Обрученные с идеей (О повести Как закалялась сталь Николая Островского)   ::   Аннинский Лев

Тело мешком свалилось в проход..."

"Разлетелись, как гнилые арбузы, две петлюровских головы..." "У стены, извиваясь червяком, агонизировал большеголовый". Тут и смерти-то нет конца жизни нет, а есть просто превращение материи из движущейся в неподвижную.

Но есть другая смерть, она описывается как бы обратным приемом. Вот поразительное место из рассказа о жизни шепетовских комсомольцев.

" - Три дня повешенных не снимали. У виселицы день и ночь стоял патруль... На четвертый день оторвался товарищ Тобольдин, самый тяжелый, и тогда сняли остальных и зарыли тут же"...

Вот! В одном случае убивают слепое, уже заранее мертвое тело, в другом же - где уж три дня, как действительно мертвое тело качается на виселице, - Островский оживляет его властным и прямым словом: "товарищ". Он зовет мертвого. В этом своеволии - стальная логика. Есть что-то, что выше жизни и смерти. Жизнь и смерть сближены, перемешаны в образной структуре повести для того, чтобы воля могла прорубать в этом смешавшемся мире свою властную грань.

Теперь, возвращаясь к стихии речи, к "тяжелым словам" как решающему элементу повести Островского, мы понимаем, что это отнюдь не элемент орнамента: в словах, гул которых разносится во все концы повести, заключен всесокрушающий, всесильный смысл. Когда Гришутка Хороводько просит Корчагина: "Ты скажи нам речь обязательно, а то как же? Без речи не подходит..." - то мы чувствуем: это не причуда Гришутки. Когда читаем: "Корчагин получил назначение...