JК
Чернильный орешек :: Хэррод-Иглз Синтия
Страница: 182 из 547Ноги ее подогнулись, и Эдмунд, оставив жеребенка на попечение Гидеона, вцепился в уздечку Феи и дернул ее вверх, крича:
– Ну держись же, дорогая! Давай, Фея, давай же, держись! Теперь ты не должна сдаваться! Пойло… дайте же кто-нибудь сюда это пойло! Может быть, ее удастся заставить съестьчто-нибудь. Это должно придать ей сил.
Мэри-Эстер держала ведро, пока Эдмунд кормил Фею из собственных ладоней, хотя усталость не позволила ей сделать больше двух глотков. Но Эдмунд словно каким-то непостижимым образом влил в Фею свои силы, и в результате она осталась на ногах, а ее маленький жеребенок тем временем сосал молоко. Конечно, Фею пошатывало из стороны в сторону, конечно, ее голова все тяжелее и тяжелее свешивалась на плечо Эдмунда, и все-таки она накормила новорожденную. И только после того, как жеребенок наполнил свой желудок, Фея с протяжным вздохом снова опустилась на солому.
– Хорошая кобылка, – нараспев шептал Эдмунд, встав подле Феи на колени и гладя ее морду. – Ах ты, моя хорошая. Как отлично все у нас получилось. Теперь твоя малютка спит, и ты тоже можешь отдохнуть.
Гидеон принес меховую полость, чтобы набросить ее на Фею, и Эдмунд кивком показал конюху, что тот может уходить. Но поскольку Эдмунд решил подольше побыть с лошадью, то и Мэри-Эстер задержалась в стойле. Он говорил чуть слышно, и поначалу Мэри-Эстер решила, что муж разговаривает сам с собой. Эдмунд был благодарен ей за то, что она осталась с ним.
– Самая лучшая кобыла из всех, что у меня когда-либо были, самая лучшая лошадь, самая лучшая производительница… Ее жеребята – самые лучшие в этом графстве.
– Ну держись же, дорогая! Давай, Фея, давай же, держись! Теперь ты не должна сдаваться! Пойло… дайте же кто-нибудь сюда это пойло! Может быть, ее удастся заставить съестьчто-нибудь. Это должно придать ей сил.
Мэри-Эстер держала ведро, пока Эдмунд кормил Фею из собственных ладоней, хотя усталость не позволила ей сделать больше двух глотков. Но Эдмунд словно каким-то непостижимым образом влил в Фею свои силы, и в результате она осталась на ногах, а ее маленький жеребенок тем временем сосал молоко. Конечно, Фею пошатывало из стороны в сторону, конечно, ее голова все тяжелее и тяжелее свешивалась на плечо Эдмунда, и все-таки она накормила новорожденную. И только после того, как жеребенок наполнил свой желудок, Фея с протяжным вздохом снова опустилась на солому.
– Хорошая кобылка, – нараспев шептал Эдмунд, встав подле Феи на колени и гладя ее морду. – Ах ты, моя хорошая. Как отлично все у нас получилось. Теперь твоя малютка спит, и ты тоже можешь отдохнуть.
Гидеон принес меховую полость, чтобы набросить ее на Фею, и Эдмунд кивком показал конюху, что тот может уходить. Но поскольку Эдмунд решил подольше побыть с лошадью, то и Мэри-Эстер задержалась в стойле. Он говорил чуть слышно, и поначалу Мэри-Эстер решила, что муж разговаривает сам с собой. Эдмунд был благодарен ей за то, что она осталась с ним.
– Самая лучшая кобыла из всех, что у меня когда-либо были, самая лучшая лошадь, самая лучшая производительница… Ее жеребята – самые лучшие в этом графстве.