Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу   ::   Смирнов Леонид Эллиевич

Перышкин – наш единственный теперь офицер – гаркнул командным голосом:

– От-ря-яд! Стой!

Молоденького прапорщика и краснолицего пьяницу поручика мы похоронили под соснами на безымянной высоте 135,2.

– Двое суток отдыха, – объявил Бобров, пощупал свою безобразную пегую бороду и добавил, доставая из кармана носовой платок, чтобы вытереть глаза: – Всем побриться и сменить одежду. Баня – само собой.

– Вот и славно, – с одобрением произнес штабс-капитан. – Попаримся всласть, водочки по стаканцу, наденем белые рубахи и… – протянул мечтательно.

– Последнего боя в программе не было, – проворчал инспектор. – Так что на рубахах можно сэкономить. А вы что скажете, молодой человек? – обратился ко мне.

– В пикеты поставьте тех, кто не дрыхнет на посту. Сейчас опасности нет, а через пять минут, глядишь…

– Не учи ученого, – обиделся Перышкин. Снял мокрую фуражку, стряхнул влагу с тульи и околыша, протер козырек и стал укоренять ее на голове. Эта операция заменяла ему неспешное закуривание сигареты. Такие узаконенные паузы помогают людям найти выход из неприятного, а порой и вовсе безнадежного положения. Наконец оставил фуражку в покое и договорил: – Сам буду по околицам бегать, а спать часовым не дам. И вот Зайченко пришпорю. Доволен?

– Вполне, – постарался ответить я столь же невозмутимо, как говорил Бобров. Кое-чему и поучиться не грех. – А я буду каждые три часа объезжать деревню по периметру и нюхать воздух. Надеюсь, часовые в меня палить не станут.