Одиссея (пер. В. В. Вересаева)   ::   Гомер

Ей отвечая, тотчас же сказал Одиссей многоумный:

«Высокодушного дочь Алкиноя царя, Навсикая!

Только бы Зевс-промыслитель, супруг громомечущий Геры,

Дал мне домой воротиться и день возвращенья увидеть,

Там не устану тебе возносить я молитвы, как богу,

В вечные веки: ведь жизнь-то мне, дева, ты сохранила!»

Молвил и рядом с царем Алкиноем уселся на кресло.

Было уж роздано мясо, в кратерах вино намешали.

Всем дорогого певца привел в это время глашатай,

Чтимого целым народом слепца Демодока. Его он

Между гостей усадил, спиною к высокой колонне.

К вестнику тут обратясь, сказал Одиссей многоумный,

Жирный кусок от хребта белозубого вепря отрезав.

Большую часть от него для себя он, однако, оставил:

«Вестник, возьми это мясо, снеси Демодоку, чтоб съел он.

Рад я вниманье ему оказать, хоть и очень печалюсь.

Честь певцам и почет воздавать все обязаны люди,

Что на земле обитают: ведь пенью певцов обучила

Муза сама, и племя певцов она любит сердечно».

Вестник тотчас же пошел. И герою-певцу Демодоку

Передал мясо. И принял певец его, радуясь духом.

Руки немедленно к пище готовой они протянули,

После того как желанье питья и еды утолили,

Так Демодоку сказал Одиссей, в испытаниях твердый:

«Выше всех людей, Демодок, я тебя бы поставил!

Иль Аполлоном самим, иль Музой обучен ты пенью.

Больно уж верно поешь ты про все, что постигло ахейцев,

Что они сделали, сколько трудились и сколько страдали,

Словно иль сам ты все это видел, иль от видевших слышал.