JК
Искушение ворона :: Вересов Дмитрий
Страница: 132 из 346И тупое нежелание (неспособность) хама шестидесятых (Шукшина и К°, бравировавших своей придурошностъю, с плутоватостью наперсточников выдававших свою придурковатость за некую мифическую народную мудрость), неспособность эволюционировать, впитывая московскую культуру, не поставила их даже в один ряд с босяком Пешковым, который нашел таки в себе достаточно талантов, чтобы как-то обтесаться.
Это был медный век русской культуры, включая и поэзию.
Но к поэзии Ларина!
В памятной мне лекции профессора Жирмунского по теории стихосложения, где, давая определение поэзии как особой области сочинительства, мэтр (и автор пока единственного и дееспособного сочинения по теории рифмы) не полагал, что рифма есть обязательная составляющая детерминанта стиха. И в безусловной оригинальности стихотворений Ивана Ларина это видно с особой ясностью. И его вольное манкирование понятиями канонических размеров — это не от бравады молодых разрушителей и низвергателей, умеющих разве что писать глупые манифесты и железной палкой выбивать ноктюрны из жестяных водопроводных труб.
Но ценность стихотворений Ларина даже не в оригинальности рифм, вольных заигрываниях с размером или в красоте его метафор.
В одном только коротком приведенном выше стихотворении открывается (безо всяких аллюзий) целый философский мир.
Начнем с удивительно точного (и в этом сразу видно поэта) употреблении глагола «смутить». Здесь «смутить» — это не привести в замешательство, но взволновать. То есть разговор о счастье заставляет автора задуматься.
И что мы находим в результате этих раздумий?
Во-первых, счастье, по мнению Ивана Лари на, — оно не то чтобы быстротечно. Оно просто мгновенно.
Это был медный век русской культуры, включая и поэзию.
Но к поэзии Ларина!
В памятной мне лекции профессора Жирмунского по теории стихосложения, где, давая определение поэзии как особой области сочинительства, мэтр (и автор пока единственного и дееспособного сочинения по теории рифмы) не полагал, что рифма есть обязательная составляющая детерминанта стиха. И в безусловной оригинальности стихотворений Ивана Ларина это видно с особой ясностью. И его вольное манкирование понятиями канонических размеров — это не от бравады молодых разрушителей и низвергателей, умеющих разве что писать глупые манифесты и железной палкой выбивать ноктюрны из жестяных водопроводных труб.
Но ценность стихотворений Ларина даже не в оригинальности рифм, вольных заигрываниях с размером или в красоте его метафор.
В одном только коротком приведенном выше стихотворении открывается (безо всяких аллюзий) целый философский мир.
Начнем с удивительно точного (и в этом сразу видно поэта) употреблении глагола «смутить». Здесь «смутить» — это не привести в замешательство, но взволновать. То есть разговор о счастье заставляет автора задуматься.
И что мы находим в результате этих раздумий?
Во-первых, счастье, по мнению Ивана Лари на, — оно не то чтобы быстротечно. Оно просто мгновенно.