История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1   ::   Сиповский Василий Васильевич

Да послѣ того ни одинъ иностранецъ къ намъ не пріѣдетъ!"}.

Понятно, какъ чуждъ былъ Гоголь всѣхъ этихъ друзей и недруговъ, когда оставался одинъ, съ самимъ собою. Опять потянуло его въ Италію… "Если бы ты зналъ, какъ тягостно мое существованіе здѣсь, въ моемъ отечествѣ! Жду – не дождусь весны и поры ѣхать въ мой Римъ, въ мой рай",- писалъ онъ другу. "Съ того времени, какъ только вступила моя нога на родную землю – писалъ онъ въ другомъ письмѣ – мнѣ кажется, какъ будто я очутился на чужбинѣ. Вижу знакомыя, родныя лица; но они, мнѣ кажется, не здѣсь родились, a гдѣ-то я ихъ въ другомъ мѣстѣ, кажется, видѣлъ". Опять Россія стала казаться ему "сномъ", даже "кошмаромъ"…

Его укрѣпляла только вѣра въ то, что его "великій трудъ" будетъ конченъ и новымъ "откровеніемъ" явится для роднны. Себя онъ называетъ теперь "старою, полуразбитою вазой, наполненной драгоцѣннымъ содержаніемъ". "Неотразимая вѣра моя въ свѣтлое будущее и невѣдомая сила говорятъ мнѣ, что дадутся мнѣ средства окончить трудъ мой!" – писалъ онъ друзьямъ. "Онъ важенъ и великъ, и вы не судите о немъ по той части, которая готовится теперь предстать на свѣтъ. Это больше ничего, какъ только крыльцо къ тому дворцу, который во мнѣ строится и разрѣшитъ, наконецъ, загадку моего существованія!"

Попрежнему, въ интимныхъ своихъ письмахъ пишетъ онъ пророческимъ тономъ, даетъ совѣты, чуть не изрекаетъ предсказанія.