Русские плюс   ::   Аннинский Лев

Я умру, но то, что меня создало, создаст другого меня,- вечная признательность великомуяпонцу Акутагаве за эти слова.

Так пессимист я или оптимист?

Фаталист. Этого достаточно.

- Недавно я беседовал с Иосифом Кобзоном. Песня занимает важное место в духовной жизни общества, правда? Но нет ли такой закономерности: чем высокоорганизованнее общество, тем меньше в нем поют?

- Чем "высокоорганизованнее" общество, тем больше в нем автономных отсеков, где каждый имеет возможность петь свою песенку и дудеть в свою дуду. Само пение заложено в природу человека, как стон боли или визг радости. Так что поют сегодня, я думаю, столько же, сколько всегда. Хотя слушают не так, как вчера: не тех, не там и не потому.

Возьмем XIX век, предреволюционный. В дворянском имении поют романсы, в деревне - тягучие страдания либо бешеные частушки, в заводе или на фабрике - песни разбойные, в полку - строевые, воинские. Самое интересное когда эти отсеки начинают сообщаться, а певцы - перекликаться, то есть когда разбойные песни начинают петь в салонах, а салонные романсы - с издевкой - в трактире при фабрике. Значит, старая песенка спета. Жди бунта и революции.

Возьмем век победоносного социализма. В динамиках гремит "советская песня" (рожденная, между прочим, от местечкового мажорного распева, что Иосиф Кобзон, конечно, хорошо знает). Русский минорный зауныв загнан на этнографические задворки, сослан на подмостки худсамодеятельности.