Самый далёкий берег   ::   Бушков Александр Александрович

А то и того похлеще: даже не Кацуридзе вы, а совсем даже Мыкола Панасович Кацуба, классический хохол из казачьих областей, отсюда и чернявость в волосе, и горбоносость в носе, и все прочее…

— Между прочим, я обрезанный, — сказал Кац с некоторой обидой. — Не хотелось бы устраивать демонстрацию на публике, но коли уж вы так настаиваете, Антоша, можете иметь сомнительное удовольствие в этом убедиться, проследовав за мной в уединенное место.

— Тоже мне, доказательство! — громко фыркнул Стрекалов. — При нынешних-то достижениях хирургии! Не-ет, вы мне этим в нос не тычьте… Ни в прямом, ни в переносном смысле. Дайте скальпель, литр спирта и огурчик — и я таких, с позволения сказать, иудеев из всего здешнего персонала настряпаю. Если только догнать удастся… Нет уж, голуба вы моя, Кацуридзе вы этакий, Мыкола Луарсабович, вы мне изложите что-нибудь такое еврейское, такое… Особо сложное, ветхозаветное и специфическое…

— Интересно, как вы таковое опознаете? — пожал плечами Кац. — Как отличите от придуманной на ходу брехни?

— Ну… Внутренним чутьем.

— Не получится, — с сожалением сказал Кац. — Я, знаете ли, из так называемых ассимилянтов, в традициях и специфике слаб…

— Вот я и говорю: подстава, маска, ряженый…

— А зачем?

— А черт его знает, — сказал Стрекалов, явственно пошатываясь в сидячем положении. — Здесь все не то, чем кажется.