JК
Подпасок с огурцом :: Лаврова Ольга
Страница: 51 из 102Дорожкин, что мы называем маяками во Вселенной?
– Маяками во Вселенной служат яркие звезды – цефеиды-гиганты.
– Чего он не сказал о цефеидах?
– Цефеиды – пульсирующие звезды. То угасают, то разгораются, – добавляет светлоглазый Урнов.
– А почему? – спрашивает Ирина.
– То, что звезда угасает и сжимается, означает, что внутри она начинает раскаляться. И когда будет перейден допустимый предел сжатия, то… скажем так: терпение звезды лопается, и начинается ее возрождение. Нет ничего проще, чем определить расстояние до цефеиды. Стоит применить пятую формулу.
Длинная рука Альберта поднимается и, четко постукивая мелом, пишет формулу на доске… Конец четверти, повторение пройденного.
* * *
– Да-а, Сергей Рудольфыч, изрядно воды утекло, – говорит Томин, сидя против Ковальского за столиком в кафе.
– И должен заметить, Александр Николаевич, течет она ужасающе быстро!.. Последний раз мы с вами встречались в местах лишения, вы приезжали из-за побега одного заключенного, помните?
– Багров. Да, Багрова я помню.
Ковальский озадачен суровым тоном Томина.
– Что, так и не нашли его?
– Нашел… – он потирает простреленное Багровым плечо. – А вы, Сергей Рудольфыч, еще поете? «О, дайте, дайте мне свободу!», а?
– Редко, Александр Николаевич. И свободу дали, и прошлое отрезал, а что-то не поется… Знаете, я ведь имел глупость на вас обидеться. Тогда был у нас разговор в колонии, вы, наверно, забыли…
– Отлично помню, Сергей Рудольфыч. Помню вашу исповедь о Наде из Львова.
– Маяками во Вселенной служат яркие звезды – цефеиды-гиганты.
– Чего он не сказал о цефеидах?
– Цефеиды – пульсирующие звезды. То угасают, то разгораются, – добавляет светлоглазый Урнов.
– А почему? – спрашивает Ирина.
– То, что звезда угасает и сжимается, означает, что внутри она начинает раскаляться. И когда будет перейден допустимый предел сжатия, то… скажем так: терпение звезды лопается, и начинается ее возрождение. Нет ничего проще, чем определить расстояние до цефеиды. Стоит применить пятую формулу.
Длинная рука Альберта поднимается и, четко постукивая мелом, пишет формулу на доске… Конец четверти, повторение пройденного.
* * *
– Да-а, Сергей Рудольфыч, изрядно воды утекло, – говорит Томин, сидя против Ковальского за столиком в кафе.
– И должен заметить, Александр Николаевич, течет она ужасающе быстро!.. Последний раз мы с вами встречались в местах лишения, вы приезжали из-за побега одного заключенного, помните?
– Багров. Да, Багрова я помню.
Ковальский озадачен суровым тоном Томина.
– Что, так и не нашли его?
– Нашел… – он потирает простреленное Багровым плечо. – А вы, Сергей Рудольфыч, еще поете? «О, дайте, дайте мне свободу!», а?
– Редко, Александр Николаевич. И свободу дали, и прошлое отрезал, а что-то не поется… Знаете, я ведь имел глупость на вас обидеться. Тогда был у нас разговор в колонии, вы, наверно, забыли…
– Отлично помню, Сергей Рудольфыч. Помню вашу исповедь о Наде из Львова.