Обрученные с идеей (О повести Как закалялась сталь Николая Островского)   ::   Аннинский Лев

Сам сейчас приезжай с секретарем райкомитета па совещание. Вопрос с дровами хуже, чем мы думали. Приедешь - поговорим", - треть этой деловой, обычной фразы состоит из терминов революционной эпохи, понятных лишь в атмосфере эпохи. Не дрова - "вопрос с дровами"! Не Дубава - "вопрос о Дубаве". Не хамство Файло - "вопросы быта", которые "заслонили разбираемое дело". Оно стало "сигналом"...

У П. Палиевского есть интересная мысль о том, что "метельный стиль" ХХ века, втянув в орбиту литературы все богатство стихийных, интеллектуальных, политических движений времени и дав писателю невиданную ранее возможность участвовать в прямой, "газетной" борьбе за умы, - принес с собой также и противоядье от этой властной стихии - непременную иронию. Никогда остроумие не становилось столь обязательным признаком художественного текста, как у писателей ХХ века. Ирония - спасение от "чистой мысли", "чистого материала", "чистого документа", пущенных в художественную ткань. Между раскавыченной цитатой, включенной в текст, и автором - чуть заметный просвет: едва уловимая ирония делает этот ссылочный элемент частью характерной речи - частью орнамента, обозреваемого как бы извне.

Проза Островского бывает веселой и радостной, ликующей или насмешливой. Но она нигде не бывает иронической. Не извне, а только изнутри слышит он цепь речей, перекатывающуюся из уст в уста. Мы помним усмешку, просвет между автором и миром вещей: "городишка", "ручонка" "ветерок".