Хмельницкий (Книга первая)   ::   Ле Иван

А со своим горем не можешь сладить. Стыдись, мой дорогой братец! Где твой татарин? Может быть, вернулся к пану кошевому?

- Назрулла погиб... - уверенно сказал Богдан.

- Кто-нибудь передал или... ворожка?

- Перестань упрекать. Ворожки знают "любит или не любит, посчастливится или нет?..", - вскипел. Богдан, и это понравилось Максиму.

- Кто сказал тебе о Назрулле?

- Пан кошевой присылал моих коней и передал, что о татарине ни слуху ни духу. А какая там ворожка?

- Да я пошутил. Я сам признаю ворожек, если им не больше двадцати лет. В таком возрасте, если она даже и не поведет своей тонкой бровью, все же веришь, что, и гадая, это зелье только и желает тебе счастья... Ну как, айда на Сечь! Там и попрощаемся с тобой.

- Попрощаемся? Все-таки поедешь на Дон? - поинтересовался повеселевший Богдан.

Кривонос прилег на прошлогодние листья, устилавшие косогор, положив руки под голову. И стал насвистывать мотив известной песни "Порадь мене, мати...". Потом, повернувшись к Богдану, спросил:

- Помнишь наше послание Мухамеду Гирею?.. Турецкий султан бросил его в лицо коронному посланнику Отвиновскому и потребовал Кривоноса Максима выдать Турции, поставив это условием мирного соглашения, - сказал Кривонос уже совсем иным, серьезным тоном.

- Тебя? Выдать туркам? - почти с ужасом переспросил Богдан, поднимаясь на ноги. Затем, улыбнувшись, добавил: - Да ты снова шутишь? Максима Кривоноса выдать туркам?..

- А ты, дружище, не торопись браться за саблю.