Семнадцатый самозванец   ::   Балязин Вольдемар

В доме воеводы он оказался раньше незадачливого хозяина, и когда Плещеев вернулся обескураженный и побитый, черноризец встретил его ощерясь - улыбался, не раздвигая губ, а только показывал четыре верхних зуба.

Леонтий Степанович рухнул на лавку, спросил, дыша тяжело и часто:

- Ну, а теперича чево будем делать, любезный брат мой Феодосии?

- Спать будем.

- Не до сна, однако.

- Тогда вино пить.

Леонтий Степанович холопов звать не стал - сам пошел в. погреб, принес две сулеи, затем принес полдюжины кубков.

- А это кому? - спросил, снова ощерившись, черноризец. Отцу нашему сатане и иже с ним?

Леонтий Степанович понял, что с перепугу совсем уж потерял голову, но только досадливо махнул рукой и улыбнулся жалко-криво, одной стороной.

Вылили по первой чаре и по второй, но хмель не брал - все стояли перед глазами голое кладбище, озверевшие мужики - их оскаленные пасти, всклокоченные бороды, тяжелые кулаки.

- Уйду я, - вдруг сказал Феодосии. - Худо мне здесь, не с кем словом перемолвиться.

- А я тебе не ровня? - с обидой проговорил Леонтий Степанович. Мужик я, сермяга, лапоть лыковый?

- Ты, Леонтий, далее ведовства да остроломеи ничего знать не желаешь, а я хочу всю правду узнать. А для этого пойду я в Литву, к братьям соцыниянам, кои не считают Христа богом, но человеком, и всех людей детьми его. Не молодшими и не старейшими, но равными друг другу. А разум человеческий ставят превыше всего, даже превыше Священного писания.

- Остановись, Феодосий, - покрутив от удивления головой, жалобно попросил Плещеев.