Хмельницкий (Книга первая)   ::   Ле Иван

Мне кажется, что непорочной христианской девушке лучше найти смерть в бурных водах Днепра, чем жить обасурманенной, рабыней, пусть даже и в султанском гареме. Гонец сказывал, что нет уже у Зиновия джуры-татарина...

- Убежал? - поторопилась Матрена.

- Кто его знает, Матрена. Пути господни неисповедимы.

И Матрене показалось, что муж что-то скрывает от нее.

- Конечно... - промолвила она.

- Кабы кто-нибудь не подслушал нас, Матрена, - понизив голос, сказал Михайло Хмельницкий.

- Господь с тобой, Михайло, мы с тобой только двое с глазу на глаз говорим. Кто же нас подслушает?

- Тот басурман оказался добрым человеком, хотя и молится Магомету, как и все мусульмане. Сказывают, тот турок - верный джура Зиновия. Богдан отправил его куда-то в турецкую Александрию, будто бы за женой и сыном; просил подыскать в Субботове и усадьбу для турка... А я так рассуждаю, что джура... если он является искренним и честным слугой своего хозяина...

- Наверное, искренний. Вон и Сулима говорит.

- Погоди, Матрена. Сулима и сказал мне как на духу: послал, говорит, голомозого разыскать Христину живой или мертвой. Коль жива и еще не приняла магометанства, так... выкрасть ее.

- А если отуречилась, приняла веру Магомета? - испуганно допытывалась Матрена.

- Говорит Сулима, что Зиновий и мусульманкой ее примет, лишь бы только душа у нее осталась такой чистой, как была тогда, когда она с ним прощалась в монастырском саду. Только Сулима не верит этому.

- А татарину поверил...

- На татарина вполне надеется.