Хмельницкий (Книга первая)   ::   Ле Иван

Днем больной видел только затянутое черными тучами небо да Ивана, ехавшего рядом на коне, а на своего карего, привязанного к возу, боялся даже взглянуть. Ночью же ему снились кошмарные сны.

Прибыв на Сечь, Богдан с трудом узнал своего джуру Назруллу, который бросился к больному, как к близкому человеку, и сообщил о том, что из Чигирина уже дважды приезжали гонцы, интересовались им. Когда в доме куренного атамана Нечая его жена турчанка развязывала опухшую, горячую руку Богдана, он с трудом сдерживался, чтобы не закричать от боли, как дитя. Жена Нечая встревожилась и украдкой стала о чем-то шептаться с Назруллой.

- О чем вы там шепчетесь, анне-джон? [матушка (турецк.)] поинтересовался Богдан.

Она подошла и снова разбинтовала больную руку.

- С рукой у тебя фена гальде... [очень плохо (турецк.)] - растерянно сказала она.

- Что с ней? - допытывался Богдан.

Ему ответил Назрулла:

- Сабли аскеров иногда смазывают ядом... Не знаю, бейака, была ли смазана и та, что тебя порезала... но... дела плохи... Змею нужно на острове ловить, голову ей отрубить, яд в зубе искать. Ведь... фена гальде...

Назруллу хотя и не держали взаперти, как пленника, но зорко следили за ним и никогда не выпускали одного со двора. А за змеей ему нужно было ехать через днепровский рукав на остров.

Однако, посоветовавшись с больным Богданом, Назруллу отпустили, и он сам взял себе в помощь друзей Богдана. Да где ее, эту змею, теперь найдешь, если уже наступили, осенние холода и пришла пора дождей.