Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу   ::   Смирнов Леонид Эллиевич

Я действительно что-то почуял, сидя здесь с Миленой, – на один-единственный миг. И как раз это воспоминание никак не всплывало, ему мешали, загораживали дорогу посторонние мысли и картинки из прошлого – будто случайно, будто без злого умысла. Но я понимал: это чужая злая воля, ко мне в голову вторглись, влезли бесцеремонно – и я должен, просто обязан вспомнить.

Девушки в голубых, бирюзовых и розовых платьях оккупировали соседний столик. Толстушки-хохотушки, они с нетерпением выискивали взглядом полового.

– Чего изволите, господин инспектор? – Половой вдруг оказался возле нас, склонился к Боброву локтю, будто низкий поклон отбивая.

– Углядел, значит, Щепетенко… – Похоже, инспектору он не слишком нравился.

– Так я же востроглазый, – рассмеялся половой. Нет, не был он старым уголовным знакомцем инспектора – искупившим вину вором или амнистированным по случаю Победы убивцем. Тут что-то другое. Попробуй пойми…

– Тогда скажи мне, востроглазый. – В голосе Боброва зазвенела стальная струна. Еще секунду назад он вроде бы даже и не думал беседовать с половым – все вмиг поменялось. – Скажи то, что со вчерашнего утреца придержал. Умолчание ведь тоже наказуемо. Неоказание помощи следствию и даже препятствие оному.

Зловещести инспектор умел напустить – ничего не скажешь. Но страх, охвативший было Щепетенко, вдруг слетел, и ни смысл слов бобровских, ни интонации его больше не пугали.