JК
Досье ОДЕССА :: Форсайт Фредерик
Страница: 92 из 327На снимке отец был в форме капитана вермахта, улыбался доброжелательно и чуть печально. Таким его Миллер и помнил. Отец сфотографировался перед отъездом на фронт из последнего отпуска.
Петер на всю жизнь запомнил, как он водил его, пятилетнего мальчишку, в зоопарк, рассказывал обо всех его обитателях, терпеливо читал таблички перед клетками, старался ответить на бесчисленные вопросы сына.
Помнил Петер, как в сороковом отца взяли в армию: мать плакала, а он думал, почему женщины такие глупые – ревут по такому замечательному поводу, как иметь мужей в форме. Помнил он и холодный день сорок четвертого, когда какой-то офицер пришел и сообщил матери, что ее муж «пал смертью героя на Восточном фронте».
– К тому же, – продолжала мать, – эти ужасные разоблачения больше никому не нужны. И жуткие суды, что никак не прекратятся... и грязь, которую на них разгребают. Знай: даже если ты разыщешь его, спасибо тебе не скажут. Наоборот, на тебя начнут показывать пальцем. Словом, никто больше не хочет судов. Теперь уже слишком поздно. Брось свою затею, Петер. Ради меня.
А Петеру врезалась в память обведенная траурной каймой колонка имен в газете. Она всегда была одной длины, но в тот октябрьский день казалась нескончаемой, потому что где-то в середине была и такая строка: «Погиб за фюрера и отечество. Миллер Эрвин. 11 октября в Остляндии».
И все. Ничего больше. Ни причины гибели, ни точного ее места.
Петер на всю жизнь запомнил, как он водил его, пятилетнего мальчишку, в зоопарк, рассказывал обо всех его обитателях, терпеливо читал таблички перед клетками, старался ответить на бесчисленные вопросы сына.
Помнил Петер, как в сороковом отца взяли в армию: мать плакала, а он думал, почему женщины такие глупые – ревут по такому замечательному поводу, как иметь мужей в форме. Помнил он и холодный день сорок четвертого, когда какой-то офицер пришел и сообщил матери, что ее муж «пал смертью героя на Восточном фронте».
– К тому же, – продолжала мать, – эти ужасные разоблачения больше никому не нужны. И жуткие суды, что никак не прекратятся... и грязь, которую на них разгребают. Знай: даже если ты разыщешь его, спасибо тебе не скажут. Наоборот, на тебя начнут показывать пальцем. Словом, никто больше не хочет судов. Теперь уже слишком поздно. Брось свою затею, Петер. Ради меня.
А Петеру врезалась в память обведенная траурной каймой колонка имен в газете. Она всегда была одной длины, но в тот октябрьский день казалась нескончаемой, потому что где-то в середине была и такая строка: «Погиб за фюрера и отечество. Миллер Эрвин. 11 октября в Остляндии».
И все. Ничего больше. Ни причины гибели, ни точного ее места.