JК
БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН :: Гиршгорн Вениамин
Страница: 125 из 185За щитами вееров больше вздохов, нежели злословия.
Александр – князь – долго не знал, как начать, неловко топтался и перебирал бумаги, наконец, как лодку от берега, оттолкнул выпиравшие из горла слова. Владычин обещал посетить прощальный бал. Наташа машинально двигалась в экосезе и часто убегала пудриться.
Александр – поэт – пришел и уселся на краю постели. Роман открыл глаза. Пушкин молчал, был мрачен.
Роман потянулся рукой к курчавой голове поэта.
Юноша вскочил. Короткий поцелуй, жаркое «прощай», быстрая фигура мелькнула в дверях, замерла на мгновение и скрылась.
Роман заметил небольшой бумажный сверток, брошенный на одеяле, развернул его, начал читать, и глаза, спокойно глядевшие на Ватерлоо, внезапно капитулировали перед строфами Пушкина…
Палуба стройного корвета. Скрип блоков и хлопанье парусов. Серая гладь Балтики.
* * *
Май 1819 года.
28
– Ты знаешь, Сергеич, что смирение и кротость – высшее правило для помазанников божьих… Аракчеев намедни опять ко мне приходил, заставлял… А знаешь что? – Александр наклоняется к уху дрожащего от страха Сергеича; камердинер пятится, трясясь, а царь холодными пальцами теребит плечо напуганного старика.
– Павел – отец мой, пучит глаза на меня, а Алешка Аракчеев все с советом: ваше, говорит, величество!..
Сергеич с криком отскакивает… и – бух в ноги.
– Увольте, государь, от этаких ужастев!..
Александр – князь – долго не знал, как начать, неловко топтался и перебирал бумаги, наконец, как лодку от берега, оттолкнул выпиравшие из горла слова. Владычин обещал посетить прощальный бал. Наташа машинально двигалась в экосезе и часто убегала пудриться.
Александр – поэт – пришел и уселся на краю постели. Роман открыл глаза. Пушкин молчал, был мрачен.
Роман потянулся рукой к курчавой голове поэта.
Юноша вскочил. Короткий поцелуй, жаркое «прощай», быстрая фигура мелькнула в дверях, замерла на мгновение и скрылась.
Роман заметил небольшой бумажный сверток, брошенный на одеяле, развернул его, начал читать, и глаза, спокойно глядевшие на Ватерлоо, внезапно капитулировали перед строфами Пушкина…
Палуба стройного корвета. Скрип блоков и хлопанье парусов. Серая гладь Балтики.
* * *
Май 1819 года.
28
– Ты знаешь, Сергеич, что смирение и кротость – высшее правило для помазанников божьих… Аракчеев намедни опять ко мне приходил, заставлял… А знаешь что? – Александр наклоняется к уху дрожащего от страха Сергеича; камердинер пятится, трясясь, а царь холодными пальцами теребит плечо напуганного старика.
– Павел – отец мой, пучит глаза на меня, а Алешка Аракчеев все с советом: ваше, говорит, величество!..
Сергеич с криком отскакивает… и – бух в ноги.
– Увольте, государь, от этаких ужастев!..