JК
Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу :: Смирнов Леонид Эллиевич
Страница: 29 из 574Будет рожать ему детей, стирать носки, варить окуневую уху да похлебку из свиных потрошков, ведь ничего лучше на ссыльное пособие не купишь.
Она разочаровалась во мне. Она обиделась. Она ушла домой. Ушла одна. Я предложил проводить, но без особого интереса – приличия ради; она сразу почувствовала и отказалась. Если б я знал, чем этот вечер кончится…
Среди ночи зазвонил телефон в родительской спальне. Тревожный, дребезжащий звук разнесся по дому – пронзительная трель разбудила всех. Был третий час – самая темень. Отец снял трубку. Тоже проснувшись, я вскочил с постели, прокрался босиком по коридору к двери родительской спальни, опустился на корточки, прижав ухо к замочной скважине. Шестое чувство подсказало: это по мою душу.
Из детской доносились голоса, но, даст бог, пронесет. Застань меня сейчас здесь – от позору хоть вешайся.
– О господи! – сказал отец, и у меня мурашки побежали по спине. Голос отца было не узнать.
Я сразу подумал о Миле. Бог знает отчего. Может, вину свою чувствовал или ее пророчество задело за живое?
– Что там? – послышался встревоженный голос матери.
– Сейчас его позову, – глухо сказал в трубку отец, не отвечая жене.
– Я тут! – закричал я из-за двери, и голос сорвался, дал петуха. – Я войду?
– Входи.
Родители сидели на постели, укрытые одеялом до пояса. На матери была ночная рубашка, отец спал без одежды. Его мускулистый, в шрамах, торс кое-где покрывали черные с проседью волосы.
Она разочаровалась во мне. Она обиделась. Она ушла домой. Ушла одна. Я предложил проводить, но без особого интереса – приличия ради; она сразу почувствовала и отказалась. Если б я знал, чем этот вечер кончится…
Среди ночи зазвонил телефон в родительской спальне. Тревожный, дребезжащий звук разнесся по дому – пронзительная трель разбудила всех. Был третий час – самая темень. Отец снял трубку. Тоже проснувшись, я вскочил с постели, прокрался босиком по коридору к двери родительской спальни, опустился на корточки, прижав ухо к замочной скважине. Шестое чувство подсказало: это по мою душу.
Из детской доносились голоса, но, даст бог, пронесет. Застань меня сейчас здесь – от позору хоть вешайся.
– О господи! – сказал отец, и у меня мурашки побежали по спине. Голос отца было не узнать.
Я сразу подумал о Миле. Бог знает отчего. Может, вину свою чувствовал или ее пророчество задело за живое?
– Что там? – послышался встревоженный голос матери.
– Сейчас его позову, – глухо сказал в трубку отец, не отвечая жене.
– Я тут! – закричал я из-за двери, и голос сорвался, дал петуха. – Я войду?
– Входи.
Родители сидели на постели, укрытые одеялом до пояса. На матери была ночная рубашка, отец спал без одежды. Его мускулистый, в шрамах, торс кое-где покрывали черные с проседью волосы.