Наброски углем   ::   Сенкевич Генрик

Увидев Репиху, он вынул изо рта фарфоровую трубку, с которой никогда не расставался, и крикнул:

- Эй, Репиха!

Она остановилась и спрашивает:

- Чего вам?

А он:

- Были вы в суде?

- Была!

- Были у ксендза?

- Была!

- Были в усадьбе?

- Была!

- Были в присутствии?

- Была!

- И ничего не добились?

Репиха только вздохнула, а Шмуль продолжал:

- Ну, до чего же вы глупы! Наверное, во всей Бараньей Голове не найдется глупее вас! И зачем вы туда ходили?

- А куда же мне было идти? - возразила она.

- Куда? - повторил Шмуль. - А на чем у вас контракт? На бумаге. А не будет бумаги, так не будет и контракта; разорвите бумагу - и дело с концом!

- О господи, - говорит Репиха, - да будь она у меня, давно бы я ее разорвала.

- Так что же? Будто вы не знаете, что бумага у писаря? Ну, а я знаю хорошо, что вы много у него можете добиться. Он же сам мне сказал: пусть, говорит, Репиха придет ко мне и попросит, так я, говорит, сейчас же бумагу разорву - и дело с концом!

Репиха ничего ему не ответила, только схватила ведро и пошла домой. Между тем на дворе стемнело.

Вечером пан писарь, уже полураздетый, в одном белье, задрав кверху козлиную бородку, лежал в кровати и читал "Тайны Тюильрийского дворца", издания Бреслауэра. Он читал сцену, в которой посол испанский Олозага целовал ножки королевы Евгении. Эта сцена была так чудесно написана, что писаря прямо подбрасывало на кровати.

Горит свеча, потрескивает муха в сале... Вдруг писарь слышит, как кто-то - стук! стук! - в дверь, но так тихо, что он едва ловит ухом этот стук.

- Кто там? - громко спросил он, сердясь, что ему помешали.

- Я, - ответил кто-то шепотом.

- Кто это "я"?

Голос пролепетал едва внятно:

- Я, Репиха.