--------------------------------------------- Железников Владимир Девушка в военном Владимир Карпович ЖЕЛЕЗНИКОВ Девушка в военном Рассказ В своих произведениях известный детский писатель рассказывает о жизни современных мальчишек и девчонок, о сложных жизненных ситуациях, в которые попадают герои, о том, как важно для людей взаимопонимание. Почти целая неделя прошла для меня благополучно, но в субботу я получил сразу две двойки: по русскому и по арифметике. Когда я пришёл домой, мама спросила: - Ну как, вызывали тебя сегодня? - Нет, не вызывали, - соврал я. - Последнее время меня что-то совсем не вызывают. А в воскресенье утром всё открылось. Мама влезла в мой портфель, взяла дневник и увидела двойки. - Юрий, - сказала она. - Что это значит? - Это случайно, - ответил я. - Учительница вызвала меня на последнем уроке, когда почти уже началось воскресенье... - Ты просто врун! - сердито сказала мама. А тут ещё папа ушёл к своему приятелю и долго не возвращался. А мама ждала его, и настроение у неё было совсем плохое. Я сидел в своей комнате и не знал, что мне делать. Вдруг вошла мама, одетая по-праздничному, и сказала: - Когда придёт папа, покорми его обедом. - А ты скоро вернёшься? - Не знаю. Мама ушла, а я тяжело вздохнул и достал учебник по арифметике. Но не успел я раскрыть его, как кто-то позвонил. Я думал, что пришёл наконец папа. Но на пороге стоял высокий широкоплечий незнакомый мужчина. - Здесь живёт Нина Васильевна? - спросил он. - Здесь, - ответил я. - Только мамы нет дома. - Разреши подождать? - Он протянул мне руку: - Сухов, товарищ твоей мамы. Сухов прошёл в комнату, сильно припадая на правую ногу. - Жалко, Нины нет, - сказал Сухов. - Как она выглядит? Всё такая же? Мне было непривычно, что чужой человек называл маму Ниной и спрашивал, такая же она или нет. А какая она ещё может быть? Мы помолчали. - А я ей фотокарточку привёз. Давно обещал, а привёз только сейчас. Сухов полез в карман. На фотографии стояла девушка в военном костюме: в солдатских сапогах, в гимнастёрке и юбке, но без оружия. - Старший сержант, - сказал я. - Да. Старший сержант медицинской службы. Не приходилось встречаться? - Нет. Первый раз вижу. - Вот как? - удивился Сухов. - А это, брат ты мой, не простой человек. Если бы не она, не сидеть бы мне сейчас с тобой... * * * Мы молчали уже минут десять, и я чувствовал себя неудобно. Я заметил, что взрослые всегда предлагают чаю, когда им нечего говорить. Я сказал: - Чаю не хотите? - Чаю? Нет. Лучше я тебе расскажу одну историю. Тебе полезно её знать. - Про эту девушку? - догадался я. - Да. Про эту девушку. - И Сухов начал рассказывать: - Это было на войне. Меня тяжело ранили в ногу и в живот. Когда ранят в живот, это особенно больно. Даже пошевельнуться страшно. Меня вытащили с поля боя и в автобусе повезли в госпиталь. А тут враг стал бомбить дорогу. На передней машине ранили шофёра, и все машины остановились. Когда фашистские самолёты улетели, в автобус влезла вот эта самая девушка, - Сухов показал на фотографию, - и сказала: "Товарищи, выходите из машины". Все раненые поднялись на ноги и стали выходить, помогая друг другу, торопясь, потому что где-то недалеко уже слышен был рокот возвращающихся бомбардировщиков. Один я остался лежать на нижней подвесной койке. "А вы что лежите? Вставайте сейчас же! - сказала она. - Слышите, вражеские бомбардировщики возвращаются!" "Вы что, не видите? Я тяжело ранен и не могу встать, - ответил я. Идите-ка вы сами побыстрее отсюда". И тут снова началась бомбёжка. Бомбили особыми бомбами, с сиреной. Я закрыл глаза и натянул на голову одеяло, чтобы не поранили оконные стёкла автобуса, которые от взрывов разлетались вдребезги. В конце концов взрывной волной автобус опрокинуло набок и меня чем-то тяжёлым ударило по плечу. В ту же секунду вой падающих бомб и разрывы прекратились. "Вам очень больно?" - услыхал я и открыл глаза. Передо мной на корточках сидела девушка. "Нашего шофёра убили, - сказала она. - Надо нам выбираться. Говорят, фашисты прорвали фронт. Все уже ушли пешком. Только мы остались". Она вытащила меня из машины и положила на траву. Встала и посмотрела вокруг. "Никого?" - спросил я. "Никого, - ответила она. Затем легла рядом, лицом вниз. - Теперь попробуйте повернуться на бок". Я повернулся, и меня сильно затошнило от боли в животе*. "Ложитесь снова на спину", - сказала девушка. Я повернулся, и моя спина плотно легла на её спину. Мне казалось, что она не сможет даже тронуться с места, но она медленно поползла вперёд, неся на себе меня. "Устала, - сказала она. Девушка встала и снова оглянулась". - Никого, как в пустыне". В это время из-за леса вынырнул самолёт, пролетел бреющим над нами и дал очередь. Я увидел серую струйку пыли от пуль ещё метров за десять от нас. Она прошла выше моей головы. "Бегите! - крикнул я. - Он сейчас развернётся". Самолёт снова шёл на нас. Девушка упала. Фьють, фьють, фьють просвистело снова рядом с нами. Девушка приподняла голову, но я сказал: "Не шевелитесь! Пусть думает, что он нас убил". Фашист летел прямо надо мной. Я закрыл глаза. Боялся, что он увидит, что у меня открыты глаза. Только оставил маленькую щёлочку в одном глазу. Фашист развернулся на одно крыло. Дал ещё одну очередь, снова промазал и улетел. "Улетел, - сказал я. - Мазила". Потом девушка потащила меня дальше. Когда она меня дотащила до железнодорожной станции, было уже темно. Мы ползли десять часов. * * * - Вот, брат, какие бывают девушки, - сказал Сухов. - Один раненый сфотографировал её для меня на память. И мы разъехались. Я - в тыл, она обратно на фронт. Я взял фотографию и стал смотреть. И вдруг узнал в этой девушке в военном костюме мою маму: мамины глаза, мамин нос. Только мама была не такой, как сейчас, а совсем девчонкой. - Это мама? - спросил я. - Это моя мама спасла вас? - Вот именно, - ответил Сухов. - Твоя мама. Тут вернулся папа и перебил наш разговор. - Нина! Нина! - закричал папа из прихожей. Он любил, когда мама его встречала. - Мамы нет дома, - сказал я. - А где же она? - Не знаю, ушла куда-то. - Странно, - сказал папа. - Выходит, я зря торопился. - А маму ждёт фронтовой товарищ, - сказал я. Папа прошёл в комнату. Сухов тяжело поднялся ему навстречу. Они внимательно посмотрели друг на друга и пожали руки. Сели, помолчали. - А товарищ Сухов рассказывал мне, как они с мамой были на фронте. - Да? - Папа посмотрел на Сухова. - Жалко, Нины нет. Сейчас бы обедом накормила. - Обед ерунда, - ответил Сухов. - А что Нины нет, жалко. Разговор у папы с Суховым почему-то не получался. Сухов скоро поднялся и ушёл, пообещав зайти в другой раз. * * * - Ты будешь обедать? - спросил я папу. - Мама велела обедать, она придёт не скоро. - Не буду я обедать без мамы, - рассердился папа. - Могла бы в воскресенье посидеть дома! Я повернулся и ушёл в другую комнату. Минут через десять папа пришёл ко мне. - Юрка, - голос у папы был виноватый, - как ты думаешь, куда пошла мама? - Не знаю. Оделась по-праздничному и ушла. Может быть, в театр, сказал я, - или устраиваться на работу. Она давно говорила, что ей надоело сидеть дома и ухаживать за нами. Всё равно мы этого не ценим. - Чепуха, - сказал папа. - Во-первых, в театре в это время спектаклей нет. А во-вторых, в воскресенье не устраиваются на работу. И потом, она бы меня предупредила. - А вот и не предупредила, - ответил я. После этого я взял со стола мамину фотографию, которую оставил Сухов, и стал на неё смотреть. - Так-так, по-праздничному, - грустно повторил папа. - Что у тебя за фотография? - спросил он. - Да ведь это мама! - Вот именно, мама. Это товарищ Сухов оставил. Мама его из-под бомбёжки вытащила. - Сухова? Наша мама? - Папа пожал плечами. - Но ведь он в два раза выше мамы и в три раза тяжелее. - Мне сам Сухов сказал. - И я повторил папе историю этой маминой фотографии. - Да, Юрка, замечательная у нас мама. А мы с тобой этого не ценим. - Я ценю, - сказал я. - Только иногда у меня так бывает... - Выходит, я не ценю? - спросил папа. - Нет, ты тоже ценишь, - сказал я. - Только у тебя тоже иногда бывает... Папа походил по комнатам, несколько раз открывал входную дверь и прислушивался, не возвращается ли мама. Потом он снова взял фотографию, перевернул и прочёл вслух: - "Дорогому сержанту медицинской службы в день её рождения. От однополчанина Андрея Сухова". Постой-постой, - сказал папа. - Какое сегодня число? - Двадцать первое! - Двадцать первое! День маминого рождения. Этого ещё не хватало! Папа схватился за голову. - Как же я забыл? А она, конечно, обиделась и ушла. И ты хорош - тоже забыл! - Я две двойки получил. Она со мной не разговаривает. - Хороший подарочек! Мы просто с тобой свиньи, - сказал папа. Знаешь что, сходи в магазин и купи маме торт. Но по дороге в магазин, пробегая мимо нашего сквера, я увидал маму. Она сидела на скамейке под развесистой липой и разговаривала с какой-то старухой. Я сразу догадался, что мама никуда не уходила. Она просто обиделась на папу и на меня за свой день рождения и ушла. Я прибежал домой и закричал: - Папа, я видел маму! Она сидит в нашем сквере и разговаривает с незнакомой старухой. - А ты не ошибся? - сказал папа. - Живо тащи бритву, я буду бриться. Достань мой новый костюм и вычисти ботинки. Как бы она не ушла, волновался папа. - Конечно, - ответил я. - А ты сел бриться. - Что же, по-твоему, я должен идти небритым? - Папа махнул рукой. Ничего ты не понимаешь. Я тоже взял и надел новую куртку, которую мама не разрешала мне ещё носить. - Юрка! - закричал папа. - Ты не видел, на улице цветы не продают? - Не видел, - ответил я. - Удивительно, - сказал папа, - ты никогда ничего не замечаешь. Странно получается у папы: я нашёл маму и я же ничего не замечаю. Наконец мы вышли. Папа зашагал так быстро, что мне пришлось бежать. Так мы шли до самого сквера. Но, когда папа увидел маму, он сразу замедлил шаг. - Ты знаешь, Юрка, - сказал папа, - я почему-то волнуюсь и чувствую себя виноватым. - А чего волноваться, - ответил я. - Попросим у мамы прощения, и всё. - Как у тебя всё просто. - Папа глубоко вздохнул, точно собирался поднять какую-то тяжесть, и сказал: - Ну, вперёд! Мы вошли в сквер, шагая нога в ногу. Мы подошли к нашей маме. Она подняла глаза и сказала: - Ну вот, наконец-то. Старуха, которая сидела с мамой, посмотрела на нас, и мама добавила: - Это мои мужчины.