и, прикрыв его рукой, тихо сказал:
 – Я вам перезвоню.
 – Зеленый сотовый. Цвет бамбука. Большая редкость, – намеренно четко проговорил Чэнь.
 – Чистое совпадение, – явно растерявшись, выговорил Цянь.
 – Любое подозрительное совпадение легко объяснить, – сказал Чэнь.
 Во время расследования было много случайных совпадений, подумала Кэтрин, но намек Чэня не поняла.
 – Трудно сказать, на что только способны люди… – Чэнь сделал подчеркнутую паузу, неотрывно глядя на Цяня.
 – Вот уж действительно, – поспешно поддержал его Ли и печально покачал головой. – Трудно представить, чтобы Вэнь приняла участие в убийстве!
 – От имени Вэнь я хотела бы кое-что пояснить – в свете открытия, сделанного старшим инспектором Чэнем, – с удивившей ее самое страстностью вмешалась Кэтрин. – «Летающие топоры» не оставили ей никакого выбора. Поэтому она и стала хлопотать о паспорте, но не думаю, что она обязательно выполнила бы их план. Прибыв в Соединенные Штаты, она наверняка обратилась бы за помощью к американской полиции.
 – Я и сам так думаю, – кивнул Юй.
 – Но когда Фэн сообщил ей по телефону, чтобы она спасалась, ее охватила паника. Кто были те люди, о которых говорил ей Фэн? «Летающие топоры». Если это они, значит, Фэн раскрыл их замысел? Она сбежала, но, проведя у Лю десять дней, возродилась – как женщина.
 – Возродилась! Именно так сказал про нее и Лю, – сказал Чэнь.
 – После стольких несчастий она внезапно обрела надежду. Она выглядела совершенно иначе, чем на фотографии для паспорта. Я хочу сказать, оживленной. В Сучжоу я ее едва узнала. Когда она поняла, что придется расстаться с Лю, она и думать не могла, чтобы и дальше жить с Фэном. Сознание того, что Фэн погубил ее жизнь, наполняло ее ненавистью и стремлением отомстить. Вот почему она потребовала заехать в Чанлэ. Чтобы забрать оставленный там яд. На сей раз она была преисполнена решимости.
 – Согласен, – кивнул Юй. – Это доказывает, что сперва она не собиралась исполнять замысел бандитов. Ведь, уезжая из деревни пятого апреля, она не взяла с собой яд. Спасибо вам, инспектор Рон.
 – Инспектор Рон подвела верный итог данной части истории, – отпив воды, сказал Чэнь. – А остальное вы узнаете, когда сюда вернется Вэнь.
 – Замечательная работа, старший инспектор Чэнь! – Повернувшись к нему, Ли похлопал в ладоши. – Американский консул звонил в городское правительство, чтобы выразить благодарность, но он не знал, какую огромную работу вам пришлось проделать.
 – Я ничего бы не добился, если бы на протяжении всего расследования не чувствовал бы вашей надежной поддержки, товарищ секретарь парткома.
 Кэтрин видела, что Чэнь охотно делился лаврами победы с Ли. После такого необычного расследования старшему инспектору приходилось быть дипломатичным.
 – Если бы мы не ждали самолета, стоило бы устроить торжественный банкет в честь успешного окончания дела, – тепло сказал Ли. – Воистину, все хорошо, что хорошо кончается.
 – В своем рапорте, секретарь Ли, я обязательно напишу о выдающейся работе управления полиции Шанхая, – сказала Кэтрин, после чего обернулась к Чэню: – А тем временем мне хотелось бы еще кое о чем вас расспросить, старший инспектор Чэнь, за чашечкой кофе. Вчера вечером я допоздна составляла свой отчет. А вы, должно быть, очень устали после ночной поездки.
 – Да, чертовски устал.
 – Да, да, пойдите выпить кофе в кафе. Прощальное угощение за счет управления. – Ли так и сиял улыбками. – А мы тут проследим за Вэнь.




 38


 Собственно, это было даже не кафе, а просто закуток, отделенный от зала ожидания металлическими перегородками. Здесь стояли всего несколько столиков и стойка, заставленная банками с импортным кофе. У высокого окна, выходящего на взлетную полосу, стояла официантка.
 – Выпьете черного кофе? – спросила Кэтрин.
 – Нет, сегодня лучше чай, – сказал Чэнь.
 – Можно заказать чай? – обратилась Кэтрин к официантке.
 – «Липтон»? – поинтересовалась та на английском.
 – Нет, китайский зеленый чай, и положите листья в чашку.
 – Хорошо. – Официантка принесла им термос с кипятком, две чашки и маленький пакетик листового чая.
 По дороге к столику Чэнь бросил взгляд в сторону комнаты для встреч. Его коллеги сидели за стеклянной дверью, наблюдая за Вэнь и Лю. Вокруг расхаживали сыщики в штатской одежде. С охраной аэропорта все было в порядке.
 Усевшись за стол, он устало вздохнул. Сегодня ему пришлось сперва убеждать Вэнь, затем объяснять свои решения остальным. Его не оставляла тревога относительно реакции секретаря парткома – тем более что за спиной невидимо маячило министерство общественной безопасности. К его облегчению, Ли отреагировал на все нормально, но, возможно, он просто сдерживался в присутствии инспектора Рон.
 Сейчас, сидя с Кэтрин за кофе, он не чувствовал того удовлетворения, которое испытывают детективы из романов в результате успешного завершения какого-либо дела. Может, он действительно выполнил свою работу – «замечательно выполнил», как сказал Ли, но была ли она такой уж замечательной по отношению к Вэнь? Ее жизнь в Китае подходила к концу, заключительная глава с трагической развязкой. И ее предстоящая жизнь в Соединенных Штатах – что там такого, чтобы с нетерпением ее ожидать?
 Какую роль он сыграл в достижении всех этих результатов? Конечно, старший инспектор Чэнь мог подобрать себе множество достойных оправданий: «В восьми случаях из десяти в этом мире все идет не так» или «Это не что иное, как ироничная случайность смешения инь и ян». Однако он не мог отрицать тот факт, что внес свою лепту в принуждение беспомощной женщины жить вместе с мужем-негодяем, погубившим ее жизнь.
 И что он мог сделать с гангстерскими организациями? Любое серьезное мероприятие против такой международной группировки, как «Зеленый бамбук», может быть предпринято только после «принятия во внимание политических соображений», выражаясь словами партсекретаря Ли. Ну, установили они личность убитого в парке, и что дальше? Полученные от Гу сведения о могуществе мафии и о размахе ее операций будут легко отметены. Ли сказал, что стоит отпраздновать успешное завершение дела. «Все хорошо, что хорошо кончается». Смысл поговорки был ясен: дальнейшего расследования деятельности гангстеров ожидать нечего. И здесь уж Чэнь ничего не мог поделать.
 И в отношении оставшихся невыясненными фактов он тоже не испытывал оптимизма.
 Многое так и не будет сделано – в частности, не будет расследована коррупция в фуцзяньской полиции, не будет выяснено, откуда у Цяня взялся зеленый сотовый телефон. Кое-что можно будет сделать, но втихую, не привлекая внимания руководства – например, получить разрешение на стоянку для караоке-клуба. И оставалось главное, о чем лучше и не думать, – например, о возможной причастности к делу высших властей.
 И еще он раздумывал о том, оставит ли его в покое министерство общественной безопасности теперь, когда расследование закончено.
 Инспектор Рон осторожно, щепотку за щепоткой бросала в чашку зеленые листики, как будто задумалась о чем-то более важном, чем вопросы, которые собиралась ему задать.
 Как и раньше, в день ее приезда, когда она ехала с ним в автомобиле, так и сейчас, в ее последний день в Китае, он не знал, о чем она думает.
 Она взяла термос и налила воды ему в чашку, затем себе.
 – Мне нравится китайская манера пить чай – наблюдать, как медленно расправляются в горячей воде листики – такие нежные, такие зеленые в белой фарфоровой чашке.
 Он наблюдал, как она пьет чай. За одну секунду она превратилась в другую женщину, в ту, с которой он был в другой чайной… Она тоже выглядела бледной, под глазами лежали темные тени, а между белыми ровными зубами застрял крошечный зеленый листик.



    Нежность листка чая на ее губах,  
    Возможно все, но не все можно простить… 



 – Сегодня Ли ведет себя совсем не как секретарь парткома, – сказала она, встретив его взгляд. – Надо же! Позволил своему преемнику встречу наедине с американским полицейским!
 – Не знаю, откуда вы черпаете свою информацию, но это как раз в стиле Ли – политически грамотно и верно.
 – Значит, когда-нибудь вы станете таким же, как он?
 – Кто может знать свое будущее?
 – Да. Что же с вами станет, старший инспектор Чэнь? – Она опустила глаза в свою чашку. – Я хочу спросить, когда вас дальше повысят?
 – Все зависит от множества непредвиденных обстоятельств, над которыми я не властен.
 – Вы же подающий надежды член партии.
 – Нам непременно нужно говорить о политике до самого вашего отлета?
 – Нет, конечно, но, нравится нам или нет, вся наша жизнь пронизана политикой. Это одна из современных теорий, о которой вы прочли мне целую лекцию, старший инспектор Чэнь. Как видите, я легко усваиваю китайский стиль.
 – Вы иронизируете, инспектор Рон, – сказал он, желая перевести разговор в другое русло. – Надеюсь, проведенных здесь вами десяти дней достаточно, чтобы поддержать в вас заинтересованность в изучении китайского.
 – Да, я обязательно продолжу его учить. Может, в этом году запишусь на вечерние курсы.
 Он рассчитывал, что она станет расспрашивать его подробнее о расследовании, она имела на это право, но почему-то не торопилась с вопросами.
 В самом деле, некоторые моменты он не хотел поднимать в присутствии Ли. В частности, от Гу он узнал, что гангстерам запретили брать огнестрельное оружие во время преследования старшего инспектора и его американской коллеги. Во-первых, Чэнь был связан с верхними эшелонами власти, и гангстеры не хотели превращать его в своего непримиримого врага. А во-вторых, пекинское руководство непременно назначило бы расследование, если бы в Китае пострадала представительница американской полиции. Это объясняло общий характер более ранних инцидентов, которые при всей их серьезности не могли стать смертельными. Даже выпад против Юя.
 Опустив чашку, Кэтрин достала из сумочки фотографию:
 – У меня для вас есть кое-что.
 На снимке была юная девушка, сидящая за столиком в уличном кафе и играющая на гитаре. Солнце золотило ее светлые волосы до плеч, обутые в легкие сандалии ноги касались медной дощечки, вделанной в тротуар.
 – Это же вы, Кэтрин! – узнал он.
 – Да, лет пять-шесть назад, в кафе на Делмар. Видите медную пластинку? Там их много, таких пластинок, как в Голливуде, только в моем родном городе их устанавливают в честь своих, сент-луисских, знаменитостей.
 – Это как раз его пластинка?
 – Да, Элиота. Извините, я не хотела выразить неуважение к вашему любимому поэту.
 – Ничего страшного, думаю, ему бы даже понравилось – красивая девушка с волосами, в которых играют лучи солнца, поет и касается сандалиями его памятной пластинки.
 – Я попросила маму найти фото и переслать мне. Это единственная связь между Элиотом и мною.
 – Какая прелестная фотография!
 – Возможно, когда-нибудь вы там побываете – будете говорить об Элиоте, возбуждать воспоминания кофейной ложечкой, когда вечерняя заря постепенно охватывает небо.
 – Мне очень этого хотелось бы.
 – Ловлю вас на слове, старший инспектор Чэнь. Вы вполне можете туда поехать, ведь так? Возьмите фото на память. Будете думать об Элиоте и мимоходом вспомните и меня.
 – Вряд ли я буду вспоминать Элиота так часто, как… – Он оборвал себя, едва не переступив запретную линию. Внезапно он словно увидел себя гуляющим по парку Хуанпу и, как выразился Элиот, «слышащим, как русалки поют всем и каждому, но только не ему».
 – И я буду с нетерпением ждать, когда я снова смогу почитать ваши стихи, все равно, на английском или на китайском.
 – Вчера ночью я пытался сочинить несколько строк, но во время поездки в автомобиле с Лю понял, до чего я никудышный поэт – да и полицейский из меня не лучше.
 – Почему вы так строги к себе? – Кэтрин взяла его за руку. – Вы же сделали все, что только было в ваших силах, да еще в такой сложной обстановке. Поверьте, я все понимаю.
 Но многое скрыто было от ее понимания, и он промолчал.
 Кэтрин продолжала:
 – Вы говорили партсекретарю Ли про парковку для клуба Гу?
 – Не говорил. – Он ожидал этого вопроса. Казалось, Ли нисколько не удивился его делам с Гу – как будто знал о них.
 Насколько тесно связан Ли с «Голубой триадой»? В качестве высшего должностного лица, отвечающего за безопасность города, Ли приходилось до какой-то степени сотрудничать с местной мафией. После событий лета 1989 года партийная пресса постоянно заявляла, что задача сохранения «политической стабильности» по-прежнему считается самой важной. Но Чэню казалось, что Ли куда глубже вовлечен в деятельность мафии.
 – А что там насчет зеленого сотового Цяня? – спросила Кэтрин. – Я не помню, чтобы видела такой на рынке.
 – Когда вы были в примерочной, я видел звонившего по сотовому человека. Так вот телефон такого цвета, как у него, встречается очень редко.
 В баре звучала музыка. Это была еще одна популярная во время культурной революции песня. Чэнь помнил только припев: «Поколение за поколением, мы будем вечно благодарны председателю Мао». Он покачал головой.
 – В чем дело?
 – Просто знакомая песня. – Он обрадовался возможности переменить тему разговора. – Сейчас песни, популярные в годы культурной революции, переживают свое возрождение. То, что вы слышите, можно считать гимном хунвейбинов. Вполне возможно, Вэнь тогда исполняла «Танец верности» именно под эту мелодию.
 – А что, люди скучают по старым песням?
 – Думаю, они привлекают людей не своим содержанием, а потому, что напоминают им о прожитой жизни – ведь тот период продолжался целых десять лет.
 – И что же для них важнее: мелодия или воспоминания? – спросила Кэтрин, смутно припоминая стихи, которые он читал ей в парке Сучжоу.
 – Не могу сказать. – Чэнь подумал о другом вопросе, который только что всплыл в их разговоре.
 Не был ли он сам танцором, исполняющим «Танец верности», только в другое время и в другом месте?
 Наверное, ему стоило пойти к министру Хуану и доложить о результатах расследования, только он еще не решил, что ему сказать. На данной стадии своей карьеры, вероятно, для него будет важнее доказать свою верность непосредственно министерству в Пекине, минуя секретаря парткома Ли.
 – О чем задумались, старший инспектор Чэнь?
 – Так, ни о чем.
 Ли издали окликнул их:
 – Товарищ старший инспектор Чэнь, посадка через десять минут.
 Ли шел к кафе, показывая на табло, висящее под потолком.
 – Иду, – отозвался Чэнь и снова обернулся к Кэтрин: – У меня для вас тоже есть небольшой сувенир, инспектор Рон. По пути в аэропорт Лю купил кое-что для Вэнь, а я выбрал для вас веер и переписал на него несколько строк.



    Долго, горько я сетую, 
    Но пекусь я не о себе, 
    О, смогу ли когда забыть  
    Все печали людей?  
    Ночь глубокая, ветер утих,  
    Гладь речная что зеркало. 



 – Это ваши стихи?
 – Нет, их сочинил Су Дунпо.
 – Прочтите мне все стихотворение.
 – Я не помню его целиком. Вспомнил только эти вот строчки.
 – Хорошо, я сама поищу стихотворение в библиотеке. Благодарю вас, старший инспектор Чэнь. – Кэтрин встала, развернув веер.
 – Скорее, прошу вас. Время! – торопил их Ли.
 У ворот уже выстроилась вереница пассажиров.
 В конце ее, держась за руки, стояли Вэнь и Лю.
 По вине старшего инспектора Чэня они вынуждены расстаться, и Вэнь вот-вот исчезнет за этими воротами.
 А с ней – и инспектор Рон.
 И унесет с собой частичку его души, хотя, может быть, он потерял ее много лет назад, еще в те утренние часы на влажной от росы зеленой скамейке в парке Хуанпу.




 Об авторе


 Цю Сяолун родился в Шанхае, имеет степень магистра гуманитарных наук и доктора философии. С 1989 года живет в США. Обладатель множества престижных литературных наград. Преподает китайскую литературу в Университете Джорджа Вашингтона в Сент-Луисе.


***