Георгес или Одевятнадцативековивание   ::   Покровский Владимир

Коммунисты! Тьфу!

Манолис был предельно возбужден. Я отодвинул от него верин стакан и сказал успокаивающе:

- Ну и что здесь такого плохого? Я в том смысле, что ничего такого вообще нет и Георгес тут ни при чем. Наверняка объяснение есть конкретное... какой-нибудь типографский трудящийся - ведь сейчас такое печатают, что и не захочешь, а сбрендишь.

- А я вот хочу, а не получается, - многообещающе вставила Тамарочка.

Но, повторюсь, меня так просто не собьешь. Я продолжал, как бы не слыша (глядя только):

- Но даже если и так, даже если все идет к этому самому... ммм...

- Одевятнадцативековиванию, - с потрясающе четкой дикцией подсказал Манолис, - вековивавуви.

- Ага, подтвердил я. - Точно. К нему самому.

И замолчал.

Он меня сразил этим своим "одевятнадцативековиванием". Он глядел гордо как победитель. Он ждал оваций. Тамарочка поморщилась, а Вера на секунду перестала ненавидеть пространство.

- К нему самому, - осторожно повторил я. - А, да! Ну вот хорошо...

- Хорошо, - с угрозой подтвердил Манолис.

- Вот хорошо, - продолжал я. - Все к этому самому катится. Ну. И что здесь дурного.

- Дурнаго? - негодующе взвыл Манолис. - Дурнаго? Ты сказал, что здесь дурнаго?

- Дурнаго здесь мнаго, - томно встряла Тамарочка. - Я, например, назад не хочу. Хочу, чтобы как в Америке, чтобы в кайф!

Тут и Вера вздумала посоревноваться с Тамарочкой в искусстве стихосложения.