Исповедь монаха   ::   Питерс Эллис

Седина почти не коснулась тяжелых темных волос. Косы, уложенные кольцами в прическу, с двух сторон красиво обрамляли голову. Тонкие черты властного лица сохраняли прежнее благородство, хотя кожа давно потеряла свежесть и несла следы неизбежного увядания, стройность обратилась в сухощавость, а грациозная плавность линий сменилась угловатостью. Ее возраст выдавали набрякшие жилы на маленьких и все еще изящных руках и заметно постаревшая кожа на шее. Но в аристократическом овале ее лица, твердо изогнутых губах и больших выразительных глазах Кадфаэль разглядел признаки былой красоты. Впрочем, нет — почему былой? — Аделаис и сейчас поражала своей красотой.

— Подойди ближе! — приказала она Хэлвину. Когда он остановился перед ней, освещенный холодным тусклым светом ненастного дня, она сказала: — Это действительно ты. Подумать только! Что с тобой сталось?

У нее был глубокий, низкий голос, который звучал сейчас спокойно и властно — нельзя было заметить и следа первоначальной растерянности и смятения. Смотрела она на него скорее равнодушно, чем неприязненно или сочувственно, да, именно так, с видом полнейшего безразличия, а если и задавала вопросы, то только из вежливости.

— Я упал с крыши. Никто не виноват, лишь я сам. Милосердный господь даровал мне жизнь, хотя, судя по всему, я должен был умереть. В предсмертной исповеди я покаялся перед богом в своих грехах и аббат отпустил их, а теперь я пришел к тебе в надежде, что ты тоже простишь меня.