Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу   ::   Смирнов Леонид Эллиевич

Огромная резная кровать из мореного дуба (фамильная – предмет семейной гордости) была для меня в детстве центром вселенной, да и позже вызывала во мне трепет. Она высилась в спальне этаким мавзолеем, и казалось, рядом с ней я становлюсь ниже ростом.

Отец протянул мне черную пластмассовую трубку. У нас был старинный, много на своем веку повидавший, но безотказный аппарат довоенного выпуска. Трубка была горячей – так крепко отец ее сжимал.

– Я слу… слушаю. – Голос мой снова сорвался. Стыд какой!

– Здравствуйте, Игорь Федорович. Извините за беспокойство. С вами говорит инспектор криминальной полиции Бобров. Не могли бы вы подъехать к нам в префектуру? Мотор через пять минут будет ждать у дверей. – Тон вежливый, но непреклонный.

– Что случилось, инспектор? – Я наконец взял себя в руки.

Треть минуты из трубки доносились только шорохи.

– Несчастье, Игорь Федорович, – произнес Бобров изменившимся голосом. – Большое несчастье… На месте узнаете. – И повесил трубку.

Я посмотрел на отца. Он покачал головой, вздохнул тяжко:

– Что ж ты, сынок…

На меня будто гранитную плиту положили. Я не стал его расспрашивать. Только хуже будет. Сам все узнаю. Сам справлюсь. Хватит с меня! Надежд не оправдываю, честь семьи то и дело роняю, а теперь вот и того хуже…

Я быстро оделся и умылся. Машина действительно ждала меня у парадного крыльца. Знаменитый черный «воронок» с решетками на окнах – бронированный «пээр», собранный из индеанских деталей на заводе имени Павла Рамзина. Распахнутая настежь дверца не делала его гостеприимнее.