Огнем и мечом   ::   Сенкевич Генрик

Сказавши это, Барабаш закрыл ладонями лицо и принялся повторять:

- Э й, с п а с и  Х р и с т е! С п а с и  Х р и с т е!

- Чего ты, сударь, печалишься?

- А знаешь ли ты, что он у меня коварством вырвал? Знаешь, что значит таковые грамоты на Сечи обнародовать? С п а с и  Х р и с т е! Если король войны с басурманами не начнет, это же искра в порох...

- Смуту, ваша милость, пророчишь?

- Не пророчу, но вижу ее. А Хмельницкий пострашнее Наливайки и Лободы.

- Да кто же за ним пойдет?

- Кто? Запорожье, реестровые, мещане, чернь, хуторяне и вон - эти!

Полковник Барабаш указал рукою на майдан и снующий там народ. Вся площадь была забита могучими сивыми волами, которых перегоняли в Корсунь для войска, а при волах состоял многочисленный пастуший люд, так называемые чабаны, всю свою жизнь проводившие в степях и пустынях, - люди совершенно дикие и не исповедовавшие никакой религии; religionis nullius, как говаривал воевода Кисель. Меж них бросались в глаза фигуры, скорее похожие на душегубов, нежели на пастухов, звероподобные, страшные, в лохмотьях всевозможного платья. Большинство было облачено в бараньи тулупы или в невыделанные шкуры мехом наружу, распахнутые и обнажавшие, хоть пора была и зимняя, голую грудь, обветренную стеновыми ветрами. Каждый был вооружен, но самым невероятным оружием: у одних имелись луки и сайдаки, у других - самопалы, по-казацки именуемые "пищали", у третьих - татарские сабли, а у некоторых косы или просто палки с привязанной на конце лошадиной челюстью.