Боярин   ::   Гончаров Олег

Вы гости в доме моем, а по Прави гостей накормить, напоить да от непогоды укрыть надобно, а про то, чтобы с гостями разговоры вести, в Ведах ничего не сказано, – зашелся кашлем Твердило, похрипел за печкой своей и замолчал, словно и нет его.

– Ты ему помочь сможешь? – тихонько спросил я Любаву.

– Навряд ли, – покачала она головой. – Он от нас помощи не примет, а без него мне лихоманку не одолеть.

– Ох, – всплеснула руками хозяйка, – трудно мне с ним. Обида в нем великая сидит, оттого весь мир черным кажется. Боюсь я, что от такого огорчения у мужа студенец [98] случиться может. Не приведи, Даждьбоже, мне одной остаться, – утерла она платочком налитые мутными слезами глаза и принялась Любаву о дочери расспрашивать.

А мне каша в рот не лезла. Сидел я, в миске ложкой ковырял, а сам все думал:

«Неужто отцу жажда мести совсем глаза занавесила и не видит он, что в земле Древлянской делается?»

И Ярун притих. Видать, о своем задумался, и по лицу болярина было видно, что думы у него совсем не веселые.

Все это вчера было, а ныне мы до Овруча добрались. Сошел я с коня перед градом, на мост поднялся, а дальше идти отчего-то сил недостает. Ярун меня вперед подгоняет, а я словно к тесовому настилу прирос, и только холод в душе, да дрожью мелкой руки трясет.

– Пойдем, Добрынюшка, – жена мне говорит. – Что же мы? Зазря приехали, что ли? Он родитель твой, а за непочтение к родителям боги наказывают.

Послушался я Любаву, за повод дернул и с тяжелым сердцем повел коня в отворенные настежь ворота.