Хмельницкий (Книга первая)   ::   Ле Иван

Такие же подстриженные под горшок волосы на голове и густые, опущенные книзу рыжеватые усы. Огрубели и когда-то нежные, но такие же, как у отца, толстые губы. Только давно зарубцевавшийся шрам на виске делал выражение его лица несколько иным, чем у отца. И этот шрам ярко воскресил в памяти прошлое, такое хорошее, золотое прошлое, когда сердце еще не знало ни забот, ни печали.

- Ну что же, пан Яким?.. Как там поживает ваша хозяйка Ганнуся? Наверное, и не узнаю ее теперь, - растроганный встречей, спросил Богдан.

А Яким опустил руку, носком постола ковырнул корешок козельца, росшего под тыном. И, не глядя на Богдана, совсем упавшим голосом произнес:

- Ганнуся?.. Наша Ганнуся на троицу замуж вышла за одного нашего собрата по торговому делу. Молодица уже наша Ганнуся, Богдан.

- Как же это так, пан Яким? Почему я... мог бы и на свадьбу... - чуть слышно пролепетал Богдан, подыскивая слова и сетуя на свою судьбу, что ведет с ним такую жестокую игру. Ганнуся - молодица, чья-то жена... Маленькая, маленькая, хрупкая сиротка, которую тогда хотелось спрятать у себя за пазухой и согреть теплом своего пылкого сердца. Молодица... Тогда прощай, пан Яким, спешу в Киев, а потом в Бар, - произнес Богдан с такой серьезностью, что Сомко даже отступил, давая ему проход. Но тут же опомнился.

- Ну нет, еще рано прощаться, - запротестовал он. - Где это видано... Такой гость! Бар и войско никуда не денутся. Не отпущу! Голову под копыта коню подложу - езжай, Богдан...