Датское лето   ::   Питерс Эллис

— Он убивает своим великодушием! Он мог бы лишить меня жизни или заковать в цепи — я это заслужил. Ты тоже отводишь от меня глаза? А если бы это Овейна или Хайвела захватили враги, разве ты бы не поставил принесенную им клятву выше данного слова и не нарушил его, стремясь к своему господину?

Кюхелин стремительно повернулся к Гвиону, лицо его окаменело.

— Нет! Я бы никогда не принес клятву верности тому, кто не был бы кристально честен сам и не требовал бы того же от тех, кто служит ему. Если бы я поступил, как ты, и принес бы свое бесчестие в дар Хайвелу, он бы меня вышвырнул. А вот Кадваладр, несомненно, был тобой доволен.

— Это было тяжело сделать, — сказал Гвион с торжественностью отчаяния. — Тяжелее, чем умереть.

Но Кюхелин уже вырвал руку и зашагал прочь по лагерю, который начинал просыпаться с первыми утренними лучами.

Гвион чувствовал себя изгоем среди людей Овейна, хотя они не старались его избегать. Здесь ему нечего было делать. А возможности служить своему господину у него не было. Он проходил мимо воинов Овейна, замкнутый и безмолвный, и, забравшись на утес, долго стоял, глядя на далекие дюны, где томился в плену Кадваладр.

Он видел поля, которые переходили в песчаные дюны, и деревья, разбросанные среди кустарников. Где-то там Кадваладр, возможно, закованный в цепи, ждет помощи, которую его брат отказывается предоставить.