JК
Ржавое зарево :: Чешко Федор
Страница: 325 из 518Причем слова для своих объяснений Жежень выбирал очень тщательно — самые гадкие, какие только мог вспомнить.
Мечник сперва делал вид, будто не обращает внимания, а сам исподтишка поглядывал на Векшу: именно ей бы, по Кудеславову разумению, следовало оборвать эту щенячью брехню. Ей или волхву. Не самому же воину-ратоборцу затыкать рот беспомощного квелого дурня?!
Векша молчала, только громко и злобно сопела. Корочун тоже сопел, но не от злости, а от натуги. Жежень ругался. Мысь поддакивала. Чарусины, волочившиеся вслед за гостями, сдержанно гомонили, а кое-кто из них тихонечко похихикивал. И чувствовалось, что «тихонечко» — это пока.
В конце концов Мечник не выдержал.
— Слышь, маленький! Терпенье-то у меня железное, но и железо, бывает, гнется-ломается! — Вятич говорил негромко и очень спокойно, однако парню будто бы с маху заткнули рот.
Смешки за Мечниковой спиной тоже мгновенно стихли: присные златокузнеца впервые видели, как вошедшего в раж Жеженя окорачивают всего лишь несколькими словами.
Зато вскинулась было Мысь, но ее осадили Векша и Корочун — одновременно, однако по-разному: старик затрещиной (при этом он едва не упустил свою ношу), а вятичиха презрительным «Цыть!». Возможно, она бы этим не ограничилась, но волхв тут же рявкнул:
— Цыть обе!
…Чаруса отнюдь не маялся тягостным хмельным беспробудьем.
Чаруса восседал за столом на красном месте — спиною к весело потрескивающему очагу.
Мечник сперва делал вид, будто не обращает внимания, а сам исподтишка поглядывал на Векшу: именно ей бы, по Кудеславову разумению, следовало оборвать эту щенячью брехню. Ей или волхву. Не самому же воину-ратоборцу затыкать рот беспомощного квелого дурня?!
Векша молчала, только громко и злобно сопела. Корочун тоже сопел, но не от злости, а от натуги. Жежень ругался. Мысь поддакивала. Чарусины, волочившиеся вслед за гостями, сдержанно гомонили, а кое-кто из них тихонечко похихикивал. И чувствовалось, что «тихонечко» — это пока.
В конце концов Мечник не выдержал.
— Слышь, маленький! Терпенье-то у меня железное, но и железо, бывает, гнется-ломается! — Вятич говорил негромко и очень спокойно, однако парню будто бы с маху заткнули рот.
Смешки за Мечниковой спиной тоже мгновенно стихли: присные златокузнеца впервые видели, как вошедшего в раж Жеженя окорачивают всего лишь несколькими словами.
Зато вскинулась было Мысь, но ее осадили Векша и Корочун — одновременно, однако по-разному: старик затрещиной (при этом он едва не упустил свою ношу), а вятичиха презрительным «Цыть!». Возможно, она бы этим не ограничилась, но волхв тут же рявкнул:
— Цыть обе!
…Чаруса отнюдь не маялся тягостным хмельным беспробудьем.
Чаруса восседал за столом на красном месте — спиною к весело потрескивающему очагу.