JК
Конец Желтого Дива :: Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич
Страница: 283 из 319И они уж постарались, дай бог! Будь я такой сочинитель, как Сурат-ака, вмиг сварганил бы стихотворение про все эти чудеса. У самого выхода, слева, на стене висят портреты работников милиции, под ними подписи. Справа — тоже фотографии, но это уже, оказывается, «Аксакалы милиции».
Дехкан-бобо остановился перед портретом русоволосого майора, улыбающегося во весь рот.
— Махкамбай, посмотри-ка, не Иван ли это Козлов наш?
— Он самый, — почему-то с гордостью ответил тот.
— Помнишь, как он любил дыни?
— Еще бы! Хлебом не корми — дыню подавай!
— Ты все еще посылаешь ему свои дыни?
— Послал в прошлом году посылку. Дыни были зрелые, по дороге сгнили, потекли. Так что дошли одни семечки. Вот Иван и написал мне: «Махкам, спасибо за присланные семена. Но — увы! — как ты знаешь, на четвертом этаже не больно-то вырастишь дыни».
— Широкой души был урус, дай бог ему долгой жизни.
— Не любил он жуликов, терпеть не мог…
Оставив стариков у портрета Козлова, я перешел в отделение «Народная милиция». Шагнув за порог, я растерянно остановился. На меня со всех сторон смотрели десятки знакомых лиц: дружинники, общественные завотделами, добровольные пожарники, в общем, хорошие люди, и среди них — портрет моего любимого помощника и чудесного человека Мамаразыка-ака. Правда, на фото он получился хмурый и злой: верно, в тот момент на что-то сердился.
Дехкан-бобо остановился перед портретом русоволосого майора, улыбающегося во весь рот.
— Махкамбай, посмотри-ка, не Иван ли это Козлов наш?
— Он самый, — почему-то с гордостью ответил тот.
— Помнишь, как он любил дыни?
— Еще бы! Хлебом не корми — дыню подавай!
— Ты все еще посылаешь ему свои дыни?
— Послал в прошлом году посылку. Дыни были зрелые, по дороге сгнили, потекли. Так что дошли одни семечки. Вот Иван и написал мне: «Махкам, спасибо за присланные семена. Но — увы! — как ты знаешь, на четвертом этаже не больно-то вырастишь дыни».
— Широкой души был урус, дай бог ему долгой жизни.
— Не любил он жуликов, терпеть не мог…
Оставив стариков у портрета Козлова, я перешел в отделение «Народная милиция». Шагнув за порог, я растерянно остановился. На меня со всех сторон смотрели десятки знакомых лиц: дружинники, общественные завотделами, добровольные пожарники, в общем, хорошие люди, и среди них — портрет моего любимого помощника и чудесного человека Мамаразыка-ака. Правда, на фото он получился хмурый и злой: верно, в тот момент на что-то сердился.