Огнем и мечом   ::   Сенкевич Генрик

Скшетуский кинулся к ней руки целовать, а когда княгиня намеренно вышла, стал целовать в уста, потому что человек он был пылкий. Она же не очень и противилась, слабея от счастливого восторга.

- А я вашу милость и не ждала, - шептала она, жмуря свои прелестные очи. - Да уж не целуй так, негоже оно.

- Как не целовать, - отвечал рыцарь, - ежели мне и мед не столь сладок? Я уж думал - засохну без тебя; сам князь велел поехать.

- Значит, ему известно?

- Я признался. А он еще и рад был, вспомнив про князя Василя. Эй, видать, опоила ты меня чем-то, девица, ничего и никого, кроме тебя, не вижу!

- Милость это божья - таковое ослепление твое.

- А помнишь, как кречет руки наши соединил? Видно, оно суждено было.

- Помню...

- Когда я в Лубнах с тоски на Солоницу ходил, ты мне словно живая являлась, а руки протяну - исчезаешь. Но теперь никуда ты от меня не денешься, и ничего уже нам больше не помешает.

- Если и помешает, то не по воле моей.

- Скажи, любезен ли я тебе?

Елена опустила очи, но ответила торжественно и четко:

- Как никто другой в целом свете.

- Пускай меня золотом и почестями осыплют, я предпочту эти слова, ибо вижу, что правду ты говоришь, хоть сам не знаю, чем сумел заслужить благосклонность такую.

- Ты меня пожалел, приголубил, вступился за меня и такие слова сказал, каких я прежде никогда не слыхала.

Елена взволнованно умолкла, а поручик снова стал целовать ей руки.

- Госпожою мне будешь, не женой, - сказал он.

И оба замолчали, только он взора с нее не сводил, торопясь вознаградить себя за долгую разлуку.