JК
Повесть о фронтовом детстве :: Семяновский Феликс Михайлович
Страница: 22 из 130Точно!
Второй артиллерист дёрнул рукоятку. Почерневшая гильза выскочила из пушки и, дымясь, откатилась со звоном к мои ногам. Я засмотрелся на неё.
Первый артиллерист повернул ко мне гневное лицо, а четвёртый крикнул:
– Шевелись!
Я опомнился и бросился к ящику. Когда я стоял возле пушки и ничего не делал, было немного страшно: ждёшь выстрела и обязательно вздрогнешь. А сейчас не до страха – только успевай подавать снаряды. Я был весь в поту. Если бы пальто сбросить… Но даже расстегнуть не успеешь.
– Четыре снаряда, беглым – огонь! – скомандовал старшина.
Догоняя друг друга, снаряды, как молнии, понеслись к немецкой высоте.
Старшина посмотрел долгим взглядом в бинокль и хрипло протянул:
– От-бо-ой!
Артиллеристы, кто где стоял, опустились на землю. Они тяжело дышали, вытирали лица грязными платками, жадно закуривали.
– Шабаш, – тихо сказал мне четвёртый артиллерист и закрыл глаза.
У меня в ушах стояли шум и звон. Ломило спину, гудели руки и ноги. Я облизывал шершавые губы, дышал всей грудью и не мог надышаться. Неужели стало тихо? Старшина устало сидел на земле, курил, и тишина не исчезала.
А дядя Вася? Как я забыл о нём? Где он?
3. ВОТ ТАК ЛАПШИЧКА!
Дядя Вася был там, где я его оставил. Когда я подбежал, он повернулся ко мне:
– Тебя где носило?
– Помогал. Артиллеристам. Мы по немцам стреляли.
Но лицо дяди Васи оставалось недовольным, и я сказал:
– Вы разрешили.
Второй артиллерист дёрнул рукоятку. Почерневшая гильза выскочила из пушки и, дымясь, откатилась со звоном к мои ногам. Я засмотрелся на неё.
Первый артиллерист повернул ко мне гневное лицо, а четвёртый крикнул:
– Шевелись!
Я опомнился и бросился к ящику. Когда я стоял возле пушки и ничего не делал, было немного страшно: ждёшь выстрела и обязательно вздрогнешь. А сейчас не до страха – только успевай подавать снаряды. Я был весь в поту. Если бы пальто сбросить… Но даже расстегнуть не успеешь.
– Четыре снаряда, беглым – огонь! – скомандовал старшина.
Догоняя друг друга, снаряды, как молнии, понеслись к немецкой высоте.
Старшина посмотрел долгим взглядом в бинокль и хрипло протянул:
– От-бо-ой!
Артиллеристы, кто где стоял, опустились на землю. Они тяжело дышали, вытирали лица грязными платками, жадно закуривали.
– Шабаш, – тихо сказал мне четвёртый артиллерист и закрыл глаза.
У меня в ушах стояли шум и звон. Ломило спину, гудели руки и ноги. Я облизывал шершавые губы, дышал всей грудью и не мог надышаться. Неужели стало тихо? Старшина устало сидел на земле, курил, и тишина не исчезала.
А дядя Вася? Как я забыл о нём? Где он?
3. ВОТ ТАК ЛАПШИЧКА!
Дядя Вася был там, где я его оставил. Когда я подбежал, он повернулся ко мне:
– Тебя где носило?
– Помогал. Артиллеристам. Мы по немцам стреляли.
Но лицо дяди Васи оставалось недовольным, и я сказал:
– Вы разрешили.