Огонь в ночи   ::   Парнов Еремей

Я постоянно возвращаюсь к тривиальной истине, что, если фантастика и является зеркалом общества, то зеркалом вогнутым, параболическим, причудливо искажающим пропорции, смещающим тени, смазывающим полутона.

В таком именно телескопическом рефракторе и увидел, наверное, окружающую действительность Саймак, когда работал над романом "Кольцо вокруг Солнца". Милая, древняя, как само человечество, игрушка стала для героев созданного им отраженного мира путеводной звездой, нитью Ариадны в кошмарном лабиринте, лоцманом в иную действительность, лазейкой в пространство, неощутимо сосуществующее в несколько сдвинутом временном континууме. Волчок, магнетизирующий прихотливым бегом разноцветных спиралей (в моем детстве его называли юлой), стал своего рода аналогом "волшебной двери", соединившей Нью-Йорк со стоянкой истребленного ныне индейского племени, двойником знаменитой "калитки в стене". Впрочем, не только это. Полет спиралей к невидимой точке требовал от очередного беглеца примерно такой же психологической настроенности, какой путем сосредоточения достигали герои Дж. Финнея ("Меж двух времен"), одержимые ностальгией по прошлому, казавшемуся куда^ более спокойным и надежным. Однако произведение К. Саймака имеет весьма существенное, обусловленное всем комплексом затронутых выше проблем отличие. "Я стал молиться, чтобы все люди исчезли из города, - писал в шестидесятые годы Дж. Сэллинджер, художник поразительной чуткости и душевной чистоты, - чтобы мне было подарено полное одиночество, да, одиночество. В Нью-Йорке это единственная мольба, которую не кладут под сукно и в небесных канцеляриях не задерживают.