JК
Моня Цацкес - Знаменосец :: Севела Эфраим
Страница: 33 из 180 — А как же твой патруль?
— Обойдется, — засмеялся политрук. — Сержант — толковый парень. Знает свое дело.
— Ладно, иди греться, — проворковала Марья Антоновна.
Моня Цацкес не верил своим ушам, торчавшим по краям резиновой маски противогаза.
Надсадно заныли пружины матраса, и под портретом еще совсем молоденького командира полка, на его семейном ложе, место рядового солдата занял старший политрук.
— От, зараза… — Марья Антоновна, как безошибочно определил Моня, сбрасывала с себя халат, стоя спиной к кровати. — Я-то думала, что муж тебя послал за полковым знаменем.
— Нет-нет, — проблеял политрук из-под одеяла. — За знаменем товарищ подполковник послал солдата.
— Надо же… — удивилась Марья Антоновна и, судя по звону пружин, рухнула в кровать.
Без всякой паузы, как говорится, с ходу завела она уже знакомое слуху Мони:
— Батюшки-светы! Святые угодники! Мать пресвятая богородица!
Моня Цацкес снова удивился тому, что советская женщина, жена коммуниста и командира Красной Армии в минуты душевного подъема возвращается к своему темному прошлому и все ее высказывания носят такой откровенно религиозный характер. Еще Моня подумал о том, что Марья Антоновна повторяется.
«Сейчас сделает мостик», — раздувая резиновые щеки, прикинул в уме Моня и испытал острый приступ ревности, когда утробно, как пароходный гудок, поплыло по квартире:
— Ка-ра-у-у-ул!
Наступила тишина.
— Обойдется, — засмеялся политрук. — Сержант — толковый парень. Знает свое дело.
— Ладно, иди греться, — проворковала Марья Антоновна.
Моня Цацкес не верил своим ушам, торчавшим по краям резиновой маски противогаза.
Надсадно заныли пружины матраса, и под портретом еще совсем молоденького командира полка, на его семейном ложе, место рядового солдата занял старший политрук.
— От, зараза… — Марья Антоновна, как безошибочно определил Моня, сбрасывала с себя халат, стоя спиной к кровати. — Я-то думала, что муж тебя послал за полковым знаменем.
— Нет-нет, — проблеял политрук из-под одеяла. — За знаменем товарищ подполковник послал солдата.
— Надо же… — удивилась Марья Антоновна и, судя по звону пружин, рухнула в кровать.
Без всякой паузы, как говорится, с ходу завела она уже знакомое слуху Мони:
— Батюшки-светы! Святые угодники! Мать пресвятая богородица!
Моня Цацкес снова удивился тому, что советская женщина, жена коммуниста и командира Красной Армии в минуты душевного подъема возвращается к своему темному прошлому и все ее высказывания носят такой откровенно религиозный характер. Еще Моня подумал о том, что Марья Антоновна повторяется.
«Сейчас сделает мостик», — раздувая резиновые щеки, прикинул в уме Моня и испытал острый приступ ревности, когда утробно, как пароходный гудок, поплыло по квартире:
— Ка-ра-у-у-ул!
Наступила тишина.