Аннотация: Для переводчицы детективов зловещие загадки — часть ремесла. Но если кошмар воплощается в жизнь — одинокой женщине становится страшно. Особенно если в ее квартире находят источник радиации, гибнет ее лучшая подруга, а старинный приятель оказывается не тем, за кого себя выдает. От кого ждать помощи? От старого друга? Или странного поклонника? А может быть, от нового знакомого — сотрудника ФСБ?..


---------------------------------------------


 Светлана Бестужева
 Женщина в черном



 Глава 1
 БАБА КАТЯ


 Когда эта свиристелка первый раз в доме появилась, я сразу поняла: добра не будет. Так Иннокентию и сказала: «Гони эту шалаву, пока она еще себя хозяйкой не почувствовала». Не послушал — любовь, видите ли. Я, конечно, старуха, куда мне в таких тонкостях разбираться. Но жизнь-то прожила, в людях понимаю. А Кеша добрый очень, весь в мать-покойницу. Вот и вляпался по самые уши.
 Ларка, бывшая Кешина жена, — девка, конечно, видная. Особенно когда веки намажет, космы свои причешет да чулки целые наденет. Но жена из нее — как из меня рэкетир. Не по той она части. Сигарету смолить да задом вилять — это она умела. А Кеша после смерти матери почитай два года людей не видел. Из дома на работу, с работы домой, а вечером со мной телевизор глядит. Переживал очень.
 Мне бы, дуре старой, познакомить его с какой-нибудь девушкой приличной. Или просто помолчать. Так я ему посоветовала: «Сходил бы ты, Кеша, в парк, что ли. Что сидишь в четырех стенах? Скоро тридцатник стукнет, а все холостяком ходишь». Он отнекивался, отнекивался, а в один прекрасный вечер пошел. Благо парк культуры, который имени Горького, у нас из окон виден, далеко ходить не надо. А вернулся уже с Ларкой. Да с подбитым глазом. Я потом у него узнала: он за нее вступился, обижали ее какие-то парни. Ее обидишь, как же! Небось в цене со своими хахалями не сошлась, а Кеша тут как тут.
 Быстро она его окрутила, я глазом моргнуть не успела. Еще бы: комната в центре, родни никакой, мужик на все руки мастер, да и зарплата была приличная. Кеша в «ящике» работал, секретном. Мне как-то подарок сделал: телевизор размером с книжку, а показывает чисто, лучше фабричного. Я же говорю — золотые руки.
 А Ларка — лимитчица. Прикатила в Москву на актрису учиться. Ждали ее тут, как же! Таких «актрис» в любой подворотне пачками собирать можно. Вот и устроилась эта Софи Лорен паспортисткой в жэк. Днем бумажки перекладывает, по вечерам мужа ищет. По лицу видно — долго искала. Пока моего соседа малахольного не встретила.
 В общем, покрутилась она у нас в квартире месяц, кончилось мое терпение. Говорю Иннокентию: «Хватит, милый, дурака-то валять. Тебе жена нужна, дети, а от этой красотки тебе одни неприятности будут. Да и я устала грязь за нею возить. И не ты ей нужен, а прописка московская да жилплощадь. Гони, пока не поздно».
 Она, видно, подслушивала. Влетела на кухню и сразу в крик: «Как вы смеете в нашу жизнь вмешиваться, как вы смеете меня оскорблять! Кеша, если ты этой старой ведьме веришь, то я здесь больше ни минуты не останусь!» Плачет, кричит — одно слово, актриса. Я плюнула и ушла. А они на следующий день заявление в загс отнесли. Я так и ахнула, а Кеша как-то зашел ко мне в комнату и говорит: «Баба Катя, ты на меня не сердись, но Ларочка ждет ребенка, не могу же я ее на аборт посылать. Ты сама говорила, что мне жена нужна, дети. А она хорошая, только жизнь у нее была тяжелая. Потерпи немного, все наладится, вот увидишь».
 Все и наладилось. Через семь месяцев после свадьбы родила наша Мэрилин Монро ребеночка. Надо понимать, недоношенного, восьмимесячного. Ее счастье, что не доносила, а то неизвестно, что бы было. Мальчонка четыре с половиной килограмма весил, пришлось кесарево делать. Вот так и получилось. Я молчала: Кеша такой счастливый ходил, все свои сбережения ухнул на приданое ребенку да на подарки любимой женушке. Привез их из роддома, на месяц отпуск взял, на Петеньку своего не налюбуется. Ларка-то кормить не захотела, ленивая была, страсть. Так Кеша и на молочную кухню бегал, и с бутылочками возился, и пеленки стирал. Кормящий отец, одним словом. Я как-то спросила: «На работу пойдешь, кто за ребенком смотреть станет, кормить его?» «Ой, баба Катя, — говорит, — да что вы волнуетесь, Ларочка отдохнет, поправится, и все наладится. Вот увидите».
 Наладилось… Кеша вышел на работу, а Ларочка полдня спит, полдня потягивается. С ребенком гулять не может — коляска тяжелая. Стирать ей нельзя — врачи запретили. Про уборку даже и не говорю. В общем, Кеша по утрам и на молочную кухню, потом на работу, потом стирать, убирать, готовить, а по ночам еще какие-то переводы делал да чертежи чертил: трое — не один, денег-то в три раза больше нужно.
 Год прошел, Ларка почувствовала, что из мужика веревки вить можно, и совсем стыд потеряла. До этого она днем убегала на пару часов — «проветриться». Петенька бывало криком изойдет, пока я не подойду перепеленать или водички дать. Так ведь и у меня дела есть, не всегда могла нянчить-то. Да и не мое это дело. А подрос немного мальчишка, она начала по вечерам уходить — и до ночи. Кеша работает, подрабатывает, с ребенком вечерами сидит — Ларка гуляет. Приходила за полночь, будто так и нужно. И каждую неделю то новое платье, то новая побрякушка. А Кеша все один-единственный, еще досвадебный, костюм носил. Да пара свитеров у него была: мать-покойница вязала. Вот и весь гардероб.
 Вдруг узнаю: Кешин «ящик» рассекретили, половину сотрудников уволили, из второй половины, кто пошустрее, сами ушли. Зарплата-то стала — только на хлеб с солью, хоть шесть часов работай, хоть шестьдесят шесть. И приработков не стало: кому теперь дипломы да диссертации нужны? Спекулировать можно и без высшего образования, пусть и липового. Вот и остались мы с соседом: у меня пенсия двадцать пять тысяч, да у него зарплата — пятьдесят.
 Я-то человек привычный: в ссылке жила, на ударной стройке вкалывала, войну помню, голод… Иннокентий тоже не очень избалован был: сколько лет с матерью жили сначала на ее инвалидскую пенсию да потом плюс его стипендию. А Лариса его распрекрасная, конечно, не выдержала… В глаза ему сказать побоялась, записку оставила: мол, не желаю свои лучшие годы в нищете прозябать, я нашла себе другого, хоть и без высшего образования, но с деньгами.
 И сыночка своего бросила. Обещала на него деньги прислать, да, видно, недосуг было. Потом как-то Кеша проговорился, что Лариса давным-давно в Швецию, не то в Швейцарию с новым муженьком укатила и возвращаться пока не собирается. О сыне забыла, а тряпки свои все до единой прихватила да еще кое-что по мелочам из чужого взяла: пару ложек серебряных, шкатулку лаковую… Лимитчица, она и есть лимитчица.
 Конечно, Кеша переживал. Но, с другой стороны, ему все-таки легче было одного ребенка содержать, чем еще и эту дармоедку здоровую кормить. Только отец-одиночка — не мать-одиночка. Это сто чиновников нужно обойти, чтобы добиться пособия на ребенка. Кеша, человек гордый, плюнул и не стал никуда ходить. Кому-то что-то чинил, ремонтировал, а все чаще на Тишинку, на барахолку ездил: продавал радиоприемники да будильники, которые из старья собирал. Не хуже новых получались, только раза в два дешевле.
 В общем, жили. Главное, я к Петеньке привязалась, не просто так небо коптила. Своих-то деток бог не дал: ударная стройка — не курорт, после нее у меня все зубы — железные, да и по женской части… Выбирать тогда, правда, не приходилось: куда пошлют, туда и поедешь, там и вкалывать будешь. А баба ты или мужик — начальству без разницы. Вот и уработалась. Хотя даже после лагеря, после ссылки за мною кавалеры ухлестывали. Один был даже с высшим образованием, стихи мне читал да за руку держал…
 Только тогда показалось: не по себе дерево рублю. Кто он и кто я? Кончится ссылка, не нужна буду. Или из жалости да от хорошего воспитания будет терпеть. В общем, вышла я тогда за своего Васю…
 И вот на старости лет получила наконец внука. Петенька, слава богу, не в матушку свою удался. Спокойный мальчишка, ласковый. Покормить его да погулять с ним — невелик труд, зато как скажет «баба» да поцелует… Слаще этого ничего не знала!
 Живем и живем. Только однажды Иннокентий пришел с Тишинки поздно — часов в девять вечера, я уже Петеньку спать уложила. И пришел выпивши, хотя отродясь спиртного в рот не брал. Не пьяный, нет — я в этих делах разбираюсь лучше любого милиционера. Как-никак почти тридцать лет замужем за алкоголиком была. Но выпивши. И вроде как не в себе. Мне ничего не сказал, только положил на стол две бумажки по десять тысяч. Я еще удивилась, что так много.
 — Откуда? — спрашиваю. — Ты больше пяти тысяч с этой барахолки за раз не выручал. Или цену повысил? Так давно пора…
 — Повезло, — буркнул, — приятеля встретил, ему все продал да еще вроде аванса получил, кое-что сделать надо…
 И все, и несколько дней потом молчал, только «да» и «нет».
 После этого какие-то деньги стали появляться. То мне Кеша пять тысяч на хозяйство даст, то десять. И все молчком, да и радости никакой не заметно. Вечерами сидит мастерит что-то и вдруг задумается, в одну точку уставится — не шелохнется. Или вдруг Петеньку начинает тискать, целовать, даже приговаривает над ним что-то. И уходить вечерами чаще стал. Или в выходные. Ненадолго, часа на два-три. Думала, заказчику работу носит, потому что как раз после этого деньги и приносил.
 Наконец вдруг в пятницу вечером опять собрался куда-то. С пустыми руками, без обычного свертка — почему запомнила. А что пятница — так «Поле чудес» показывали, как раз заканчивалось. Поздновато для Кеши, одним словом. В общем, постучал ко мне и с порога выпалил:
 — Баба Катя, я на пару часиков сбегаю тут недалеко в одно место. Петенька уже заснул, но ты за ним пригляди, пожалуйста. Но двери, кроме меня, никому не открывай, времена, сама знаешь, какие.
 — Господи, — говорю, — Кеша, ты что? Весь дом знает, что у нас с тобой, кроме Петеньки да телевизора моего, ничего стоящего нет. Да и не водится у меня такой привычки любому-всякому двери отворять. Ты лучше скажи, куда на ночь глядя собрался? Может, до утра потерпит? Или на свидание к кому?
 — Да нет, — отвечает, — утром мне не с руки будет. Ну я побежал, баба Катя, побежал, а то опаздываю.
 Странным мне все это показалось, да и выглядел он странно, будто боялся чего-то или, наоборот, все ему безразлично было. Ну явно не в себе был мужик, и все тут. Однако на любовь не похоже. И оделся легко — в старую куртку, а на дворе — почти ноль, хоть и конец сентября.
 Грешным делом, я перед телевизором задремала. Сквозь сон вроде бы слышу — дверь хлопнула. Ну, думаю, слава богу, вернулся Кеша, можно нормально спать ложиться. Приняла свою таблетку успокоительную (изволновалась все-таки, что так поздно ушел) и только решила выйти посмотреть — опять слышу шаги по коридору. Кешины шаги, его походку ни с чьей не перепутаю. Быстро так по коридору прошмыгнул, почти на цыпочках, и снова дверь — щелк. Ушел?
 Пошла к нему в комнату, Петенька спит, больше никого нет. Но что-то мне опять тревожно стало. Взяла я мальчонку, кое-какие его игрушки-бутылочки прихватила и к себе перетащила. Кровать у меня старая, широкая, так я его к стеночке-то притулила, накрыла потеплее, он и не проснулся. Сама рядом с ним прилегла, еще валерьянки выпила да и не заметила, как заснула. Лекарствами не балуюсь, а тут две таблетки подряд, так и не заметила, как заснула, будто провалилась.
 Вскинулась: светает, Петенька посапывает, любимую свою игрушку — Чебурашку — к себе прижал и спит. Маленькая такая игрушка, с его ладонь, мохнатая. Вроде глянуть не на что, а самая любимая.
 В квартире тихо. Отперла свою дверь, вышла в коридор, смотрю — входная-то дверь приоткрыта. У меня сердце так и зашлось — беда! Кинулась к Иннокентию, а у него в комнате… Ну вот даже описать не могу. Диван распорот, книги все на полу валяются, гардероб распахнут. Петенькины одежки вперемешку с Кешиными по всей комнате валяются. Будто обыск был, как в кино показывают. Побежала на кухню — тоже все вверх дном, даже крупы из банок высыпаны…
 Надо бы милицию вызвать, а меня что-то удерживает. Опять к Иннокентию пошла посмотреть, не стащили ли чего. Для нищего-то и рубище — одежка, и опорки — обувь. И вдруг вижу: Чебурашка-то среди других игрушек на полу валяется. Распоротый, вата наружу клочьями торчит. Что, думаю, за оказия? Или я на старости лет память потеряла. Пошла к себе в комнату: Петенька по-прежнему с Чебурашкой спит, с целехоньким. Оказывается, их у него два было, а я и не замечала. Вдруг слышу: кто-то у входной двери возится. А я ее с перепугу не только на ключ — на засов заперла да еще цепочку для верности накинула. Может, Кеша вернулся да в квартиру попасть не может? Подхожу к двери, спрашиваю:
 — Кеша, ты, что ли?
 Молчат. Ах, думаю, паразиты! Одного раза мало показалось, видно, квартиру подпалить решили.
 — Кто, — кричу, — там?
 — Откройте, пожалуйста, — интеллигентный такой голос, не поймешь: не то мужик, не то баба. Только мне отчего-то страшно стало, хоть и не из пугливых я.
 — Утром приходите, как путные, — сказала. А сама на цыпочках назад в комнату, к телефону, в милицию позвонить. Тут уж не до раздумий, да и ребенок малый в квартире…
 Когда мимо кухонной двери проходила, то так и ахнула, встала — шагу дальше сделать не могу, ровно ноги отнялись. Черный-то ход, всегда раньше забитый-заколоченный, открываться начал. Тихо так, даже петелька не скрипнет. А оттуда — не поймешь: мужик или баба. В штанах, в черной кожанке, на голове — черная шапка вязаная. Ниндзя! Точно, как в телевизоре показывают. Мне закричать, а у меня голос пропал, только рот разеваю, как рыба. А этот «ниндзя» ко мне подскочил и шепотом, на ухо:
 — Баба Катя, не волнуйся, я от Кеши. Только тихо, не шумите. Я должна забрать Петеньку и увезти его в безопасное место. Да и вам лучше отсюда на время уехать. У меня внизу машина. Да, вот записка вам от Кеши. Только поскорее, пожалуйста.
 Взяла я эту бумажку, а на ней Кешиной рукой написано:
 «Баба Катя, делай, как Вера скажет. Прошу тебя, спасайте Петеньку». И больше ни слова.
 — Вера — это я, — сказала «ниндзя». — Быстрее, баба Катя. Собирайте Петеньку. Только быстрее!




 Глава 2
 ВЕРА МУРАТОВА


 Святое правило: никогда не оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня, опять заставило меня просидеть в офисе до позднего вечера. Все сотрудники — мои, кстати, подчиненные — ушли в положенное время, а компаньон — совладелец нашего «Атланта» — еще раньше. Как всегда, впрочем. А я осталась разбираться со счетами и с тупой, как моя жизнь, клиенткой, которая все допытывалась: а что она сможет выгодно прикупить, отдыхая на альпийском высокогорном курорте?
 Заметьте, тетка собиралась кататься на горных лыжах. Наша фирма специализируется именно на таком туризме. Домбай, Альпы, если угодно — Анды или Гималаи. Заодно продаем снаряжение, экипировку, всякие модные прибамбасы. Но только к горным лыжам. Шоп-туры в ассортимент не входят. И вот вам, пожалуйста! Что она может купить на высокогорном спуске в Альпах? Сенбернара? Пучок эдельвейсов? Черт ее знает, чего она хотела. По-видимому, считала, что вся Европа — это один большой супермаркет с кондиционерами и чистыми клозетами. Дальше ее фантазии — вчерашней торговки из магазина «Океан» — явно не хватало.
 В результате она ушла, милостиво обещав «подумать», а я закончила возню с бумагами, заперла офис, дала инструкции ночному сторожу, закрыла магазин и поплелась к машине. И, только открыв дверцу, сообразила, что дома у меня жрать абсолютно нечего, а в пачке осталась последняя сигарета. А заодно вспомнила, что именно сегодня, в семь вечера, я должна была быть в Доме кино на какой-то премьере, а моя ближайшая подруга Рита — кинокритик по профессии и сваха по призванию — ждет меня там с очередным кандидатом в мои мужья. Мои, естественно, поскольку сама Рита любит повторять, что ее можно доставить в загс только под общим глубоким наркозом.
 Ладно, Рита переживет, а вот с едой и сигаретами вопрос нужно было решать немедленно. К счастью, в гастрономе на Октябрьской площади нашлось все необходимое (не могу без ужаса вспоминать пустые прилавки восьмидесятых годов!), и через полчаса я уже ехала по Ленинскому проспекту в сторону дома. И нещадно кляла себя за неумение толком организовать рабочий день, за безобразное отношение к собственному здоровью, за попустительство сачку-компаньону, за потакание идиотским выдумкам клиентов. Очередной приступ самоедства, который случается у меня довольно редко. Во всяком случае, не чаще двух раз в месяц.
 А между прочим, у меня гораздо больше положительных качеств, чем отрицательных. Если бы я заполняла «брачную анкету» в расплодившихся сейчас агентствах по знакомствам, то смогла бы не кривя душой написать следующее: «Стройная, спортивная Тигрица (по китайскому гороскопу) и Телец (по знаку Зодиака) с арийской внешностью и нордическим характером, прекрасная хозяйка и верный друг хотела бы познакомиться…» А вот дальше мне писать было бы нечего, поскольку хотела познакомиться с мужчиной, способным противостоять моему основному таланту: делать из нормальных людей беспощадных и капризных ревнивцев.
 Рита утверждает, что я могла бы открыть питомник по воспитанию идеальных мужей. Она, конечно, язва, но что-то в этом высказывании определенно есть. Три раза я пыталась устроить свою личную жизнь. Но финал всегда был один и тот же: мой избранник уходил к одной из моих дальних приятельниц, незадолго до этого разведшейся (овдовевшей, оставленной предыдущим партнером — ненужное зачеркнуть). И становился просто образцовым мужем, на которого оставалось только молиться. Причем все трое предыдущих были разными и по характеру, и по профессии, и даже по темпераменту: музыкант-скрипач, инженер-электронщик, тренер по горным лыжам. И начиналось все по-разному, зато заканчивалось, как я уже сказала, одинаково тошно. До икоты.
 И вот ведь что интересно: живя со мной, они пальцем дома не шевелили. Я все успевала сделать до того, как они только еще собирались. И я очень многое умею: например, разжечь костер с одной спички под проливным дождем, поставить палатку за пятнадцать минут под ураганным ветром, взобраться по отвесной стене на любую высоту, прыгнуть с парашютом с вышки или на лыжах с трамплина. Прекрасно стреляю, умею водить машину и могу сама устранить любую неисправность в ней, сменить перегоревшие пробки, починить утюг или сливное устройство в туалете. Могу испечь пирог или приготовить лобио. Все могу! Но это, как выясняется, совершенно никому не нужно. Как и мое знание японского и английского, владение приемами дзюдо и определенным чувством юмора. Последнее, кстати, мне бывает нужно чаще, чем все остальное.
 Только один мужчина меня не только не боится, но даже как бы жалеет, что я такая независимая. Это мой школьный, а точнее, даже дошкольный друг Павел. Он меня любит почти тридцать лет, но не женится. И не потому что женат (Павлик у меня однолюб). И не потому что, как Рита, принципиальный противник института брака. А по морально-этическим соображениям. Он считает, что мужчина всегда прав только потому, что он — мужчина. Что есть дела женские (по дому), которые мужчина должен уметь, но делать не должен. И есть дела мужские, к которым женщине даже близко подходить не следует. А главное, женщина не должна занимать должность выше, чем у ее мужа, и, боже упаси, получать больше денег. Такой миленький кондово-сермяжный патриархат! Временами я Павлушу просто обожаю за принципиальность.
 Ну пока я была средним околонаучным сотрудником и получала свои 120 рэ, все еще могло плавно перетечь в мое очередное (сначала второе, потом третье) замужество. Уж если я научилась разбираться в тонкостях скрипичной музыки, то перестать чинить краны и забивать гвозди как-нибудь сумела бы. Но когда удалось создать свою собственную фирму, да еще приносящую прибыль, Пашины надежды жениться на мне приобрели явно утопический характер. Да, следователю в прокуратуре, будь он даже по особо важным делам, платят и по сей день очень смешные деньги. Но менять работу Паша принципиально не собирается, потому что ее любит. А он — однолюб, мой Пал Палыч Шервуд. Все, круг замкнулся. Спать же с женщиной, на которой не можешь жениться, он считает аморальным. Так и живем.
 Зато мы прекрасные друзья, и, если что-то не клеится, я всегда ему звоню. А он мне — регулярно три раза в неделю. По понедельникам, средам и пятницам. «Моя милиция меня бережет»: благодаря такому бесценному другу не знаю хлопот ни с рэкетом, ни с местными властями, ни с районной милицией, ни с налоговой инспекцией. С ГАИ, кстати, тоже. Незаменимый он человек. А я — неблагодарная свинья, потому что не согласна вернуться на работу в научно-исследовательский институт и ждать его дома с горячими щами и тапочками наготове. Ну и пусть!
 Я свернула с Ленинского проспекта на боковую дорогу, потом еще раз — в переулок. «Скоро буду дома», — подумала я и слегка расслабилась. Легкий ужин, горячая ванна, «ненадеванный» детектив на сон грядущий и два выходных дня впереди. Жизнь поворачивалась своей лучшей стороной, а такие моменты нужно ценить…
 Но не успела оценить текущий момент по достоинству: этот идиот выскочил, как черт из табакерки, просто ниоткуда. Успела только заметить, что высокая черная фигура, ломаясь под каким-то немыслимым углом, падает прямо под колеса моей «Волги». Нажала на тормоза так, что чуть не проломила дно машины, вывернула до упора руль. Хорошо еще, что дорога была сухая. И выскочила из машины с одним страстным желанием: потратить на этого шизика камикадзе весь имеющийся у меня набор непечатных слов. Неплохой, кстати, набор.
 Он лежал чуть ли не под колесом — во всяком случае, мне так показалось. И еще показалось, что слышала звук пистолетного выстрела. Второй раз. Первый прозвучал, когда я открывала дверцу машины. Тут же взревел мотор — кажется, «БМВ», я на секунду ослепла от яркого света вспыхнувших фар. А потом стало темно и тихо. Но не настолько, чтобы не заметить, как шевельнулся мужчина, сбитый мною. Сбитый?.. Мною?..
 Я дотронулась до его головы — лоб был горячим и мокрым. Схватила под мышки и попыталась оттащить к тротуару. Удалось мне это сравнительно легко: обычно без напряжения ношу рюкзаки до полусотни килограммов, а в этом типе было от силы шестьдесят вместе с кепкой.
 Он застонал.
 — Вы целы? — нервно спросила я, начисто забыв первоначальное намерение отматерить его как следует. — Попробуйте пошевелить руками-ногами. Сейчас вызову «Скорую».
 Незнакомец с неожиданной силой схватил меня за запястье.
 — Не нужно никого вызывать, умоляю. Помогите встать, и я уйду. Не бойтесь, я не бандит, просто так получилось… В общем, это долго объяснять. Помогите, пожалуйста.
 Когда поставила его вертикально, обнаружила, что одна рука у меня стала липкой и влажной. Поднесла ее ближе к свету фар — кровь. Только этого мне сегодня и не хватало. Придется звонить Павлу.
 — Вы ранены?
 — Не знаю, возможно… Спасибо. Пойду… Спасибо…
 — Вы что — ненормальный? — заорала я. — У вас кровь течет, через три метра снова свалитесь. А ну давайте в машину, отвезу в Первую Градскую…
 — Не надо… В Градскую… Не надо… врачей… Меня убьют, понимаете! Найдут — и убьют, прямо сегодня, ночью… У них все схвачено…
 — У кого — у них?
 — Не знаю… долго объяснять…
 Я даже застонала от злости! Только такого приключения на мою голову сегодня и не хватало. Но что-то заставило еще раз взглянуть на этого придурочного. На жертву мафиозных разборок он не походил. Обычный недотепа-интеллигент, одетый по моде благословенно-застойных годов, худой, с воспаленными глазами. И насмерть перепуганный. Представила себе выволочку, которую получу от Павла, втык, который заработаю от Риты, чертыхнулась про себя и сказала:
 — Живо в машину. Поедем ко мне, а там разберемся.
 К сожалению или к счастью, он безропотно полез в салон и там затих. Только вздрагивал время от времени всем телом — как собака во сне.
 — Как вас зовут? — спохватилась я, выволакивая своего подопечного из лифта. То есть продолжала собирать абсолютно ненужную мне информацию. Дурацкая привычка, между прочим.
 — Кеша, — пролепетал он. — То есть, конечно, Иннокентий.
 — Очень приятно, — буркнула я. — Заходите, раздевайтесь…
 Кеша смотрел на меня глазами затравленной газели.
 — Ах да, простите, я хотела сказать: снимайте куртку!
 Но он и на это оказался неспособным. Пришлось самой стащить с него перепачканную и порванную тряпку, бывшую когда-то «верхней одеждой», и оттащить в ванную комнату. Там заставила его позволить мне снять с него свитер и рубашку и обнаружила, что все не так страшно, как представлялось. Пуля прошла навылет через левое предплечье, кость вроде была цела. Крови, конечно, вытекло изрядно. Кеша уже был бледно-салатового цвета и мало что соображал.
 Промыла и перевязала ему рану. Вот уж не думала, что походно-полевые навыки мне когда-нибудь пригодятся в Москве! Дала своему пациенту старую пижамную куртку, которую надеваю, выходя на балкон, и отвела в большую комнату. Достала из бара остатки коньяка и заставила выпить залпом, как микстуру.
 Спиртное на него подействовало почти мгновенно и совершенно неожиданно. Он вцепился мне в руки и быстрым шепотом изложил довольно связную, но совершенно фантастическую историю. Главным было одно, и это он повторил раз десять с маниакальной настойчивостью: мы должны немедленно ехать спасать его сына Петеньку и еще какую-то бабу Катю. На моей машине это можно сделать мгновенно, пока «те» (преследователи, надо полагать) думают, что Кеша сам увез Петеньку из дома, и ищут его в другом месте. А мы их быстренько заберем и спрячем…
 — Где вы собираетесь их прятать? — не выдержала я наконец.
 — Где-нибудь, — «доходчиво» объяснил мне Кеша.
 И тут я неизбежно поняла, что опять придется огорчать Павла и лезть в «неженское дело». Если не я, то кто? Другой такой идиотки просто не отыщется в радиусе ближнего зарубежья.
 Мне удалось не только узнать точный адрес Петеньки и бабы Кати, но даже получить относительно связные инструкции. Через парадный ход идти не рекомендовалось, там наверняка засада. Нужно было зайти со двора, подняться по водосточной трубе до второго этажа (там разбито окно), попасть на черную лестницу и подняться на последний этаж. Там дверь на кухню открыта и даже петли смазаны — Кеша, судя по всему, был не так прост, как мне показалось. В квартире найти Екатерину Павловну — бабу Катю, передать ей записку, забрать Петеньку (и старуху, если та согласится) и…
 — Привезти их сюда, — закончила я. — А там что-нибудь придумаем. Ладно, сейчас что-нибудь съем, переоденусь и поеду. Лежите тихо, дверь никому не открывайте, к телефону не подходите. Если что-то случится — хотя, по-моему, хватит приключений, — позвоните вот по этому номеру, спросите Пал Палыча, скажете, что от меня. Он что-нибудь придумает. Кстати, меня зовут Верой. Верой Ивановной. И вам крупно повезло, что я вас, во-первых, не переехала, а во-вторых, что я не боюсь высоты и умею лазить по водосточным трубам. Кстати, как ваш Петенька будет по этой трубе спускаться? Про бабу Катю даже не спрашиваю.
 Похоже, голова у него почти не пострадала: он даже усмехнулся.
 — Петеньке полтора года, его придется нести на руках. А спускаться по трубе не нужно: дверь внизу закрыта изнутри на засов, а не заколочена. И не сердитесь на меня, Вера Ивановна. Если бы не Петенька, я бы вас ни о чем не просил. У меня, кроме него…
 Зазвонил телефон — и Кеша прямо-таки подскочил от испуга. Да, досталось юноше, судя по всему, изрядно…
 — Вера? — услышала я Пашин голос. — У тебя все в порядке?
 — Абсолютно. — Я изобразила в трубку сладкий зевок. — Сейчас ложусь спать. Устала как собака.
 — Ты хоть ела что-нибудь?
 — Естественно, как всегда. Я тебе завтра позвоню, ладно?
 — Ты не одна? Извини…
 — Здравствуйте! Конечно, одна и безумно хочу спать. Пока.
 — Пока, — холодно ответил мой друг. Ничего, переживет. Не будет лезть в душу без приглашения. Я пошла переодеваться: есть у меня одежка специально для таких случаев. Несколько лет тому назад увлекалась каскадерством, даже в паре фильмов снялась. Вот и пригодилось.
 Из прихожей крикнула Кеше, что ухожу. Он что-то там вякнул, но возвращаться и переспрашивать не хотелось.
 Во-первых, примета нехорошая, а во-вторых, терпеть не могу, когда мужики плачут.




 Глава 3
 ПАВЕЛ ШЕРВУД


 Вера никак не может понять, что способна ввести в заблуждение кого угодно, только не меня… Тридцать лет знакомства и двадцать вполне осознанной любви к ней сделали меня просто «вероведом». Я-то знаю: когда она врет, у нее совершенно особенный голос — предельно искренний…
 Все ее зевки по телефону, тон оскорбленной невинности, смертельное желание спать были откровенным враньем. Слишком правдивые интонации звучали в ее репликах. Ну, очень убедительные…
 Хуже всего было, что скрывали от меня не мужчину — тут готов побиться об заклад на что угодно. Не утаила бы Вера ни интрижку, ни внезапное страстное чувство к какому-нибудь прекрасному незнакомцу. Значит, моя дорогая подруга вляпалась в очередное приключение и прекрасно знает, что я его не одобрю. Поэтому врет.
 Не в моих привычках следить за ней, но в этот вечер мне стало как-то особенно не по себе. До одиннадцати просидел я в своем кабинете Московской прокуратуры на Новокузнецкой, пытался разобраться с текущими делами. А после разговора с Верой понял, что поеду не в свою холостяцкую обитель, а к ней. То есть не в гости, конечно, а к ее дому. И постараюсь на месте разобраться с ситуацией. Я же все-таки сыщик, хоть и в прошлом. Но «прошлых» сыщиков не бывает.
 Привычные действия, которые совершаются каждый раз, когда собираешься сесть в машину, заводишь ее, проезжаешь первый десяток метров, немного отвлекли от тревожных мыслей. Потом мысли вернулись, а вместе с ними пришло то, во что никто из моих друзей, а тем более коллег, никогда не верил и не верит: чувство близкой опасности, не раз спасавшее меня в чрезвычайных ситуациях.
 Что на сей раз затеяла Вера? Гадать абсолютно бесполезно, поскольку ответ был однозначным: все, что угодно. Эта женщина могла случайно оказаться замешанной в ограблении сберкассы, кинуться в пылающий дом на последний этаж спасать чью-то любимую кошку, перейти по карнизу с окна на балкон, чтобы подруга могла попасть в запертую квартиру с забытыми внутри ключами… Бывало и хуже, хотя обычно я узнавал об этом, когда самое страшное было уже позади. Но пару раз приходилось вытаскивать ее из крупных неприятностей, которые могли бы обернуться куда большими сложностями — до тюрьмы включительно. Самое удивительное, что попадала она в такие переплеты помимо своей воли и исключительно бескорыстно. Однажды, например, по доброте душевной помогла уехать с места преступления убийце-рецидивисту. Как он ее оставил в живых, не понимаю по сей день. До суда дело не дошло: парня поймали через неделю и на радостях согласились забыть кое-что из предыдущих событий. Вечное Веркино везение…
 Вера — мой добровольный крест. Такой же, как моя фамилия. Я уже устал объяснять, что происхожу из обрусевших немцев. А когда прочитал где-то, что фамилию Шервуд носил человек, «заложивший» царю Николаю I все тайное общество декабристов, вообще перестал что бы то ни было объяснять. Стукачей не жалуют ни преступники, ни сыщики, и числиться его потомком как-то не хотелось. Уж пусть лучше считают евреем.
 Когда в первый раз сделал Вере предложение, она сказала, что не сможет выйти за меня замуж по двум соображениям. Во-первых, не готова исполнять роль безмолвной и хозяйственной мадам Мегрэ. По ее представлениям, именно так я и мыслил свою жену. Во-вторых, сочетание «Вера Шервуд» для нее, видите ли, неблагозвучно. Вот так два моих креста слились в одну — весьма могучую! — тяжесть.
 Мысли мои невеселые прервал резкий свисток и мелькнувший где-то сбоку светящийся жезл: моя милиция меня бережет по-прежнему… Переулок… Обычно темный, сейчас был ярко высвечен фарами двух милицейских машин. Удостоверение следователя-важняка произвело нужное впечатление: из категории подозреваемых — безразлично в чем — меня сразу же исключили.
 — Проблемы? — спросил я, уверенный, что вразумительного ответа не получу.
 — Да нет, мелочь, хотя с другой стороны… — Лейтенант помялся. — Нам позвонили, вроде бы здесь стрельба, две машины столкнулись. А на самом деле ни машин, ни стрельбы. Сбили кого-то, судя по всему. Вот видите, лужица крови, а перед ней четкий след. Тормозной. Но пострадавшего нет, а определять по отпечаткам шин машину…
 На эти отпечатки я насмотрелся недели две тому назад, когда на ее «Волге» мы ездили за город. Угодили в такую грязь, что битых полчаса пытались выбраться на сухое место. Это удалось сделать только потому, что один из моих приятелей-умельцев в свое время поставил на Веркину древнюю тачку форсированный мотор. И теперь она могла развивать скорость не хуже гоночной, а тяга была отменной, как у джипа. Она потому иномарку не покупала, хотя возможности, как говорится, имеются… Пижонка наоборот!
 — Да, дело гиблое, — поддакнул я милиционеру, кивнул и сел обратно в машину.
 На самом же деле для меня все стало кристально ясным. Вера сбила кого-то, скорее всего по его же собственной вине, подобрала и в лучшем случае отвезла в больницу. Значит, завтра мне придется объясняться с коллегами — специалистами по дорожно-транспортным происшествиям. В худшем же (а скорее всего так оно и произошло) — повезла пострадавшего к себе на квартиру. А уж тут прогноз становился маловероятным. То есть можно предположить все: от необходимости найти солидную сумму для компенсации телесных повреждений до… до чего угодно! Например, очередного романа, поскольку налицо имелся очередной «несчастненький», то есть излюбленный Верой тип мужчин. Я развернулся и поехал домой. Судя по телефонному разговору, во мне она в данный конкретный момент не нуждалась. А романы — это без меня.
 У Веры есть непогрешимый талант: выбирать людей, которые в качестве спутников жизни ей не подходят абсолютно. Хотя не знаю, кто в принципе мог бы подойти. Во-первых, на начало романа мужик должен быть как можно более неустроенным и неприкаянным — в идеале бездомным и пьющим непризнанным гением. Эта женщина начинает делать из него человека, ухаживает за ним, как за больным и капризным ребенком, устраивает на работу, поддерживает материально. И вдруг (момент предугадать невозможно) начинает страстно желать, чтобы ее партнер превратился в супермена-интеллектуала, носил бы ее на руках, снисходительно говорил бы «глупышка моя» и мимоходом неплохо зарабатывал, будучи уже признанным гением. Даже если мужик может все это осуществить, он категорически не желает, поскольку уже избалован Верой до посинения.
 Но — главное! — тот же самый супермен должен, как только Вере надоест быть «глупышкой», снова превратиться в ребенка и послушно сидеть с соской во рту и с очередной погремушкой в руках. Сидеть по возможности тихо и не мешать любимой женщине самовыражаться. Не знаю, кто способен на такие метаморфозы…
 Потом она страшно переживает: «Ах, ох, никто меня не понимает!» И снова находит какого-нибудь «несчастненького»… И так до бесконечности. Возможно, собственный ребенок ее бы успокоил. Но Вера-то утверждает с безумно подкупающей искренностью, что лишена материнского инстинкта. Я единственный понимаю: врет! Остальные, естественно, верят.
 Внезапно мне пришла в голову очередная мысль: если эта умница кого-то действительно сшибла и привезла к себе домой, то, возможно, требуются моя помощь и поддержка. Как бы она ни храбрилась. А я, ревнивый идиот, зациклился на предсказании очередного ее романа…
 Срочно развернулся и поехал назад, к Вере. Во дворе увидел, что знакомая «Волга» стоит на обычном месте. Достал из «бардачка» фонарик и пошел уничтожать улики, даже не сомневаясь в их существовании. Внимательно осмотрел передние колеса, капот, крылья. Ничего… Это показалось странным. Заглянул в салон. Там на заднем сиденье мне померещились какие-то темные пятна. И тут вспомнил, что постовой говорил о какой-то якобы стрельбе. По-видимому, перестрелка была. И, наверное, Вера подобрала раненого. А вдруг одного из участников мафиозной разборки? Чувство близкой опасности стало нестерпимо щемящим.
 Подняться к ней? Что-то мешало: наверное, чувство, что этого делать пока не следует. Во время нашего телефонного разговора она явно была не одна. Но ни помощи, ни совета не попросила. Почувствовала бы неладное, наверняка нашла бы способ об этом сообщить.
 Вернулся к себе в машину и связался по радио с дежурным по городу. Попросил назвать случаи перестрелок за ночь. Их оказалось около десятка, но все довольно далеко от Вериного дома. Из серьезных же происшествий было зарегистрировано только единственное: вооруженное нападение на офис одного из коммерческих банков. Убит охранник, ранен, причем достаточно тяжело, вице-президент банка. (Он-то что там ночью делал?) Сейф в его кабинете оказался открытым, но не взломанным и абсолютно пустым. Преступников задержать не удалось.
 Надеюсь, что ни этот вице-президент, ни президент не окажутся друзьями кого-нибудь «наверху». Иначе это дело тут же станет «особо важным», хотя на самом деле может быть просто «шалостью» местной шпаны. Или разборкой своих со своими. Но все равно мне постоянно будут звонить по всем телефонам (если дело попадет ко мне) и подгонять, и намекать, и подстегивать… Я-то привык, а вот мой помощник, Саша Чернов, начинает дико нервничать, суетиться и пороть горячку. Единственный его недостаток — боится начальства. В остальном просто бесценный сотрудник.
 Как же мы, чудаки, не ценили прежнюю жизнь! Песенки пели: «Наша служба и опасна, и трудна…» Конечно, и тогда была не сахар. Но стрельба в центре Москвы?! Да это ЧП, обвал, преступников находили и обезвреживали в считанные часы. Ну, дни… Да, вооруженных уголовников было раз-два и обчелся. И если уж наша славная карательно-розыскная машина разворачивалась на полную катушку, успех был обеспечен. Да просто неизбежен.
 Теперь, похоже, огнестрельное оружие имеют все, кроме тех, кто непосредственно сталкивается с преступниками. У меня, конечно, пистолет есть, «Макаров», ношу его под мышкой… Но если придется им пользоваться, то писанины будет вагон и маленькая тележка. Почему стрелял, почему не отбился голыми руками и т. п. То есть совсем как раньше, когда применение оружия оперативником было тоже ЧП. Так что ношу, но пока в ход не пускал.
 А если это она кого-то подстрелила, а потом испугалась и потащила к себе домой? Нет, версия не годится: сам же видел тормозной след, обрывающийся прямо у темной лужицы на асфальте… Конечно, можно выстрелить и на ходу, но при этом обычно не тормозят… Интересно, узнаю ли когда-нибудь, что произошло на самом деле? И не будет ли уже слишком поздно?
 Время, между прочим, было уже скорее раннее: около пяти утра. Со всеми этими метаниями туда и обратно, с осмотром места происшествия и Вериной машины забыл посмотреть на часы. А теперь версии выстраиваю, вместо того чтобы подняться к ней и без затей выяснить, что произошло.
 Потянулся к дверце и тут увидел, что из подъезда вышла… Вера. Уж ее-то ни с кем не спутаю. Одета — мои худшие подозрения начали сбываться! — в свой безумный каскадерский костюм, который, как ей кажется, способен защитить ее от травм. А на деле разве что от простуды…
 Она побежала к машине, открыла дверцу и скользнула за руль. Я включил зажигание через секунду после нее. И тут же вспомнил про форсированный двигатель. Сейчас по пустым улицам она даст такую скорость, что за ней на «Ягуаре» не успеть — куда моим «Жигулям»!
 Так оно и произошло. Потерял я ее уже за вторым поворотом. Куда могло понести эту ненормальную, да еще в идиотском костюме, абсолютно неизвестно. Оставалось только одно: подняться в квартиру Веры и дожидаться там ее возвращения. Попутно попытаться выяснить, что произошло и происходит, хотя бы с помощью телефона. Ох, Вера, Вера, не живется тебе спокойно! И мне покоя не даешь…
 Я запер машину, предварительно еще раз запросив сводку по городу — просто на всякий случай. К счастью, ничего, что могло бы меня заинтересовать, пока не произошло. По крайней мере не обнаружено женских трупов, не влетела в аварию «Волга» марки «ГАЗ-24»…
 На лестничной площадке постоял несколько минут, прислушиваясь, что происходит в квартире. Тишина абсолютная. И все-таки показалось, что там кто-то есть. Странно, правда, что чувство опасности во мне немного ослабло. Не совсем ушло, а как-то притупилось. Кто бы там ни был — по ту сторону двери, он (или она) сам по себе серьезной угрозы не представлял. Для меня, во всяком случае.
 Ключи у меня с собой были. Вера вечно их теряет или забывает где-нибудь. Поэтому, когда примерно четыре раза в году помогаю врезать новый замок, то непременно делаю для себя три дубликата — на всякий случай. Когда мой запас кончается, замок вышибается и ставится новый. Последний раз это произошло меньше месяца назад, так что весь НЗ мы еще не успели израсходовать.
 Решил нажать кнопку звонка. Черт его знает почему. Скорее всего хотел убедиться в своей излишней мнительности. Или, наоборот, выманить поближе к входной двери того, кто мог быть в квартире, или подтолкнуть его на какие-то действия. У нас с Верой давным-давно заведено: два длинных, три коротких. Что-то вроде пароля-приветствия. Выудили из какого-то иностранного фильма про шпионов еще в институтские годы, и нам это тогда страшно нравилось. А потом — привыкли. Так до сих пор друг другу в дверь и звоним: «та-а, та-а, та-та-та».
 Не знаю, чего, собственно говоря, я ждал. Но вовсе не того, что произошло. Послышались какие-то шаркающие шаги, неумелые руки завозились с замком, дверь резко распахнулась. Я увидел высокую и худую фигуру мужчины, который тоже ожидал явно не меня. Фигура слабо ахнула и как-то нелепо взмахнула рукой. Показалось, что блеснуло лезвие, и я пустил в ход газовый баллончик…
 Минут через двадцать мой «крестник» со стоном заворочался на диване, куда я его предусмотрительно перетащил после беглого обыска. На преступника, тем более на крутого мафиози, он явно не тянул. Он открыл глаза, с ужасом покосился на кухонный ножик, лежавший на столе, и очень по-детски спросил меня:
 — Вы кто?
 — Павел, — ответил я, отнюдь не расположенный к дальнейшим откровениям. Как ни странно, даже этого оказалось достаточно, чтобы он побледнел еще больше и с ужасом прошептал:
 — Вера говорила, вы будете сердиться…
 Вера говорила! Совершенно правильно. Мне оставалось только узнать, что она затеяла на сей раз, чтобы рассвирепеть всерьез. И не только на нее, кстати, но и на этого безымянного типа, мало того что обнаруженного в ее квартире, так еще и со сквозным огнестрельным ранением. Уж ран я за свою биографию навидался — не счесть, тип определяю сразу, что твой доктор.




 Глава 4
 ИННОКЕНТИЙ УВАРОВ


 Если я каким-то чудом останусь в живых после всей этой заварухи, никогда больше не полезу не в свое дело. Даже если мы с Петенькой будем умирать от голода. Уж лучше от голода, чем от пули или от страха.
 Конечно, можно во всем обвинить Ларочку. Это проще всего, и об этом баба Катя мне твердит сто раз на дню. Но мне-то кажется, она невзлюбила мою бывшую жену просто из-за ревности. Пять лет после маминой смерти мы с бабой Катей жили вдвоем, она обо мне заботилась, никто мне не был нужен. И вдруг — Лариса. Впрочем, то же самое было бы с любой другой женщиной: характер у Катерины Павловны сложный. Пять лет лагерей, десять — жизни на Кольском полуострове, потом двадцать с лишним хоть и в Москве, зато с профессиональным алкоголиком в качестве мужа.
 В лагерь баба Катя угодила по обыкновенной глупости: четырнадцатилетней девчонкой опоздала на работу. Проспала. Нам такое себе представить дико, а тогда в порядке вещей: прогул — пять лет тюрьмы. С последующим поражением в правах. Хорошо жили, а главное — весело.
 Потом, когда супруг два раза в месяц — в аванс и в получку — лупил ее смертным боем, моя мама пыталась вмешаться: «Катюша, он же тебя убьет, как ты можешь терпеть?» Баба Катя только усмехалась: «Охрана в лагере не убила, а у благоверного кишка тонка. Да и два раза в месяц — не каждый день. Ништо, выживу. Суку палкой не убьешь». Действительно выжила, и мужа схоронила, и маму мою в последний путь проводила. Характер, конечно, испортился, но если бы не баба Катя, не знаю, как бы я с Петенькой управился.
 А Ларочка вовсе не плохой человек была — легкий. Любила жить легко: чтобы цветы, шампанское, красивые платья. И я не осуждаю ее, наоборот. Разлюбила — и ушла, честно, не обманывая. Спасибо, что Петеньку мне оставила: она молодая, если захочет, родит еще, а у меня, кроме сына, никого больше не будет. Однолюб я, наверное. А если честно, то женщин побаиваюсь: если бы она тогда, в парке, не закричала: «Помогите!» — я бы к такой красавице близко не подошел. На кой я ей сдался?
 Конечно, когда она ушла, мне было тяжело. Но ведь сын у меня остался, работа. И если бы не все эти дурацкие нововведения: конверсия, вхождение в рынок, то-се, моей зарплаты бы на все хватало, и жили бы мы с Петенькой припеваючи. Но если шестьдесят тысяч в месяц, да и те не платят — денег нет, а на молоко и хлеб в день около тысячи нужно выложить, поневоле задумаешься, как дальше жить. За мои самодельные будильники-таймеры да транзисторы много не давали, а на что-то более серьезное ни времени, ни сил не было. И так ради пяти-семи тысяч нужно было весь день на Тишинке простоять. В любую погоду. А там все продают и почти никто не покупает.
 А в тот день, помню, у меня вообще ничего не купили. Вечерело, а я все стоял, ждал. На лица давно уже не смотрю — неинтересно. В основном на ноги: кто во что обут. Ботинки о человеке многое могут поведать: о характере, о достатке и об ином прочем.
 Вот стою себе, и вдруг передо мной пара шикарных мокасин. Американских. Новехоньких. Я голову поднял. Тут-то он меня окончательно признал. А я его вспомнил.
 Мы с Севкой на работу одновременно пришли, в один отдел. Я со своим красным дипломом, а он — по протекции какого-то дядюшки, важной шишки в нашем министерстве. Балабон был Севка жуткий, и ни одного задания никогда не мог до конца довести. Зато организовать, достать, выбить — равных не было. В конце концов выбрали его в местком, и сделал он там головокружительную карьеру. В итоге перешел в ВЦСПС, и больше мы не встречались.
 Севка очень изменился, я бы его первым никогда не узнал. Когда-то был худющий, почти как я, только на голову ниже. Шустрый, вертлявый. Баба Катя, когда его в первый раз увидела, определила, как припечатала: «Шпынь». Так вот этот самый «шпынь» превратился в ухоженного и выхоленного мужика. К тому же хорошо упитанного и одетого с иголочки. Раньше костюмы его мало занимали.
 — Старичок! — завопил он на всю толкучку. — Какого этого самого ты здесь делаешь? Сто лет не виделись, пошли отпразднуем!
 — Не могу, Севка, — попытался я открутиться. — Дома будут беспокоиться, да и с монетами у меня негусто, нужно хоть что-то продать сегодня. Так что извини, в другой раз.
 — Монеты, старичок, — что навоз. Сегодня нет, а завтра — воз. Не бери в голову, на выпивку у меня хватит. Собирай свои товары народного потребления — и пойдем. Что это ты продаешь? Сам, что ли, сделал? Ну да, ты же все мог соорудить, хоть космический корабль из консервной банки, хоть радиолу из табуретки.
 Севка трещал без умолку и не дожидался моих ответов.
 — Значит, так, старичок, эту партию я у тебя покупаю оптом. Почем штука? По две? Ты офонарел, по пять — и то даром! Вот тебе двадцать тысяч, закрывай лавочку — и по коням. Душа горит, да и поесть было бы неплохо. Ну, и за встречу за нашу, а как же! Было время, славно гудели. Сейчас, конечно, уже не те силы, но попробуем… Давай, давай собирайся.
 Севка кое-что перепутал: «гудел» он больше с девочками да с начальством — на халяву. А ко мне приходил то за трешкой до получки, то за сигаретой, то за алиби для безумно ревнивой своей жены. Предполагалось, что вечерами мы с ним у меня «работаем над совместным изобретением». Но единственной его идеей, которую я осуществил для него и, надо сказать, ради него и с его почти конкретной помощью, было создание так называемого «суперключа», то есть устройства, с помощью которого можно было открыть все: от стандартного дверного замка до кодового сейфового.
 Как-то Севка примчался ко мне бледный и перепуганный и сообщил, что у него стащили ключи. Всю связку, в том числе и от месткомовского сейфа. Он сплел какую-то леденящую душу историю, но я понял так, что Севка «позаимствовал» из казенных денег энную сумму, собираясь, правда, честно положить на место попозже. И вот тут-то у него ключи и пропали. А через неделю вернется из отпуска месткомовский казначей со своими ключами, и тут-то недостача и всплывет. Режим «почтовых ящиков» был достаточно суровым, а уж подобные шалости с деньгами вообще не поощрялись. На Севку было жалко смотреть, и я, просидев трое суток, сконструировал что-то вроде электронной отмычки. А поскольку моему приятелю в руки и молоток-то нельзя было давать — испортит, то я после работы пошел и открыл ему этот злосчастный сейф. И сам же потом закрыл. Под бурное Севкино ликование.
 Все тогда обошлось, поскольку никто ни о чем не узнал. Севка клялся в вечной признательности, обещал «не остаться в долгу», да, видимо, замотался — забыл. Впрочем, никакой признательности я не ждал, зная характер этого балабона. Сам давно все забыл — да вот увидел Севку, и само вспомнилось.
 А он все трещал и трещал. Мы уселись в его машину (я не очень разбираюсь в марках, то ли «БМВ», то ли «Мерседес») и куда-то поехали… У меня голова пошла кругом от Севкиной болтовни. Понял только, что из профсоюзов он вроде бы ушел и основал свое дело. Какое, понятия не имею, хотя он и распинался про это довольно долго. Вроде бы третий раз женат или второй раз развелся? В общем, все то же самое: "Я", «мне», «моя»… Но если раньше хвастался поездкой в Сочи с секретаршей шефа, то сейчас — отдыхом на неких островах с некой Викой. Предполагалось, что я должен эту Вику знать, поскольку «ее все знают, старичок, не прикидывайся». Да, Севка, он и на Багамах Севка. Или на Бермудах…
 Он привез меня в какой-то погребок на Арбате. Понятия не имел, что в нашем городе есть такие местечки, как в кино из «ихней» жизни. Да и закусок подобных отродясь не пробовал, не говоря уже о выпивке. Конечно, меня позорно развезло. Но даже не от тепла и сытости расслабился — от того, что кого-то мои проблемы взволновали. А Севку они заинтересовали, да еще как! Он даже подобрался весь, будто боялся слово пропустить. Мне показалось, что зря я его так: балабон, балабон. Слушает, сочувственно спрашивает, в рюмку подливает, кивает…
 Ну и рассказал ему, чего никогда никому не рассказывал. О том, как тоскую по Ларочке, как тяжело с маленьким ребенком без матери, как на работе не платят, а все дорожает. В общем, разнюнился. Севка же все выслушал, помолчал, а потом сказал:
 — Значит, так, старичок, положение, конечно, хреновое, но не безнадежное. Все упирается в отсутствие бабок. А будут бабки — будут и бабы, не журись. Ладно, шучу! Но руки-то при тебе, голова на месте, остальное приложится. Если, конечно, чуть-чуть помочь. Вот я тебе и помогу, за мной старый должок, помню. Кстати, можно этот твой суперключ запатентовать.
 — Кому он нужен? Да и нет у меня денег на это…
 — Я же говорю, все упирается в отсутствие бабок. А кому нужен суперключ? Да всем нужен — от уборщицы до взломщика. Шутка, старичок! Но серьезно, подумай, может, еще чего изобретешь. А вообще-то мне верный человек нужен. Сейчас таких днем с огнем не найдешь, все только и думают, как бы другого схарчить. Поможешь мне пару проблем решить, в долгу не останусь…
 Я был еще достаточно трезв, чтобы забеспокоиться:
 — Какие проблемы, Севка?
 Он коротко хохотнул:
 — Не боись, мой маленький, технические. Починить нужно кое-что, отладить. Договор составим, чин чином. Тебе денежка будет капать, не придется на Тишинке торчать. А мне польза и спокойствие. Годится?
 Вроде бы все было чисто и нормально, но не лежала у меня душа к сотрудничеству с Севкой, обещал подумать. Отвез он меня домой. А через три дня позвонил на работу, предложил встретиться: мол, дело есть. Про себя решил: будет втягивать в сомнительные махинации, пошлю куда подальше. Но он просто попросил починить какой-то импортный будильник с восемью мелодиями. Дал аванс — десять тысяч, попросил расписку. Опять вроде бы все нормально, а на душе кошки скребут. Починил за один вечер. Но никаких своих координат мне Севка не оставил. А сам не объявлялся. В субботу опять пошел на Тишинку и… нарвался. До сих пор все было тихо-спокойно, а тут привязалась какая-то шпана, начали задираться, переломали поделки, синяков наставили. И посулили: сунешься еще — убьем. А на следующий день Севка позвонил. Рассказал ему про свои злоключения, он с ходу предложил:
 — Слушай, старичок, нет худа без добра. Тут я тебе постоянный приработок нашел и еще одно разовое дельце. Давай подгребай после работы к метро, я тебя там перехвачу. Все сразу и обсудим за рюмкой… чая.
 Повез он меня опять в какой-то тихий кабак. Первым делом я ему будильник вернул — починенный. А он мне — опять десять тысяч и опять расписочку подсовывает. Ну, в общем, правильно, денежки счет любят. Только сам какой-то озабоченный, чтобы не сказать смурной.
 — Случилось что? — спрашиваю.
 — Знаешь, старичок, ты будешь дико смеяться, но история повторяется. Я посеял ключи. От офиса и от сейфа. Да, разгильдяй, но кого это колышет? А президент нашего банка, не делай больших глаз, я вице-президент коммерческого банка, еще в первый раз тебе сказал, так вот, президент отвалил на месяц за границу вместе со своими ключами, понятное дело. Старичок, все встало, веришь? Ни договор подписать, ни зарплату сотрудникам начислить. У нас в офисе сейф, как в родном месткоме, — железный сундук с замком. Поедем со мной завтра вечером. Я скажу охраннику, что ты слесарь, будешь чинить сейф. Откроешь — и все, свободен. А с меня еще десять штук плюс постоянный приработок. Лады?
 Ситуация вроде бы нормальная, хоть и не совсем, конечно… Потеря ключей вполне в стиле Севки, это мы уже проходили. Почему только все это нужно было делать вечером, да еще в пятницу? Впрочем, хозяин — барин. Ладно, сделаю Севке одолжение и, наверное, плюну и на него, и на гипотетический «постоянный приработок». В конце концов он меня здорово выручил в последние недели. И на Тишинку дорога закрыта.
 Одним словом, в назначенный день и час вышел из дома. Петенька уже спал. Бесценная баба Катя сидела с ним. А я отправился на встречу с Севкой к его офису — аж на другой конец Москвы: от метро «Ботанический сад» десять минут пешком.
 Севкина контора, точнее, офис банка «Кастор», как значилось на вывеске, арендовала две комнаты у какого-то бывшего «почтового ящика», вроде моего. Когда подошел к крыльцу, откуда-то из темноты вынырнул мой приятель. А я даже не заметил его роскошной иномарки, неужели пешком пришел? Севка сухо кивнул мне и позвонил у входа. Через пару минут дверь открыл здоровый амбал-охранник. Всмотрелся и изобразил что-то вроде улыбки:
 — А, Всеволод Эмильевич! Как договаривались, значит? А где ваш слесарь?
 Севка указал на меня кивком головы. Охранник мазнул безразличным взглядом и махнул рукой — проходи, мол. Я его не интересовал абсолютно, это было ясно. Он остался с Севкой в приемной, а я прошел в следующую комнату, где действительно стоял очень примитивный сейф, хотя и разукрашенный под ампир или барокко — черт их разберет. Стильный, одним словом, показушно дорогой.
 Открыть его было делом плевым, но прежде чем начать, все-таки внимательно осмотрел — бывают и наружные ловушки, как завоет на всю округу! Нет, нормально. На сейфе декоративная ваза с сухими ветками, которую я переставил на стол. А за вазой… Чебурашка. Маленький, с ладонь, пушистый, совершенно такой, как у Петеньки. Я машинально взял игрушку в руки… Потом опомнился и достал свой суперключ. Как и думал, сейф открылся «на раз». Но…
 Но был он абсолютно пуст! Ни бумаг, ни денег, ни-че-го! Я не поверил своим глазам и какое-то время стоял, тупо уставившись на железные полки. Потом понял, что надо звать Севку: дело нечисто. И в тот же момент услышал, как к дому подъехала машина, щелкнула дверца, и раздались уверенные шаги. А за ними — не менее уверенный и очень ироничный незнакомый мужской голос:
 — Всеволод Эмильевич? Какими судьбами? Вы, кажется, вчера отбыли за рубеж проветриться. Передумали? И что у вас вообще тут происходит? Подумайте над ответом, а я пока возьму записную книжку, забыл на столе.
 Я успел сделать только несколько шагов к двери, как она распахнулась. В проеме обозначилась мужская фигура. И в тот же момент раздался выстрел. Такого жуткого крика никогда в жизни не слышал! Бросился к двери, мимо этого страшно кричащего, падающего человека, и, словно во сне, вижу охранника, развернувшегося к входной двери, спиной ко мне. Наверное, он выстрелил, не знаю, но он рухнул как подкошенный, а я вслепую, не соображая, что делаю, бросился мимо него на улицу, в какие-то кусты… Наткнулся на забор, перемахнул через него, бежал, свалился в какую-то яму, с трудом оттуда выбрался… В общем, кто-то мне ворожил, потому что все-таки добрался до метро. В голове билась только одна мысль: бежать, бежать домой, к Петеньке, пока не приехала милиция… Не помню, как добрался до дома, где делал пересадку, как ехал. Не помню. Главное, что добрался до собственного подъезда. А около него стояла… Севкина машина. Зачем он сюда приехал? И как его милиция не задержала? Ведь там стреляли…
 Как загипнотизированный, подошел к машине и увидел… направленный на меня пистолет. А холодный, жесткий голос, отдаленно напоминавший Севкин, произнес:
 — Смыться хотел, Кешенька? Выкладывай сначала то, что взял из сейфа. Потом — свободен. Пикнешь — трупом будешь. Третьим — с теми, в офисе…




 Глава 5
 СНОВА ИННОКЕНТИЙ УВАРОВ


 Я не испугался, даже не удивился. Просто все это напоминало сцену из какого-нибудь дурацкого американского боевика. А Севка никогда не был для меня ни гангстером, ни тем более суперменом. В следующую минуту я дико разозлился. На идиотскую ситуацию, на Севку, на себя, дурака.
 — Твой сейф, если он, конечно, твой, — произнес я резким, прямо хамским тоном, — успели обчистить раньше. Он был абсолютно пуст, понимаешь, Аль Капоне зачуханный? Пуст! И все: разбежались, как кораблики, тем более что ты вообще за границей, оказывается, а мне снишься в кошмаре.
 И повернулся спиной. Да плевать на его пистолет! Но Севка вцепился мне в руку, как клещами:
 — Пуст? Да? Из-за пустого сейфа ты пристрелил охранника и вице-президента банка? Это будешь рассказывать следователю, если он еще захочет слушать. А мне голову не морочь, я все это видел! Допускаю, что в сейфе не была денег. Но бумаги или кассеты, фотопленки, наконец, были. Точно знаю! Отдавай то, что взял, и мы квиты. Понял?
 — На, обыскивай! — заорал я, уже не думая о возможных свидетелях-соседях. — Выверни все карманы, в трусах не забудь пошарить — где там еще преступники краденое прячут? Убедись, что ничего нет, и отвали. Все! И кого я мог убить, если у меня пистолета сроду не было и стрелять не умею? Совсем спятил?
 — Нет, Кешенька, не совсем. Ты так рванул с места, что я за тобой на машине не поспел. Но какое-то время у тебя было. Ты мог это спрятать где угодно по дороге. Или это у тебя, но не хочешь отдавать. А за деньги, на которые ты расписки мне давал, можно и научиться стрелять, и убить кого угодно…
 — За двадцать тысяч? — хмыкнул я, чувствуя недоброе. — Ты все-таки полоумный…
 — За двадцать тысяч… долларов. Читать надо то, что подписываешь, запомни — пригодится… может быть. В общем, даю тебе ровно двенадцать часов. Либо отдаешь то, что взял, либо… Приду к тебе уже не один. Очень на твоего сыночка кое-кто посмотреть хочет.
 Меня пробрал внезапный озноб. Сволочи! Этим меня напугать можно, да еще как! Но ведь я и вправду не брал ничего из сейфа… Сцепил руки за спиной, чтобы Севка не заметил дрожи, и сказал:
 — Ладно, а пока я пойду… Но сейф был пуст. Может, твой президент или тот, который приходил…
 — Они бы не успели, да и не нужно было им это. Ну, ничего, один уже в реанимации, а со вторым разберемся попозже. А ты подумай: кража со взломом, два трупа. Поспрашивай, коли захочешь, в милиции, на сколько это все тянет. А пока — гуляй… старичок!
 Севка демонстративно громко хлопнул дверцей автомашины и с места рванул чуть ли не под сотню километров в час. Я постоял немного… Ясно было одно: сначала надо отвести опасность от Петеньки. Увезти его… куда? Надо подумать. А пока… надо сделать вид, что уже увез! Звук мотора Севкиного лимузина замолк слишком быстро. Похоже, я на ходу обучался необходимым детективным премудростям.
 Когда тихо вошел в квартиру, Петенька и баба Катя спали — каждый у себя. Я чуть не плакал, пока смотрел на Петеньку: из-за моей дурости мальчишка может пострадать. Дурак, стоеросовая дубина, трижды осел! Связался с Севкой… Эх, да что теперь!
 Петенька открыл глаза и сонно посмотрел на меня. Он привык, что всегда приношу ему подарки: хоть что-нибудь, хоть леденец… А сегодня пришел с пустыми руками… И тут обнаружил, что у меня в кармане лежит Чебурашка. По-видимому, случайно туда сунул, когда стрельба началась. Дал ему игрушку, и он, умиротворенный, закрыл глаза. Заснул со счастливой улыбкой, даже не заметил, что Чебурашка — другой.
 А я пошел в кухню и начал готовиться к отходу. Теоретически дверь на черный ход у нас давным-давно заколочена. А на самом деле еще лет пятнадцать-двадцать назад, когда в нашем подъезде было полно мальчишек, мы устроили на чердаке что-то вроде клуба и потихоньку от родителей и соседей «распечатали» чуть ли не все двери. Вели мы себя тихо, не выпивали — разве что чуть-чуть баловались куревом. Поэтому нас не обнаружили. Потом все поразъехались, выросли, а чердак и черный ход так и остались открытыми. Правда, на первом этаже дверь снаружи не открывалась. Изнутри была заперта на щеколду. Но выйти этим путем всегда было можно, а при желании — и войти. На втором этаже окно без стекла, сколько себя помню.
 Отпер дверь на кухне и убедился, что петли не скрипят. Потом вернулся в комнату, взял старое Петенькино одеяло, которое мы ему подкладывали в коляску, и завернул в него чурбачок — один из тех, которые давно собирался превратить в подсвечник или что-нибудь в этом роде. В общем, со стороны должно было показаться, что на руках у меня ребенок. Взял этот узел, посмотрел еще раз на Петеньку и вышел из квартиры. Не удержал дверь — она хлопнула. Наверное, разбудил бабу Катю, да что уж теперь. Главное, обмануть тех, кто будет за мной следить, потом незаметно вернуться через черный ход и увезти Петеньку. У бабы Кати вроде бы есть двоюродная сестра под Рязанью. Вот туда мы и уедем. Или еще куда-нибудь…
 Во дворе на первый взгляд было тихо, на улице — тоже. Только со стороны Ленинского проспекта доносилось ровное гудение машин. Вот туда я и задумал добраться, если по дороге не подвернется какая-нибудь случайная машина. И если ее водитель рискнет затормозить, увидев мужчину с ребенком на руках. Была не была! Все равно выбор не слишком богатый: погибнуть или любой ценой спасти сына.
 Это произошло, когда я уже прошел, а точнее, пробежал полквартала. За спиной взревел автомобильный мотор и зажглись фары. Машина тронулась, но одновременно я влетел под арку проходного двора и помчался к выходу на другую улицу. Оставалось надеяться, что знаю свой микрорайон лучше любых бандитов. Если, конечно, они не слишком сообразительны…
 Но они оказались хитрее, чем я думал, это выяснилось сразу же. Один выскочил из автомобиля и побежал следом во двор, а второй поехал вокруг квартала, чтобы перехватить меня на улице. Мне просто повезло, причем так, как бывает раз в жизни.
 На улицу одновременно вылетели: я, машина преследователей и еще какие-то не слишком новые «Жигули». Водитель «Жигулей», по-видимому, не был новичком и сумел решить очень сложную задачу: не переехать меня и не врезаться в первую машину. Это ему каким-то чудом удалось, хотя «жигуленок» прилично занесло, и он остановился в каких-то сантиметрах от меня.
 Успел только заметить, что в «Жигулях» было двое мужиков. Пока они приходили в себя и подыскивали слова в мой адрес, распахнул заднюю дверцу, плюхнул свой сверток на сиденье и крикнул им: «Спасайтесь, бандиты!» Перепрыгнув через багажник, помчался дальше. Не знаю, что они подумали, но через секунду их машины и след простыл. А я рванулся в очередной проходной двор. Теперь главное было — оторваться от этих подонков и вернуться домой. Половина дела была сделана: я слышал, как тот, который бежал за мной, прокричал: «Он сунул своего щенка в машину!» Клюнули…
 Я знал, что от моей скорости зависело теперь все, в том числе и жизнь. Несся сломя голову, петлял, вылетал на улицы, снова уходил в проходные дворы. Оставалось совсем немного, чтобы добежать до конца Нескучного сада. А там проскочу через Дворец пионеров на Воробьевы горы, скачусь вниз к Москве-реке и берегом вернусь к себе. Фиг достанут!
 Вот тут я, наверное, расслабился, да и от такой гонки звенело в ушах. Не услышал, как машина меня нагнала. И выстрела — первого — тоже. Почувствовал только: мимо головы что-то просвистело. Сразу же грохнул второй выстрел. Как будто железным прутом съездили по левому плечу. Последнее, что запомнилось, — стремительно надвигающиеся фары машины и истошный визг тормозов…
 Очнулся от того, что какая-то женщина держала меня за плечи и пыталась приподнять. Она во что бы то ни стало хотела отвезти меня в больницу или вызвать «Скорую». Не помню, что ей говорил, но когда снова ненадолго пришел в себя, оказалось, что она привезла меня к себе домой. Не помню ни подъезда, ни лестницы. Мы наверняка поднимались на лифте — не пешком же она меня тащила на девятый этаж!
 Вдруг испугался, что эта незнакомка — тоже из Севкиной шайки и они решили заманить меня в ловушку. Испугался так, что уже ничего не соображал. Эта женщина вертела меня, как куклу: раздела, отвела в ванную, перевязала. Оказывается, меня ранили! А потом дала выпить, кажется, коньяка. И тут в голове прояснилось, все вспомнил. И понял, что не смогу вернуться за Петенькой, как собирался.
 — Что с вами? — спросила незнакомка.
 Понял, что остается одно — довериться ей, попросить о помощи. Я видел: у нее добрые глаза, и почему-то казалось, что она сможет спасти моего сына, спрятать его где-нибудь. А если скажет «нет», тогда надеяться уже не на кого.
 Я объяснил ситуацию от начала и до конца, вкратце, без лишних деталей. Она слушала молча, только иногда скептически хмыкала. Но — верила мне, по глазам видел. Вдруг зазвонил телефон — я вздрогнул. Она сняла трубку и заговорила так спокойно и сонно, будто ее оторвали от скучной телепередачи. Объяснила кому-то, что безумно устала, сейчас примет ванну и ляжет спать. У меня оборвалось сердце — не поверила! Но когда разговор по телефону закончился, она энергично спросила меня:
 — Ну, а куда нужно ехать-то и что там делать? И потом — ваша баба Катя выставит меня за дверь. Это в лучшем случае. И вообще может в квартиру не пустить, если изнутри на засов заперлась. И что тогда?
 Пришлось объяснить про черный ход. Вера — теперь я уже знал, как ее зовут, — опять скептически хмыкнула. Но окончательно понял — поедет. И привезет! Он нее исходило ощущение удивительной силы, хотя выглядела отнюдь не спортсменкой, а довольно хрупкой, женственной. И еще — была очень красива. Не как Лариса, но очень…
 Мне было велено лежать тихо, к телефону не подходить, дверь открывать только на ее звонок: два длинных, три коротких. Оставила каких-то два номера телефона: на случай чего-либо непредвиденного. И тяжело вздохнула:
 — Откуда вы свалились на мою голову? Ох, и рассердится же Павел, если узнает. Сегодня, конечно, уже ничего не будет — врать пока что не разучилась. Паша думает, что я сплю. Но потом…
 — А вы ему не рассказывайте, — попробовал я ее утешить.
 Вера посмотрела на меня с сожалением, как на недоумка.
 — У него такая профессия, что ему все всё рассказывают. Даже если ничего не хотят говорить. Ладно, бог не выдаст, друг не осудит. Пишите записку вашей бабе Кате. И перестаньте всхлипывать, мужчина!
 Я даже не заметил, что плачу. Вера махнула рукой и ушла на кухню. Принесла пару бутербродов и чай. Забрала записку и ушла. Совсем. Только из коридора крикнула: «Пока!» И хлопнула дверью. А потом я, наверное, заснул — сказались и усталость, и физическая перегрузка, и коньяк. Да и плечо болело нестерпимо, так что через несколько минут отключился.
 Ненадолго, как мне показалось, на мгновение. Закрыл глаза — и тут же услышал условный звонок. Вера вернулась! Слава богу, сейчас здесь будет Петенька, а может, и баба Катя. Тогда уже все не так страшно.
 Сильно кружилась голова, да и впотьмах в незнакомой квартире не сразу удалось сориентироваться. Благо в коридоре горел свет. На всякий случай зажал в руке кухонный ножик. Несколько метров до входной двери дались с гораздо большим трудом, чем километры бега всего пару часов назад.
 Все-таки справился с замком. Распахнул дверь, надеясь увидеть Веру с Петенькой на руках. Но вместо них в дверном проеме обозначилась фигура широкоплечего мужчины. Лица я не разглядел — не успел. Взмахнул рукой и… потерял сознание. От дикой боли в плече, а скорее от какого-то резкого и странного запаха.
 Очнулся снова на диване. Рядом сидел незнакомый мужчина.
 — Кто вы? — абсолютно бессмысленно спросил я.
 — Павел, — ответил незнакомец.
 Я испугался больше, чем Севкиного пистолета. Вера так боялась, что Павел будет сердиться! Он и есть?.. Как же он узнал?.. И что теперь со мной сделает?.. Мне показалось, что Вера вообще ничего не боится, но вот Павел явно имел в ее глазах серьезный авторитет. Чем же все кончится?
 Павел поудобнее откинулся на спинку кресла и, глядя мне в глаза, твердо сказал:
 — Так. Давайте с самого начала. Прежде всего — кто вы? Фамилия, имя, отчество — ну и так далее. С самого начала и до моего прихода сюда.
 — Меня зовут Кешей. То есть Иннокентием Петровичем. Фамилия — Уваров, — послушно начал я и осекся. Вера говорила, что этому самому Павлу все всё всегда рассказывают. Выходит, и я уже начал исповедоваться совершенно постороннему человеку.
 — Да вы не тряситесь, — усмехнулся Павел. — Дороже Веры у меня человека нет. Только вот она склонна впутываться в самые неожиданные неприятности. Мне это не нравится, но справиться с ее причудами не в состоянии. Поэтому давайте разбираться. Сердиться не буду, когда узнаю, что ей ничего не грозит. Кстати, почему она привезла вас к себе, а не в больницу? Боитесь милиции?
 — Если честно, то боюсь, хотя ничего такого не сделал. Но меня наверняка милиция уже ищет по подозрению в двух убийствах и ограблении…
 — Не слабо, — присвистнул Павел. — Ну, валяйте рассказывайте.
 — А вы вообще кто? Ее муж?
 — К сожалению, только старый друг. А если вас интересует профессия — следователь Московской прокуратуры по особо важным делам. Таким, как ваше…
 У меня потемнело в глазах. Буквально.




 Глава 6
 ВЕРА МУРАТОВА


 В общем, как всегда, я поддаюсь первому душевному порыву, а потом начинаю думать, зачем мне все это нужно. И на сей раз произошло то же самое. Уже в машине, по дороге к дому этого Кеши Плачущего, я проанализировала ситуацию и вынесла себе приговор: идиотка! А как говорится в одном всенародно любимом фильме, «если человек идиот, то это надолго». В моем случае — пожизненно.
 Перестала казниться, когда поняла, что мне уже нравится сам процесс покаяния. Да и дорога была недолгой: через десять минут моя «Волга» уже была в нужном месте.
 Как ни странно, инструкции Кеша дал вполне толковые. Готовился, наверное, бедолага, все продумал. Или действительно бог дураков любит — хоть в чем-то повезло. Не удалось сейф ограбить, так хотя бы пути к отступлению не отрезаны. Правда, непонятно, при чем тут я. Ну да ладно…
 Могу себе представить, что скажет Рита, когда буду ей рассказывать эту историю! Уж ей-то можно будет рассказать все, как есть: она не Паша, не станет смотреть укоряющими глазами, тяжело вздыхать, шагать по комнате из угла в угол и смолить одну сигарету за другой. Хорошо еще, что Пашу всегда могу убедить в чем угодно. Например, он совершенно уверен, что у меня нет пистолета. Ну пусть ему от этого будет легче. Спит сейчас, наверное, Пашенька, думает, что я тоже отдыхаю. Ну-ну. До чего все-таки легко мужикам мозги пудрить!
 Подошла к двери черного хода, нашла нужную водосточную трубу. Покачала ее из стороны в сторону — нет, вроде держится. Во всяком случае, до второго-то этажа добраться можно. Было бы хуже, если бы пришлось карабкаться на крышу.
 На этой лестнице, похоже, никогда не ступала нога человека. Здесь можно было бы устроить совершенно идеальную конспиративную явку: ни одна кошка бы не шелохнулась. Хотя кошки как раз были бы недовольны: судя по запаху, они здесь устроились всерьез и надолго.
 Как всегда, в голову лезла всякая чепуха именно тогда, когда нужно было сосредоточиться на главном. Так, четвертый этаж, дверь справа. Я посветила фонариком, нашла замочную скважину и вставила ключ, который Кеша исхитрился не потерять во время своих безумных приключений. Замок даже не щелкнул. Потянула на себя довольно тяжелую дверь и… и чуть не завопила от неожиданности. В нескольких шагах посредине кухни стояла пожилая женщина и глядела на меня, как на инопланетянку. Или на двухголового теленка. Первый раз в жизни своими глазами увидела, как у человека «отваливается челюсть».
 Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы она заорала. Эти старушки, божьи одуванчики, обычно имеют такие голосовые данные, что любая эстрадная певица позеленела бы от зависти… Подскочила к бабе Кате (а кто еще мог быть в этой кухне?) и зашептала:
 — Тихо, без паники. Я от Кеши, вот вам записка. Он просит перевезти Петеньку в безопасное место. У нас очень мало времени.
 Баба Катя закрыла рот, взяла записку и прочла ее раз восемь, наверное. Потом вопросительно посмотрела на меня.
 — Да, да, Вера — это я. Все правильно. А теперь давайте собирать ребенка. Машина внизу. Где он?
 Вместо ответа она сделала мне приглашающий жест рукой и пошла из кухни. Похоже, бабулька не любила много разговаривать. Предпочитала действовать. Редкость среди женщин любого возраста. Мне она определенно начинала нравиться.
 Мы прошли в комнату. На допотопной кровати с никелированными шарами сладко спал маленький мальчик. Беленький и очень хорошенький — невольно залюбовалась. Но потом подумала: а что начнет вытворять этот белокурый ангелочек, когда проснется? Крики, капризы, кашки, горшки… Нет, хорошо, что меня дети не волнуют. Не представляю себя в роли Мадонны с младенцем.
 — Поди глянь, что у Кеши в комнате творится, — внезапно сказала баба Катя. — А я там Петенькины вещи возьму.
 В другой комнате у меня сложилось впечатление, что нахожусь на съемках фильма из жизни революционеров. Нищенская обстановка и следы полуобыска-полупогрома, учиненного царскими жандармами. Разбито и разрезано было практически все: от цветочных горшков до матраса на детской кроватке. Что они искали? Деньги? Драгоценности? Только не бумаги, потому что никому не придет в голову распарывать мягкую игрушку размером с мою ладонь в поисках документов. Там можно спрятать в лучшем случае удостоверение личности.
 — Как же вы ничего не услышали? — изумилась я.
 — А я, вишь, вместо одной две успокоительных-то пилюли… А может, под дверь чем пшикнули. Сама удивляюсь, ведь от любого шороха вскидываюсь. А тут…
 Баба Катя времени даром не теряла. Собирала все необходимое и одновременно знакомила меня с событиями последних суток. Ничего лишнего, никаких эмоций, одни факты. Не свидетельница, а мечта для любого следователя. Жалко, что Пашу нельзя с ней познакомить. Лишний раз убедился бы в том, что не все женщины болтливы и бестолковы. Встречаются приятные исключения. К примеру, эта Катерина Павловна. Или я.
 Закончив сборы и одновременно рассказ, баба Катя тем же тоном продолжила:
 — Петеньку с тобой одного не отпущу, и не мечтай. Мне тут Кеша не указ, да и мужики не всегда соображают, что и когда делать нужно.
 — Но здесь же опасно оставаться!
 — И не останусь. Сама с Петенькой к Кеше поеду.
 — Вы?! Но ведь неизвестно, куда потом нужно будет перебираться. Вам же трудно будет…
 В первый раз я увидела на ее лице что-то напоминающее улыбку.
 — Не твоя печаль, милка. В молодости такой «курс выживания» прошла — тебе во сне не приснится.
 — Какой еще курс выживания? Их тогда не было…
 — Ага, не было! Счас ввели за деньги, а тогда полстраны бесплатно проходило. Выжил — живи, не выжил — извини.
 — Вы про лагеря?
 — Нет, про санаторий с профилакториями. Ну давай пойдем Петеньку собирать. Отбеседовались. У меня язык не казенный.
 Вот тебе и бабулька, божий одуванчик! Похоже, я вляпалась в мини-малину: старуха-рецидивистка и Кеша-начинающий. Приятная семейка, ничего не скажешь. Будет мне от Паши за такое знакомство!
 Когда собралась погасить свет в комнате, баба Катя цыкнула на меня неожиданно резко:
 — Ошалела? Свет в доме — значит, есть кто-то. И на кухне не вздумай гасить. Я дверь на засов изнутри закрыла, а сейчас трубку с телефона сниму. Пусть стучат, пусть дозваниваются. По крайности решат, что бабка оглохла или заспалась. Может, и не станут дверь выламывать. Обойдется.
 То ли бабулька регулярно смотрела по телевизору детективы, то ли в лагере сиживала не только в молодости, а достаточно регулярно. Действовала, во всяком случае, грамотно. И с собой собрала только самое необходимое, да не в чемодан или сумку, а в заплечный мешок. Очень грамотно: руки свободны, груз распределен равномерно. Все-таки кадры прежняя система готовила отменные, теперь таких людей не делают.
 Я взяла Петеньку на руки — это она доверила почему-то. Баба Катя шла за нами. То ли прикрывала отступление, то ли следила, чтобы я не уронила ребенка. А он даже не проснулся: только пробормотал что-то и прижался ко мне. Бедный малыш — мать неизвестно где, отца то ли убьют, то ли посадят. Правда, остается еще баба Катя, но ведь и она, в общем-то, не железная.
 — Вы лекарства свои не забыли? — на всякий случай поинтересовалась я. Все женщины старше сорока, с которыми я общалась, имели при себе филиал районной аптеки: сердечное, болеутоляющее, успокоительное, снотворное. Не дай бог прихватит где-нибудь…
 — Какие такие лекарства? Малину, что ли, с собой попру? Или горчичники? Простужаться мне сейчас недосуг.
 — А сердце у вас здоровое?
 — Шут его знает! — хмыкнула Катерина Павловна. — К врачам не хожу, они и здорового залечат. Ну а помру — так сама помру, когда положено. Не бойся, валерьянку взяла. Больше ничего не надо.
 Когда спустились вниз, я попыталась отодвинуть щеколду на двери. Но она упорно не поддавалась: то ли заело, то ли Кеша не проверил, и дверь действительно заколотили наглухо. Баба Катя, которая на это время взяла Петеньку на руки, снова передала его мне.
 — Держи уж! Мало каши ела, видать. Дай попробую.
 То ли она, то ли дверь пару раз крякнула — и засов щелкнул. На улице было чуть светлее, чем в подъезде, и я не сразу увидела свою тачку. В какой-то момент показалось, что ее нет, и я здорово струхнула. Хотя вряд ли кто польстится на мою старушку — уж больно она внешне неказиста. Да и тревога оказалась ложной: «Волга» стояла на том же месте. Нервы начинали шалить — ночью лучше спать, а не подбирать раненых незнакомцев и потом лазить в чужую квартиру по водосточным трубам.
 — Подержите ребенка, надо машину отпереть, — сказала я старухе. — Вы рядом со мной сядете?
 — Нет, девка, ты все-таки чокнутая. А ежели за тобой кто поедет? Так я и буду всю дорогу башкой крутить?
 Нормально. Бабулька мне нравилась все больше и больше. Если вся эта заварушка благополучно кончится, я устрою ее к Паше на полставки. Пусть она поучит молодых сотрудников премудростям сыска. И к пенсии добавка будет — на малину с горчичниками.
 Баба Катя расположилась на заднем сиденье, а Петеньку положила рядом со мной и надежно примотала ремнями безопасности.
 — Ежели в заднее стекло пальнут, то его не заденут.
 — Да кто стрелять-то будет, Катерина Павловна? — взмолилась я.
 — Кому надо, тот и будет. Кто-то не поленился ведь квартиру распотрошить. Давай трогай. Очень ты много говоришь, Вера. Когда только думать успеваешь?
 На этот вопрос я была не готова ответить и сочла за лучшее последовать совету и трогать. Сначала ехала тихо: все ждала, что где-нибудь сзади или сбоку вспыхнут фары и раздастся звук включенного мотора. Но ничего подобного не дождалась.
 Благополучно выехали на еще пустой Ленинский проспект — там я набрала приличную скорость. Могла бы ехать и побыстрее, но не так часто приходилось возить маленьких детей в своей машине. Точнее, это первый случай. Поэтому стрелка на спидометре не забиралась за отметку «100». Почти плелись, одним словом.
 Возможно, все это было к лучшему. До той минуты у меня не находилось времени подумать: куда девать свалившуюся на меня семейку? Если они останутся в моей квартире, придется переселяться в офис, а главное, поставить в известность Павла. Он взбеленится — и будет прав.
 Можно обратиться за помощью к Рите. У нее всегда есть пара-тройка знакомых с пустыми квартирами: кто-то уехал за границу, кто-то в отпуск. Риту обычно просят поливать цветы или кормить кошку. Попутно она устраивает там личную жизнь своим друзьям, подругам, приятельницам и просто знакомым. До сих пор не попалась, но… Но тогда о моих экстравагантных подопечных наверняка узнает пол-Москвы. Рита — прекрасный человек, но патологически не умеет хранить тайны. Ни свои, ни чужие.
 Можно, наконец, попросить Викентия Эдуардовича, маминого двоюродного брата, приютить их у него на даче. Во-первых, он добрейший человек. Во-вторых, ему может выйти определенная выгода: Кеша, если он действительно мастер на все руки, без дела на дядиной даче не останется, баба Катя везде будет полезна, а Петенька подышит свежим воздухом. И телефон там есть. Так что все очень упрощается.
 Значит, нужно дождаться часов десяти утра и позвонить Викентию. А еще лучше — просто приехать, экспромтом. По телефону старый интеллигент может отвертеться, а очной ставки с жертвами бандитской группы не выдержит — дрогнет. Нехорошо, конечно, давить на старика, но Петеньку жалко…
 Баба Катя все время молчала. Патологически нелюбопытная женщина: не спросила даже, куда едем, долго ли еще будем кататься. Покосилась в зеркальце — старуха сидела вполоборота ко мне и пристально следила за дорогой. Мне бы такой характер!
 — Екатерина Павловна! Хотите пожить на даче пару недель?
 Она ответила не сразу, видно, решала: продолжать наблюдение или поговорить со мной. Я уже хотела повторить вопрос, когда услышала:
 — Мне все едино где, лишь бы Петеньке было хорошо. Твоя дача, что ли?
 — Нет, моего родственника. Он пожилой человек, живет там один, а дом большой, места хватит.
 — Обрадуется, поди! — В голосе бабульки явно слышалась ирония.
 — Не знаю, — честно сказала я. — Может, и обрадуется. Но уж точно не прогонит. Вот мы и приехали. Ох!
 Последнее мое восклицание было таким энергичным, что даже невозмутимая баба Катя вздрогнула:
 — Случилось чего?
 Я промолчала. Произошло то, чего в принципе не должно было быть: перед моим подъездом стояли Пашины «Жигули». Наверное, мне было бы легче, если бы там стоял джип, битком набитый бандитами. От бандитов можно было бы попробовать отстреляться или удрать…
 — Спрашиваю, случилось чего? — дошел до меня голос бабы Кати.
 Я махнула рукой:
 — Ничего особенного, долго объяснять. Машина вот стоит. Сейчас мне попадет.
 — Муж вернулся?
 — Не замужем! — буркнула я.
 Помогла вылезти старухе, вынула все еще спавшего Петеньку, заперла дверцы. Самым горячим желанием было проснуться и понять, что все это мне приснилось. И не будет укоряющих глаз Паши и его нотаций. Ну да ладно, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. Подхватила мальчика и пошла к подъезду. Баба Катя молча следовала сзади.
 Позвонила в дверь собственной квартиры. Раздались такие знакомые шаги, и Пал Палыч собственноручно распахнул ее.
 — Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть! — сказала с вымученной улыбкой вместо приветствия, вложив в эту фразу максимум искреннего удивления, радости и чистосердечности. Но на Пашу почему-то не подействовало.
 — Ты отдаешь себе отчет в своих поступках? — поинтересовался он бесцветным голосом. — И что намерена делать дальше? Твоего подопечного ищет вся милиция города. В том числе и я.




 Глава 7
 ПАВЕЛ ШЕРВУД


 Подытожив услышанное от Иннокентия и сведения, почерпнутые мною по телефону, я получил совершенно замечательную картинку. Вооруженный налет на офис одного из небольших коммерческих банков — раз. Труп охранника и тяжелораненый вице-президент банка — два. Известная нашим «экономистам» из прокуратуры связь этого банка с какими-то не совсем ясными финансовыми махинациями — три. Необходимость допросить раненого, как только он придет в сознание, — четыре. Идиотская история, рассказанная мне то ли потерпевшим, то ли одним из преступников, — пять. И Вера в качестве сообщницы возможного преступника — шесть. Для одного следователя, пусть и по особо важным делам, многовато получается. Тем более что мне следовало бы вообще отказаться вести это дело, раз в него вляпалась Вера. Но тогда я бы не смог ей помочь.
 Саша Чернов, мой заместитель, безвылазно дежурил в Склифе, карауля, когда к свидетелю-потерпевшему вернется сознание. Другие помощники искали машину — предположительно «БМВ», замеченную недалеко от места преступления. Все отпечатки пальцев, которые остались в офисе, сняты, и теперь идентифицируются. Охранник был убит из револьвера 38-го калибра, не проходящего по нашей картотеке. И пуля, по предварительным данным эксперта, действительно была выпущена со стороны входа в офис, а никак не от сейфа. Вице-президент получил такую же пулю с той же стороны…
 Это несколько облегчало положение Кеши. Но, собственно говоря, и без этого как-то плохо верилось, чтобы некто Кеша мог держать в руках оружие. Любое. Чудеса, конечно, бывают всякие, но…
 Конечно, вся история с бегом по ночным улицам, выстрелами, погонями и имитацией похищения собственного ребенка отдавала дешевым американским боевиком. Парень мог схлопотать рану на месте происшествия, а потом сочинить эту байку, не особенно напрягая фантазию, а просто вспомнив последний телесериал. Посмотрим, что скажет Вера, когда вернется. Если, конечно, она не попала в засаду. Тогда — плохо.
 Кеша смотрел на меня глазами раненой газели и пытался что-то пояснить, добавить, дополнить. Я его почти не слушал, меня занимало только одно: как скоро вернется Вера. Двадцать минут на дорогу туда, час, чтобы войти в дом, уговорить бабку, собрать ребенка. Двадцать минут на обратный путь. Итого час сорок. Положим еще двадцать минут на всякие случайности типа спустившего колеса. Итого два часа, а с ее отъезда прошло час десять минут… И в этот момент в дверь позвонили. Верка!
 С трудом скрыл радость, когда увидел ее живой-здоровой. С маленьким мальчиком на руках — такой Веры мне наблюдать не доводилось. Но в остальном все было обычно: как у ребенка, тайком слопавшего банку варенья и пытающегося скрыть это от мамы. Когда моя подруга чувствует себя виноватой, она именно так и выглядит. И никакие ее улыбки меня не обманывают.
 А вот старуха, которая явилась вместе с ней, была для меня неожиданностью, причем не очень приятной. Ее-то Верка зачем с собой потащила? Или в квартире Иннокентия действительно что-то произошло? Тогда каким образом они сумели оттуда уехать, да еще так быстро?
 Вера на какое-то время исчезла в ванной — снимала свой дурацкий костюм. Появилась в халатике, умытая, свеженькая, будто действительно спала всю ночь, а не моталась черт знает где. На лице — непередаваемое выражение невинности, готовность выслушать любой выговор и лукавство. Прекрасно знает, что теперь переложит часть проблем на меня. Успокоилась. Рано радуется.
 — Рассказывай, — велел я, пытаясь скрыть от нее, что самое для меня страшное — ее отсутствие — уже позади. Нечего баловать!
 Вера доложила — именно доложила, а не рассказала свою версию событий, обойдя молчанием то, почему ей не пришло в голову сразу, по телефону, сказать мне правду. В ее «докладе» меня заинтересовала только одна деталь: погром, учиненный в квартире Иннокентия. Мне об этом ничего не было известно. Но дослушать до конца не успел — зазвонил телефон.
 — Тебя, — протянула трубку Вера.
 — Шеф, — услышал я голос Саши Чернова, — есть новости. Потерпевший дал примерное описание преступника. И еще поступило сообщение от той группы, которая работает по нападению на офис. Вахтер, у которого банк арендовал помещение…
 — У вахтера, что ли, арендовал?
 — Нет, у предприятия, конечно. Шеф, не издевайтесь, я письменно связно изложу, а пока этот вахтер, похоже, видел вчера, примерно за полчаса до начала стрельбы, одного человека, который шел к офису. И, кажется, опознал: они с ним рядом часто на какой-то барахолке стояли…
 — Кажется или опознал? Знаешь ведь поговорку: «врет, как очевидец». Выясни все, а сейчас скажи, в каком состоянии раненый?
 — Скончался, к сожалению, — поскучнел Саша. — Хорошо еще, что успел кое-что рассказать об убийце… Ну, я поехал в контору. Вы будете?
 — Обязательно. Подготовь отчет.
 Так, еще свидетельские показания против Веркиного протеже. Похоже, в нем погиб великий артист, хотя я и не таких видел. Но, с другой стороны, эксперты косвенно подтвердили Кешину версию: стреляли не изнутри офиса, а снаружи. Как ни перетрусил Кеша, он не утверждал, что стрелял его дружок Севка. То есть даже не упомянул о том, что видел пистолет в его руках до встречи возле подъезда. А если бы стремился сочинить, то непременно вложил бы пистолет именно в эти руки, да еще наплел бы семь бочек арестантов про «пламя из дула и свист пули». Он сказал только, что слышал два выстрела и видел, как упали охранник и неожиданно нагрянувший вице-президент. Интересно получается. Если на минуту допустить, что Кеша правдив на сто процентов, то скорее всего с банком «разбирались»… либо преступники, либо свои. За вторую версию говорило упорное желание Севки вскрыть сейф (чужими, замечу, руками!) и то, что сей «человек рассеянный» остался цел и невредим…
 Тут до меня дошло, что Вера настойчиво повторяет мое имя, наверное, в десятый раз. Да еще тянет при этом за рукав, как ребенок.
 — Что тебе? — нелюбезно осведомился я, потому что терпеть не могу назойливости. Видит ведь, что думаю, могла бы сообразить, что для нее же стараюсь…
 — Паша, тут баба Катя хочет тебе что-то сказать. Я ей объяснила, что ты следователь…
 — Вера, ну кто тебя тянет за язык! Не могла немного подождать! А если эта самая баба Катя расскажет всем подружкам и кумушкам, что следователи у нас такие — своих приятельниц любой ценой выгораживают? И так голова пухнет, а ты со своими заморочками. Ладно, давай сюда свою бабу Катю. Отчество у нее есть? Или прикажешь мне прямо так к ней и обращаться?
 — Катерина Павловна я, — ответила за Веру сама старуха.
 Оказывается, она уже была здесь, в кухне. Ну, Верка!
 — Очень приятно, почти тезки, значит. А я — Павел Павлович. Так что вы мне сказать хотели?
 — Сначала скажи, что Кеша натворил.
 Я вкратце изложил. Старуха на несколько минут задумалась, потом вынесла приговор:
 — По дурости вляпался. Жаль, мне не сказал раньше — отговорила бы. Но не стрелял. Этого он не может, да и пистолета отродясь в руках не держал. Ему ударить человека — и то не знает, как размахнуться. А тут…
 — По дурости не по дурости, а соучастие в вооруженном ограблении…
 — Знаю, не маленькая. Заслужил — получит. Только не убивал никого, вот хоть побожиться! Ты мне вот что скажи: зачем они всю квартиру вверх тормашками перевернули?
 — И вашу комнату?
 — Нет, ко мне не зашли. А у Кеши и на кухне все разнесли. Да тебе Вера рассказала, поди.
 — Она-то рассказала, да мне хотелось бы вас послушать.
 Старуха четко и толково изложила события минувших полутора суток.
 — Да, и потом кто-то приходил, уже почти утром, — закончила она свой рассказ.
 — Кто?
 — Почем я знаю? Собралась в милицию звонить — тут Вера объявилась. Ты уж не серчай на нее. Девка добрая, только шебутная. Кеше бы такую жену, а не его вертихвостку…
 Ага, еще и это! Всю жизнь мечтал, чтобы Вера замуж вышла за такого дурика, да с ребенком. Но что-то надо было делать, чтобы вытащить ее из этой истории.
 — Вера! — позвал я. — Времени мало, так что давай про основное. Решила своих подопечных к дяде — вези. Только, разумеется, без Иннокентия, иначе сядем все и надолго. И сразу назад, чтобы тебя около этого дела близко не было. Иначе меня отстранят от следствия… для начала. Запомни: всю ночь была дома, спала, никакого Кешу знать не знаешь. Я к тебе приехал потому, что телефон был неисправен, и я забеспокоился, что для меня характерно. Я сейчас на службу. Позвони от дяди. Вернешься — снова позвони. Не застанешь — передай через Сашу, он доложит потом. Только лишнего не болтай, умоляю! И не лезь в авантюры, как человека прошу!
 Вера послушно кивала головой, и я ей верил. Она не изображала из себя пай-девочку, а слушала и запоминала инструкции. Умеет быть собранной, когда дел наворочает.
 — Да, не вздумай брать свой пистолет, потом не расхлебаешь. Не делай больших глаз, не пройдет этот номер. Лучше отдай мне. Для спокойствия.
 Вера подумала несколько секунд, и я с тоской понял: не отдаст. С собой, может, в этот раз и не возьмет, но не отдаст ни за что. Упрямая, как ослица, даром что Телец. Так и есть!
 — Нет у меня пистолета, Пашенька, сколько раз ты меня пытал! Не-ту! Поэтому можешь быть абсолютно спокоен: дуэли не будет. Маленького ребенка везу, соображай!
 Оставалось только махнуть рукой, что я и сделал как в прямом, так и в переносном смысле. И пошел в комнату поговорить с Иннокентием. Вера сунулась было за мной, но ее остановила баба Катя.
 — Погоди-ка, милка, успеешь. Лучше покажи, где у тебя что на кухне. Два мужика да ребенок, покормить их надо перед дорогой?
 Отличная старуха, с такой нигде не пропадешь. Верочка скорчила гримасу: готовить любит примерно также, как слушать мои нотации. Но безропотно осталась: нашлась-таки управа на ее характер!
 В комнате Иннокентий возился с Петенькой, и лица у обоих были одинаково осмысленны. Пришлось нарушить идиллию:
 — Кеша, а кто все-таки этот Севка?
 — Он говорил про себя «бизнесмен». Про банк свой почти ничего не рассказывал, а спрашивать было как-то неудобно. Только все грозился, что «найдет заначку — они все запляшут». Я сначала думал, деньги, но у него их и так было… Мне за пустяковые работы тысячи отваливал…
 — Ну да, и расписки брал. Ох, Кеша! А его компаньоны?
 — О них он вроде бы говорил: кредитами занимаются. Налаживают связи с зарубежным капиталом… Нет, Пал Палыч, не помню. Для меня что банкир, что брокер… Да и у Севки не понять было: все с усмешкой, все как-то несерьезно. Про «заначку» только всегда говорил вроде бы даже озлобленно. А так — балабон был, им и остался.
 — Балабон с пистолетом — это уже не смешно. Где он хоть живет?
 — Сейчас — не знаю. Дома у него ни разу не был, телефона не давал. Но говорил, что недавно переехал и вообще живет на даче…
 — Где?
 — Не знаю…
 — Выходит, ты ничего о нем, нынешнем, не знаешь?
 — Почему же? Всеволод Эмильевич Игнатенко, год рождения… то ли шестьдесят третий, то ли шестьдесят пятый… Жену зовут, то есть звали, Аллой…
 Кеша замолчал. Похоже, надолго.
 — Все? Негусто, однако. Номер машины хотя бы знаешь?
 Кеша покачал головой с убитым видом:
 — Я и марку-то не знаю толком. Помню только, что темно-синяя.
 — Хоть что-то! А какого цвета номерная дощечка?
 — Обыкновенного. Как у всех машин.
 Я не стал объяснять этому малахольному, что номера бывают как минимум трех цветов. Просто набрал нужный номер телефона и попросил уточнить данные о разыскиваемой «БМВ»: темно-синяя, с обычным номером. Скорее всего московским, но, может быть, и нет. Потом дал отбой и тут же набрал другой номер. Саша сразу снял трубку.
 — Саша, запроси сведения о Всеволоде Эмильевиче Игнатенко. Адрес, место работы, ну, сам знаешь. А как только найдешь самого клиента — доставь ко мне немедленно. Новости есть?
 — Пока нет, — севшим голосом доложил мой заместитель. Что-то он раньше не расстраивался, если заходил в тупик или не мог получить нужных данных. Наверняка, как я и думал, позвонили сверху и накрутили…
 — Отсутствие новостей — уже хорошие новости, — ободрил я его. — Скоро буду, жди. А пока привет.
 Да, еще одну вещь нужно спросить у Кеши. Чуть не забыл!
 — Кеша, а того вахтера, который в «почтовом ящике» работает, ты давно знаешь? Ну, в том, где банк офис арендовал.
 Кеша воззрился на меня, как кое-кто на новые ворота:
 — Какого вахтера? Там отдельный вход в офис, с торца здания.
 Еще загадка! Откуда вахтер взялся? Охранник — да, это из банковской терминологии, а вахтер… Я пожал плечами и решил сделать еще один звонок. Вдруг этот вице-президент перед смертью еще что-то сказал. О том же Севке, например. Или о том, кто стрелял. Не то чтобы я не доверял Саше, наоборот, его работа всегда была безупречной, даже чересчур. Но поскольку дело так или иначе касалось Веры…
 Пришлось минут пять подождать, пока в Склифе подозвали к телефону врача, который вел пострадавшего вице-президента Алексея Алексеевича Водолажского. Наконец в трубке послышалось:
 — Доктор Герасимов.
 — Следователь Шервуд. Скажите, не говорил ваш больной Водолажский еще что-нибудь перед смертью?
 — Еще?! Он вообще ничего не говорил. Скончался, не приходя в сознание. У вас что — такой же бардак, как и везде? Вроде тут ваш сотрудник дежурил…
 Я молча положил трубку. Кто же тогда, если верить Саше, «рассказал немножко»? Дух покойного?




 Глава 8
 СНОВА ПАВЕЛ ШЕРВУД


 Верина «Волга», наверное, уже проделала полпути к даче Викентия Эдуардовича, а я все сидел в своей машине и думал, пока Кеша дремал на заднем сиденье. Головоломка никак не хотела складываться: каких-то кусочков в ней явно не хватало.
 Кешина роль была мне более или менее понятна: ошалевший, затюканный жизнью мужик с маленьким ребенком на руках, без денег… Человек его склада в принципе не способен сказать «нет» — разве что ему открытым текстом предложат зарезать ночного сторожа или ограбить почтальона. А кого-ток увяз — всей птичке пропасть, извините за банальность. Неважно, зачем и почему он оказался около сейфа в момент стрельбы — после этого его можно уже было запугивать и шантажировать чем угодно, а прежде всего, естественно, физической расправой над сыном. И если раньше такие угрозы обычно только рассчитывались на слабонервных, но ни взломщики сейфов, ни домушники никогда на «мокрое дело» не шли, то теперь семьдесят процентов шансов за то, что угрозы вполне серьезны. Особенно если было ради чего идти на риск.
 Непонятно было только, ради чего затеяна эта кутерьма? И что искали в Кешиной комнате потом? Наверняка что-то гораздо более ценное, чем деньги: за деньгами полезли бы в «хранилку» самого банка, если б сумели, но уж не в личный сейф президента, который к тому же можно открыть консервным ножом.
 Теперь этот таинственный Севка, Всеволод Эмильевич. Вероятность «случайной» встречи на Тишинке ничтожно мала. Скорее всего кто-то хорошо вычислил Кешу: нужда в деньгах, маленький ребенок, сам — мастер на все руки. Плюс бесхарактерный, чтобы не сказать — мямля. Такие «находки» на дороге не валяются. По-видимому, в кустах, как всегда, чисто случайно оказался необходимый белый рояль. Ну, и что мне это дает? Ничего нового.
 Иннокентия придется пока спрятать в спецбольнице МУРа. Там ребята понятливые, толковые, с формальностями проблем не будет, во всяком случае, первые несколько дней. И «подельщики» его не достанут, и Вера будет ни при чем. Петеньку увезли — и ладушки. А его папочка пусть посидит за решеткой из-за собственной глупости.
 Кстати, Кешина уловка с Петенькой, по-видимому, сработала. Его супостаты были уверены, что мальчика в квартире нет. Иначе вломились бы и в комнату к соседке, церемониться бы не стали. Не случайно же кто-то наведывался под утро еще раз. Искали Кешу? Или приходили за его сыном? Вероятнее всего, второе, поскольку Кеша на их глазах угодил под машину, а времени разбираться, задавило его или нет, не было.
 Безумно хотелось курить, я полез за сигаретами и вспомнил, что три дня назад в очередной раз «завязал». Пришлось тронуться в сторону работы, а по дороге купить пачку «Столичных». Закурил, и в голове немного прояснилось.
 Первостепенным теперь оказалось другое: необъяснимо разговорчивый покойник. Врачу резона нет врать, его совершенно не интересует личность пострадавшего, главное — спасти. А какой резон врать у Саши? И даже если допустить, что ошибся доктор Герасимов, перепутал, скажем, пациентов — у нас все бывает, — то все равно, каким образом Водолажскому удалось за несколько оставшихся до выстрела секунд разглядеть человека в соседней комнате? Да еще вахтер объявился, из соседнего учреждения, свидетель — чуть ли не закадычный Кешин друг. Москва, конечно, большая деревня, но не настолько же!
 Когда я, надежно упрятав Кешу в спецпалату-одиночку, вернулся в прокуратуру, Саши не было на месте. Секретарша сказала, что его срочно вызвали в Бутырку: вроде бы кто-то из наших с ним «клиентов» решил дать показания. Точно она не помнила, потому что именно в этот момент позвонили ей.
 — От Генерального прокурора? — не удержал я ехидный вопрос.
 Наша Галочка славится тем, что воплощает идеал секретарши в понимании кинорежиссера. Бесконечный треп по телефону с подругами и поклонниками, злоупотребление косметикой. А уволить нельзя — у нее папа-депутат. А еще мама — чей-то референт, черт их разберет, в самом деле! Блат, он и при рыночных отношениях блат.
 Пока Галочка переваривала вопрос и собирала слова, прошел к себе. Сел за стол, достал — пока тонюсенькую! — папку с делом. И тут же обнаружил отсутствие записи показаний раненого, то есть уже покойника. Обычно Саша таких промахов не допускал. Ну, ладно, вахтером занимались другие, они еще могли даже не вернуться с места происшествия. Но Саша-то? Может, отдал Галине перепечатать?
 Галочка в ответ на мой звонок возникла в дверях кабинета символом оскорбленной невинности. Мне было не до ее актерских заготовок, поэтому зря старалась.
 — Галя, Саша не оставлял вам ничего перепечатывать?
 — Оставлял какой-то словесный портрет. Уже заканчиваю, Пал Палыч, через десять минут принесу.
 — Галя! Солнце мое, сколько там страниц, в этом словесном портрете? Двенадцать? Десять? Пятьдесят пять?
 Мы оба прекрасно знали, что такие документы занимают одну страницу. Пять минут перепечатки.
 Через пятнадцать минут бумага была передо мной. Все чин чином, описан действительно Кеша. Но так описать его мог бы, например, я, проведший с ним несколько часов подряд. У покойного были секунды, а он не назвал только цвет глаз. Остальные подробности: худой, темноволосый, с пухлыми губами — все было. Даже одежду успел заметить. Жаль, умер. Феноменальной наблюдательности, видать, был человек.
 И человек с такой памятью оставляет записную книжку, предмет первой необходимости делового человека, в конторе? И считает, что его коллега, многоуважаемый Всеволод Эмильевич, находится за пределами Родины? Изумляется этому, идет за записной книжкой, падает с жутким криком, раненный насмерть, — все-таки успевает не только запомнить, кого увидел, но и донести в последнем слове врачу словесный портрет в мельчайших чертах? Или не врачу, а оперативному сотруднику в белом халате? Не знаю, не знаю… Я бы на его месте попросил пить…
 Отпечатков на месте преступления, судя по всему, нашли тьму, но, насколько мне известно, Кешиных «пальчиков» в нашей картотеке нет и быть не может. Довольно трудно будет установить, он ли вскрыл сейф. Я-то знал наверняка, но даже признание самого обвиняемого, как известно, не есть доказательство. Да и вместо того, чтобы водворить гражданина Уварова туда, где ему положено находиться, — в КПЗ, я почти собственными руками спрятал его подальше от правосудия. Получается, от самого себя. Ох, Вера, Вера…
 А как было бы славно и полезно раскрыть дело за двое суток! Есть отпечатки пальцев. Есть подозреваемый: словесный портрет покойного и некий приятель-вахтер. «Пальчики», естественно, совпадут, а пистолет Кеша мог выбросить по дороге. Содержимое же сейфа надежно спрятать. Да и в конце концов, какая разница, что там было! А в остальном — полный порядок. Два трупа, отпечатки пальцев, показания свидетеля… Не дело — конфетка… Могло бы быть…
 Не успел одернуть себя за безнравственные мечты — зазвонил телефон. Вера?
 — Това… Павел Павлович?
 — Да, слушаю вас.
 — Доктор Герасимов беспокоит, из Склифосовского. Я тут вашего коллегу подвел, простите великодушно. Если честно, я выходил из палаты, минут двадцать меня не было. А раненый мог очнуться, сказать что-то.
 — Вы уверены, что мог очнуться?
 — Вообще-то теоретически не должен бы… Но практически… У нас тут как-то мужик своими ногами пришел, голова у него болела. Так выяснилось, что он по пьянке на спор себе в голову позволил здоровенный гвоздь заколотить. Первый день думал — с похмелья трещит, второй день анальгин глотал. А на третий пришел сдаваться. Мы ему железо вынули, он ушел. Так что всякое бывает.
 — Значит, если придется подписывать протокол…
 — Подпишу, конечно, чего же не подписать. Помогать следствию — обязанность каждого…
 Он еще что-то бубнил, но я вежливо закончил разговор. Так, интересно получается. Удивительно легкое дело досталось. Улики сами в руки плывут, покойники разговаривают, свидетели на ходу показания меняют. Очевидное — невероятное.
 Решил выпить кофе, но банка была пустой. Пришлось пойти к Саше, у него всегда все есть. Когда я открывал стол своего заместителя, зазвонил телефон. Машинально снял трубку, даже не успел сказать обычное: «Шервуд слушает», а оттуда зачастили:
 — Сан Саныч, алло! Игнатенко вас беспокоит.
 — Это не… Алло, алло! Игнатенко? Всеволод Эмильевич?
 — Ну да, Сан Саныч, какой же еще? Значит, так, все сделал, как договорились, никакой самодеятельности. Вахтер не подведет, так что никуда наш дурачок не денется. И щенка его найдем.
 — Откуда вы звоните?
 Это была чудовищная, непростительная ошибка с моей стороны. Я ведь не знал, на «ты» или на «вы» нужно было обращаться. Не знал — и все испортил. В трубке повисло тяжелое молчание, потом что-то звякнуло, будто стекло ударилось о край телефонной трубки, и в ней раздались противные гудки отбоя. Я осторожно положил трубку на стол и пулей вылетел из кабинета. Галя, конечно, трепалась по местному телефону. Пришлось прижать рычаг рукой и прервать беседу. Галя оторопела:
 — Вы что, Пал Палыч?
 — Галя, быстро узнай, откуда только что звонили по тому телефону. Ну, по черновскому. Непонятно?
 Чертыхнулся и пошел звонить сам. Гале было понятно только то, что кто-то грубо вторгся в ее личную жизнь, а этого она не прощала.
 Пришлось подождать, пока дежурные проделывали все необходимые манипуляции. Потом один из них перезвонил мне.
 — Товарищ майор, установить номер полностью не удалось.
 — То есть как не удалось? Из автомата звонить не могли, я сам снимал трубку, знаю.
 — Ну, бывает, что вообще нельзя установить. А тут только первые три цифры поймали. Эта АТС вообще кошмар, через два дня на третий на ней что-то из строя выходит.
 — Да говорите наконец, на какой АТС.
 — Звонили из Видного. Или из Расторгуева.
 Или из Домодедова, хотел я продолжить перечень, да что толку! Звонили из ближнего Подмосковья, где город-спутник Видное плавно перетекает в старинное дачное место Расторгуево, а потом до следующего городка Домодедово идут сплошные дачные поселки. Поди найди! Верин дядя, Викентий Эдуардович, как-то пожаловался, что его дача скоро станет «коттеджем в центре Москвы». А сразу после войны в Расторгуеве еще волки зимой бегали… Черт побери!
 Дядя — в Расторгуеве, этот самый Игнатенко — в тех же краях. Не слишком ли много совпадений — сплошные белые рояли в кустах.
 Опять телефон. Вера?
 — Павлик, слава богу добрались нормально. Дядя ворчал, но для порядка. Баба Катя его быстро к рукам прибрала, а от Петеньки он в полном восторге… Ой, да тут вообще та-а-кой роман!…
 — Вера, помолчи немного. Скажи своим подопечным, чтобы они носа за калитку не высовывали! Поняла?!
 — Что ты так кричишь, Павел? С третьего раза даже я понимаю. Не злись, я же не…
 — Ты же не, ты же не!! Ты вляпалась в такое дело, что впору тебя где-нибудь прятать. Не злюсь, а убить готов этого твоего Кешу! Из-за одного дурака столько людей на уши встало! Что ты молчишь?!
 — Ты же сказал — помолчи…
 — Вера, сейчас не время выяснять отношения. Все очень серьезно. Возвращайся в Москву, поезжай на работу, если нужно. Не нужно — посиди дома. Все, что могла, ты уже сделала, теперь, умоляю, не мешай!
 — Когда это я тебе мешала, Пашенька, господь с тобой. Все поняла, еду, позвоню из дома. Или из офиса.
 — Сам тебе позвоню, у меня тут запарка. Жду, когда Саша приедет, может, что-то прояснится. Ну, будь умницей.
 — Мухтар постарается, — усмехнулась Вера и дала отбой. Все-таки она добрая и злиться по-настоящему не умеет. Упрямая только. Ладно, сантименты потом. Где Саша, хотел бы я знать?
 Придвинул поближе телефон, чтобы позвонить в Бутырку, но он сам зазвонил.
 — Шеф, это я. Сейчас выезжаю.
 — Откуда?
 — С бензоколонки, у меня горючка кончилась, а то я бы давно был на месте.
 В трубке действительно раздавался уличный шум. Подозрительным я стал с этим делом. Нервы лечить пора.
 — Ты узнал, что я просил?
 — Что именно, шеф? Алло, алло! Шеф, ни черта не слышу, через несколько минут буду на месте, доложу.
 Какое-то время я тупо смотрел на трубку, потом чертыхнулся. У меня плохо не только с нервами, но и с памятью. Хотел выпить кофе — забыл. Положил у Сашки в комнате трубку на стол — забыл. Осел!
 Кофе оказался очень кстати — бессонная ночь начинала сказываться. Пока пил, придумал: с получки куплю себе телефонный аппарат с определителем номера и тогда уж точно буду знать, откуда мне звонили. Хотя в данном случае звонили не мне, но это неважно. Сейчас приедет Саша, и мы вместе окончательно проясним обстановку…
 Саша вошел, как всегда, бесшумно, чуть стукнув в дверь костяшками пальцев — для проформы.
 — Вам еще сверху не звонили, шеф?
 — Пока нет. Ты мне лучше вот что скажи, что с Игнатенко? Ты его нашел?
 — Найти-то я его нашел, только не его, а телефон и адрес. А по телефону мне какая-то дама, наверное, супруга, объяснила, что Всеволод Эмильевич два дня назад улетел в командировку за границу и раньше чем через десять дней она его назад не ждет. А что, он вам очень срочно нужен? На него есть что-нибудь?
 Обычно такие вопросы в нашей конторе задавать было не принято. И еще: из какой такой заграницы моему милому Саше звонил господин Игнатенко? Всеволод, замечу, Эмильевич. Двойник?..
 Я полез в карман за сигаретами.




 Глава 9
 ВЕРА МУРАТОВА


 Не могу сказать, чтобы действия Павла вызвали у меня негодование. Конечно, он обязан был задержать Кешу. Да и никаких доказательств фактической невиновности моего «найденыша» не было. Так, общее впечатление, интуиция… Но, с другой стороны, мало я на своей интуиции нарывалась?
 Спасти ребенка — дело другое. Хоть практически и не читаю газет, но вся эта «чернуха» с похищениями, заложниками и т. д., и т. п. как-то сама по себе проникает в сознание. Проникает и прочно там оседает. В конце концов Петенька не виноват, что ему достались такие родители — мама-мотылек и папа-валенок.
 Если бы это был мой ребенок… Представила себе младенца в коляске. У младенца было лицо Пал Палыча и сигарета во рту. Любой другой на месте бабы Кати подскочил бы с перепугу — так неожиданно и громко я рассмеялась, представив себе эту картину. Любой — но не она.
 — Случилось чего? Или истерика?
 — Да нет. Подумала, какой у меня мог бы быть ребенок…
 — Индюк думал… Тебе уже пора троих иметь. Годков-то сколько?
 — Много, — честно призналась я. — В ноябре стукнет тридцать два.
 — По виду не скажешь, — «утешила» она. — Скачешь, как малолетка, ни солидности, ни фигуры. Замужем была?
 — Была. Три раза.
 — Ну?
 — Ну и хватит. Больше не хочу.
 — Дело, конечно, хозяйское. Только на месте твоего Павла я бы тебе вломила хорошенько, чтобы дурь прошла, а потом…
 — Вот уж тогда никакого «потом» бы вовсе не было, — фыркнула я.
 — Как знать, — загадочно обронила баба Катя и всю оставшуюся дорогу просидела молча. Только когда мы уже свернули на дачную улицу, ведущую к дому дяди, вдруг сказала:
 — Слышь, Вера, пистолет-то с собой не носи. Прав твой Павел. Опасная это игрушка, особенно для бабы.
 — Чем это, интересно, я хуже мужика? А пистолет мне нужен для спокойствия. Он у меня вон в «бардачке» лежит…
 — Где-где?
 — Ну вот здесь, вот в этом ящичке, около руля…
 — Так бы и сказала. А то слова произносишь — Господи, твоя воля. Не в лагере, чай, срок мотаешь. Культурная женщина, образованная.
 — Так все говорят…
 — А ты всегда — как все?
 На этот вопрос ответа не нашлось. К счастью, мы подъехали к воротам дачи дяди Викентия, и это позволило мне сделать вид, что не расслышала.
 Конечно, у дяди все было нараспашку — отродясь ничего не запирал. «У меня брать нечего» — вот и вся реакция. Доказывать, что сейчас все — ценность, все могут взять да еще и дом заодно спалить, абсолютно бесполезно. Упрямство на грани фантастики.
 Дядю нашла на кухне. То ли ранний обед, то ли поздний завтрак. Впрочем, ему, как и мне, безразлично, что есть, лишь бы не готовить самому. Фамильная черта…
 — Верочка? Давненько я тебя не видел. Случилось что-нибудь? Или просто мимо ехала? Что не позвонила?
 — Дядя Вика, отвечаю на вопросы по порядку. Позвонить было некогда. Ехала специально к вам, потому что действительно случилось, но не со мной. Помогите, если можете.
 — Постой-постой, дорогая. Денег у меня нет, ты знаешь…
 — Дядя Вика, деньги не нужны. Не могли бы пустить к себе на пару недель пожилую женщину с маленьким ребенком?
 — Верочка! Я не умею общаться с детьми, да и от женщин отвык. В том числе и пожилых, хотя у нас с тобой разные представления о возрасте. Уволь!
 — Дядя Вика, я их привезла с собой. Если они останутся в Москве, их могут убить.
 — Что-то не замечал за тобой склонности к фантазиям. Убить? Ребенка? Ты сошла с ума или заразилась подозрительностью от своего Павла.
 Набрала побольше воздуха и изложила дяде ситуацию. Реакция, в общем, как я и ожидала: покрутил пальцем у виска, вздохнул и пошел встречать непрошеных гостей. Золотой старик!
 Екатерина Павловна сидела в машине. Распахнула дверцу.
 — Прошу, мой дядя рад вас видеть. Я же говорила…
 Она меня не слушала, она смотрела на дядю Викентия так, будто пыталась вспомнить что-то очень важное. И вдруг сказала тихо, охнула, словно про себя:
 — Книжник.
 — Что-что?
 Но она обращалась не ко мне.
 — Книжник, — повторила чуть громче. — Дурдыч…
 Я ошарашенно посмотрела на дядю: еще подумает, что привезла к нему сумасшедшую. Но и он выглядел, мягко говоря, не вполне адекватно. Не удивленным, нет — до крайности взволнованным. Что для него совершенно не характерно. На секунду прикрыл глаза, а потом решительно шагнул вперед:
 — Здравствуй, Катюша. Надо же, свиделись, а ты мне тогда говорила: «Прощайте» да «прощайте»… Я-то сказал: «До свидания». И кто был прав? Тесен мир, однако, ох, тесен. Внук твой?
 — Дядя… — попыталась я объяснить, но он не захотел слушать.
 — Успокойся, Верочка, все в порядке. Когда был в ссылке, то заведовал там клубом в поселке. Ну меня и прозвали книжником, читать-то всегда любил. А «Дурдыч» — это так меня тамошний контингент называл. «Эдуардович» с их прононсом было мудрено выговорить.
 Викентий, Иннокентий… В голове у меня забрезжила смутная догадка. Похоже, во времена оные имел место роман. Голову даю на отсечение — платонический. А может быть, и нет — сколько лет дядя холостяком живет… Ну да нет худа без добра. Теперь он примет непрошеных гостей по высшему разряду. Старая любовь, как известно, не ржавеет.
 Поэтому даже не стала отнимать время у «сладкой парочки» и объяснять дяде, что к чему. Катюша ему растолкует, времени у них будет вполне достаточно. И потом с лагерной закалкой да вдвоем — не пропадут.
 Пошла звонить Паше с докладом и нарвалась на такой крик, что поняла, дело плохо. Обычно он тщательно скрывает свои эмоции и максимум, что позволяет, — это сухой тон, не окрашенный интонациями. А тут — почти орал. Такое случилось только раз, когда я полезла на крышу шестиэтажного дома, чтобы по веревке спуститься на балкон: подружка забыла дома ключи, а родители ее были в отъезде. Все сошло благополучно, но балкон тоже оказался запертым. Пришлось возвращаться на крышу. А там меня уже ждал Павел…
 Впрочем, отвлеклась. Но все эти вопли хоть кого выведут из себя. К тому же позарез было необходимо хоть немного поспать — бессонная ночь давала о себе знать. Оставила дяде на всякий случай немного денег и обещала регулярно звонить, а через пару дней приехать. Хотелось верить, что к этому времени все страхи и волнения будут позади.
 Но меня просто кто-то сглазил. Сколько лет за рулем и — тьфу-тьфу! Ни одной мало-мальски серьезной аварии. А у выезда на Каширское шоссе буквально «подрезала» синяя «бээмвэшка». Да так лихо, что моя машина чудом не опрокинулась в кювет, а идущие следом «Жигули» вылетели на встречную полосу. Оттуда же «в обмен» шарахнулся микроавтобус, который угодил прямехонько в бок «виновнику торжества» — «БМВ». После этого стало удивительно тихо.
 Когда вылезла из машины, обнаружила, что практически отделались легким испугом. «Жигулей» вообще след простыл — не испытывают наши водители желания общаться с гаишниками. У микроавтобуса разбита одна фара и слегка помят радиатор. Водитель же был в полном порядке, если судить о его состоянии по тем фиоритурам, которые он непрерывно выдавал в адрес «фирмачей поганых». А вот из «БМВ» никто выходить не торопился, хотя серьезных повреждений на ней заметно не было. Наконец и там водитель проявил признаки жизни.
 Я подошла тогда, когда невысокий упитанный мужчина совал в руки шоферу микроавтобуса пачку денег. Тоненькую пачку, но эффект оказался потрясающим: шофер замолк на полуслове, как выключенное радио, и быстренько ретировался в свой драндулет. Настолько быстро, что я даже номера не успела заметить. Если ГАИ все-таки приедет, порадовать ее мне будет нечем.
 — Эй! — окликнула я фирмача. — Меня вы, между прочим, чуть не угробили. Не умеете ездить, не садитесь за руль.
 Мужик обернулся ко мне так резко, будто его огрели палкой. Нервный какой! Лет пять назад такого никто к баранке бы близко не подпустил. А сейчас катаются, психи, как хотят. Были бы деньги.
 — А ты еще откуда взялась, детка? Стихийное бедствие — баба за рулем.
 Завести меня с пол-оборота может только такое заявление. Боже сохрани меня от феминизма, но дискриминации не терплю. Лучше бы он меня обматерил. То есть для него, конечно, лучше — дешевле бы отделался.
 — Ну вот что, — сказала я тихо. — Насчет бабы за рулем поговорим отдельно, и разговор этот у нас с тобой, охламон с мотором, будет после того, как в милиции официальный протокол составят. Чтобы ты, водило хреновое, сначала научился машину водить, а потом уже на люди вылезал.
 Он раскрыл рот и захлопал глазами. Неприветливое, наверное, у меня лицо было. Не светское.
 — А если без протокола, милочка? — выдавил он наконец.
 — Твои «милочки», голубь поганый, еще на работу не вышли, отсыпаются после трудов праведных, ночных. Со мною изволь говорить на «вы», хотя бы потому, что я машину водить умею, а ты — нет. И хватит трепаться, поехали в отделение. Тут недалеко, за час управимся… Если машина не краденая, конечно.
 — Слушайте, милая барышня, вам поскандалить хочется? Я спешу. Сто долларов устроит?
 — Ах ты, морда спекулянтская! — взорвалась я. — Засунь себе свои доллары, знаешь куда? Все, кончилось мое терпение! Или поехали в милицию, или я сейчас ее вызову.
 Понятия не имею, как бы я эту самую милицию вызывала. Но мужик, похоже, перепугался не на шутку. И с перепугу сделал очень простую вещь: подбежал к моей машине, достал из кармана нож и… проколол колесо. После чего сделал жест, который на всех языках мира означает «накося выкуси» — и отчалил.
 В общем, сама виновата. Пугать нужно только тем, что действительно в состоянии сделать. Лучше бы наставила на него пистолет и отконвоировала в милицию. Хоть бы моральное удовлетворение получила. А так придется менять колесо. После бессонной-то ночи! Идиотка в квадрате! Правильно говорит в таких случаях моя подруга Рита: «Глупо рожено — долго переучивать».
 В общем, пока управилась, пока доехала до телефона-автомата… Спасибо, Павел на сей раз не орал, а выслушал меня почти спокойно. Но негодования отнюдь не разделил.
 — Ты хоть номер запомнила? — вместо слов сочувствия спросил мой бесценный друг после того, как я поведала ему душераздирающую историю о «мафиози с ножом и за рулем». — Честное слово, ты хуже ребенка! Ни свидетелей, ни пострадавших — сплошные эмоции. Ладно, диктуй номер, попробуем попозже разобраться в частном порядке. Только сделай милость, поезжай домой и перестань искать на свою… голову приключения. Я ведь не железный, подруга моя дорогая. Или мне тебя на пару недель в КПЗ посадить? Чтобы не мешала!
 Да, похоже, Паша действительно дошел, если делает такие предложения. Посему решила убраться от греха подальше. Домой — поспать, поесть, а потом спокойно подумать, что делать дальше. На данном этапе — Паша опять-таки прав — толку с меня ноль целых фиг десятых.
 Пока принимала душ, варила кофе и готовила что-то перекусить на скорую руку, вспомнила, что не рассказала Паше еще одну важную деталь. Когда была на квартире у Кеши, мне бросилось в глаза, что и те немногие книги, которые имелись у Иннокентия, валялись на полу с оторванными корешками. Значит, искали чрезвычайно маленькую да к тому же плоскую вещь, которую можно уложить между страницами или засунуть под переплет. Пока не заснула, нужно позвонить и спросить, не пригодится ли ему эта деталь. Заодно было бы неплохо поинтересоваться судьбой Кеши: Петенька-то, как ни круги, может остаться почти сиротой. На какое-то время.
 Павел трубку не брал — то ли вызвали к начальству, то ли поехал куда-то, а меня все сильнее клонило ко сну. Решила, что можно передать сообщение через Сашу Чернова. Как мужчина он мне не особо импонировал — есть в нем что-то скользкое, на мой взгляд. Но работник отменный, никогда ничего не забывает.
 Он снял трубку сразу, будто ждал чьего-то звонка. Только не моего — сразу почувствовала. По-видимому, и я его как женщина не вдохновляю. Ну, что ж, значит, взаимность!
 — Здравствуйте, Саша. Пал Палыч надолго ушел?
 — Здравствуйте, Вера Ивановна. Трудно сказать: начальство дернуло. То ли на пять минут, то ли…
 — На пять часов, — закончила я. — Пожалуйста, передайте ему: у Иннокентия в комнате все книги были распотрошены. Я об этом забыла сказать.
 — У какого Иннокентия? — не понял Саша. — Ах, у Иннокентия! Я все передам, Вера Ивановна, обязательно. Вы уже дома?
 — Да, собираюсь поспать. Теперь можно. Счастливо, Саша.
 Положила трубку и закрыла глаза. В ту же минуту, как мне показалось, раздался телефонный звонок. В комнате уже было темно, значит, несколько часов мне удалось поспать.
 — Вера Ивановна, — послышался Сашин голос. — Пал Палыч просил вас поехать со мной туда, где вы были утром. Кажется, есть просвет, но нужно еще чуть-чуть поработать.
 — А он сам?
 — Приедет попозже. Так договорились?
 — Через полчаса, — сказала я. — Около универмага «Добрынинский». До встречи, Саша.




 Глава 10
 ПАВЕЛ ШЕРВУД


 Объяснение происшедшему могло быть такое: Саше звонил однофамилец того Всеволода. Двойник. Иначе все это решительно переставало нравиться и начинало наводить на мысль о том, что связь преступного мира с правоохранительными органами — не фантазия борзописцев. С другой стороны, какой резон моему заместителю, до сих пор абсолютно безупречному, наводить тень на ясный день и скрывать предполагаемого участника преступления? Нет, еще немного — и во всем происходящем мне почудится тяжелая рука ЦРУ.
 И все же этот неожиданный вопрос: «А у вас есть что-нибудь на него?» Материалы дела Саше известны не хуже меня, да и в прокуратуре не со вчерашнего дня. А вот серьезная вещь его, похоже, не насторожила: преступники вломились не в помещение банка, где по идее должны храниться деньги, а в офис, где солидные банкиры наличных не держат. И еще одна «мелочь»: сам банк и его офис находились в разных районах Москвы. С чего бы это?
 Конечно, можно было бы (нужно) проверить, но и без процедурной мороки мне и так все стало ясно: липа. Одно из многочисленных «заведений» — прямых духовных наследников незабвенных «Рогов и копыт», где проворачиваются, мягко говоря, сомнительные дела, а огромные деньги делают буквально из воздуха. Безналичка, обналичка, конвертирование, расконвертирование… Один известный юрист очень тонко заметил, что «наезжают» обычно на банкиров, вступивших в противоречие с законом. Вор у вора…
 Схема событий для меня начала постепенно проясняться. Уставный капитал этого банка был в свое время обозначен в размере ста миллионов рублей, и по сей день, насколько я знаю, его не меняли, дополнительной эмиссии не объявляли. На деле там могло оказаться ни копейки или, наоборот, мог быть миллион… долларов. Судя по возне, которая поднялась вокруг этого банка, деньги там были. Хотя… вполне возможно, что в сейфе, который так лихо открыл Кеша, мог лежать компромат на кого-либо. И необязательно в виде «чемодана с документами» — вполне достаточно микрокассеты. Технический прогресс, так его!
 Президент банка находился за границей, в командировке. То есть до сих пор находится и должен вернуться не раньше чем через три дня. Вице-президент — в морге… Ну и что мы имеем, кроме головной боли? Рассказ Иннокентия? Он мог абсолютно все сочинить.
 В этот момент в мой кабинет ворвался Саша, чем-то страшно довольный:
 — Шеф, вахтер «почтового ящика», ну того, где банк офис снимал, он вспомнил, кого видел! Нужно посылать оперативную группу.
 — Куда? На место происшествия?
 — Нет, на квартиру к подозреваемому. Некто Уваров, Иннокентий Петрович. Я уже получил ордер на обыск. Вы поедете?
 — Зачем? Отпечатки пальцев, я думаю, эксперты снимут лучше меня. Саша, скажи мне лучше…
 — Да, шеф? — На лице моего заместителя не было ничего, кроме готовности немедленно ответить на все имеющиеся у меня вопросы. Определенно Вера права: скоро я начну подозревать самого себя.
 — Нашли машину, которую видели перед офисом?
 — Пока нет. Да ведь данных — кот наплакал, сами знаете. Я съезжу?
 Я не был уверен в том, что Сашино присутствие там остро необходимо, но служебное рвение заслуживает поощрения. Пусть его!
 Однако судьба, видимо, судила иначе. Зазвонил внутренний телефон: начальство требовало меня «на ковер». Кто-то из нас должен был оставаться на месте.
 — Оперативная группа справится без нас с тобой, — отрезал я. — Посиди подежурь, подумай. У меня от этого дела уже голова кругом идет. Ну вот, пожалуйста.
 Снова телефон, на этот раз — городской. Я снял трубку, выслушал сбивчивые Верины фразы и рассвирепел окончательно. Только Сашино присутствие меня как-то удерживало от развернутого комментария. Я записал на бумажку номер машины, с водителем которой сцепилась моя дорогая подруга. Еще раз приказал Саше оставаться на месте и поработать головой, а не ногами — и помчался к начальству.
 Мог бы и не спешить, все равно ничего хорошего для себя не услышал. Если я правильно запомнил, то по поводу убитого банкира и налета на офис моему начальству звонили не менее пяти «шишек». Одна другой крупнее. Каждый требовал, чтобы дело было раскрыто сию минуту, в крайнем случае не позднее завтрашнего утра. Одним словом, «вор должен сидеть». Мотив, знакомый до боли.
 — В общем, так, Пал Палыч, — закончил «тронную речь» мой начальник. — Ни тебе, ни мне висячка не нужна. Согласен, дело темное, но чем скорее найдутся преступники, тем лучше. А значит — они должны найтись. Понятно?
 Уж куда понятней! Спорить с начальством — плевать против ветра. Нервничать по этому поводу еще глупее. Решил отвлечься и успокоиться, а для этого прямо из приемной начальства попробовал выяснить, кому принадлежит машина с номером, продиктованным мне затейницей Верой. Через полчаса держал перед глазами листок, на котором моей рукой были под диктовку записаны фамилия, имя и отчество. И собственным глазам не верил. Получалось, что моя дорогая подруга имела короткую, но содержательную беседу с… Всеволодом Эмильевичем Игнатенко, который, по словам моего заместителя, находился в загранпоездке. Или, если не быть сверхподозрительным, с человеком, который этой машиной пользовался. В лучшем случае — по доверенности. А в худшем — машина угнана.
 Не поленился навести дополнительные справки у коллег из ГАИ. Машина в розыске не числилась, заявления об ее угоне не поступало. Позвонил по домашнему телефону хозяина авто, который числился в картотеке ГАИ: приятный женский голос ответил, что Всеволод Эмильевич находится в командировке, а машина, по всей вероятности, в гараже. Гараж типа «ракушка» моя собеседница, по ее словам, видела в этот момент из окна и уверена, что он цел и невредим.
 Чертовщина какая-то получалась. Потратил почти два часа — и практически ничего не добился, кроме твердой уверенности в том, что в очередной раз сцепились пауки в банке (каламбурить уже начал с этими заморочками!), и Веркин «несчастненький» действительно влип по глупости. Ничего, пусть покантуется в тюремной больнице, вреда не будет. Иначе его добьют при первой удобной возможности. В этих кругах нравы простые — крестных отцов стреляют, как перепелок, а уж безвестного фраера…
 Хотел еще раз побеседовать с Сашей, но его не было ни в собственном кабинете, ни в моем. Это называется — он остался дежурить на телефоне! Секретарша тоже блистательно отсутствовала… хотя в принципе ее рабочий день закончился. Остро позавидовал Шерлоку Холмсу, которого не дергало начальство, а доктор Ватсон всегда был под рукой. С Галины спрашивать — пустой номер, но Саша по крайней мере мог оставить записку!
 Но и ее, черт побери, не было! Вместо нее у меня на столе лежал отчет оперативной группы, в котором подчеркивалось: отпечатки пальцев, найденные на квартире Иннокентия Петровича Уварова, идентичны тем, которые сняты с сейфа. Что, как говорится, и требовалось доказать. Но там, в квартире моего «подопечного», оказывается, были и другие «пальчики». Например, одного нашего старого и доброго знакомого Генки Белова, в просторечии Таракана. По моим понятиям, он должен был искупать прежние грехи — вооруженный грабеж и плюс два изнасилования — честным трудом в колонии. Таракан же предпочел уйти в бега и числился в розыске. Не исключено — найдем.
 Были там и еще отпечатки — неустановленные. Предположительно — это уже не по отчету, а по моим прикидкам — того самого таинственного товарища, то есть господина Игнатенко. И тогда все сходилось: один за рулем, другой гонится за Кешей на своих двоих. Один стреляет, другой ведет машину. Как говорится, все совпадает. Осталось найти Всеволода Эмильевича — и дело можно считать закрытым. Таракан никуда не денется.
 Вот так, все нормально. Спрошу-ка на всякий случай Веру, как выглядел ее «супостат» на «БМВ».
 Но Вера к телефону упорно не подходила. В другой ситуации я бы просто подождал пару часов и перезвонил. Но сейчас что-то не позволяло мне так поступить. Мое «любимое» обостренное чувство опасности. Именно оно заставило меня набрать номер Вериного дяди.
 Но и там никто не брал трубку. А вот это мне уже совершенно не нравилось. В подобной ситуации нужно было немедленно ехать туда.




 Глава 11
 ВЕРА МУРАТОВА


 Не успела притормозить, а Саша уже открыл дверцу «Волги». Выглядел парень неважно, видно, крепко их с Сашей прижало с этим делом. Саша даже не поздоровался толком, только сказал:
 — Вера Ивановна, времени — минимум. За час обернемся?
 — До Расторгуева-то? — удивилась я. — Да за полчаса доеду. Дорога-то знакомая.
 — Дядя ваш, надеюсь, здоров?
 — Сегодня утром был вполне здоров. А что, он вам звонил?
 — Нет, нужно еще одного человека подхватить. Он нас будет около Онкоцентра ждать. Без него, боюсь, не управимся.
 — А что случилось-то? — неизвестно почему насторожилась я.
 — Вот это вам шеф объяснит. Может быть, он даже раньше нас там окажется. А то брякну что-нибудь, а он потом холку намылит. Сами знаете, было такое.
 Действительно было. Один раз Саша подробно живописал, как героически Паша вел себя под пулями какого-то рецидивиста, а потом собственноручно скрутил его. Я, конечно, при первом удобном случае пристала к Паше, чтобы узнать его собственные ощущения. Он сказал, чтобы не развешивала уши, а Саша долго смотрел на меня с укоризной. Так что пусть лучше действительно сам Павел все и рассказывает. Мое дело — крутить баранку да помалкивать.
 — Не обижайтесь, Вера Ивановна, — будто прочел Саша мои мысли. — Ну, узнаете на полчаса позже, зато ни мне, ни вам не попадет от шефа. Вон, кстати, мой человечек. Тормозните.
 «Человечек», правда, был ростом метра два, не меньше, да и в плечах соответственно. Лицо тоже не было обезображено интеллектом. Я бы такого не то что в свою машину не посадила — в метро бы не пустила. Но Саше, конечно, виднее — сотрудники у них всякие попадаются.
 Детина плюхнулся на заднее сиденье. Воспитанием юноша не блистал: ни тебе здрасьте, ни вам мерси. Ну и шут с ним. Детей с ним не крестить. Разберемся по ходу событий. Чтобы отвлечься, стала рассказывать Саше об утреннем происшествии. По-видимому, его это живо заинтересовало: слушал так внимательно, что даже затягиваться перестал, и его американская сигарета быстро превращалась в столбик пепла.
 — Ну и что, свезли в отделение? — спросил он, когда я сделала небольшую паузу. Детина сзади тоже подался вперед. Заслушался.
 — Если бы! Этот бандит испортил колесо и смылся. Хорошо, номер успела запомнить. Пал Палыч обещал разобраться.
 — А вы ему об этом рассказали? — отчего-то встревожился Саша.
 — Естественно, рассказала. Я же и так задерживалась, а ему теперь везде бандиты мерещатся. Да и мне, откровенно говоря, тоже. Вот, честно, был бы пистолет под рукой, отконвоировала бы в милицию как миленького.
 — Ага, и сели бы за незаконное хранение огнестрельного оружия, — остро глянул Саша.
 Хитрец! Так тебе и призналась. Чтобы ты меня тут же своему шефу заложил? Нашел дурочку!
 — Ах, Сашенька, был бы пистолет — было бы и разрешение. Я человек законопослушный. Вообще-то лучше было бы этого мафиози — гранатой. Чтобы вместе с машиной — на клочки! Водило липовый!
 Детина на заднем сиденье жутко развеселился. То ли от определения, то ли представил себе, как бросаю гранату. Своеобразное, однако, чувство юмора. Впрочем, каждому — свое.
 — Вера Ивановна, а ваш дядя не ворчал, что вот, мол, посторонний мужик да маленький ребенок…
 — Какой еще мужик? Куда Паша мужика дел, не знаю. Он мне не докладывал. А ребенок — ничего страшного.
 Саша, наверное, действительно устал, если спрашивает о том, что сам должен прекрасно знать. Странно только, что Павел велел молчать в тряпочку о моем участии в этом деле, а теперь посылает к дяде не только вместе с Сашей — это-то ладно, он парень проверенный, — но и еще с каким-то сотрудником. Впрочем, он, наверное, придумал свою версию, так что и впрямь лучше пока помолчать. В крайнем случае сойду за умную — только и всего.
 Машин на шоссе заметно поубавилось. Лучше всего было то, что никто не пытался нас обогнать — утреннего приключения мне вполне хватило. Где-то впереди маячили красные огни грузовика, да за нами ехала какая-то легковушка. По-моему, от самого Онкоцентра. И на боковую дорогу она за нами свернула, и на дачную улицу. Господи, я полная идиотка! Конечно, это Павел. Он же точно дорогу не знает, а увидел мою «Волгу» и пристроился.
 На какое-то время — буквально на пару минут — я вдруг поверила, что все приключения позади, что сейчас мы все уютно сядем в гостиной дяди Викентия и Павел неторопливо расскажет, как ему удалось вычислить и обезвредить настоящих виновников преступления. Не зря же он отправил меня с Сашей сюда, где так спокойно и в воздухе пахнет дымом от сожженной листвы — самый мой любимый запах с детства…
 Дала несколько гудков, как мы и уславливались. Довольно не скоро приоткрылась калитка, и выглянул дядя:
 — Ты, Верочка? Сейчас открою ворота.
 Я заколебалась: стоит ли на несколько часов загонять машину во двор? Хотя, может, у Паши какие-то свои планы. Ладно, разберемся. Ворота закрылись. Дядя уже шел к дому. Вышла, сделала ребятам приглашающий жест рукой и тоже пошла к крыльцу. И… почувствовала, как в спину точно между лопатками уперлось что-то твердое и холодное.
 — Что за глупые шутки! — крикнула я. На самом деле — хотела крикнуть. Потому что в следующую минуту рот мне заткнули какой-то отвратительной тряпкой, а потом на голову рухнула крыша дома. Так, во всяком случае, показалось. Первый раз в жизни меня профессионально стукнули по черепу: аккуратно за ухом, чтобы «вырубилась» максимум на пятнадцать минут. Или минимум на десять. Что и произошло.
 Когда открыла глаза, то обнаружила, что нахожусь, как и мечтала, в дядиной гостиной в моем любимом тяжелом кресле. Только имел место пикантный нюанс: мои руки были заведены назад и там надежно прикручены к спинке. Изо рта по-прежнему торчала омерзительная на вкус тряпка. Голливуд, мать их так!
 Напротив меня сидел Саша и с интересом наблюдал за тем, как я начинаю осмысливать происшедшее. Когда понял, наверное, что я уже достаточно адекватна, то шевельнул пальцем, и давешний детина вынул тряпку у меня изо рта. Вопрос, который я задала, к сожалению, не был оригинален:
 — Что все это значит? Вы с ума сошли?
 Саша, по-видимому, отвечать не собирался. Зато из-за моей спины вышел еще один тип. Вот когда стало по-настоящему страшно! На второй стул передо мной сел… тот, кто проткнул ножом колесо «Волги». Мафиози… Это, похоже, уже галлюцинации. И Саша явно не Саша, и, вообще, пора сдаваться психиатрам. Павел был прав — доигралась…
 — Друзья встречаются вновь, — ухмыльнулся тип. — Знакомиться не будем, нет времени. Мы уже общались, а остальное — детали. Приступим. Вы рассказываете нам о местонахождении Уварова и его сыночка, после чего расходимся без взаимных претензий. В противном случае придется применять другие аргументы.
 — Пытать будете? — с любопытством спросила я.
 — Нет, Вера Ивановна. Вас мы пока пытать не собираемся. А вот с дядюшкой вашим поговорим. По-мужски, так сказать.
 — Вот ведь идиоты, — все еще беззлобно удивилась я. — Я почти ничего не знаю, а дядя — вообще ничего. Что вы у него выпытаете?
 — Не у него, Вера Ивановна, а у вас. Мы будем пытать его, чтобы заговорили вы. Разницу почувствовали?
 Ну, хватит, решила, что пора приходить в себя. Шутки кончились, да и никакие это не шутки. Мои… э… э… собеседники мало походили на юмористов. Паша оказался пророком: я, наконец, влезла в такое дело, которое может стоить головы. Да и не только мне.




 Глава 12
 СНОВА ВЕРА МУРАТОВА


 Все-таки старая гвардия неподражаема. Когда эти подонки втащили в комнату дядю Вику и начали привязывать к стулу, у старика вид был, прямо скажу, необыкновенный. Он вроде бы как-то помолодел. Можно было подумать, что его все это откровенно забавляет. А у меня внутри все дрожало противной мелкой дрожью, и выплеснуться страху наружу не позволяло только одно — злость. На этих бандитов, на Сашу Чернова, а главное, на себя.
 Удивляло еще и отсутствие бабы Кати и Петеньки. Когда, а главное, куда они успели спрятаться? В общем, вопросов накопилось не меньше, чем у «оппонентов». А отвечать придется… кому?
 — Прежде чем начать развлекаться, молодые люди, — заявил вдруг дядя Викентий, — хочу предупредить. Меня в свою время допрашивали на Лубянке методами, далекими от гуманности. Ответить, как и сейчас, было нечего. Тогда не знал, в чем должен сознаваться, и сейчас не представляю. Тогда промолчал и сейчас, по-видимому, придется делать то же самое…
 Детина лениво развернулся и ударил дядю по лицу. Явно вполсилы, для разминки. Тот дернулся, но, не обращая внимания на разбитую в кровь губу, продолжил:
 — Только имейте в виду, что дело было сорок с лишним лет тому назад. Сейчас у меня может примитивно не выдержать сердце, и у вас на руках останется труп с явными следами физического насилия. Вы уже продумали, как избавиться от бренных останков?
 Саша передернулся, но смолчал. Тип из «БМВ» был менее сдержанным, что тут же и продемонстрировал:
 — Издеваешься, старый хрыч?
 — Отнюдь, мой юный друг. Просто интересуюсь. Согласитесь, небезразлично знать, где и как обретешь вечный покой.
 — Спалим вместе с хатой — всего и делов, — буркнул детина.
 Дядя удовлетворенно кивнул:
 — Значит, огненное погребение. Прекрасно. Верочка, тебе не придется тратиться на мои похороны, молодые люди все берут на себя.
 — Вместе с Верочкой и упокоишься, — снова сорвался бээмвэшник.
 — Ох, как резко, как недальновидно! Меня, допустим, никто не хватится. Но Веру-то будут искать. В том числе ее близкий друг. А он, если мне не изменяет память, следователь.
 — Память тебе не изменяет, — включилась я в разговор, поскольку догадывалась, что дядя просто тянет время. Неизвестно, правда, зачем, но почему бы не поддержать игру. — Все как раз продумано. Вот Саша, то есть Александр Александрович, он как раз заместитель Павла. И все ему расскажет, то есть доложит. Так, мол, и так, убили мы Веру с ее дядей, а дачу подожгли, чтобы следы замести. Или расскажет, что нас кокнули неизвестные бандиты, и пару месяцев сам будет активно их искать. И найдет, не сомневаюсь. Вот, кстати, этих самых двух дурачков найдет и застрелит «при попытке к бегству». — Тут я, естественно, имела в виду моего бээмвэшного приятеля и верзилу. — Заодно раскроет и дело о налете на офис. На погон — звезду, в приказе — благодарность. Очень разумно.
 — Заткнитесь оба, — подал голос Сан Саныч, спокойный, надо сказать, голос подал друг Саша, ничего его пока не волновало, видать. — Убивать вас никто не собирается. Можно сделать гораздо проще: посадить за пособничество преступнику, то есть за соучастие и сокрытие улик. Вот тогда Пал Палычу действительно придется побеспокоиться, как вас из тюрьмы вытаскивать. Так что давайте по-хорошему…
 — Верочка, — спросил дядя Вика, — ты уверена, что Павел работает в прокуратуре? Почерк его помощника до боли напоминает Лубянку. Там безумно любили договариваться по-хорошему.
 — Если выживу, Сан Саныч нигде не будет работать. Или, точнее, будет в зоне, — нагло посулила я, — не пойму только, чего вы все трое от нас хотите? А вас, любезный, надо было еще утром в милицию отвезти. Никаких проблем бы не было.
 Саша пропустил все мимо ушей.
 — Где Иннокентий Уваров? Это ведь вы, Вера… Ивановна, подобрали его на улице, раненного?
 — А это вы в него стреляли?
 — В него стреляла милиция! А вы помешали ей схватить преступника.
 — Похоже, все правильно. В милиции стреляют неважно, промахнулись. А ваш друг из «БМВ» уложил на месте охранника и смертельно ранил еще одного человека…
 Сказала наобум, попала, кажется, в десятку. Бээмвэшник зарычал: «Заткнись, сука!» — и, кажется, выбил мне зуб. Выбил бы и еще парочку, но Саша схватил его за руку. Не из человеколюбия, разумеется. Из профессиональных соображений. Но, кажется, я добилась своего: у них загоралась свара. Старалась не пропустить ни слова, хотя и очень звенело в голове.
 — Ты совсем спятил! Еще раз так сделаешь — пристрелю, ты и так в этом деле завяз по самые уши. И на твоих высоких покровителей мне плевать — другие найдутся, — орал Саша.
 — А ты не тяни кота за хвост, — орал в ответ бээмвэшник. — Нам ведь нужен этот придурок и его щенок. А ты рассуждаешь, кто в кого стрелял…
 — Не твое дело! Завалил уже все, что мог, да еще как последний идиот вляпался в аварийную ситуацию. Не мог раз в жизни соблюсти правила дорожного движения?
 — А ты не мог сразу договориться с врачом о «предсмертных показаниях» пациента? Пришлось ехать подчищать. И платить, между прочим, двойную цену. Думал, что шеф тебя проверять не будет? Фигу! Сейчас никому верить нельзя, даже самому себе.
 — Если бы ты мне сказал, что должно лежать в сейфе, задача бы упростилась. Не могу же я искать неизвестно что.
 — Тебе деньги платят не за то, чтобы ты искал, а за то, чтобы не нашел. То есть нашел того, кого нужно. Остальное — мои проблемы.
 — Ах так! Тогда решай свои проблемы сам.
 — Ты тоже в этом деле уже по уши, даже выше. Лучше выйти из него с деньгами. Пусть в дерьме, но богатым. Подумай, Сан Саныч.
 Сан Саныч подумал. И снова обратился ко мне:
 — Мы отвлеклись. Где вы прячете Уварова?
 — Нигде не прячу. — Не нужно было даже изображать искренность, я действительно не знала, куда его дел Павел.
 — А его сына?
 — Какого сына?
 — Сына Иннокентия Уварова!
 — А что, он тоже у вас что-нибудь украл? Или вы и в него неудачно стреляли?
 — Сан Саныч, да эта девка морочит тебе голову, — взревел тип. — Дай-ка Гена ее поспрашивает, он умеет. У него самые крутые мужики начинают чирикать, как нанятые, а уж баба…
 — Только без переломов и выбитых зубов, — согласился Чернов. — Для погибшей на пожаре это неестественно. А старика пока оставьте. Пусть посмотрит, ему приятно будет молодость вспомнить.
 — Забыл сказать, — вдруг подал голос дядя Вика. — Секундочку, молодые люди. Вам это может оказаться полезным.
 — Ну вот, — обрадовался Саша, — совсем другое дело!
 — Верочка, имей в виду, когда допрашивают, нужно признаваться. Не молчи, сознайся. Что бы ты ни сказала, им нужно будет проверить…
 Поняла не только я, поняли и еще двое. Саша стремительно бросился к дяде и ударил его в висок. А второй выругался и махнул подручному: мол, начинай…
 — Стойте! — заорала я. — Сволочи, что же вы делаете? Если вы его убьете — ничего не скажу, хоть за… стрелитесь.
 — Да жив он, просто отключился. Будешь говорить? Или…
 — Черт с вами, буду. Вы забыли про то, что у Уварова была соседка. А у нее, между прочим, двоюродная сестра под Рязанью живет. Вот там и ищите, точного адреса не знаю. Она с мальчишкой туда уехала…
 — А ты, выходит, соскучилась по дядюшке и покатила к нему? За дураков нас считаешь?
 — Почему же считаю? Говорю чистую правду: понятия не имею, где сейчас Уваров. Не знаю. Когда утром поехала к дяде, он оставался в моей квартире.
 Надо было видеть их рожи! Ведь мало того, что это было правдой, это еще и походило на правду. Они же не догадались проверить мою квартиру, прежде чем вытаскивать к дяде. Умора!
 — Ну что ж… возможно. Где ключи от квартиры?
 — В кармане плаща, где же еще? Сумочек не ношу, вам, Сан Саныч, это прекрасно известно.
 — Гена, найди ключи и поезжай к ней. Найдешь клиента — волоки сюда. А мы тут поищем как следует. Если эта стерва наврала, ей же хуже. С Рязанью завтра разберусь, запрошу адресный стол. Похоже на правду, но — не правда. Искать надо ближе.
 Гена обиженно засопел:
 — А обещали дать с ней побаловаться… Это когда же все успеть? Гена — туда, Гена — сюда, а сами прохлаждаться…
 Саша в бешенстве повернулся к типу с «БМВ»:
 — У тебя что, другого напарника не нашлось? У него же одно на уме! Может, он с тобой быстренько побалуется и перестанем маяться дурью?
 — Надо же было что-то обещать… — буркнул Игнатенко.
 — Деньги! Деньги надо обещать! И платить! Это в какой-нибудь конторе можно совмещать приятное с полезным. Гена! Получишь деньги — будешь баловаться, с кем хочешь. А сейчас поезжай быстрее.
 — Лучше вы поезжайте, — уперся Гена. — Севка обыщет дом, а я…
 Ага, моментально отметила я. Гена — это я, кажется, уже слыхала, а Сева… Сева… черт, что-то знакомое…
 Переговоры явно заходили в тупик. Краем глаза заметила, что дядя вроде бы пришел в себя, хотя голова у него была по-прежнему запрокинута, а тело — обмякшим. Но что-то неуловимое… В общем, морально стало легче. К тому же обнаружила, что связанные руки упираются во что-то твердое и острое. Благослови бог старинную мебель и ее мастеров! Никогда не понимала дядиного пристрастия к этим тяжеленным креслам с завитушками и шишечками. Хороша бы я была, если бы вместо дубового монстра меня привязали к современному креслу из хрома и пластика!
 Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, начала тереть веревку о перекладину кресла. Пока шли препирательства, на меня не обращали внимания, но, похоже, только в детективных фильмах можно таким образом освободиться от пут. В жизни — практически невозможно. Веревки держались намертво. Да и что толку, если перетрутся? Руки онемели так, что как минимум час пальцем шевельнуть будет невозможно.
 А время работало против. Саша потерял терпение и заорал на Гену:
 — Или ты, мразь уголовная, делаешь что велят, или пристрелю тебя сейчас к чертям собачьим! Выбирай! Живой — при бабках или дохлый — на свалке. Считаю до трех, потом стреляю. Ну!
 Блефовал Сан Саныч. Уж кто-кто, а он патологически боится покойников и пистолет свой носит в основном для самоуважения. Да и стреляет… как я готовлю: удивляется, если попадает в мишень. Так Павел с сожалением рассказывал. Но Гена-то этого не знал. Поэтому покорно отправился в дальний угол, где на полу валялся мой плащ. Белый. В голову пришла идиотская мысль: интересно, за чей счет будет химчистка? Сейчас — довольно дорогое удовольствие.
 В эту самую минуту заметила, что дядя окончательно пришел в себя. Сидели мы с ним на расстоянии пары метров друг от друга, он — лицом к двери, я — спиной. И провалиться мне на этом самом месте, книжник видел что-то такое, чего я видеть не могла.
 Гена нехотя подошел к своим «начальникам», держа на ладони связку ключей. Моих, между прочим. И не только от квартиры, но и от моего собственного офиса. Если он не полный идиот, сможет обчистить и то, и другое и смыться от подельщиков с вполне приличным кушем.
 Троица повернулась ко мне, полностью загородив дядю. Саша протянул ключи: хотел, наверное, чтобы я объяснила, какой от чего. Но не успел. Послышался громкий крик дяди: «Падай с креслом!» — и, вспомнив кое-какой каскадерский опыт, я сильно накренила дубовую махину и рухнула вместе с ней. Грохот от падения кресел слился с выстрелом. Невезучий Гена свалился, как сосна на лесоповале. А Саша и бээмвэшник резко повернулись к двери на звук выстрела. Сева достал пистолет первым, но на курок нажал уже мертвец, и пуля ушла в потолок.
 А краса и гордость отечественного правосудия, Александр Александрович Чернов, не мудрствуя лукаво бросился к окну. Успел вскочить на подоконник, но третья пуля достала и его — на правом плече появилось (точь-в-точь, как у Кеши!) красное пятно, и Саша пробил собой окно…
 Дальше уже началось опять что-то вроде галлюцинации. Из коридора в комнату с моим пистолетом в руке вошла баба Катя. Положила пушку на стол, небрежно, как скалку или консервный нож, и присела перед дядей. А в разбитом окне возник… Павел Павлович собственной персоной и тоже с пистолетом в руке. Своим, что характерно. Наверное, я прилично стукнулась об пол при падении, если видела такие веселые картинки. Зато теперь меня уже можно было пытать до посинения, ничего бы не добились. У человека поехала крыша — какой с него спрос?
 — Пошли вы все к черту! — только и смогла произнести и отключилась.




 Глава 13
 ПАВЕЛ ШЕРВУД


 Первый и, надеюсь, последний раз в жизни гнал машину так, как это любит Вера. На спидометр даже не смотрел, чтобы зря не расстраиваться и не отвлекаться. На милицию тоже не реагировал — ехал, похоже, под непрерывный аккомпанемент свистков. Каким чудом никого не сбил и ни во что не вмазался — удивляюсь по сей день.
 Говорят, в стрессовых ситуациях у человека обостряются все чувства. Если, конечно, полностью не атрофируются. Со мной, к счастью, было первое. Обычно соображаю не слишком быстро, но в этой сумасшедшей поездке мозг работал, как компьютер. И то, что никак не вписывалось в схему, фрагмент за фрагментом укладывалось в стройную картину. Не слишком, кстати, сложную.
 Конечно, потребуются проверки. Но и так в принципе было ясно: пострадавший банк скорее всего исчез бы в ближайшие несколько дней, к неописуемой трагедии одураченных вкладчиков. Говоря научно, обанкротился бы. Президент уже уехал за границу, вице-президент, насколько мне было известно, должен был присоединиться к нему со дня на день. По-видимому, он оставался, чтобы доделать какие-то формальности, дошлифовать мелочи. Но не успел — получил пулю. От Иннокентия?
 Полная чушь! Ведь этот самый Игнатенко обмолвился, что компаньоны — бывшие. Значит, с их отъездом и ликвидацией банка он лишался своей законной доли пирога. И пошел ва-банк, простите за невольный каламбур, лишь бы отыграть свое, пусть даже ценой крови. Иннокентия должны были убить там же, в самом офисе или около него, как только он передал бы Всеволоду Эмильевичу нечто. Но что именно? Вот это, пожалуй, и было последним, недостающим звеном. Узнать, за чем охотились и что охраняли бывшие и нынешние «банкиры» и их помощники, и дело решится само собой.
 Главное, имелось четкое впечатление, что речь об этом «нечто» возникала, и неоднократно. И в повествовании Иннокентия, и в рассказе Екатерины Павловны проскальзывала какая-то мелочь, несообразица, одинаково удивлявшая их обоих.
 Но они ее не фиксировали, поэтому и я никак не мог вспомнить, что именно. Без конца спотыкался именно здесь, пытался повернуть дело то так, то эдак, а все равно упирался в стену.
 Очень плохо (хотя вполне естественно) было и то, что в деле замешаны профессиональные уголовники. Какими бы крутыми ни казались сами себе большинство свежеиспеченных банкиров, бизнесменов и прочих коммерсантов, совковое прошлое оставило на их психике неизгладимый отпечаток. Если, конечно, это прошлое не было уголовным. Но бывшему инженеру, преподавателю, научному сотруднику — кто там у них деньги считает — очень трудно, практически невозможно убить. Поэтому чаще убивают их, несмотря на телохранителей и прочие меры предосторожности. Для Всеволода Игнатенко убить человека — почти гамлетовский вопрос, уверен. Для Генки Белова — Таракана — раз плюнуть. А вместе, как говорилось в одном всенародно любимом фильме, они делают общее дело. И не без успеха.
 И Вера, как бы она ни хорохорилась, вряд ли сможет выстрелить в живого человека. Толку от ее пистолета не больше, чем от детского пугача. Хотя она неплохая актриса и в принципе может изобразить женщину-полицейского из американского боевика. Только, боюсь, Генка Белов выстрелит раньше. Или выбьет у нее оружие и придушит. Он ведь не играет и не рассуждает, он действует так, как привык действовать. Он — профессионал, а все остальные — жалкие дилетанты.
 Старое правило: достал пистолет — стреляй. Или враг выстрелит. Вот почему я и не понимаю всякие там зажигалки-пистолеты, духовые пукалки и прочие газовые игрушки. На любую пукалку может явиться «Макаров». Такие вот дела.
 Ворота дачи Вериного дяди были заперты, калитка — тоже. Все по моим инструкциям, но… Но перед воротами отчетливо виднелись свеженькие следы шин. Здесь было как минимум две машины, причем одна — моей подруги. Какого черта она здесь делает? Или это осталось с утра? Вряд ли, тогда было сухо, днем прошел дождь, и машина была здесь уже после. Интересное кино…
 Настолько интересное, что решил вспомнить молодость и полез через забор, хотя в принципе рисковал нарваться на что угодно. От злой собаки до хорошего заряда дроби, если у Викентия Эдуардовича имелось ружье. Хотя смутно помнилось, что ни ружья, ни собаки не было. Так что имело смысл рискнуть.
 В доме было освещено только одно окно. Зато за воротами стояли две машины. Верина «Волга», естественно, и… Не поверил глазам: «БМВ»! Синяя. Чиркнул спичкой и увидел номер, который и до этого знал наизусть, "Я 77— 77 ММ ". За один такой номер большие деньги надо было заплатить. Престижно! Только на машине с таким номером лучше не ввязываться в дорожно-транспортные происшествия, тем более в уголовные дела. Даже дебил запомнит с первого раза.
 Значит, Игнатенко (или тот, кто ездит на его машине) здесь. И Вера… Дело становилось хуже с каждой минутой. В доме — старик, старуха, маленький ребенок. Еще женщина, хоть и храбрая, но… в общем, женщина. И как минимум один бандит и неизвестно сколько его… кого?., сообщников?., подельщиков?.. нанимателей?..
 Именно поэтому предпочел не идти на крыльцо, а попробовать поискать черный ход или не слишком плотно запертое окно. В крайнем случае — через чердак. Береженого бог бережет, а в данном случае я не имел права рисковать, поскольку пострадать могли многие. В том числе и Вера.
 Дурацкая манера — посыпать дорожки гравием! Первый же шаг показался адским грохотом. Пришлось сойти вбок, на траву, и по ней идти вдоль дома, к освещенному окну. И все-таки не успел!
 В доме раздался громкий, невнятный крик — мужской! — и сразу же грохот. Как будто упало что-то тяжелое. Вслед за этим раздались выстрелы: один, второй, третий… Я бегом кинулся к окну, и тут же раздался еще один выстрел, и под звон разбитых стекол и треск оконных рам к моим ногам рухнул… Саша Чернов! Ах, сволочи!
 Одним прыжком оказался на подоконнике. И не сразу понял, что, собственно говоря, произошло. На полу в неестественных позах двое мужчин. Рядом с ними — привязанная к опрокинутому креслу Вера. Лицо в крови, но глаза открыты — в сознании, значит. А неподалеку — Екатерина Павловна. Наклонилась над вторым опрокинутым креслом и что-то делает. А, отвязывает от него Викентия Эдуардовича. Картину завершает пистолет, лежащий на краю обеденного стола.
 Екатерина Павловна обернулась на шум, с которым я ввалился в комнату, и, кажется, не слишком удивилась. Только кивнула:
 — Пал Палыч, помогите Веру отвязать. Я тут сама справлюсь.
 Если можно сказать «легко отделалась», то с Верой именно так и было. Разбитый рот, синяк под глазом и затекшие, опухшие руки. Слава богу, жива! Даже не ранена. Когда я перенес ее на диван, она что-то пробормотала, значит, все в порядке. Повернулся к лежащим на полу мужикам. Одного, кажется, опознал, хотя вошедшая в затылок пуля на выходе не пощадила лица. Тем не менее это был тот самый Таракан — Гена Белов. Допрыгался.
 Второй был мне неизвестен. У этого лицо практически не пострадало. Если, конечно, не считать дырки точно посередине переносицы. Стрелял, похоже, снайпер. Совершенно очевидно, что не Саша… Господи, я же оставил его на улице раненным!
 — Кто из них ранил Сашу? — спросил я, направляясь к двери.
 — Никто. Я стреляла три раза.
 Не веря своим ушам, посмотрел на Екатерину Павловну. Схожу с ума или это действительно она сказала? Баба Катя помогла Викентию Эдуардовичу сесть поудобнее, выпрямилась и посмотрела мне в глаза.
 — Не сомневайся, старуха из ума не выжила. Раз говорю — я, значит, так оно и есть. На поселении-то лучше меня только мужик мой стрелял, пока не спился. А у нас так: в глаз, чтобы шкуру не портить.
 — А в Сашу?
 — Промашка вышла, старая все-таки.
 — Вы в своем уме?! Стрелять в моего помощника…
 Баба Катя двинулась к двери, сделав мне приглашающий жест. Мы с ней вдвоем подошли к Саше. Он был без сознания, но жив.
 — Давай-ка тащи его в дом, — скомандовала старуха. — Разговор интересный будет. Твой заместитель, говоришь? Большего дерьма не нашел?
 Мы перенесли Сашу в дом. Когда баба Катя закончила его перевязывать, он открыл глаза и уставился на меня так, будто увидел привидение. Или двухголового теленка. Потом снова потерял сознание.
 — Скажет мне кто-нибудь членораздельно, что здесь стряслось?!
 От моего вопля, кажется, стекла задрожали, но оба старика остались абсолютно невозмутимыми.
 — Видите ли, Павел, — осторожно начал Викентий Эдуардович, — придется вам выслушать всех по очереди. Поскольку каждый знает свое, а свести воедино нам было некогда. Я лично властям предержащим не больно доверяю, о чем вам, безусловно, ведомо. Посему на чердаке давным-давно сделал тайник: если понадобится укрыться и отсидеться, дабы не ввергли меня в узилище вновь. И когда услышал, что к дому подъехали две машины, сырыми мозгами раскинул: на всякий случай гостей утаить. А Катюше дважды объяснять не надо, она всегда была девушкой понятливой. Они с Петенькой скрылись — я пошел гостей встречать. Гости оказались нелюбезными: привязали нас с Верочкой к креслам и начали вопросы задавать. Мне же главное было — время потянуть, дать Катюше возможность сориентироваться. И вот вам результат. Не пойму только, откуда пистолет взялся, остальное-то более-менее ясно. Заместитель ваш — тоже из этой шайки, в доле, так сказать. Чего от нас не таил, полагая, что мертвые будут молчать. Молодо-зелено, хотя нам, безусловно, повезло. С дыркой во лбу — главный, а бугай — так, «шестерка». Вот, собственно, и все.
 — Все, да не совсем, — подала голос баба Катя. — Скажи спасибо, что твоя девка тебе врет, да мне правду сказала. Пистолет достала у нее из бар… тьфу, нехристи, охальники… из машины, из ящика. Сама мне показала. Пока они базарили да зуботычины раздавали, я с чердака спустилась, черным ходом к машине. А потом все просто было: Дурдыч скомандовал падать, Верка — девка сообразительная. Они — на пол, я этому здоровому — в затылок, вторую — мордатому — между глаз. Чуть-чуть успела, он тоже выстрелил — напоследок. Промазал, однако. А заместитель твой в окно сиганул, зазевалась, рука дрогнула… Жаль… Ох, Петенька-то наверху один! Замерз, поди…
 Услышанное никак не укладывалось в голове. Старуха убила двоих и еще жалуется, что третьего «только» ранила. А мой зам связан с преступниками?! Бред собачий… Вера зашевелилась, попыталась сесть, увидела меня…
 — Ох, Паша, слава богу, ты здесь! Саша-то твой отличился. Никогда бы не подумала, ты ведь в людях разбираешься…
 — Вера, что произошло? Извини, но старики меня с ума сведут… Зачем ты вообще сюда приехала?
 — По твоему указанию, Пашенька…
 — ???
 Пока Вера излагала свою версию, вернулась баба Катя с Петенькой на руках. Малыш, похоже, перенес приключения лучше, чем взрослые, даже не выглядел испуганным. В руках он по-прежнему держал своего смешного маленького Чебурашку. И вдруг я все понял!
 Ох, как заверещал Петенька, когда я забрал у него игрушку! Если бы он проделал это полчаса назад, никакого пистолета бы не понадобилось, всех бы контузило звуковой волной. Баба Катя мгновенно побагровела и, похоже, готова была пристрелить за компанию и меня, чтобы не обижал ребенка. Но вмешался Викентий Эдуардович:
 — А ну, тихо! Катя, успокойте ребенка! Павел, похоже, вы догадались, за чем охотились эти…
 На животе у Чебурашки оказался аккуратный шов. Викентий Эдуардович подал мне старый, остро отточенный нож. Нитки подались, и под горький Петенькин плач я извлек из роковой для многих людей игрушки небольшую черную кассету с микропленкой. Мы тупо уставились на нее.
 — Что это? — спросила баба Катя.
 Ответил ей… Саша:
 — Для вас, бабушка, штука совершенно бесполезная. Да и для остальных, если не считать покойников, тоже. Скорее — опасная. На вашем месте, шеф, я немедленно бы это уничтожил. Даже я точно не знаю, на кого тут компромат. Но за эту пленочку «банкиров» должны были отпустить из страны с деньгами, и немалыми. За нее никого не пощадят — ни стариков, ни детей, ни женщин…
 — Тьфу на вас всех! — сказала баба Катя и унесла все еще безутешного Петеньку в соседнюю комнату.
 — Саша, что все это значит? — безнадежно спросил я.
 — Только то, шеф, что на одну зарплату живут идиоты. Вроде вас. Да и надоело для других каштаны из огня таскать. При моих-то возможностях!
 — Как же ты мог?
 — Только без патетики! Вы нарушили служебный долг, спасая свою подругу, я — по другим причинам. Оба хороши. Если бы не она, кстати, вы бы ничего не заподозрили. А Кеша все равно был обречен, у него ни единого шанса уцелеть не оставалось. И надо же…
 — И как прикажешь докладывать?..
 — Кому? О чем? Шеф, спуститесь с небес на землю. Эти вот жмурики — они же никто. Пыль! За ними такие фигуры стоят — мы с вами костей не соберем. Одно неосторожное слово, и считай — труп. Давайте лучше подумаем об официальной версии…
 Меня просто свело от отвращения. Этот подонок, готовый спокойно убить (пусть чужими руками) самого близкого мне человека, еще и торгуется! Со мной!
 — Уваров, между прочим, в тюрьме, — сухо сообщил я Саше. И тот заметно побледнел, хотя и без этого выглядел неважно. — Так что я свой долг выполнял честно, что касается вас, Сан Саныч, то на вашем месте я бы застрелился.
 — Павел, не смей оправдываться перед этой мразью! — закричала Вера. — Он не застрелится, он вывернется, а ты будешь во всем виноват. А потом тебе подсунут гранату под дверь или бомбу в автомобиль. А этот… будет стоять у твоего гроба в почетном карауле и клясться, что «преступники не уйдут от возмездия». Да я его сама сейчас, как собаку!
 Викентий Эдуардович с заметным усилием поднялся и подошел к Саше. Стало очень тихо.
 — Верочка, не горячись, — мягко сказал старик. — Ты права, но… А вам, молодой человек, искренне советую последовать совету шефа. Ведь доверия ни тех, ни других своих… руководителей вы не оправдали. Вы же обречены и знаете это. В любом случае — обречены. Я знаю: правила таких игр не меняются…
 Старик взял Сашин пистолет и попытался вложить ему в руку. Тот отдернулся и истерически завопил, что у него «все схвачено», что нас всех посадят. Но если мы поможем ему, то и он… Викентий Эдуардович пожал плечами, снова взял пистолет и… нажал на курок… А потом сунул этот пистолет в руку Гены. И все это так, как будто всю жизнь только этим и занимался: инсценировал убийства. А увидев, что я собираюсь заговорить, заметил с той же мягкостью, что и до этого:
 — Весь опыт моей жизни, уважаемый Павел, не позволяет мне входить в соглашения с предателями и палачами. С ними нельзя заключать сделок, их надо убивать. Можете сказать правду: я лагеря не боюсь, мне совершенно безразлично, где доживать. А можете… сделать из предателя героя и реабилитировать вашего зама посмертно. Но кассету лично я уничтожил бы. Не глядя.
 Он подождал немного. Я молчал. Тогда Викентий Эдуардович вложил в руку Саши Верин пистолет.
 — Ты себе еще достанешь, деточка, — утешил он племянницу.
 А я тяжело вздохнул и пошел к телефону. Вызывать милицию. Местную.




 Глава 14
 ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ


  Документ первый 
  ПРОТОКОЛ 
  осмотра места происшествия и наружного осмотра трупов в пос. Расторгуево Московской области 
  2  6 сентября 199… года 
  Оперативная группа местного отделения милиции в составе ст. лейтенанта Быстрова В. Г., сержанта Михалева О. В. и сержанта Бойко А. П. выехала по вызову на ул. Лесная, д. 11, в 23 часа 30 минут. Вызов был сделан по телефону из вышеупомянутого дома гражданином, назвавшимся старшим следователем Московской прокуратуры майором Шервудом П. П. Дополнительно на место происшествия был послан судмедэксперт Шамилева М. Ю. и фотограф Смирнов В. В. 
  Осмотр проводился в присутствии понятых: Сидоренко С. И. и Куравлевой В. А., проживающих на улице Лесной в домах 9 и 13. Осмотр начат в 23 часа 55 минут и закончен в 2 часа 10 минут при электрическом освещении и температуре +17 С. 
  При осмотре установлено: 
  Дом номер 11 по Лесной улице представляет собой деревянное двухэтажное строение с отапливаемым первым этажом и холодным вторым (чердак). Первый этаж состоит из неотапливаемой веранды, кухни, коридора и двух комнат, выходящих в коридор. Местом происшествия была одна из комнат (большая по размерам), в которой размещались диван с кожаной обивкой, два деревянных кресла, три стула и обеденный стол овальной формы, ковер на стене. Окна завешены шторами коричневого цвета, одно из окон разбито. 
  В комнате обнаружено три трупа: мужчина в возрасте 28-30 лет, опознанный присутствовавшим в доме старшим следователем Шервудом П. П. (документально подтверждено) как находящийся в розыске уголовник-рецидивист Белов Г. П. (кличка Таракан); труп мужчины 30-35 лет, предположительно Игнатенко В. Э., временно не работающего, проживающего и прописанного в городе Москве; мужчины 30 лет — помощника старшего следователя Московской прокуратуры Чернова А. А. Все три трупа имеют пулевые ранения, явившиеся смертельными. 
  Труп Белова Г. П. расположен слева от обеденного стола, головой к окну. Убит выстрелом в затылок, сделанным от входной двери. Труп Игнатенко В. Э. расположен почти рядом, но головой к двери. Убит выстрелом в переносицу. Оба выстрела предположительно сделаны из одного оружия (пистолета). По заключению судмедэксперта, смерть наступила мгновенно. 
  Труп Чернова А. А. находится на диване, куда его перенесли после того, как он скончался. По заявлению старшего следователя Шервуда П. П., Чернов А. А., его заместитель, расследуя порученное ему дело, выследил двух бандитов, но, проявив излишнюю горячность и самонадеянность, решил сделать все самостоятельно и начал преследование в одиночку. Сам Шервуд П. П. находился в кабинете у своего начальника и смог присоединиться к операции лишь полтора часа спустя. От ран, полученных в перестрелке с бандитами, Чернов А. А. скончался, не приходя в сознание, до приезда Шервуда П. П. 
  Свидетелями происшествия стали хозяин дома Муратов Викентий Эдуардович, 1913 г .р., инвалид II группы, пенсионер, и приехавшая к нему племянница, Муратова Вера Ивановна, 1963 г .р., научный сотрудник НИИ ЦЭВТ. Бандиты, по-видимому, рассчитывали использовать дом в качестве временного пристанища, но не сумели этого сделать, т.к. в доме, помимо хозяина и его племянницы, находилась старая знакомая Муратова В. Э. — Антонова Е. П. с полуторагодовалым внуком. На шум и крики, поднятые женщинами, в дом вбежал помощник старшего следователя Чернов А. А. и в завязавшейся перестрелке убил обоих преступников. Старший следователь Шервуд П. П. проник в дом через выбитое преступниками окно. Остальные не пострадали. 
  Трупы отправлены для судебно-медицинской экспертизы в Москву. За домом гр. Муратова В. Э. установлено наблюдение на случай появления возможных сообщников преступников. 
  Подписи. 
  Документ второй 
  РАПОРТ 
  Генеральному прокурору г. Москвы 
  От старшего следователя майора Шервуда П. П. 
  Докладываю о нижеследующем. 
  24 сентября 199… года мною было получено к расследованию дело о вооруженном налете на офис банка «Кастор» в Юрловском проезде, д. 1, в результате которого был убит охранник и тяжело ранен вице-президент банка (впоследствии скончался в больнице, не приходя в сознание). 
  Следственной бригадой при активном и непосредственном участии капитана Чернова А. А., моего заместителя, было установлено, что преступников было двое и передвигались они на автомобиле марки «БМВ», синего цвета, номерной знак "Я 77— 77 ММ ". Основной целью преступления было похищение микропленки с компрометирующими целый ряд высокопоставленных лиц материалами, которые хранились в личном сейфе президента банка «Кастор» Яблонского М. Ю., находившегося в то время за границей. Чисто случайное (забытая на рабочем столе записная книжка) появление в момент похищения пленки вице-президента банка «Кастор» Водолажского А. А. стоило ему жизни. И он, и охранник офиса были застрелены сообщником второго вице-президента банка «Кастор» Игнатенко В. Э. — Беловым Г. П., рецидивистом-уголовником, находящимся в розыске за ранее совершенные преступления. Капитану Чернову А. А. удалось напасть на след преступников и установить за ними слежку. 
  Президент «Кастора» срочно уехал за границу за три дня до трагических событий, а вице-президент должен был присоединиться к нему после подготовленного уже перевода денег со счетов банка в один из зарубежных банков (к сожалению, неизвестно, какой именно). Однако попытка бывшего второго вице-президента банка «Кастор» Игнатенко В. Э. завладеть компроматом в своих личных целях (шантажировать не только своего начальника и коллегу, но и некоторых известных в России политических деятелей) сорвала намечавшуюся операцию самоликвидации банка. 
  Игнатенко В. Э., по-видимому, был абсолютно уверен в успехе, так как за две недели до совершения преступления открыл личный счет в одном из швейцарских банков, а сам, чтобы ввести в заблуждение коллег, имитировал отъезд в зарубежную командировку. Ошибкой с его стороны было привлечение к делу Белова Г. П. — уголовника-убийцы. 
  Благодаря оперативным и мужественным действиям капитана Чернова А. А. преступников удалось выследить и обезвредить в поселке Расторгуево Московской области, где у Игнатенко В. Э. была дача, и поэтому он мог знать одиноких и престарелых жильцов поселка, чей дом легко было использовать для отсидки. Капитану Чернову А. А. удалось разыскать и микропленку, спрятанную руководством банка внутри мягкой игрушки «Чебурашка». Игрушка находилась на сейфе. К сожалению, открытие этой тайны стоило Чернову А. А. жизни. 
  Я попал на дачу к гражданину Муратову В. Э., руководствуясь запиской, оставленной мне Черновым А. А. в мое отсутствие. К сожалению, приехал слишком поздно. Через десять минут после моего приезда я лично вызвал оперативную группу местного отделения милиции для составления протокола и осмотра экспертами места происшествия. 
  Материалы дела о вооруженном нападении на офис банка, а также документы проверки деятельности банка «Кастор» прилагаю. Вещественное доказательство — микропленку (10 кадров) — прилагаю. 
  29 сентября 199… г. 
  Г. Москва 
  Документ третий 
  Совершенно секретно 
  Прокурору г. Москвы 
  РАПОРТ-ТЕЛЕФОНОГРАММА 
  Посольство России в Швейцарии 
  На Ваш запрос о местонахождении гражданина Яблонского М. Ю., президента частного банка «Кастор», сообщаем, что вчера, 30 сентября 199… г., вышеуказанный гражданин погиб в автомобильной аварии при столкновении его машины с тяжелым грузовым контейнером на автостраде Женева — Цюрих. 
  Документ четвертый 
  ПРИКАЗ №… 
  По Московской городской прокуратуре 
  За проявленные мужество и оперативность в разоблачении и обезвреживании группы опасных преступников, а также за предотвращение попытки хищения государственной собственности в особо крупных размерах путем пресечения незаконной финансовой деятельности банка «Кастор» приказываю: 
  Присвоить старшему следователю майору Шервуду П. П. очередное звание — подполковник и наградить денежной премией; 
  Присвоить помощнику старшего следователя капитану Чернову А. А. очередное звание — майор (посмертно) и оказать семье погибшего на боевом посту материальную помощь. 
  Прокурор г. Москвы. 1 октября 199… года. 
  ИЗ ГАЗЕТЫ «КУРАНТЫ», 6 октября 199… года 
  «Вчера при выходе из здания Московской городской прокуратуры был тяжело ранен следователь по особо важным делам подполковник Шервуд П. П. Он был обстрелян из проезжавшего мимо автомобиля. Машина (числящаяся в угоне) и оружие, из которого были произведены выстрелы, найдены в нескольких кварталах от места происшествия. Преступники скрылись. Ведется следствие». 




 ПОСЛЕСЛОВИЕ


 В чисто литературном произведении, где половина героев выдумана, а вторая половина поступает так, как представляется автору, а не как было на самом деле, на цитате из газеты «Куранты» можно было бы поставить эффектную точку. Мол, фантазируйте дальше, дорогие читатели, а мы оставляем для себя возможность написать продолжение и описать расследование покушения на Павла Шервуда.
 Но если вы помните, наш детектив написан о реальных людях и о реальных фактах. Как сложилась их дальнейшая жизнь, что они поделывают сейчас?
 Ну, прежде всего Пал Палыч выжил, хотя и долго болел. Причины покушения на него он в принципе знает. Дело в том, что к материалам следствия он приобщил отнюдь не всю пленку, а лишь ее часть. По-видимому, о существовании компромата знали не только руководители банка «Кастор», разумеется, ликвидированного, но кое-кто еще. Спасло Пал Палыча от нового покушения только то, что в «верхних эшелонах власти» многое изменилось, и в стремительном развитии дел в этих самых «эшелонах» о слишком осведомленном следователе просто забыли. Хотя, не исключено, вспомнят. А пока подполковник Шервуд продолжает бороться с организованной преступностью, хотя порой и подумывает о переходе в какое-нибудь частное сыскное агентство. В его личной жизни никаких перемен не произошло.
 Иннокентия Уварова, разумеется, освободили из спецбольницы на следующий день после перестрелки на даче. Никаких улик против него, кроме «словесного портрета», якобы данного умирающим, не оказалось, да и сам этот документ из следственного дела исчез. Никто его особенно и не искал, а сослуживцы Иннокентия долго переживали рассказ о том, как не слишком поздним вечером, возвращаясь с работы, можно угодить под шальную пулю в бандитских разборках. К тому же с февраля месяца Иннокентий работает инженером по компьютерам в одной иностранной фирме, и его новые сослуживцы вообще ничего не знают о недавних приключениях «Джека». Имя «Иннокентий» коллеги-американцы выговорить не в состоянии.
 Петенька почти круглый год живет на даче с бабой Катей и дедом Викой. В марте месяце старики тихо и без особой помпы зарегистрировали свой брак, чем очень порадовали Веру и безмерно изумили соседей по поселку. Но, как известно, «любви все возрасты покорны». К тому же Викентий Эдуардович стал прихварывать и первый раз в жизни испытал необходимость в помощи и уходе.
 Катерина Павловна же помолодела лет на двадцать и успевает абсолютно все: и еду приготовить, и постирать, и дом убрать, и огород к весенне-полевым работам подготовить. У нее уже есть куры, коза Машка и собака Рекс — беспородная, но умная. А главное, Петенька находится с нею постоянно, лишь на выходные дни папа Кеша или приезжает в Расторгуево на пару дней, или забирает сына в Москву — покатать на качелях-каруселях в парке Горького. Но вообще Кеша по горло занят: после работы своими руками делает ремонт в наконец-то приватизированной квартире. К вечеру за ним туда частенько заезжает Вера и либо помогает убрать мусор, либо забирает Кешу к себе, чтобы не дышал лаками и красками. Да и просто отдохнуть, вкусно поесть. Но свадьба, о которой мечтают и баба Катя, и Викентий Эдуардович, пока не планируется. Почему — никто вразумительно ответить не может. В том числе и сама Вера.
 — Видите ли, — несколько даже смущенно сказала она, когда я пристала уже, что называется, «с ножом к горлу». — Кеша вовсе не такой уж беспомощный, каким он мне показался вначале. Тогда, конечно, он был абсолютно одинок, заброшен — ну и все такое прочее. А после того как я его устроила на нормальную работу с нормальной зарплатой, многое изменилось. У него появились новые знакомые, его зовут в гости… А я далеко не всегда могу пойти с ним: у меня своя работа, своя компания. Кеше она, кстати, не нравится: как-то не сошелся он с моими друзьями. А главное, Ларочка его объявилась. Пока, правда, только пишет или звонит — пробует почву. Но он-то ее всегда любил… А соперничать с кем-то — не мой стиль.
 — А Пал Палыч больше вам предложения не делал? — обнаглела вконец я. — Ведь такие любовь и верность только в романах бывают.
 Вера посмотрела мне прямо в глаза и предельно искренним тоном сказала:
 — Всегда относилась к Паше только как к другу. Вот если совсем свихнусь и решу на старости лет завести своего ребенка, то отца для него лучше Паши, конечно, не найду. Да и искать не буду. Только для него главное — работа. Ну а у меня в конце концов пока есть Петенька. Да и лишена я материнского инстинкта, ну что тут поделаешь?
 Сказано было так убедительно, что не поверить было просто невозможно. Странно только, что, когда я потом дала Пал Палычу прослушать эту часть записи на диктофоне, у него заметно улучшилось настроение. Почему — не знаю. А допрашивать следователя по особо важным делам… увольте! Боязно все-таки.