Статьи, эссе   ::   Цветаева Марина

За двадцать лет в пастернаковской книге пролилось больше ливней, чем за двести лет, разлилось больше рек, чем в долине Миссури, родилось больше месяцев, чем за все время существования Персии, и расцвело больше деревьев, чем в Эдеме…

Последнее слово прямо приводит нас к Творцу из Эдема, и самого Пастернака.

Ты спросишь, кто велит,

Чтоб август был велик,

Кому ничто не мелко,

Кто погружен в отделку

Кленового листа

И с дней Экклезиаста

Не покидал поста

За резкой алебастра.

Ты спросишь, кто велит,

Чтоб август был велик,

Чтоб губы астр и далий,

Осенние, страдали?

Чтоб мелкий лист ракит

С седых кариатид

Слетал на седость плит

Осенних госпиталей?

Ты спросишь — кто велит?

Всесильный Бог деталей,

Всесильный Бог любви,

Ягайлов и Ядвиг.

Так Пастернак отвечает на вопрос: Бог.

V



Но будем честными. Постараемся объяснить следующее: Да, природа. Погода. А «Лейтенант Шмидт»? А весь «Потемкин»? А весь «Девятьсот пятый год»? Стихи с явной темой, притом чисто гражданской. А все страдания России? А все радование новому миру? А все революционные и социалистические признания, наконец?

Нельзя представить себе человека, знакомого с бурей в природе и никак не откликнувшегося на нее в жизни. (А тем более спрятавшегося от нее под подушку!) Поскольку революция есть стихия, Пастернак откликнулся на нее сразу. Но как откликнулся? В этом все дело.

Но моросило, и топчась

Шли пыльным рынком тучи,

Как рекруты, за хутор, поутру.