Хмельницкий (Книга первая)   ::   Ле Иван

И только под вечер привезли нас, голодных и утомленных от бешеной езды, в княжескую усадьбу. Хотя уже начинало смеркаться, но сам Вишневецкий в сопровождении каких-то веселых паненок вышел из покоев на широкое крыльцо. Он велел старшему казаку зайти в дом, но вдруг, увидев моего коня, воскликнул: "О! Да ведь это превосходный подарок маленькому Яреме!.." Женщины завизжали, захлопали в ладоши. "Не мой, говорю, буланый, а чигиринского сотника, казак, мол, отбил его во время баталии у турка и посадил меня с малышами на него, чтобы мы бежали, - ведь таких, как мы, турки в ясырь берут..." Так попытался я было не отдавать Богданова коня. Да куда там!.. Именины маленького княжича Яремы отмечали... Князь велел отстегать меня и бросить в подземелье.

- Что он, с ума сошел, господи, матерь божья! Христианин ведь, говорят, князь Вишневецкий, - воскликнула Матрена.

- Порой басурмане бывают лучше таких христиан, матушка. Так вот, отстегали меня один раз за буланого, а потом еще много раз за то, что хотел убежать на Путивль...

- И малышей тоже били? - спросил Стась Хмелевский.

- Их насильно, даже не накормив, не дав отдохнуть, усадили на какую-то повозку, стоявшую во дворе, и отвезли в Мгар к монахам на воспитание, как велел князь. Не спросили имени ни у ребят, ни у меня. Да мне и неохота было бы признаваться. Ведь для турок я - только ясырь... А для православного украинского князя - не только ясырь, но и сын осужденной матери, преступник. Мне угрожала не только неволя, но и безжалостная княжеская кара.