Слепой боец   ::   Горишняя Юлия

Смеялась женщина с влажными губами, ее смех сливался с лаем крошечного кудрявого зверька у нее на коленях.

Толпа, загалдевшая вокруг, не понравилась Гэвину меньше, чем ощущение отсутствия привычной тяжести на бедре.

По грязной, как деготь, мостовой шел оборванец в струпьях, жонглируя тремя обнаженными мечами, и один из них был его, Гэвина, меч.

В лесных сумерках, как туман над рекой поутру, светился единорог. Гаруга локтя в два высотой, неуклюжий, как детеныш (отвратительное создание, четвероногое, черномехое и косолапое, как медведь), подкатился ему под живот; единорожиха не оттолкнула его, а, повернув голову, с неясностью смотрела, как он сосет.

«Здесь тоже нет „Дубового Борта" — подумал Гэвин. — Здесь же нигде нет „Дубового Борта"!»

— «Дубовый Борт»! — заорал он, как будто бы его «змея» была коровой и могла отозваться.

— Би-ри-ги-ли-ит! — свистнуло что-то с птичьей головой и нептичьим телом, мелькнув над Гэвином; его когти ударились о запястье, и тотчас куст бересклета закачался за ним и за сдернутым «лучным браслетом» у него в нептичьих лапах. — На твой пояс — сыграем, солдат? Славная игра, честные фишки!

Слова — на «языке корабельщиков».

— У меня единственные честные фишки в городе? Не веришь — проверь, а, солдат?

Гэвин не расстегивал пояс — но тот уже лежал среди денег на столе.

— Где «Дубовый Борт»?! — сказал Гэвин тоже на «языке корабельщиков».