Мальвиль   ::   Мерль Робер

— Я тебя не сужу, — сказал Пейсу. — На твоем месте я поступил бы также.

— Ну вот, — сказал я. — Ты покаялся. И я тоже.

Я не сказал ему, что он не замедлит оказаться, как он выражается, «на моем месте». При этой мысли я почувствовал ревность. Ну что ж, буду ревновать, ничего не поделаешь, и, как Тома, обуздаю свою ревность. Если мы, мальвильцы, хотим жить в согласии, придется нам рано или поздно победить в себе чувство собственности.

— А знаешь, — сказал Пейсу, — насчет тебя и Кати я даже не думал, я считал, у тебя только Эвелина.

И так как я молчал, он продолжал:

— Ты пойми. Я ничего плохого в мыслях не держу.

— И правильно делаешь.

— По-моему, — сказал Пейсу, — ты с ней тетешкаешься, вроде как отец с дочкой.

— И этого нет, — сухо отозвался я.

Пейсу умолк. Человек по-настоящему деликатный, он был напуган тем, что отважился вступить на такую скользкую почву. Я взял его под руку, и он тотчас ее напружил, чтобы я мог почувствовать его мощные бицепсы. Славный мой Пейсу! Эта привычка осталась у него еще со времени Братства.

— Пошли, — сказал я. — Нас, наверно, заждались.

Я знаю, Пейсу предпочел бы, чтобы грехи были ему отпущены по всей форме. Но я старательно этого избегаю. Каждый раз, когда, к примеру, Мену требует от меня отпущения грехов, мне становится не по себе. Но об этом я уже говорил.

Со стола убрали посуду, смахнули крошки и вытерли его досуха. Темное ореховое дерево блестело.