JК
Вахтангов :: Херсонский Хрисанф Николаевич
Страница: 96 из 422И еще важно, что она гораздо богаче сухой логики и сохраняет актеру самое драгоценное — непосредственность, легкость, живость и жизненность чувств и поведения на сцене.
В эту пору Вахтангов еще не ставит перед собой вопроса: правильно ли делают Станиславский и Сулержицкий, что изощренно развитую ими технику артиста, весь созданный ими арсенал приемов игры обращают на попытку разрешить, может быть, неразрешимую, потому что не совсем правильно поставленную, задачу? Можно ли вообще преодолеть «неестественное» состояние, которое непременно испытывает артист, когда выступает на сцене, ярко освещенный огнями рампы, перед публикой?
В эту пору он не сомневался в том, что нужно во что бы то ни стало беспощадно подавлять в себе и изгонять эту «неестественность».
Житейскую точку зрения на то, что естественно в обыденной жизни, он непосредственно переносит в искусство…
Перед ним еще не встает вопрос: не правильнее ли посмотреть на противоречивое состояние актера на сцене как на состояние для художника совершенно естественное, органичное? И не следует ли поэтому не столько изгонять актерские противоречия (что и невозможно), сколько в самих этих противоречиях найти то органическое и плодотворное единство, ту движущую силу, заложенную в единстве противоположностей, благодаря которой, собственно, и рождаются произведения искусства?
Ему кажется, что он уже знает, что такое жить на сцене по правде самой жизни.
В эту пору Вахтангов еще не ставит перед собой вопроса: правильно ли делают Станиславский и Сулержицкий, что изощренно развитую ими технику артиста, весь созданный ими арсенал приемов игры обращают на попытку разрешить, может быть, неразрешимую, потому что не совсем правильно поставленную, задачу? Можно ли вообще преодолеть «неестественное» состояние, которое непременно испытывает артист, когда выступает на сцене, ярко освещенный огнями рампы, перед публикой?
В эту пору он не сомневался в том, что нужно во что бы то ни стало беспощадно подавлять в себе и изгонять эту «неестественность».
Житейскую точку зрения на то, что естественно в обыденной жизни, он непосредственно переносит в искусство…
Перед ним еще не встает вопрос: не правильнее ли посмотреть на противоречивое состояние актера на сцене как на состояние для художника совершенно естественное, органичное? И не следует ли поэтому не столько изгонять актерские противоречия (что и невозможно), сколько в самих этих противоречиях найти то органическое и плодотворное единство, ту движущую силу, заложенную в единстве противоположностей, благодаря которой, собственно, и рождаются произведения искусства?
Ему кажется, что он уже знает, что такое жить на сцене по правде самой жизни.