Исповедь монаха   ::   Питерс Эллис

Широко раскрытыми глазами она смотрела перед собой в будущее, которое вдруг заволоклось пеленой неведения: что-то готовит ей эта ночь — смятение всех чувств, уныние, а может, беду? Ей достало сил добровольно принести себя в жертву, но к тому, что надвигалось на нее сейчас, она оказалась не готова. И хотя она ничем себя не выдала и ни одна жилка не дрогнула у нее на лице, в нем не осталось и следа недавней спокойной уверенности, на смену решимости пришла растерянность, а покорность обернулась отчаянием. Она вступила на поле брани с верой, что ей хватит сил достойно принять бой, неважно какую цену придется за это заплатить, и вдруг обнаружила, что земля у нее под ногами задрожала и разверзлась и более она своей судьбе не хозяйка. Ее лицо — живое воплощение разбитой вдребезги решимости, такое беззащитное и потерянное — было последнее, что успел заметить Кадфаэль и что унес он с собой в ночь и мороз.

Сенред поглубже надвинул капюшон плаща, чтобы укрыть лицо от ветра и, выйдя за ворота манора, свернул на какую-то незнакомую Кадфаэлю тропу. Они с Хэлвином попали сюда с главного тракта, привлеченные светом факела в усадьбе, а эта тропа уходила под углом назад и соединялась с дорогой, пролегавшей намного ближе к Элфорду, таким образом путь сокращался на полмили, не меньше. Ночную тьму рассеивал тусклый полусвет — частью от звезд на небе, частью от тонкого снежного покрова на земле, поэтому шли они, вытянувшись гуськом, довольно быстро. Местность здесь была открытая, поначалу вовсе без деревьев, а затем вдоль обочины стали появляться перелески и заросли кустарника. Кругом не было слышно ни звука — только их собственные шаги и дыхание, да еще слабое посвистывание ветра в кустах.