Неугомонные бездельники   ::   Михасенко Геннадий

- Астра, - выдохнула Люська, все еще глядя в небо.

Прикинув так и сяк, я пророкотал:

- Рододендрон!

На меня глянули почтительно-удивленно. Томка даже перестала плести и склонила голову к плечу. Знай наших - и завлеку, и озадачу.

Славка кусал-кусал ногти и брякнул:

- Флокс.

Мы с Борькой так и повалились на спины. Этот кит, мамонт, баобаб флокс, видите ли! Ой, мама, воды!.. Мирка, ширнув Борьку локтем и прицелясь одним глазом куда-то в огороды, крикнула:

- Настурция!

- Настырция ты, а не настурция, - поправил Борька.

- Я те дам, лопушина!

А я гадал, кем же будет Томка: мальвой, бегонией, орхидеей или каким-то неведомым цветком, и не знал еще, влюбляться мне в нее при всех или нет. Игра игрой - да мы-то не игрушечные. Влюбляться, - значит, опять выказывать себя, а не влюбляться - ну как это не влюбляться, когда само влюбляется... Как будто чувствуя мои метания, Томка медлила, все плетя и плетя Люськину косу, пока, наконец, садовничиха не подхлестнула:

- Том, а ты кто?

- Никто пока. Доплету вот...

- Господи, потом доплетешь!.. Люська, да отбери ты у нее косы!

- Все равно не хочу, - упрямо сказала Томка и надулась.

- Вечно она с фокусами! - фыркнула Нинка и начала со злым подвывом: Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме... Колокольчика.

Генка ойкнул - и пошло... Сперва влюблялись робко и с раздумьями, потом поднаторели, и любовь вовсю закружилась, зазвенела на крыльце.