Огнем и мечом   ::   Сенкевич Генрик

- Пожалте на хлеб и соль! - эхом отозвались на слова матери молодые Булыги.

Господин Розван, будучи галантнейшим кавалером, подал княгине руку, что увидев, пан Скшетуский двинулся тотчас к княжне Елене. Сердце, точно воск, растаяло в нем, когда он ощутил на своей руке ее руку. Глаза его засверкали, и он сказал:

- Похоже, что и ангелы небесные не поют сладостнее, любезная панна.

- Грех на душу берешь, рыцарь, равняя пение мое с ангельским, ответила Елена.

- Не знаю, беру ли, но верно и то, что охотно дал бы я себе очи выжечь, лишь бы до смерти пение твое слушать. Однако что же я говорю! Слепцом не смог бы я видеть тебя, что тоже мука непереносимая.

- Не говори так, ваша милость: уехавши от нас завтра, завтра нас и позабудешь.

- О, не случится это, ведь я, любезная панна, так тебя полюбил, что до конца дней своих иного чувства знать не желаю, а этого - никогда не избуду.

Яркий румянец залил лицо княжны, грудь стала сильней вздыматься. Она хотела что-то ответить, но только губы ее задрожали, - так что пан Скшетуский продолжал:

- Ты сама, любезная панна, тотчас забудешь меня с этим пригожим атаманом, который пению твоему на балалайке подыгрывать станет.

- Никогда! Никогда! - шепнула девушка. - Однако ты, ваша милость, берегись его: это страшный человек.

- Что мне там какой-то казак! Пусть бы и целая Сечь с ним вместе была, я на все ради тебя готов.