Винни Пух и философия обыденного языка   ::   Руднев Вадим

«Поросенок!», позвал Пух громким шепотом.

Поросенок наклонился к нему.

«Да, Пух?»

«Что на меня не может быть возложено?»

«Он сказал, что не может тебя винить в том, что произошло».

«О! А я думал, он имеет в виду – о – я понимаю».

«Сыч», говорит Поросенок. «Спускайся и помоги Пуху».

Сыч, который тем временем восхищался своим почтовым ящиком, снова слетел вниз. Вдвоем они толкали и пихали кресло, и спустя некоторое время Пух освободился из-под его гнета и снова был в состоянии оглядеться.

«Ладно!», говорит Сыч. «Хорошенькое дело!» «Что будем делать, Пух? Может, ты что-нибудь придумаешь?», спросил Поросенок.

«Ладно, мне кое-что уже пришло в голову. Это такая маленькая песенка, я ее сочинил». И он начал петь:

Я лежу вниз мордою,

Вгрызаясь в землю твердую.

Где хочу, там и лежу

Занимаюсь спортом я.

Я лежу вниз брюхом,

К земле припавши ухом.

Что хочу, то и пою, назло клопам и мухам.

Моя грудь уперлась в пол.

Я играю в волейбол.

Акробат я, что ли, в цирке,

Или совсем с ума сошел?

Лапы креслом отдавилки

Сокрушотельный удар!

(Хоть в башке одни опилки,

Как считает Заходер.)

Как прийти в себе меня

После этакого дня?

«Вот и все», сказал Пух.

Сыч неодобрительно кашлянул и говорит, что если Пух считает, что это все, то теперь самое время пораскинуть мозгами насчет проблемы Спасения.