Красное колесо. Узел III Март Семнадцатого - 2   ::   Солженицын Александр Исаевич

И Накапкин нетерпёжный, от молодой жены оторватый, сам-то ещё мальчик розовый, как просит у старших:

– Мужички, а ведь будет замиренье?

И не сразу, через молк, Завихляев ему отпустит как из бочки бородяной:

– Бу-у-дя. Теперь – будя.

И чем боле Сенька думает – тем душистей ему запах луговой, тем живей и возвратней – родная Каменка. И так это во теми перед глазами раскрытыми взыграет – как будто уже и дома. Ведь – заложил он Катёне с осени третьего, стыдливо в письме помянула: середь лета ждёт, месяцок за Петров День – значит к Пантелеймону.

В саму страду – и рожать, ну!

Однако и не мыслил и не бредил Арсений прежде того времени её повидать, ещё когда, когда! А теперя – если замирение, да по домам распустят? Ещё брюхатенькую её застать, сладость-то какая – на живот ей руки класть и слушать, как ножкой в стенку постукивает.

Те двое – без него родились. Этого бы – при нём!

Разживилось, ах, разживилось, распёрлось чувство домашнее, – да как же близко вдруг руками объять – и Катёну, и Савоську с Проськой, и работу отцову.

Соображал Сенька: а какой порядок дел у бати сейчас в хозяйстве? чего сейчас ему первей всего делать надо?

Воротиться бы – да зажить на своей земле. Да ещё добрать бы землицы – от Вышеславцевых, али от Давыдова. Простору бы!

Чу! Идёт кто-то. Так закружился Арсений, что не сразу опять в землянке себя узнал. А – идут по земляным ступенькам вниз.