Добронега   ::   Романовский Владимир Дмитриевич

Но где мое богатство? Где состояние?

— Сам виноват, — заметил конунг.

— В чем? В том, что я не старший сын своего отца?

— Безобразил много. Вот отец и лишил тебя твоей доли.

— А ты что же? Я в этом хлеву верчусь с измальства, Ингегерд за косички дергал, нос ей вытирал. У тебя на побегушках состоял. Где мое состояние?

— Что ж ты мне прикажешь — половину Швеции тебе отдать, что ли?

— Нет, но денег каких-нибудь можно было управиться выдать.

— Денег у меня у самого нет. А то, что она, невеста твоя, предпочла грека этого самого — так ей сердце велело.

— Ингегерд сердце велит предпочесть норвежца.

— Не бывать этому! — крикнул конунг, снова багровея. — Не бывать!

Он налил себе пива из огромного глиняного кувшина, пригубил, и тут же выплюнул на досчатый пол. Пиво оказалось теплое. Вообще март в этом году смахивал на май. Теплынь. Конунгу это не нравилось. Ему вообще не нравилась непредсказуемость северной погоды, и одной из причин его крещения, пусть не главной, была возможность попросить Того, Кто Все Это Создал, чтобы с погодой стало как-нибудь… ну… спокойнее, что ли. Чтобы не было в мае неожиданных снегопадов, а в феврале почти жарких дней, когда дурацкие растения вдруг просыпаются и распускаются почками и цветами, а потом их хрясть морозом, и после этого они все лето стоят, как пьяница горький, которому по роже залепили и к стенке прислонили для равновесия.