JК
Опасное наваждение :: Питерс Натали
Страница: 461 из 679Я пыталась собраться с мыслями, но не могла. От всей этой кутерьмы у меня разболелась голова. Я любила Сета, и я ненавидела Сета!
– Ба, – негромко воскликнула я. Бедный Калинка вылез из-под рояля и лизнул меня в лицо. Вытерев глаза, я вдруг обнаружила, что вся моя нервозность испарилась. По-видимому, мое беспокойство из-за предстоящего концерта померкло в сравнении с другими проблемами, которые внезапно на меня навалились.
Когда я в сопровождении Давида Тэтчера вышла на сцену, шум в зале перерос в рев. Давид не брал с собой нот. Он давно выучил все мои номера, чтобы публика не отвлекалась, когда он будет переворачивать страницы. Он сказал, что сделал это специально для того, чтобы слушатели могли сосредоточиться только на музыке, и еще потому, что пианист и певец должны слиться в единое целое, но я полагала, что он просто хотел порисоваться. На нем был его обычный вечерний костюм, и, как обычно, он был совершенно спокоен и невозмутим, хотя ему предстояло выступать перед тремя тысячами зрителей. «Раз я их все равно не вижу, – говорил он, – так чего о них беспокоиться».
На мне было платье из дорогого, цвета слоновой кости атласа, расшитого жемчугом. Жемчуг был у меня также на шее, в ушах, волосах и на запястьях. За юбкой сзади тянулся небольшой шлейф, и я велела Давиду идти осторожно, чтобы не наступить на него, иначе мы оба окажемся в глупом положении.
– Ба, – негромко воскликнула я. Бедный Калинка вылез из-под рояля и лизнул меня в лицо. Вытерев глаза, я вдруг обнаружила, что вся моя нервозность испарилась. По-видимому, мое беспокойство из-за предстоящего концерта померкло в сравнении с другими проблемами, которые внезапно на меня навалились.
Когда я в сопровождении Давида Тэтчера вышла на сцену, шум в зале перерос в рев. Давид не брал с собой нот. Он давно выучил все мои номера, чтобы публика не отвлекалась, когда он будет переворачивать страницы. Он сказал, что сделал это специально для того, чтобы слушатели могли сосредоточиться только на музыке, и еще потому, что пианист и певец должны слиться в единое целое, но я полагала, что он просто хотел порисоваться. На нем был его обычный вечерний костюм, и, как обычно, он был совершенно спокоен и невозмутим, хотя ему предстояло выступать перед тремя тысячами зрителей. «Раз я их все равно не вижу, – говорил он, – так чего о них беспокоиться».
На мне было платье из дорогого, цвета слоновой кости атласа, расшитого жемчугом. Жемчуг был у меня также на шее, в ушах, волосах и на запястьях. За юбкой сзади тянулся небольшой шлейф, и я велела Давиду идти осторожно, чтобы не наступить на него, иначе мы оба окажемся в глупом положении.