Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I   ::   Штерн Борис Гедальевич

Но что мне делать в случае таком,

когда в окрестной рощице зеленой

березка– полоняночка тайком

кивнет приватизированной кроной?

Я перед ней, дыханье затая,

стою как пень и м-медленно въезжаю:

была ничья и, стало быть, моя;

теперь – его и, стало быть, чужая.

А он возводит львиное крыльцо,

он голубые зафугачил ели.

И уж не бросишь ваучер в лицо -

грешно сказать, не пропили – проели.

Продам пальто (еще не холода),

В конце концов, не все ему смеяться!

Ох, посмотрю я на него, когда

наступит год 2017! [36]



ГЛАВА 20

И тут я только понял,

Что мой товарищ помер.

Ага.



Окопная песенка

НЕСКОЛЬКО АВТОРСКИХ СЛОВ О МЫКОЛЕ БАНДУРЕНКО И СЕМЭНЕ ШАФАРЕВИЧЕ



Н. С. Шкфорцонф посвятил Семэну и Мыколе несколько строк в своей монографии:

«Из всех людей, вовлеченных в процесс репликации пространства – времени после 2 июля 1904 года, Мыкола Бандуренко и Семэн Шафаревич были самыми невинными и несчастными созданиями – их швыряло из одной реальности в другую, пятую, двадцать пятую – но всегда почему-то вместе. Я встречал их карабинерами в Италии, филерами в Севастополе, алкоголиками в Гуляй-Граде, музыкальными фабрикантами в Южно-Российске, стражниками в Офире. Это были самые безобидные зверьки па свете – поверьте уж старому зоологу».

В годы военного коммунизма чекист Деревяга, заклопотаный бесконечными обысками, арестами и расстрелами (а тут еще это «Дело»!), вызвал под конвоем неразлучных, по пришибленных и постаревших Семэна з Мыколой и пытался выяснить:

1.