Хмельницкий (Книга первая)   ::   Ле Иван

Судил вожаков отрядов, судил отдельных корыстолюбивых крымчаков, судил своих ближайших помощников в походе. В руке сплетенная из восьми тонких ремешков хлесткая нагайка, на боку кривая сабля, которой он время от времени, играя, размахивал, будто испытывал необходимость разрядить избыток энергии. Растрепанные черные усы свисали клочковатыми серпами и порой мешали ему говорить. А говорил он резко, гневно и ответа не ждал.

- Гасан! Это ты, Гасан из Карабазара?.. Это у тебя сняли с аркана мертвыми двух сильных молодых гяуров? Ты что же, чертово семя в твоей крови, змеиной слюной свой разум помутил, пришел сюда губить достояние правоверных, аллахом ниспосланный ясырь?! Двух таких гяуров замучил, негодяй! Да на военной галере в Стамбуле каждый из них по две тысячи аспров стоит, знаешь ты об этом, мерзавец?.. Всыпать Гасану двадцать пять нагаек за нерачительность и отправить в аул без ясыря!

Двое вооруженных гайдуков из охраны Мухамеда Гирея взяли Гасана, подвели к крутому рву, размытому вешней водой, и, сорвав с него чапан, кожаные штаны, стали сечь нагайками. Гайдуки эти были турки, они считали татар низшими существами и секли их, как животных. Именно животный крик наказуемого татарина они и старались заглушить свистом нагаек.

А их атаман уже судил другого:

- Почему, Каримбаба, твой ясырь - мальчик, недавно взятый в плен, попал под копыта коня и лишился ноги? Будущего янычара султанского двора пришлось бросить в пропасть.