JК
Жюстина, или Несчастья добродетели :: де Сад Маркиз
Страница: 459 из 1038Власть красоты не может не вызывать уважения, самый закоренелый негодяй невольно возводит ее в своего рода культ, низвергая который, всегдаиспытывает угрызения совести, но монстры, о коих здесь идет речь, недолго пребывали в смятении перед таким чудом.
— Пойдем, черт тебя возьми, — грубо сказал настоятель, притягивая ее к своему креслу, — дай-ка нам взглянуть, так ли хорошо все остальное, как твоя мордашка, которую природа столь щедро одарила.
Красавица смешалась, покраснела и пыталась вырваться, и Северино схватил ее за талию.
— Пойми же, сучка, — прикрикнул он, — что ты здесь уже не госпожа, что твоя участь — повиноваться; иди сюда и оголись поскорее!
И распутник сунул одну руку ей под юбки, крепко держа ее другой. Подошедший Клемент поднял до пояса одежды Октавии и продемонстрировал всем самый свежий, самый белоснежный, самый круглый зад на свете, увидеть который так долго жаждала вся развратная братия. Все подступили ближе, все окружили этот трон сладострастия, все осыпали его восторженными словами и стали толкаться, чтобы ощупать его и потискать, сойдясь, в конце концов, на том, что никогда не видели они ничего столь прекрасного и безупречного.
Между тем скромная Октавия, не привыкшая к подобному обращению, ударилась в слезы и стала вырываться.
— Раздевайся, разрази тебя гром! — заорал Антонин. — Нельзя же оценить девчонку, прикрытую тряпками.
— Пойдем, черт тебя возьми, — грубо сказал настоятель, притягивая ее к своему креслу, — дай-ка нам взглянуть, так ли хорошо все остальное, как твоя мордашка, которую природа столь щедро одарила.
Красавица смешалась, покраснела и пыталась вырваться, и Северино схватил ее за талию.
— Пойми же, сучка, — прикрикнул он, — что ты здесь уже не госпожа, что твоя участь — повиноваться; иди сюда и оголись поскорее!
И распутник сунул одну руку ей под юбки, крепко держа ее другой. Подошедший Клемент поднял до пояса одежды Октавии и продемонстрировал всем самый свежий, самый белоснежный, самый круглый зад на свете, увидеть который так долго жаждала вся развратная братия. Все подступили ближе, все окружили этот трон сладострастия, все осыпали его восторженными словами и стали толкаться, чтобы ощупать его и потискать, сойдясь, в конце концов, на том, что никогда не видели они ничего столь прекрасного и безупречного.
Между тем скромная Октавия, не привыкшая к подобному обращению, ударилась в слезы и стала вырываться.
— Раздевайся, разрази тебя гром! — заорал Антонин. — Нельзя же оценить девчонку, прикрытую тряпками.